Три друга – Панк, Вано и Масакра встретились рано утром и потопали вместе по шпалам. Железная дорога, словно живая, терзаемая кровью бесконечных составов, стальная блестящая жила, тянулась от моря до моря и притягивала к себе, как магнит, города деревни и села. То, что находилось вдали от нее, прозябало в забвении, медленно дичая, спиваясь и вымирая.
Опустение, впрочем, скоро не пощадит никого, но пока, – миром правили вода и железо – элементалы враги, способные ужиться разве что в наших венах. Два таких непохожих источника жизни. Две тропы для ленивого странника, но и также – два совершенно разных пути. А еще две границы, разделяющие пространство и даже судьбы многих людей. Широкая и чистая, степенная, но своенравная живая река и тонкая, беспокойная, порой до тревожного, пахнущая креозотной смертью железка, пересекались в том самом месте, где жили Панк и Вано.
Километровый железный, опирающийся на бетонные опоры, жутковатого облика мост был признан стратегически важным объектом еще до лютого момента, скажем так, его возведения; иль наведения, как говорил Мефистойфель*. В любом случае, как и сама дорога, построен он был каторжанами, на их же костях. Металлические конструкции для этого шедевра Лукавого Зодчего снимались даже со строящегося Дворца Советов в Москве. Но это уже совсем другая история. Тогда же, как и по сей нерадостный день, по обе стороны реки у моста стояли сторожевые будки. В них сидели нагломордые охранники с карабинами и… пропускали, не глядя, практически всех, кому надо было туда иль обратно. Так дела обстояли уже очень давно, но на этот раз ребят остановили.
— Что случилось? – спросил Вано. – Нам надо в поселок.
Охранник, ухмыльнувшись, как полицай, двинул стволом карабина в сторону хмурой реки.
— На лодке езжайте, – рявкнул он. – Сегодня ночью Нахуйблjядь застрелился.
******
«Нахуйбядь», звали мужика из деревни Ыжман, населенной местными аборигенами. Один раз друзьям довелось наблюдать подобную сцену: Народ сидел на скамейке у магазина, из которого вышла девочка лет семи с бутылкой портвейна в руках. Один из страдающих на скамейке мужиков спросил девочку:
— Танюш (Та'нюш – ударение на первом слоге), Батя-Ха дома?
— Нет, папа и Нахуйблjядь на реку пошли. Это мама просила купить, – сказала девочка и обняла пузырь, словно мать, пытающаяся защитить своего грудного ребенка.
Белокурый голубоглазый ангел с косичками и бутылкой портвейна, так похожий на истинную арийку с плаката немецкой пропаганды времен Великой Отечественной войны, гордо удалился, прижимая к юной груди пузырь дешевого пролетарского пойла.
Клички, одна другой краше, давали в деревне не в бровь, а в глаз. Чего только стоят такие прозвища, как: Юма (не место мормонов, но юму – по-коми "сладенький", – так назвали молодого парня из-за раннего облысения и корки на голове, возникшей после того, как на него вернулась порча сделанная кому-то его матерью), Абзал (он же Налим), Джамбул, Колчак, Магеллан, Пепел, Чип, Батя-Ха, Росомаха (девушка), Дик-Мальто (Чокнутая Маша, но и нарицательное для любого придурка), Солист и Делегат (два предполагаемых гомосека), Чубчик, Кастро, Нато, Ла'зо, Чапай, Лукич, Муна (Иди отсюда), Трак (потому что тракторист), Аминь-Таня (Колдунья, мать Юмы), Пиночет и даже Гитлер, – пожилой мужчина, запросто застреливший своего сына, когда тот пытался влезть домой через форточку.
Батю-Ха, так назвали из-за одной единственной фразы, – он любил повторять: «У меня, ха, дети красивые». Как получил свое прозвище Нахуйблjядь, думаю, не составит труда догадаться.
******
— Не звездишь? – спросил Панк наглую заплывшую морду.
— Какое звездишь. Звонил ночью в гарнизон, сказал, что у него черти вокруг будки бегают. А позже, пока его менять шли, снял сапог и разрядил карабин себе в подбородок. Весь потолок мозгами забрызгал.
— А мотор дашь?
— Какой мотор? Веслами переедете.
— Ладно, пошли, – сказал Сергей. – Хули с ним спорить.
Перебравшись на нужную сторону, пацаны вышли на поле, где уже давно была скошена вся трава и, следуя за Масакрой, стали тщательно изучать содержимое подстриженных тракторной сенокосилкой осенних сказочных кочек.
— На полянке у дорожки гриб растет на тонкой ножке, – сказал Масакра. – Это братцы псилоциб, – охренительнийший гриб. Смотрите, вот они! – обрадовался он, показывая на маленькие грибочки со шляпкой-зонтиком, прячущиеся среди травы, и незаметные неискушенному взгляду.
Начался сбор грибов, плавно переходящий в их поедание. Есть грибы было немного противно. Они пахли землей, собственно грибами, и имели еще какой-то свой специфический вкус, прямо говоря, не слишком приятный. Еще псилоцибы оказались гораздо прочнее других грибов и жевались подобно траве. Благо, их необязательно было сильно прожевывать, главное – раздавить зубами, и проглотить штук тридцать - сорок.
— Штук тридцать-сорок, для начала достаточно, – сказал Масакра, запивая порцию грибов водой из ручья.
Набрать каждому удалось примерно столько, чтоб всем хватило.
— Это хороший ритуал, – продолжал Масакра. – Съесть грибы на том месте, где их нашел. Теперь вы должны быть осторожны. Ведите себя тихо и скромно. Не делайте всяких гадостей и думайте о хорошем. Настройтесь на радость, не сомневайтесь, не бойтесь.
— А иначе? – спросил Панк, с неким вызовом, но не услышав ответа.
Вано понял, почему Масакра не стал ничего говорить. Ему нравилось больше искренне удивляться и бескорыстно радоваться, чем учить кого-то и обременять себя некой властью сенсея. А теперь пришла пора, как раз, восторгаться и окунуться в таинственный трип. Тот, кто делает это с чистым, неотягощенным грехами и терзаньями сердцем, – тот неуязвимым для происков мелких бесов. Разные страсти, сомнения-мнения, природная глупость, излишние суеверия или полное отсутствие веры во что бы то ни было, но, особенно, – страх и вина, способны открыть дверь совсем не туда, куда бы хотелось, и тогда трип превратится в жестокую пытку.
Существовало еще несколько аксиом употребления псилоцибов, о которых поведал Масакра: «Не есть грибы одному, особенно в темное время суток. Не курить под грибами траву и не гадить, подобно многим туристам, на том месте, где их собираешь». Все эти правила относились, конечно же, к молодым и неопытным психонавтам, но были весьма разумными и придуманными неспроста.
Грибной трип – штука тонкая. Сродни религиозному или, если хотите, шаманскому метафизическому экстазу. И тот, кто пренебрегает правилами или относится к грибам с явным неуважением и предвзято, – вряд ли получит хороший экспириенс. Скорее всего это будет, – как у большинства кайфоедов, – короткое, бредовое, ничем не примечательное умопомешательство, сопровождаемое иногда сомнительной эйфорией и, принимаемое профанами за «галлюцинации», частичное угнетение работы центра цензуры сенсорного восприятия действительности, находящегося в нашем мозгу.
В этом состоянии на человека несведущего и несмышленого «чудесным образом» обрушивается неотфильтрованный поток информации, чаще – зрительного плана, – который он оценивает, как искажения и даже некую «неординарную реальность», хотя на деле, то что он видит, – и есть настоящее. Пожелав продвинуться дальше, профан рискует получить так называемый «бэд трип». Но это – суть к лучшему, как для мицелия, так и для него самого. К тому же, весьма весомую или, скорее, главную роль играет личность самого психонавта. Его генотип, внутренний мир, умственное развитие, готовность к авантюрам и способность противостоять тем силам, которые его будут испытывать на этой опасной тропе познания Нави.
Немаловажно, причем не только лишь для грибов, – где, как и с кем вы занимаетесь психонавтикой. Дело даже не в личной симпатии и антипатии. Однако в компании некоторых людей, благодаря их особой ауре, возникают самые удивительные и незабываемые видения.
Место. Что сказать об этом профану? А человек знающий и так все поймет без прикрас, – «Nullus enim locus sine genio est»*. Кроме локуса и локации, сама обстановка и ритуал, если такой присутствует, могут сыграть весьма существенную роль в неординарной реальности.
Музыка. Надо ли говорить, что это материальная алхимическая субстанция, – суть портал в иные миры. Сам Хендрикс однажды признался в том, что «одержим бесами». Хоть воспроизведенная запись нужной нам композиции или живая мелодия, пение, варган или бубен, и не являются необходимыми факторами, но силу их и возможностей сложно переоценить. Впрочем, иногда, чтобы услышать природу или голос гения места, посторонние звуки следует исключить. Порой шелест листьев может рассказать больше, чем иная книжонка, а кто-то из душ неприкаянных только и ждет момента, чтобы заговорить. Другое дело, – когда под воздействием иных галлюциногенов музыка сама начинает звучать в голове или в ритмичные волны проникает потусторонняя речь.
Облачение и аксессуары, символика, амулеты, магические девайсы… Тут уже, познавателю, если он решил заняться делом серьезно, лучше сперва прочесть парочку фолиантов о высших талисманах и соответствии их информационной емкости назначению действий соответствующих эгрегоров. Если просто, то не ждите от распятия помощи в совершении злодеяния, а от перевернутой пентаграммы чего-то хорошего... если вы не «настроены на эту волну».
В любом случае, не стоит ничего делать не знаючи, а любая мелочь, незначительная в повседневности, может стать катализатором неприятных событий; будь то не пришитая пуговица или неверно подобранная побрякушка.
Пример: посох с мечом, украшенный некими рунами или трость со шпагой, высший символ религии или кустарно выполненный амулет, заклинание или молитва, стиль в одежде или ее отсутствие… В неординарной реальности все это имеет куда больший вес, нежели в обыденном мире.
Ну и, конечно же, стоит учесть фазу Луны. Это испытывал на себе каждый реальный исследователь альтернативного пространства. Полнолуние, само по себе, уже делает мир ярче и пропитывает все своим волшебством. Те, кто дышит Луной, те, кто ее на самом деле чувствуют, получают в эти дни самый удивительный опыт, видят самые великолепные и настоящие, заслуживающие внимания видения.
В принципе, это не все то, о чем говорил Масакра, точнее сказать, обо всем этом он не говорил; возможно, даже, говорил совсем не об этом, но уж не обессудьте, – понесло рассказчика. Да и пригодится, я думаю, многим.
Уже выйдя на берег к лодке, Вано почувствовал первые признаки действия псилоцибина. Сначала напала легкая зевота, потом волнами начало накрывать. Краски сделались ярче, а мир вокруг стал необычно-красивым и тревожно-таинственным. Появилось ощущение присутствия чего-то сверхъестественного в окружающем пространстве и внутри открывающейся взору вселенной собственных мистических переживаний. Пока переплывали реку, время слегка замедлилось.
Темные осенние воды вытягивали случайную грязь, возвращая умиротворение, покой и ощущение тайны. Вода была, безусловно, живой и несомненно разумной. Казалось, еще немного, и из глубин появится силуэт русалки; она возьмется изящными ручками за борт и станет морочить голову.
Но действие грибов отличалось от тяжелого химического дурмана того же пресловутого циклодола, тарена или, пусть природной, но такой же трудной злой белены. Грибы показывали настоящий мир, а не создавали образы из фантазий, цепляясь за когнитивные и сенсорные иллюзии. Посему, раз уж не было рядом на этот момент никакой русалки, то никто ее и не увидел. А быть может, просто не удостоился ее внимания.
Возвращая весла назад, Швед отшатнулся, – лицо охранника выглядело, как жуткая пародия на человека. Он превратился в мерзкого гоблина – отталкивающее существо. Если бы Панк тогда мог увидеть сам себя глазами своих друзей…
Минут сорок спустя от момента приема, действие грибов достигло своего апогея. Было здорово. Все вокруг расцвело множеством ярких и необыкновенных сияющих красок. Цвета, которых в природе не существует, – возможно, только для человека, – возникали то тут то там, поражая своей красотой. Новый мир, такой сочный, живой и прекрасный, радовал до самой глубины души, но вместе с тем, и весьма настораживал. В воздухе, пропитанном электричеством, казалось, повисла магия, и присутствие темной потусторонней энергии давило на мозг.
С живыми существами грибы поступали тоже весьма неординарно. Одни люди казались ужасно привлекательными, другие же превращались в уродливых монстров. Но происходило все это как-то очень естественно, почти обыденно и очень правдоподобно, – иначе, чем от какой-то аптечной, больничной или «бытовой» химии. Увидев на заборе кота, Вано понял, что может рассматривать его очень долго. Необычайного расцвета шерсть переливалась, светилась и излучала видимые лучи энергии. Невероятно живописная аура животного потрясала воображение. Чувствовалась такая божественная красота, сила и мощь в его облике, что хотелось выразить свое восхищение. Пси-поле, видимое как прозрачная дымчатая поволока, являлась продолжением каждого волоска усов-сенсоров, что располагались не только вокруг носа кота, которого теперь и котом-то назвать язык просто не поворачивался. Он выглядел словно фантастическое, суть запредельное, но в тоже время, несомненно реальное мифическое существо.
Все это вовсе не было галлюцинацией, – грибы лишь показали познавателю то, чего он раньше не видел. «Возможно, Карлос Кастанеда реально описал ту собаку. Но Мескалито явно показал ее с долей своеобразного юмора», – подумалось тогда впечатленному парню.
Птицы тоже выглядели совершенно иначе. Они имели необычайно пеструю и восхитительную расцветку. С помощью любых современных компьютерных технологий и голограмм вряд ли удастся отобразить их истинный облик. Даже воробьи – серые и неприметные, – превратились в настоящих красавцев. Странным являлось и то, что теперь Сергей точно мог отличить самцов от самок и замечал в движениях птиц не просто хаотичный поиск пищи, но продуманное многими веками эволюции, разумное поведение, где каждое движение стало языком танца и этикета. Теперь он знал, как именно нужно видеть! Он снова стал младенцем, гостем в этом удивительном мире, ребенком, у которого впервые открылись глаза.
Масакра неожиданно сделался совершенно нормальным. Перед друзьями предстал спокойный и симпатичный, уверенный в себе улыбающийся парень, без каких бы то ни было отличительных черт душевнобольного или признаков некой «неполноценности». Пожав пацанам на прощание руки, он вскочил на автобус и поехал… к своей девушке, о существовании которой неожиданно вспомнил.
Вано со Шведом присели на лавочку в парке и стали строить планы на будущее. Впервые за долгое время между ними возникли существенные разногласия. Панк собирался, набрав в магазине «Момента», залезть на чердак и устроить токсическую фиесту. Сергею же это показалось не слишком удачной идеей, но весомых аргументов в пользу своего сопротивления он привести не мог. Просто чувствовал, что пусть и прикольные, но все же, какие-то детские мультики, – это не то, что ему сейчас нужно; да и, вообще, токсикомания – не слишком достойное времяпрепровождение. В итоге каждый, оставшись при своем мнении, отправился восвояси.
***WD***
*У каждого места есть свой дух (гений).
*«Я навожу мосты над хлябью». Черт, по народному поверью, является строителем мостов.
*Металлические конструкции для моста через Печору снимались даже со строящегося Дворца Советов в Москве. Несмотря на то, что металлические конструкции были заказаны на Котласском мостостроительном заводе, на строительстве наблюдался их большой дефицит. Нехватка нужных конструкций приводила к тому, что вместо металлических сооружений использовали временные деревянные фермы Гау (названные так в честь американского инженера Гау).
Следующая глава - http://proza.ru/2021/02/25/912
Предыдущая глава - http://proza.ru/2023/01/12/676
Начало - http://proza.ru/2021/02/24/1297