“Падая, нужно не оказаться на дне”, - успела подумать она. И из-под её ног выскользнула опора. Ещё некоторое время она висела между небом и землёй, ухватившись кончиками пальцев за едва заметный выступ на камне.
- Мама, нарисуй мне журавля.
- Синицу. Поверь, синица лучше!
Голос дочки заставил её вздрогнуть. Оглядевшись, она увидела, что летит в пропасть, похожую на жерло остывшего вулкана. Ей стало по-настоящему страшно. В кромешной темноте сверкнула молния, и всё небо в гигантском раструбе, образованном грядой неприступных скал, вспыхнуло и превратилось в экран. Как в кинотеатре.
С экрана глядел он. Он улыбался. Он улыбался ей. Его глаза. Милые глаза. Проклятые глаза. Фотография плавно сменилась другой. Снова он. Играет в теннис. Теперь скачет на лошади. Он. Он. Он. Если ли в этом мире кто-нибудь, кроме него?
Хлынул дождь. “Боже! Я сейчас вымокну до нитки. Где мой зонт? Куда запропастился мой зонт?”, - она отчаянно шарила руками в темноте.
- Мама! Не плачь! Мама!
Она проснулась и с удивлением обнаружила себя в своей квартире. Опять этот сон. Он мучит её уже неделю. Проклятый сон. Проклятая память. Как её обмануть? Как заставить всё забыть? Когда, наконец, прекратится этот ад?
- Мама, ты плачешь.
- Нет, что ты. Тебе показалось.
- Тогда нарисуй мне журавля.
Дочка присела рядом с ней, на краешек дивана, и в нетерпении протянула ей альбом и коробку с карандашами. В окне, над крышами соседних домов, ярко сияло солнце...