Кто и когда это придумал, что главное это тот мир, в котором ты живешь, а не ты в этом мире, и мир для тебя. Я, конечно, понимаю, всю абсурдность моих рассуждений, но никак в моем мозгу и в моей женской логике не может родиться такая мысль, которая бы примирила эту аксиому. Что первично, курица или яйцо, среда обитания или жизнь зародившаяся в ней. Вы скажите - философия, опять развела философию, но, как быть, когда рожденная жизнь для счастья и радости, должна уйти или прятаться во имя чего и кого, во имя каких то средневековых, как мне тогда казалось, обрядов и устоев. Я не могла понять и принять то решение, которое исполнила, по настоянию старейшин рода, Ойка. Мне, казалось, что это ерунда, что стоит только обратиться в милицию и все решится, но как тогда я была наивна и молода. Я никак не могла предугадать и представить, что кроме милиции и нашего скромного мирка, существует огромный мир неопознанного, непонятного, на тот момент мне, что от всевидящего ока Высших сил, ничто на нашей земле не укроется, ни один поступок, и что за любой проступок предусмотрена ответственность, не чета милицейским законам нашего государства. Мне было очень жаль Ойку и ее малыша. Я представляла, как он там, в монастырском приюте плачет.
- Ольга, скажите, а вы куда едите и почему не спите? - прервала мои мысли Ойка.
- Да, мы просто бывшие студенты, путешествуем по воде, из Нижнего в Ленинград и обратно. Мы закончили учебу, и после нашего путешествия, разъедимся по назначениям. Просто, денег много нет, вот и плывем, с командой подешевле. Я очень люблю Волгу. Я родилась на Волге, еще в Сталинграде, но ни как не могла представить, как красив русский север. У нас ночи черные, хоть глаз выколи, ничего не видать. Небо черное, высокое, звезд много, но они, как маковинки или горошинки, а здесь, небо словно упало в реку. Смотри, какая Свирь красивая. Солнце еще не село, а луна взошла, и звезды, как ромашки на поле. Вон, деревня притулилась на берегу, а баньки, как верблюдицы, горбатые у воды, пьют напиться не могут. А вон, смотри, какая коса, а там рыбаки в баркасах. Спят наверно, ждут улов. Ой, Ойка, какая красота. Я спать не могу. Всю жизнь буду помнить эту ночь на Свири. Утром войдем в канал, а потом Волга нас по течению домой понесет. Я боюсь тебя даже спросить, как же и что с тобой дальше будет? Как ты с этим жить будешь? Я бы не смогла...
- А ты и не спрашивай. Я забыла, и ты забудь. Так спокойней будет. А придет время, вспомнишь. Я скоро выйду, как я выйду, ты и меня забудешь. Так вернее будет. Так надо. Спасибо тебе, что в трудную мою минуточку, посидела со мной, поддержала меня. Знаешь, мне страшно, не за себя, а за моего сыночка, но еще страшнее будет, ответ держать перед волчицей, а вдруг не поверит, что тогда.... Нужно быть сильной. Я знаю, она тоже мать, должна меня понять, раз я отказалась от собственного сына ради рода - грустно, но уверенно произнесла Ойка, и стала играть на варгане.
Я сидела и слушала, как Ойка играет на варгане. Меня ее песня заколдовала. Я смотрела на проплывающие мимо леса, поля под косыми лучиками солнца, незаходящего за горизонт в эту пору здесь, на русском севере. Я любовалась перекатами на реке, и видела, как медленно пробирается наш теплоход по мелководной Свири, и как близко он, порой, подходит к ее берегам. Северная сказка заворожила меня. Вода бликовала под лучами заходящего солнца и я не заметила, как уснула.
Проснулась я, когда ко мне подошла Ойка. Она обняла меня за плечи. Затем три раза ткнулась лбом в мой лоб и сказала:
- Ты обещала хранить тайну, я знаю, ты сдержишь слово, но ты пообещай, когда придет, за тайной, белый волк или белый шаман, вспомнить эту историю и рассказать все, как было. А еще запомни, шаман должен тебе спеть мою песню. Иохо - Йохо - Ойхо -Хо.... Сейчас ты все забудешь, все, что я тебе говорила, но когда придет время- вспомнишь. Это значит, что нашему роду нужна помощь, и ты поможешь найти моего сына. Ты вспомнишь эту историю, и нашу ночь на теплоходе и где я оставила сына - почти шепотом сказала Ойка и что -то сказала на незнакомом мне наречии.
Затем три раза прокрутилась вокруг своей оси, погладила меня по моему лицу своими маленькими нежными ручками и молча, не оглядываясь пошла на выход, на пристань, где ее ждали две женщины в национальных одеждах.
Я хотела встать, проводить ее, но мои ноги не слушались, и я, как в вату провалилась в сон.
Склянки три раза отбили отплытие. Теплоход отчалил, и мы пошли своим курсом.
Немного погодя, меня нашли мои попутчицы и я отправилась досыпать, а утром я уже и не вспомнила, о чем мне говорила Ойка. Я напрочь забыла всю ту историю, и не вспомнила бы, если бы не увидела этот сон или явь, и шамана, который пел песню любви к ребенку, которого оставили, чтобы потом он спас свой род.
К сожалению, я не знаю, что случилось с Ойкой. Стала ли она шаманом, и что случилось с ее сыном, но судя по тому, что мне во сне явился шаман, история это имела продолжение, но я уже об этом написать не могу.