Самая большая награда

Яков Шафран
К восьмидесятилетию начала Великой Отечественной войны

САМАЯ БОЛЬШАЯ НАГРАДА

Посвящается ветерану Великой Отечественной войны,
кавалеру ордена Красной Звезды,
капитану медицинской службы, фронтовому хирургу
Портман Доре Ефимовне

В штабе фронта, куда она прибыла вместе с несколькими другими молодыми людьми, царила суматоха — в ходе боевых действий шло хаотическое массовое отступление.  Человек, который ими занимался, наскоро посмотрев документы, недолго думая, дал каждому направление — кому в полковой медпункт, кому в медсанбат дивизии, кому в специализированный госпиталь фронта, а кому в полевой подвижный госпиталь одной из армий. Ей выпал фронтовой эвакуационный госпиталь. На вопрос — как найти и добраться? — ответил: «Своим ходом, а “язык до Киева доведёт”. Кому-то из них повезло — из штаба кто-то направлялся в нужном направлении. Ей же пришлось полагаться на свою целеустремлённость. Через некоторое время она сидела в битком набитом кузове грузовика, ехавшего в нужном направлении.

… Наблюдая поля и перелески, она вспомнила, как буквально две недели тому назад ехала домой на каникулы из мединститута, четвёртый курс которого окончила. Через несколько дней после приезда началась война. Немцы стреми-тельно наступали, и её семья, как и многие жители местечка Ксаверова, стали готовиться к эвакуации. А кое-кто, поддавшись на агитацию, якобы немцы — культурная нация и во время Первой мировой войны хорошо относились к евре-ям, оставался. Семья была небольшая: отец, мать и самая младшая сестрёнка — как стало известно впоследствии, два брата были призваны в действующую ар-мию, а ещё одна сестра — студентка первого курса мединститута уехала вместе с институтом в эвакуацию,— и им удалось выхлопотать одну телегу, которую они и нагрузили небольшим скарбом. Много с собой не брали — необходимые вещи, продукты на первое время и корм для лошади. Они думали, что врага далеко не пустят, поэтому-то не очень торопились… После войны она узнала, что далеко им уехать не удалось. Все, включая четырнадцатилетнюю девочку, погибли в Бабьем Яру… Она, не дожидаясь отъезда семьи, в начале июля направилась в райцентр Базар в военкомат, чтобы пойти врачом на фронт.

… Грузовик нагнал обоз из нескольких таких же грузовиков, и шофёр, про-кричав ей, что это её госпиталь, просигналил и дал знать, чтобы они останови-лись. Она пересела в госпитальный грузовик, и обоз двинулся дальше.

Вдруг в небе появились вражеские самолёты, началась бомбёжка. Машины остановились, все начали рассыпаться в стороны от дороги и укрываться в ста-рых воронках, впадинах и канавах. Раздавались противные звуки падающих бомб, и вслед за ними — громовые взрывы, воющий свист осколков и лавинный шум падающей земли. По спине стали больно ударять комья, и дыхание перехватило резким и въедливым запахом отработанной взрывчатки. Облако пыли, стоявшее в воздухе, заволокло солнце. Одна машина с грузом была разбита прямым попаданием. Но вскоре враги улетели, видимо, наши отступающие фронтовые части были более важны для них как цель. Так произошло её первое фронтовое крещение.
 
Фронт, наконец, немного стабилизировался, и её госпиталю был дан приказ командования армией базироваться. Быстро разгрузились в близлежащей де-ревне, заняли свободные недалеко стоящие друг от друга дома.  Выдалась минута между окончанием размещения и поступлением раненых, и она вышла на лужок. Совсем рядом стрекотал кузнечик, жужжали пчёлы, как ни в чём не бывало цвели ромашки и цикорий, ветер шелестел в высокой, местами сожжённой траве. В выси синело небо и плыли небольшие, с одной стороны с желтизной, с другой сероватые по краям облака. Было ощущение, что видела всё это когда-то давно-давно.

А уже через пару минут начали принимать с фронта раненых. Запомнился
первый раненый с оторванными ногами. Когда разбинтовали то, что осталось от ног, ей стало плохо. Вид ран, запах, стоны — она никогда такого не видела и не слышала — резекция трупов в институте, операции в операционных, где они проходили практику, ни в какое сравнение не шли с этим. Её стало тошнить, по-мутилось сознание, почувствовав сильную слабость в ногах, едва не свалилась в обморок. Но усилием воли она подавила всё это в себе. Медсестра, заметив, как она покачнулась, пристально посмотрела на неё, но увидела только напряжённый взгляд, складку на переносице и бледный вспотевший лоб над маской.

Вскоре она научилась проводить первичную обработку ран и удалять осколки из мягких тканей, что теоретически, конечно, знала и в институте на практике видела, но в реалии всё оказалось непросто. Кроме того она ассистиро-вала при ампутациях конечностей и при серьёзных операциях при ранениях грудной клетки и живота.

Она всё время училась по захваченным с собою учебным книгам и у своих
коллег, так как профессией военно-полевого хирурга они были вынуждены овладевать на ходу. Трудно приходилось в перевязочной, однако ещё труднее — в операционной. Там не было возможности отлучиться даже по нужде. Во время боёв, а они происходили часто, ибо немцы рвались и рвались вперёд, были всё время на ногах, не думая о пище и сне, трудились сутками, подремав часто тут же возле операционного стола. Часто и прилечь не было возможности. Вот и она иногда стояла после сложной операции, вцепившись руками в край стола, по-крытого, словно белой скатертью, залитою красным вином, и качалась в дрёме. А через несколько минут, очнувшись, бормотала: «Сестра, следующего!»

Прибывавших раненных кормили бутербродами и крепким чаем, после чего их мыли, затем обрабатывали раны, стригли и брили, в том числе и вокруг ран. Дефицит бинтов приводил к тому, что их с раненых разматывали, обеззаражива-ли, далее стирали, гладили и стерилизовали в автоклаве.

Тяжелораненых, кого нельзя было транспортировать до их госпиталя, вре-менно госпитализировали на дивизионных медпунктах. А потом уже перевозили
к ним.

Но наступление врага продолжалось, поэтому всё делалось быстро и прак-тически без отдыха. Эвакуировав всех раненых, не теряя времени, в темпе соби-рались — по схеме складывали медоборудование, инструменты, медикаменты и прочее, а также собственные вещи, которых было всего ничего: смена белья, кое-что из одежды, туалетные принадлежности, записи, а у неё ещё и учебники,— и перемещались на новую точку дислокации.

Отступление, отступление. От взглядов остающихся людей, от то и дело слышавшихся слов упрёка во след, а то и в лицо — «Всё отступаете? Пора бы и приостановиться. Стыдно на вас глядеть. А вам на нас?..» — и без того угнетён-ное состояние ещё более усиливалось. Позже она где-то прочитает такое выска-зывание: «Кто не пережил отступление, можно сказать, и не был на войне…» Однако это было не просто отступление, а отход после тяжёлых боёв. Во время одного такого боя их армия потеряла одну вторую своего состава и орудий.

Однажды они переправлялись через реку. Перед ними лежала спокойная зеркальная водная гладь. На том берегу рос красивый смешанный лес — тополя, вербы и осины, дубы и вязы, а за ним, царственно возвышались ясени. Это так было похоже на природу родных мест!.. И она с ностальгией вспомнила, как они с одноклассниками, кто тогда был в Ксаверово, ездили 21 июня на автобусе в Киев на прогулку катером по Днепру с ночёвкой у подруги, которая к тому вре-мени жила там. Какая это была чудесная прогулка — город во всей красе, солнце, ясное голубое небо без единого облачка, белый бурлящий хвост за катером, блеск солнечных зайчиков на воде, песни, смех, разговоры, мечты!.. Они долго ещё гуляли после по вечернему городу… А рано утром их разбудил страшный гром, затрещали стёкла в окнах. Но это была не гроза, а бомбёжка. Одна бомба упала недалеко от их дома. В этот же день они по радио слушали речь В. М. Мо-лотова. Когда уезжали обратно, звучали сирены, на улицах было много людей. Многие продавали свои вещи. Когда она училась в мединституте и в мирное время иногда звучали сирены — это была учебная воздушная тревога. Но теперь всё было всерьёз.
 
В письме, которое сестрёнка прислала через неделю домой, в Ксаверово, она писала, что институт благополучно эвакуировался, и все уже устроились. Институт для сестры, как и для неё, был вторым домом. Здесь они на рабфаке буквально приобрели грамотность, необходимую для учёбы в институте. Сестра писала также, что программа занятий была изменена, упор делался на военно-полевой хирургии, эпидемиологии, гигиене и токсикологии. И всем, закончив-шим этот курс, досрочно присваивалась квалификация врача…

Однако предаваться воспоминаниям было некогда. Враг скучать не давал ни воинам, ни медикам. Многого насмотрелась она в госпитале. Был и такой случай: однажды сам, своим ходом, пришёл тяжелораненый боец, удерживая рукой выпадающие внутренности…

Порой из-за временной проблемы с транспортом, в госпитале оставалось очень много раненых. Мест в палатках и землянках катастрофически не хватало, поэтому тех, кто умирал, выносили и закапывали, а на их места тут же клали других раненных бойцов.

…Уже началось наступление, но не хватало медикаментов, перевязочных материалов и продуктов питания. Это в хорошую погоду, а в проливные дожди… В метели и снежные заносы, как сейчас, стало ещё хуже. Стала наблюдаться как пролог тифа — завшивленность, порой от обилия этих насекомых рубашки раненных сами двигались. А затем не замедлил явиться и сам тиф, которым заболевали и медики. Заболела и она. Сначала крепилась, невзирая на лихорадку, сутками оперировала, но силы человеческие не беспредельны, и в конечном итоге свалилась. Ни стона, ни плача, ни укоризны, ни жалобы никто от неё не слышал. Сила воли была буквально написана на её лице. Лёжа на носилках, она бредила и в бреду всё время твердила слова, которые говорит хирург или его ассистент за операционным столом. А в минуты прояснения спрашивала о том, сколько ещё не обработанных бойцов осталось. Все её мысли были в операци-онной. Наверное, поэтому её удалось спасти. Болезнь отступила перед силой во-ли! Ведь действенных лекарств тогда от сыпного тифа не было — пенициллин появился только после 1943-го года. Из-за этого было очень много потерь среди воинского состава.

Уже вскоре после выздоровления она самостоятельно провела ампутацию ноги. Но более всего ей запомнился случай, когда она сделала всё возможное и невозможное, чтобы спасти правую руку молодому парню, хотя все показания были к удалению. Пока они осматривали руку, он сильно, невыносимо стонал и всё глядел на то, что они делают.
 
— Потерпи, солдат, ты должен выдержать, а лишнего ничего твоего не за-берём,— видя его реакцию, мягко сказала она и, сдвинув брови на переносице, склонилась, сосредоточено осматривая разорванную донельзя осколками руку.

Раненый мученически промолвил:

— Доктор, останется рука-то? Как же я без руки?..

Она внимательно взглянула на него и спросила:

— Как тебя зовут?

— Не волнуйся, Серёжа, я же тебе сказала, мне не нужна твоя рука, у меня свои есть. Мы знаем своё дело, а ты терпи, не разговаривай. Ты же дисциплини-рованный боец!

—  А можно, доктор, выпить мне немного дать?

Ему не ответили, но он почувствовал, как чья-то теплая рука взяла его за кисть здоровой руки, успокоение заструилось в него. Потом ему дали стакан водки…

Руку она ему спасла… Как же благодарил он потом её.

Много ещё было ежедневных, без выходных и отпусков, операций. Шло наступление, количество раненых значительно возросло, так как любое продви-жение наших войск обходилось многочисленными жертвами. Потому, госпиталь стал работать в ещё более усиленном режиме.

Были случаи — им к этому не привыкать,— когда по десять — пятнадцать километров до места базирования шли, как говорится, на своих двоих, таща на себе всё — палатки, медикаменты, перевязочные материалы и медицинские ши-ны. А однажды из последних сил добравшись до предназначенного населённого пункта, они увидели, что из нескольких сотен домов, которые в основном были сожжены, осталось всего менее десяти. И снова госпиталь разместился в пала-точном городке…

…Природа брала своё. Однажды утром, весной  сорок третьего, после вос-хода солнца, на пригорке у своей палатки она увидела появившуюся из земли первую травинку. Та пробилась сквозь слой гнилых осенних листьев, но  капля воды согнула её. Однако дунул ветер и сбросил каплю, и росток выпрямился и, маленький, неброский, трепетно и упорно потянулся к солнцу. Как это было близко ей, сродни её одинокой душе…

Шло наступление, и тут она насмотрелась… Спалённые полностью деревни, и в каждой — сотни убитых женщин, стариков и детей. И везде изувеченные трупы наших пленных солдат и изнасилованных женщин, девушек и девочек… Наиболее страшное зрелище поразило её недалеко от одного населённого пункта, где на деревьях висели изуродованные туловища, с отрубленными руками и ногами, с  ободранной кожей…

Виденное ею, наряду со слышанным и прочитанным в армейских и цен-тральных газетах, рождало в ней огромную ненависть к врагу…

Чтобы успевать за нашими частями, стремящимися на запад, и не допускать перебоев в работе, небольшой коллектив госпиталя вынужден был разделиться на несколько отделений, каждое из которых организовывало собственный мед-пункт для оказания срочной и плановой медицинской помощи. Кроме того врач с несколькими медсестрами оставались с нетранспортабельными ранеными, в то время как остальные медики из этого отделения двигались дальше за наступаю-щей армией. Те, кто оставались, организовывали эвакуацию тяжело раненых и затем снова соединялись со своим отделением. Так, на расстоянии сотен кило-метров, госпиталь, в условиях очень динамичных боевых действий, оказывал самую  приближенную к ним медицинскую помощь.
 
Продвигаться на запад медикам приходилось разными путями. Иногда на танках, что давало возможность не тащить на себе всё необходимое для работы и личные вещи.
Самое лучшее место на танке — сзади башни: удобно, не ощу-щается тряска, от мотора идёт тепло. Зимой это особенно ценно. Однако, если враг обнаружит движение танков, может начаться бомбардировка. Однажды пришлось быстро спрыгивать и прятаться в придорожных канавах от немецких бомбардировщиков. Но  немного погодя наши истребители атаковали и прогнали их. Один из вражеских самолётов с ураганным свистом и завыванием, весь в огне и дыму, снижаясь, пролетел над ними и вдали, врезавшись в землю, подорвался на собственном бомбовом запасе.

Госпиталь передвигался на запад и по налаженной железной дороге. Однако риск бомбардировок не уменьшался. Как-то они подверглись очень сильному нападению с воздуха. Поезд вынужден был остановиться, и все стали разбегаться в разных направлениях, прячась в естественных укрытиях. Когда опасность миновала и поезд прибыл на станцию, выяснилось, что дальше ехать невозмож-но, так как путь сильно повреждён – шедший перед ними поезд был полностью разбомблён и практически у самой станции. Это был воинский состав с техникой, и вокруг валялись искорёженные вагоны, рельсы, шпалы, орудия и части человеческих тел. Стоял сильный запах гари. А лёгкий ветерок шевелил траву, суша оставшиеся дождевые капли…

Но всё же путь на запад был веселее, чем на восток.

…Вот наступила весна 1944-го года. С юга устремился тёплый ветер, гнав-ший по небу рваные тёмные тучи. На дорогах начали таять замёрзшие лужи, по обочинам стали проваливаться сугробы почернелого пористого снега. Летели стаи перелётных птиц.

Летом того же года наша армия, а с ней и госпиталь пересекли границу страны и вошли с боями в Польшу. Вначале население приветливо встречало наших бойцов.  Поляки приносили в госпиталь носильные вещи, полотенца, по-стельное бельё, одеяла, фрукты и ягоды. Женщины предлагали свою помощь в уходе за ранеными. Но стала активно работать антисоветская пропаганда членов прозападной польской армии и польских националистических воинских соеди-нений. И благорасположение поляков изменилось с точностью до наоборот.

Однако наши войска, словно поезд,  развивший неистовую скорость, стре-мительно двигались на запад, и вот настал момент, когда они ворвались на тер-риторию Германии. Города, через которые, после упорных сражений армии, пе-редвигался их госпиталь, выглядели набором угрюмых останков разбомблённых домов с тёмными впадинами вместо окон, уцелевших зданий  с наглухо закры-тыми подъездами и белыми простынями на балконах и безлюдных улиц с об-висшими электропроводами, на которых то тут, то там стояли горелые танки и лежали завалы кирпичей. Вдали была слышна артиллерийская канонада, там ещё кипело сражение.
   
Она увидела безлюдные сельские поселения, в которых на улицах мычали
голодные коровы, рылись в земле свиньи и куры. В городке, куда их определили для развёртывания госпиталя, в домах не было потушено электрическое освеще-ние, и вообще создавалось впечатление, что люди только что наспех покинули свои жилища. Как потом оказалось, они или убежали, или прятались от страха расплаты.

Этой весной на немецкой территории сражения были очень активны, что приводило к немалым человеческим жертвам и, естественно, к большому и не-прерывному потоку раненых.

Но вот, после взятия Берлина, наступило затишье. Их госпиталь остано-вился в небольшом городке. Стоял солнечный, по-весеннему нежный и ласковый май. В высоком голубом небе плавно плыли белые облака, кругом ярко зеленела трава, пахло нагретой землёй и благоухала сирень. Было впечатление необычайного праздника.

Медики, как, видимо, и все в армейских подразделениях в эти дни, отсы-
пались и  отъедались, мылись и стирали одежду и бельё. Отдохнув, они не пере-ставали удивляться чистым комнатам и кухням, туалетам и ванным в разноцвет-ном кафеле и зеркалах, вещам, аккуратно разложенным по полочкам, непривыч-но большим кроватям, толстым перинам, мягким подушкам и высококачествен-ному белоснежному постельному белью.
 
Вокруг, в эти майские дни, стояла непривычная тишина, от которой тихо звенело в ушах, и она буквально пьянила людей, не привыкших к ней. В солнеч-ном воздухе, под чистой синевой неба, плавали запахи весенней свежести, смо-листых сосен, душистой ранней сирени и цветущих яблонь и…  добытого немецкого туалетного мыла. А в ночи к этому очарованию ещё добавлялась ви-севшая в синем небе красивая луна. Всё это рождало радостную беззаботность.

Общий настрой был, конечно, величавый, царило победное воодушевление, великая радость от достигнутой цели, к которой шли столько времени через по-тери, кровь, гибель боевых товарищей, близких, ни в чём не повинных людей, сожжённые города, деревни, родные дома; великая радость мирного времени. Царил оптимизм, вера в возрождение жизни во всех её аспектах — личных и общественных.

И было очень приятно, когда одна за другой пришли награды. Вначале ор-ден Красной Звезды. В наградном листе было написано: «Капитан мед. сл., нач. медотделения эвакогоспиталя 2734 1 УкрФ, канд. ВКП (б) … постановкой эва-коработы обеспечивала бесперебойную эвакуацию раненых без единого дефекта. В 1945 г. в трудных зимних условиях эвакуировала 3037 человек тяжелораненых. Помимо основной … работы ведёт лечебно-хирургическую работу. Сама обслуживает 150-200 человек раненых. Работая в госпитале в течение всей Оте-чественной войны, показала себя как преданный Родине офицер. Самоотвер-женно обеспечивает выполнение задач по лечебно-эвакуационной работе…» Потом пришла медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и орден Отечественной войны II степени.
 
Но самой большой наградой были тысячи спасённых жизней. А благодарная улыбка того парня с сохраненной рукой и его слова: «Спасибо, доктор!» со-хранились в памяти на всю жизнь.

Окончила она службу 25-го декабря 1945-го года.

Апрель — сентябрь 2020 г.

© Шафран Яков Наумович, 2021