День гнева, тот день - dies irae, dies illa

Карине Роландовна Дер-Карапетян
Ночь залила город густой, тягучей  жарой и невыносимо липкой духотой. Во всех домах были настеж открыты окна; каменные и бетонные  исполины тоже задыхались от жары и безветрия. За день накалившиеся стены домов дышали с трудом и наполняли квартиры горячим сухим воздухом. Даже мебель в домах, посуда, книги и газеты были горячими и неприятными. Лишь изредка был слышем шум поливальных машим, которые лениво ползали по раскаленным за день улицам, пытаясь хоть немно остудить их водой. Но эти капли воды не спасали положения; лишь коснувшись горячего расплавленного асфальта, вода превращалась в клубы пара. Город не мог заснуть, мучаясь от духоты и липкости.

Старуха Гоар тоже не могла заснуть. Она беспокойно ворочалась с боку на бок, пытаясь найти хоть кусочек прохладной простыни. Тщетно! Ее со всех сторон окутывала жара. Вот уж несколько дней она ощущала какую-то неясную и щекочащую тревогу, как зверь, учуявший запах охотника или западни.

В эту ночь она была особенно беспокойна, хотя сестра ее  Арпеник  уверяла, что все мрачные мысли у нее от склероза и от невыносимой жары. Духота давила на нее, вызывая бессонницу и ломящую пульсирующую боль в затылке, когда каждый удар в голове отдавал в глаза и виски. Обливаясь потом, она с трудом заставила себя выползти из постели и прошаркать к окну. Дряхлое, грузное тело ее сотрясалось при каждом движении, давно не чесанные жиденькие волосенки патлами свисали на дряблые щеки и шею. 
Дом был заполнен  звенящей тишиной, темнотой и скорбью. Было тихо, очень тихо….  Ни звука вокруг, и только часы иногда нарушали эту мертвенную тишину своим ровным боем, который тишина быстро засасывала, и  все опять стихало. Она прильнула к окну. Грязное стекло с многолетними дождевыми потеками сразу же запотело от ее тяжелого дыхания.

“Все как в могиле… - пронеслось у нее в голове, -  и живу я, несчастная, как в большом гробу… Э-э-э,… никто меня даже не вспоминает, даже не заходят! Карен -  только называется сыном! – и тот ни разу не навестит,….. Думает, что мне больно его хлеб нужен! Все меня ненавидят! Все! Мешаю всем своими делами заниматься…. А хлеб-то он вчера так и не принес! Дрянь!... А  может принес, а? Нет, не принес…, негодяй… а помидоры, что Груня неделю назад притащила, сгнили уж небось… все гниет…  сама уж гнить начала!”

Темная безлюдная улица внушала ей какой-то смутный животный страх. “Вот по ней и понесут, я знаю,… это и есть та самая улица,... она ведет ТУДА… по ночам во сне вижу…. И все гробы, гробы, гробы… плывут по ней… и мой поплывет…. А до меня никому нет дела, продукты и те гниют, сметана кислая, заплесневела..., помидоры стухли…. А Карен даже хлеб не приносит!  И не приходит ко мне никто… А эта улица…. Чертова дорога…. Знаю куда ты меня зовешь! В темноту вечную! Нет уж! Не хочу!.... “ . И снова с глубоким вздохом: “… и меня по ней понесут…, а там мусор валяется….  Самое дорогое платье возьму!….”

Голова гудела и ломилась от боли. Какая-то неведомая сила сдавила ей виски железными клещами, каленым железом жгла глаза, мысли вперемежку с лихорадочно- горячими волнами боли набегали одна на другую и терзали ее старое дряхлое существо… .
Старуха с трудом оторвалась от окна и, пошатываясь, держась за мебель, проковыляла к постели. Постель зловеще белела в темноте и в комнате стоял концентрированный затхлый  воздух.

Вдруг сильно кольнуло под лопаткой, раз, другой, третий,…. И страх подленько пополз от сердца к голове.

“Что за глупости! Я не боюсь, я одна, никто не придет, дверь мою не откроет… Ох ты, господи, все идет прахом…. Все сгнило, …. Все выброшу!... Нет, ни за что! Пусть останется со мной, … и эти стены мои, никому не отдам…. Это мой дом, мои вещи…. Ну чего я боюсь? ЧЕГО???....  Это что там в углу?....”. Она попыталась подслеповатыми глазами рассмотреть то, что, как ей казалось, пряталось в дальнем углу спальни.

Сердце билось гулко, сильно, готовое разорваться, выпрыгнуть из груди. Удары четко и безжалостно отдавались в ушах и глазах и разливались по комнате зловещим шелестом. Ужас холодил руки, они онемели, пальцы не слушались, застыли, узловатые и скрюченные, а шум все больше заполнял комнату,… шум воды и крови, шум моря, бушующего и яростного….

“Боженька, спаси меня!..... что со мной творится?…. Откуда этот шум, это дикое море в ушах, в голове?....”

Вязкая жара усугубляла ситуацию, обдавая ее дряхлое, дрожащее от страха тело пОтом, ужас леденил душу, руки дрожали…. В изнеможении она упала на кровать. Чуть прохладные простыни немного успокоили ее. Но липкий страх не оставлял ее душу,  протезы стучали во рту, пытаясь выскочить, и она никак не могла унять эту дрожь.

“Ай, Арпик, где же ты… все обещаешь и не идешь ко мне…. Да знаю я, никакая ты не больная!Корова здоровая! Всех вокруг дуришь! Всех всю жизнь обманываешь... лишь бы ко мне не приходить. И дочка твоя позабыла обо мне! Как только выцарапала у меня кольцо нашей бабки - ВСЕ похоронила меня!….. Даже внуков своих бог не дал…. А Карен, сын называется!... Будь он проклят, щенок! Ни разу не вспомнит обо мне… даже хлеб не приносит, еду толком не приносит…. А я сама уже ни на что не годна, ничего приготовить не могу….  Да и помидоры все сгнили, яйца стухли….  Плевать тебе на мать! ... Карен джан…. Сукин ты сын!  Мать же я тебе… Сын...”

Шум неумолимо нарастал, переходя в громкий гул. Невидимые молотки нещадно били в голове. И вдруг старухе показалось, что в доме кто-то есть, кто-то невидимый, но все же ощущаемый всеми фибрами души. Ее мутные глаза выпучились и, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Нет! Нет! Нет! Показалось, просто показалось…… на мгновение ее ноздри уловили  холодный и липкий запах плесени и еще чего-то, чего она никак не могла разобрать, но такого зловещего и пугающего. Сердце громко стучало. Время, казалось, остановилось. 

Потом ей померещились шаги, легкив шаги, почти воздушные. В комнате стало еще темнее. Она крепко зажмурилась.

“Неужели так скоро?! Нееет! Я не хочу, не надо,… я боюсь, страшно…. Не могу так больше! Прочь! Прочь отсюда! Кыш!Кыышш!!!” – ее визгливый старческий голос прорезал вязкую тишину. Глаза застилали слезы, горячие и соленые. Она с трудом их открыла – все поплыло и закачалось в слезах, принимая какие-то фантастические формы. Зловещая потусторонняя тишина висела над ней, как домоклов меч, готовый сорваться в любую минуту и разразиться чем-то ужасным.

И вдруг ей показалось, что кто-то стоит рядом, совсем близко, у кровати…

- Арпиик?  Кареен ?
Тишина.
- Кто здесь?
Тишина.

- Здесь кто-то есть! Вы воры! Я угадала, вы воры проклятые! – она безумно хихикнула, а у меня нечего красть! Пошли вон!....

Комната ответила ей тихим шелестящим шепотком и хихиканьем, тихим-тихим, еле слышимым. Старуха Гоар судорожно сжала одеревеневшими пальцами простыню и впилась подслеповатыми глазами в густую темноту.

 От дальней стены беззвучно отделился силуэт. И поплыл в сторону кровати. Чем ближе он, тем больше расширялись от ужаса глаза старухи.

“Тикин* Сиран, тикин…. Сирааан…., вах, мама джан...“ – губы сами шевелились, а глаза, не мигая, следили за силуэтом. Горло сжалось, только громкие и гулкие удары сердца отдавались в гробовой тишине.

- Дааа,  это я, Гоар, да….. Узнала….  - шелестом донеслось до старухи и следом ее слух потрясло тихое злорадное хихиканье, -  это хорошо, что узнала. Давно собиралась навестить тебя. Да вот... только теперь твой срок настал. Пора! Пора, милочка, вспомнить всю свою жизнь. Поговорим?

Молчание.

- Ты можешь не отвечать, - шелестел старческий тонкий голос, -  но вот мне есть ЧТО сказать тебе! Уж не обессудь, пришло время тебе все выслушать…. – этот шелестящий голос проникал в мозг, в каждую клеточку старого тела Гоар,  - Ты помнишь день моей смерти?
- Да, - еле слышно прошептала Гоар.
- А похороны мои помнишь?

Старуха простонала, стуча протезами:

- Зачем Вы пришли? Что Вам от меня нужно? Я … я жить хочу…. Очень….
- Молчи! Мой сын тоже жить хотел! Да и мне не хотелось умирать!.... Как же я была против! Как я сердцем чуяла, что ты, жалкая гиена, хочешь завладеть моим сыном и моим домом, моими сокровищами!!! – голос внезапно из шелестяще-шипящего превратился в резкий и ржавый, - Ты погубила нас обоих! Ведь это ты дьявольски хитро и непрошено проникла в наш дом, как змея, когда я тяжело заболела…. И как бы нечаянно, СЛУЧАЙНО, дала мне большую дозу снотворного…. Эй, слышишь? Ты – презренное существо! Ты завладела моим сыном! А была-то никчемной бабенкой за 40... Никто в здравом  уме на тебя и не поглядел бы тогда!

Старуха Гоар отчаянно замотала головой:
- Тикин Сиран,… Вы, Вы… не можете этого знать! Нет! Это неправда!
Силуэт снова зло хихикнул:

- Я знаю! Я знаю ВСЕ! ВСЕ, понимаешь? Дура безмозглая….  Я знаю, как ты залезла, нет, скорее, заползла гадюкой в постельку к моему  сыну в день моих похорон, когда он был в горе и  страшно одинок... вдовец с 10-летним сыном на руках … ! Бесстыдница! … Все ушли, а ты осталась, сердобольная ты наша! Не уходила, посуду, видите ли, мыла после поминок! ФУ! - силуэт отшатнулся и шумно выдохул, - Использовала свой последний шанс, дева старая! А ведь тебя сестрица твоя научила, что да как сделать. И все ты делала всегда под дудку своей дьявольской сестрицы!Своих-то мозгоя бог не дал! Грант не хотел тебя… он даже не женился на тебе! Ты была ему отвратительна! Он так и не смог полюбить тебя….. Сам не понял, как ты понесла в ту злаполучную ночь! Сам был не свой! И если бы не сын Карен, тебя бы тут не было! Оставил тебя в доме только потому, что был глубоко порядочным человеком…. Грант мой, сынок….  Ты сама легла под него! Что, сказать нечего? А? Вот то-то же!.....

Силуэт слегка отстранился от Гоар. У старухо что-то забулькало и захрипело в горле, и вместо слов вылетали нечленораздельные звуки, а узловатые руки судорожно сжимались и разжимались, комкая старую грязную простыню.

Силуэт снова зашелестел:
- Так-то Гоар! Нечего тебе ответить!.... А теперь смотри сюда! - силуэт взметнул руку в сторону дальнего угла.

Старуха невольно повернула голову в том направлении,  куда указывал силуэт Сиран. Резко вскрикнув, она откинулась на подушки, слабость из живота поползла к сердцу. Холодный пот градом катился по пожелтевшему морщинистому лицу.

- Не надо, о боже, не надо…. Умоляю…
- Не гневи бога! Не кощунствуй! Ты не заслужила его милости! Смотри! Смотри внимательно!

Из угла выплыл еще один, на сей раз высокий силуэт.

- Ну здравствуй, Гоар. Это я.

Голос, хоть и звучал больше как шелест, был тихий, низкий и до ужаса знакомый…. Гоар дернулась и  ударилась головой о спинку кровати.
- Ты, я вижу, узнала меня…. Узнала…  я все эти долгие годы наблюдал за тобой. Тебя ничто не изменило. Как жила при мне, так и продолжала жить… ни доброты, ни ума, ни жалости, ни мудрости в тебе не прибавилось. Ты даже стала еще более алчной и жадной, чем была….

- Пи-и-ить, пи-и-ть, воды, воды…. Задыхаюсь…. – шептала старуха пересохшими губами.
- Ей, видите ли, пить хочется!  - вмешался первый силуэт, тикин Сиран.
- Так ты пить хочешь….. а ведь я тоже просил воды, когда лежал вот здесь, на этой самой кровати, и умирал от рака…. Мои дни были сочтены. Боль жгла и сжирала все мое нутро, невыносимо страдала плоть, страдала и душа…. Как мне хотелось воды… я так пить хотел! А ты… ты уходила гулять, бегала по соседкам, к своей проклятой сестре Арпик. А ты….. – голос стал неожиданно громким, - ты красила волосы в ржавый цвет и шила себе траурное платье…. С воланчиками!....
- Не надо, Грант,  оставь меня, не трогай! Я умираю…. Что вы от меня хотите, - взвизгнула Гоар из последних сил, - уходите!!! Все!!!! Арпик джан, где ты, сестра?.... Помогите! Карен!!!

Второй силуэт плавно приблизился к кровати. Она вжалась в постель, не смея шелохнуться.

- Вспомни, как ты красила волосы у своей ненаглядной Арпик…. Боже, как я ее презирал! … ты красилась в огненно-рыжий цвет, а я…. Я тут умирал... один! ОДИН!!!!..... Только  один человек, милая, нежная, заботливая Лена днями сидела со мной и держала мою холодеющую руку и пот стирала со лба, да давала попить... Какая была боль! Какая боль!  Испепеляющая! Мне становилось чуточку легче, когда она касалась моего лба или гладила руки,... боль немного отпускала … я ведь весь исходил кровью.. внутри кровил… РАК, понимаешь? А ты?! Ты красила волосы и ни разу даже не вспомнила обо мне! А то! Я же был для тебя обузой! Хоть и кормил  и терпел тебя всю жизнь! И все ради сына!....

Высокий и темный силуэт слегка отплыл от кровати:
 
- Ну, Гоар, вспомни теперь, что ты там говорила у Арпик дома - “он все равно без сознания, он без понятия, с ним я или нет, а умрет, а у меня волосы некрашеные, как мне на люди показаться на панихиде…”  Помнишь? Не знал! Не чувствовал!…..  Все я знал и  все я видел,…  и потом тоже ВСЕ видел.. Наблюдал ОТТУДА….

Силуэт громко захрипел и поднял руки к потолку.

- Неправда, ты не мог,… не можешь этого знать, нет….
- Не могу? Могу! Еще как могу! Скоро сама убедишься! Мы знаем все…. И ты будешь знать… когда час твой придет!
- Правда!  - вмешалась тикин Сиран, - никому еще не удалось улизнуть. И ты это прекрасно понимаешь сама!

Гоар подняла руку в слабой попытке защититься, но рука, на секунду зависнув в воздухе, плетью шлепнулась на простыню.

- Ты никогда не была ЧЕЛОВЕКОМ. Вспомни, как ты избивала и морила голодом моего старшего сына Ваче. Как ты издевалась над ним, как не давала ему дружить с Кареном. Как настраивала Карена против моего Ваче. Ты сделала все, чтобы братья ненавидели друг друга. А сестра твоя, эта ведьма Арпик …. она тоже виновна в смерти своего мужа, моего лучшего друга, Манука…., довела до смерти такого прекрасного светлого, великого человека! Да еще в день его 75-летнего юбилея! Чудовище, Исчадие ада! Она и детям своим жизнь отравила! и внучек сделала несчатными! Вы обе - алчные, злобные ведьмы!

Силуэт зашелестел  и заметался по комнате, то взмывая к потолку, то опускаясь к подоконнику. Гоар, не мигая, следила за ним глазами, полными неподдельного ужаса. 

- А это ты откуда знаешь? Грант, скажи мне….. Грант….

Вдруг из того же самого угла выплыл еще один силуэт, маленький и изящный.

- Мы, мертвые, знаем все, Гоар.
-       А ты кто?...  Господи,  уйдите,…. Оставьте меня!  За что вы  судите меня?             Я старая больная женщина….. оставьте меня….
- Ты хочешь знать, кто я? Я твоя двоюродная сестра. Я Шамуне.
- Вай, Шамуне….. а тебе что от меня нужно? – простонала старуха, - я… что я…..

Гоар попыталась как-то нелепо от Шамуне отмахнуться, но руки ее не слушались и были похожи на сломанные лопасти ветряной мельницы.

- Я только хотела спросить, ты хорошо использовала мыло, щетки, жавель,… и все остальное, что вынесла из моего дома?
- Какое мыло, Шамуне джан?  Какие щетки?

Щуплый силуэт взметнулся к потолку, завис  там на несколько секунд, потом плавно опустился и подплыл к кровати.   Шелест и шепот, шипение... и ужас в мутных глазах Гоар….
- Не смей, слышишь, называть меня  ‘джан’!!! Разве можно тебе простить то, что ты натворила за всю свою пустую жизнь?! Никчемный человек с никчемной жизнью…  Ты ведь шарила по шкафам и даже не побрезговала пошарить под матрацем, на котором я лежала….. Я… обескровленная, умирающая от рака, как и Грант, без сознания…… Тебе было наплевать, что в комнате  умирала твоя сестра… Ты преднамеренно пришла в этот день пораньше – до прихода Леночки и Роберта, чтобы никто не смог тебе застукать!

- Я.. нет, я ничего не делала!....
- Молчи уж! Ты нашла-таки мою сберкнижку и те наличные, что были отложены на лекарства и похороны, что-то около 200 рублей…. Все, что осталось после смерти моего сына!
- НЕТ! НЕТ! НЕТ!... Уходите все! Исчезните! Пощадите меня, Христом Богом молю!.....

Голос старухи надломился и был больше похож на скрип, или писк, или треск…. Или шелест ….  Но третий голос продолжал:

- На тебя даже не действовал тот страшный тяжелый запах в доме,  где трижды побывала смерть! Вспомни, как ты при неожиданном появлении Лены,  быстро села за стол и своими рыхлыми ручищами прикрыла найденное добро… мое добро… и только глаза твои жадно, по-сорочьи, блестели…  И когда Лена  вопрошающе посмотрела на тебя, ты заговорщицки подмигнула ей и прошептала: “Я нашла! Я нашла! Она все равно без сознания и скоро умрет!”…… Спасибо Леночке! Она выгнала тебя тогда из дома, из моего дома!

Тень Шамуне опять бурно зашелестела по комнате и продолжила:

- Не дождавшись похорон, ты, как стервятник, налетела на мое имущество и пыталась забрать все, что нашла, что попало в поле твоего алчного зрения…… Будь ты проклята!
- Остаааавьте  меняяяя….  Умоляю………..

Силуэты отступили,  отплыли  под потолок и оттуда бесстрастно взираали на измученное, измятое старое и страшное лицо Гоар.

- Ты всегда была гиеной, падкой на падаль, жадная до чужого, алчная  и мелочная….,злобствующая сплетница - прошелестел Грант, - ты потому и осталась одна, никому ты не нужна….. Потому что так и не поняла, что такое доброта, сердобольность и  милосердие….

Ответом им было шумное прерывистое дыхание Гоар.

- Не могу больше,... воды…. Арпик, Шамуне, Карен джан, сынок…. Пииить…… умираю….. воды….

Три силуэта, бесшумно, не проронив больше ни звука, отплыли к  темному углу, и исчезли так же тихо, как и появились……

Провал и темнота. Тишина, изредка прерываемая судорожными всплесками старческого дыхания.


                ЭПИЛОГ

Светало. Небо окрасилось в нежные утренние цвета Авроры, солнце слегка золотило кончики листьев в пышных кронах деревьев. Запели первые птички, извещая радостно всех, что новый день начался.  Изнуряющая жара, которая измотала за ночь всех, в этот ранний час немного спАла и пока еще можно было дышать. По улице прогрохотал первый грузовик, залаяла соседская собака, а в ответ ей послышалось истошное мяуканье кота. Потом к ним присоединились и другие собаки.  Прошуршала колесами  легковушка. За ней другая, третья...  Город просыпался понемногу , но как-то нехотя, измученный ночной духотой и жарой. Но все еще было впереди: его еще ждал полуденный зной, сдобренный запахом плавящегося асфальта и выхлопов машин.

Первые лучи солнца упали на кровать, на смятые серые простыни, на дряблое одуловатое лицо со спутаными седыми волосами. Казалось, жизнь покинула это бренное грешное тело, и только едва заметное поверхностное дыхание свидетельствовало о том, что она еще держалась в этом сильно потрепанном футляре.

Час, два, три, … Оне не поняла сколько времени провела в постели, не шевелясь и не открывая глаз. Ей  было страшно. Все казалось, что стоит  открыть глаза , как ОНИ снова появятся. И она от ужаса зажмуривала слезящиеся глаза еще сильней.
Но вот, наконец, она решилась и открыла глаза. Один, потом другой.

Тишина. Покой. Гоар оглядела комнату мутным диким взглядом: “Это был кошмарный сон! Такого не могло быть наяву! Господи, за что мне такое? Что им от меня надо?”  и тут же другая мысль, страшнее первой, пронзила ее сознание  - “А может это смерть приходила за мной?....  “ от этой мысли она окончательно проснулась. В желудке противно засосало от голода. “Не дамся! У меня еще не вся еда сгнила,…  если поискать, может, что и найдется… а помидоры-то сгнили, фу…. Хлеба нет,… Одна плесень кругом… 

НЕ ДАМСЯ!!!! Еще поживу…. Арпик-то  ведь придет…. Обещала…  а Карен? Его жена, Нора, не накормит меня…. Она меня тоже ненавидит… Ведьма старая! Та еще стерва! Сына у меня украла, карга толстожопая!”

Гоар слабой рукой провела по пульсирующим вискам.  Посмотрела на потолок – в том дальнем углу на паутине важно восседал огромный жирный паук.  Она махнула рукой в бессмысленной попытке его прогнать. По кровате проскользнул солнечный блик, весело и беззаботно. Послышался смех соседских детей. Старуха нахмурилась. Как они ее достали! 

“Нееет! Не дамся просто так! Боже, что с моей головой? .. О чем я думаю? Шамуне … Сиран… Грант….  Что бы это могло быть? Что за жуткий сон? Дай бог до телефона доползу, у Арпик спрошу. Она в таких вещах разбирается. Зачем они приходили… ну зачем?  …… душу мою хотят забрать….  А может это были черти? Нееет, не дамся!” Лицо Гоар передернулось и страшно перекосилось, губы дрожали.

“Вай ме, не хочу умирать! Вай, боже мой, не хочу…  что мне делать? …. Хоть бы кто-нибудь пришел! Сынок, Карен джан, бала джан, ну где ты пропадаешь? Опять под юбкой у своей Норы!”
Внезапно в глазах ее  вспыхнула ярость: “Чтоб ты сдох, негодяй! Подлец! Ты даже не слышишь меня…. Сыноок…… “
А в ответ ей было лишь молчанье старых закопченых стен и равнодушное ровное и тихое тиканье настенных старинных часов.

Пересилив себя, она кое как выползла из постели, и медленно, пошатываясь, прошаркала на кухню. Открыла холодильник – в нос ей ударил запах чего-то тухлого. Она вытащила пакет с гнилыми помидорами. С полки жалко свисали веточки увядшей петрушки. Кругом грязь и запустение. Бросив пакет на пол, она направилась в ванную. Ноги не слушались, руки вспотели и дрожали, голова кружилась, а пол поднимался перед ней, как палуба корабля во время сильной качки. Тяжелые молотки колотили в висках. Кое-как прикрыла за собой дверь.

Прислушалась.  Огляделась вокруг. Никого. Только в окно, что выходило на задний двор, приветливо покачивал ветками, увешанными спелыми плодами, пшат*. Уцепившись за трубу, с огромным трудом опустилась на корточки перед радиатором, старым и ржавым. Снова огляделась и прислушалась. Никого. Тишина.  Заглянула за радиатор. Там, в дальнем углу, под кучей грязных, засаленных и вонючих тряпок, пряталась невзрачная жестяная коробка из-под мармелада. Надпись стерлась, углы проржавели. Нельзя было разобрать названия. А ведь какой был прекрасный мармелад! Грант привозил его всегда из Москвы. Дрожащими руками Гоар вытащила коробку, кое-как обтерла тряпкой. Внутри что-то позвякивало.
С огромным трудом, шатаясь,поднялась, упала на табуретку, которая жалобно скрипнула под ее тяжелым грузным телом, отдышалась, а потом так же медленно, трясясь, как мокрый лист, вышла из ванной, крепко прижимая к груди коробку. 

На ее измученном лице неожиданно появилась почти детская улыбка. До кровати уже было рукой подать, но Гоар ползла, как старая улитка. Пока смогла дотянуться до кровати, казалось, прошла целая вечность. Упав на кровать, она простыней размазала струившийся по лицу пот, и при этом продолжала крепко прижимать к груди коробку.

“МОЕ!!! Это все МОЕ! Никто не знает, где я все это храню! Никому не отдам, пошли все к чертовой матери …. Это все - мое счастье! Мои хорошенькие! Никому не достанетесь! Вот  только  полюбуюсь на вас, мои крошки, и снова спря….….”

Неожиданно лицо ее страшно посинело, рот искривился, челюсть упала и изо рта вылетели протезы, а глаза, в которых еще теплились отблески безумной радости,  вдруг как-то сразу остекленели и вылезли из орбит….. Она тихо сползла на пол, судорожно вцепившись в коробку скрюченными пальцами……

                ******

……… Ее нашли только через  три дня. Она полулежала около кровати, неловко скрюченная, с почерневшим лицом и сжимала рукой коробку, из которой выпали на ковер бриллиантовые кольца, серьги, колье, золотые монеты……   

……… Они холодно и равнодушно блестели и искрились в лучах  летнего веселого солнца, которое  всегда заглядывало по утрам в эту мрачную спальню. И было им совершенно безразлично, чьи руки, уши и шеи они будут украшать теперь.


2001г.