Поэт и болезнь

Фот Арсеньев
Поэт и болезнь

Врач развёл руками. Поэт, не говоря ни слова, вышел за дверь. Надежд больше нет. Счёт пошёл на месяцы.

Покинув больницу, поэт решил пройтись пешком до дома. В конце концов так должно было случиться. Что играть в кошки-мышки с судьбой, когда налицо все признаки предстоящего ухода?! Дома его ждала недочитанная тетрадь друга, со стихами и коротким рассказом.

«Вставлю его в конце, – размышлял поэт. – Им всё завершится. И немедленно отправлю Науму…».

«Жизнь прекрасна!» – прокричал кто-то рядом. Сопровождавшие крикуна кисло улыбнулись. Поэт заметил, что они зашли в дверь больницы. Для кого из них прекрасна жизнь, и чем? Больной утешает себя надеждой, а родственники понимают, что всё напрасно?

«Что ж, – поэт вспомнил одно своё стихотворение, – кто-то ещё надеется на лучшее. А я что-то подзакис».

***
Скажи, что решают деньги?
Здоровье дадут ли, время,
Любовь и успокоенье
В том, что бессмертен?

Скажи, ведь не всё купишь?
Мильярд не сделает тебя лучше,
Не избавит от проблем с женой или мужем,
Не прибавит доверия к людям.

Скажи, где-то посередине б остался?
На «чёрный день» отложена касса,
Из нахлебников никто б не интересовался,
И жил бы себе тихо и прекрасно.

Скажи, к чему же стремишься?
Чего не хватает тебе в жизни?
Убрать бы всё лишнее,
И свободой души насладиться?

Нет, ты знаешь, что несвободен,
Что груз всегда тянешь прошлого.
Как же под конец не разочароваться
И тихо, уходя, сказать: «Жизнь, ты была прекрасна!»?

Поэт поморщился. Нескладно, нескладно. Да и кому теперь это важно? Всё скроется и забудется в интернетовских просторах. На уроках литературы, можешь не беспокоиться, твои стихи и твою жизнь разбирать не будут – он «утешил» себя и усмехнулся.

Разве он хотел стать известным? Таскаться по клубам и выставкам, непременно – от обязательств издательства никуда не деться – приходить на мероприятия и общаться с читателями. Да, всё это было в его жизни, было… Кажется, что в этом и состоит писательская судьба. А потом неизбежно приходят мысли – не коммерциализируешься ли ты, не подстраиваешься ли под вкусы публики, продав свою «первую любовь», отойдя от своего первоначального бунтарства, творческого порыва и перейдя в разряд «профессионалов», «работников пера», которые вроде и пишут складно, вроде и знают все литературные «фишки» (как увлечь, как завершить сюжетную линию и т.д.), но выхолащивают свои книги, без огня и задора сочиняют. И среди сотен похожих произведений не найти чего-то свежего, оригинального. Ведь как не пойти на поводу у читателей, как не «голодать» мыслью, считая дни до дедлайна? Как не идти той же дорогой, коль до этого, в первый раз, она оказалась так прибыльна?

«Не потому ли я всё бросил? – подумал поэт. – Или это новое утешение: я ушёл от них, а не они отошли от меня, потеряв интерес? Я говорю себе – я устал от издателей, я понял, что продался, что следую тенденциям и моде, что, наобщавшись, я впитал чужие взгляды и философию, которые мешают мне творить как раньше. На самом деле – я выдохся, я стал ни на что не годен, слишком много ошибался и писал ерунду. Издательства увидели, что из меня больше не выдоить интересных идей и любопытных рассказов, ритмичных стихов и буйства фантазии, и перестали проявлять ко мне симпатию. И уже я должен ломиться к ним, я должен засыпать их стихами и прозой, я должен доказывать им, что я ещё чего-то стою… А я ничего не стою, потому что потерял веру в себя… И стал обычным рабочим, служащим, утратив творческую силу…».

Поэт вздохнул.
«Не говорил ли я сам себе: сколько повторов! Всё вертится вокруг одного и того же. Слова – одни и те же. Вроде бы в этом намёк, какая-то игра, отсылочность и как будто смысл. Но читателю покажется, что у меня маленький словарный запас, вот я и обхожусь одними и теми же словами, сплошным повторительством. Я призывал: не копируй сам себя, придумывай новое!.. И не такое прямолинейное. Пусть читатели угадывают, что я хотел сказать. Пусть даже это будет двусмысленно, зато загадочно! Людям всегда нравится находить скрытые как будто смыслы, даже если я сам, как автор, их не задумывал. А я могу многозначительно кивать и говорить – да, я подразумевал это, да, тут я намеренно так написал, хотя написал так совершенно случайно… Если бы, если бы я мог быть новым, свежим в каждом своём стихе!».

Он уже пришёл домой и рылся в вещах, с которыми ездил на похороны друга. Тетрадь лежала, конечно же, на самом дне. Вытерев пот со лба, поэт постарался прогнать от себя мысли о собственной болезни и погрузился в мир прозы и стихов своего друга.

-

«Мне никогда не понять – почему мир так устроен: люди рождаются с осознанием конечности собственного бытия; люди не знают, что будет после смерти; люди не понимают, есть ли у жизни смысл и цель.

Скажи, ведь кажется так просто – зная, чем всё закончится, как бы вели себя? Не сомневались бы? Не нашлись бы умники, утверждающие, будто наше знание о посмертной участи ложно, что «на самом деле» всё иначе? Кто поручился б за достоверность нашего понимания мира? Если уж мы не верим написанным книгам, если уж мы не верим свидетельствам людей (ах, они врут или настолько убеждены своим представлением, что галлюцинируют наяву. В общем, привиделось…), если наш собственный опыт сегодня – на эмоциональном порыве – говорит нам одно, а завтра – поостыв и обдумав – другое, то что же нас уверит в правдивости подаваемого нам «знания»? Так устроен мир – органы чувств могут обманывать, мозг может всё усложнять, память подводить и придумывать, а душа – её же как будто и нет…

Скажи, ведь жизнь бессмысленна – мы копошимся на земле, едим и пьём, спим и бодрствуем, но для чего? Пробыть время на ней? Провести дни – прожечь ли или просуществовать? Ну вот, дни вина, пиршеств и удовольствий кончены, воспоминания утрачены, ибо костям нечем вспоминать, и где же смысл? Если ты всю жизнь обрабатывал землю, если ты всю жизнь правил народом, то вроде бы твоя жизнь была чем-то наполнена, вроде бы время проводил ты не зря, однако же для тебя самого, осознающего самого себя существа, жизнь заканчивается, ставится точка, заколачиваются гвозди – и… И что дальше для тебя?

Зачем же нам сознание? Не лучше ль было плавать в первобытном бульоне и не вылезать на сушу? Не проще ль было тараканом забиться в щели и не высовываться? На что оно, сознание, коль всё так материально-неудобоваримо, коль всё разваливается, растёт и чахнет?

И ответ, простой, очень простой: ни за чем и ни по чему. Вот так случилось. Мирись с этим. С миром ничего нельзя сделать. Попытаются, конечно, и не раз. И в «чёрную дыру» залезут. Но ты рано родился – не время сейчас для бессмертия и обретения смысла существования. Мирись с тем, что всё случайно, что всё бессмысленно, и никакой духовности нет».

***
Я искал смысл – и не нашёл.
Его нет в «золотом сечении»,
Его нет в точности Вселенной.
Его нет в разнообразии форм.
Его нет в проявлениях духа,
В ясности абсолютного слуха,
В переживаниях побед,
И в Воскресении нет…

Я не знаю, зачем родился.
И этот вопрос – бессмысленен.
В этом мире нет «зачем» и «почему».
Есть только «как» и «откуда»,
Хотя и начальное чудо
Не объяснить приземлённому уму.
За миллиард лет чего только не переберётся,
Нужной температуры достигнет Солнце,
С земли спадёт пар,
На сушу животные выберутся,
Жизнь усложнится стремительно,
Застопорится лишь на нас…
Но – кто знает –
Может, через века нас ожидает
Обновление душ и тел.
И люди смогут легко переселяться,
И жить, конечно, на Марсе,
Опять же – непонятно зачем.

Жизнь хочет быть повсюду.
Может, она – разумна?
Может, мы лишь проявления её.
Как частные формы,
Как капли Океана мирового,
Как эволюции перебор.
И вот, распадаясь,
Мы окажемся потом на Марсе
В обновлённых телах…
Ах, уму хочется верить,
Что он попадёт на небо
Хотя бы так.

А на самом деле –
Мы сплошь материя,
И нет ничего внутри нас.
Нет никакого смысла
Ни в звёздах, ни в числах,
Ни в энергиях земли,
Ни в привлечении духов,
Ни в начальном чуде,
Ни в освящении воды…

Есть лишь биение крови,
Томление мозга,
Хотящего жить.
А мы – марионетки
Сознания пещерного,
Собрания костей и жил…

Пусть где-то
И таится вера:
Не так уж и случайны
Мы.

***
Когда видишь, как дни утекают,
Когда подводит память,
И уже не утешишь себя
Словами: «будет, что вспомнить»,
Ведь распадается прошлое
На сегодня и вчера,
Тогда как не усомниться
В неуничтожимости жизни,
В цельности души,
В конце концов – её существованьи,
Ведь её не ощущаешь
И потому – себя не убедишь,
Что наше сознанье
Не пещерных теней мелькание,
Не глубинных образов игра,
А вечная субстанция,
Рождённая, но не умирающая,
Для бесконечного «всегда».

Когда видишь, как дни утекают,
Как не усомниться, что сознанье
Для пещерных теней мельканий
Родило душу внутри себя.
Чтобы умирать было не страшно,
Придумало вечную субстанцию
И Небесный Любви Идеал...

***
Ссоры мелочны, как и обиды.
Может ранить даже отзыв в интернете,
Даже комментарий анонима,
Даже справедливая оценка.
И ты бросишься мстить по-своему,
То ль боль причинить, то ль разрушить.
Нет, не просто ответить словом,
Хотелось бы повредить имущество.
Пусть платят им за твоё униженье,
Пусть платят за порчу твоей биографии.
Разве деньгами обиду оценишь,
Сколько нервов стоит один комментарий?
Хочется в войну поиграть развязную,
С угрозами, драками и криком…
Жизнь не должна быть однообразной,
Не должны прощаться обиды.
Но как же мелочны эти ссоры,
Как же цепляются за слова люди!
И кажется, будто воры
Подались в справедливые судьи…
Жизнь превращается в склоку,
И время проходит в пререканьях.
Все встали в обиженные позы,
Исподтишка отомстить друг другу желая.
К сердцу близко слова примут,
Растравят болезненную душу,
И от извинений не остынут,
Но и от мести вряд ли станет лучше.
Неужели обиду, как знамя,
Поднять и нести всю жизнь стоит?..
И не угаснет нервное пламя,
И сердце ни за что не успокоится…

-

«Зачем мне дана эта болезнь? Она – случайность, вызванная столкновением разных причин? Она – наложение факторов и стечение обстоятельств? Или она – наказание, проявление чьей-то воли, напасть, то ли попущенная, то ли нагнанная кем-то?

Обратишься к одним, скажут – сглаз, порча. К другим побежишь – это тебе по грехам. Придёшь к третьим – те разведут руками и посоветуют терпеть. Такова, мол, жизнь.

И зачем же бороться с болезнью? Ради родных и близких? Ради продления существования на земле – но тоже: для чего, зачем? Жизнь борется за жизнь – это ясно. Живое существо не хочет умирать, потому и старается победить болезнь. И выходит, я борюсь в силу инстинкта, из-за зова крови, из-за животного страха смерти. Самосохранение, мол, все дела…

Незачем писать подробно. И тебе, поэт, мой друг, незачем знать. Грех жаловаться, я знаю, что и ты тоже… Впрочем, тетрадь эта слишком мала, чтобы вместить всю мою обиду – на болезнь, на своё тело, на потраченное время… Болезнь для многих – время осознавания никчёмности своего бытия. Или наоборот – подведение итогов, время гордости за многие дела и сожаления о несделанных.

А что должен был сделать я? И что я мог бы сделать дальше? Кто ответит? Если жизнь бессмысленна, то как бы я ни провёл её, как бы я ни жил ею – это и есть то должное, это моё должное, это мой смысл. Я никому ничего не должен – ни обществу, ни государству, ни родным и близким. Я – временное существо. Я был и распался, я был и перестал быть. Я стану никем для всех. И что мои близкие сейчас, что родные, что общество и что государство – всё для меня пройдёт, и ничто для меня не наступит. Вот он, смысл жизни – чистый эгоизм. Чистое бытие для себя и во имя себя. Ибо нагим я пришёл, нагим и уйду. Циник ли ты, поэт? Стал ли ты равнодушен к человечному отношению, ко всему духовному и душевному? Не бери в голову и в сердце (есть ли оно, это душевное сердце?), никого не приближай. Они все уйдут во тьму, когда твои глаза закроются навсегда. И всё перестанет быть. И любовь, и родственные связи, и дела твои, и мораль твоя…

На этой ли ноте закончить? На унылой и депрессивной ноте? Ах, вот ещё стихотворение в тему, для тебя».

***
Кому крикнуть: «Зачем?»,
Кому нужна моя боль?
Есть ли у болезни цель,
Есть ли у смерти лицо?
Если там пусто – тоска
И из мучений беспросветных конец.
Если жизнь лишь сейчас,
То бесполезен ответ.
А вера – что она даст?
Утешенье на сей краткий миг,
Успокоенье ума
И сомнений вечный позыв.
Зато могу крикнуть: «Зачем?»,
И наперебой объяснят:
Сам виноват; в назиданье тем,
Кто ещё не страдал;
В обещанье будущих благ;
По исцеленьи чтоб не грешил...
Но как принять, уходя,
Что чего-то не совершил?
Может, останься на миг,
И прекратилась б тоска,
И вера подавила бы крик
Задавшего вопрос ума,
И может, изменил бы себя...
А может, обольщенье моё,
И тем же остался бы я,
Забыв прошедшую боль.

***
Жизнь тратится на споры.
Жизнь распадается на обиды.
И стараешься обо всех помнить,
Ни об одной не забыть бы.
И на любое слово ответишь,
Ни перед чем не отступишься.
Везде и всюду пролезешь
И своё никогда не упустишь.
Не простишь никому обиды,
Не стерпишь и не поддашься.
Разве слабак? Разве не видно,
Что перед тобой должны расступаться?
Напор, упрямство и наглость –
В этой жизни всё возможно.
Ни к чему мораль и нравственность,
Коль всё истлеет и разложится.
А Бог – есть ли на свете?
Если и есть – оправдает.
Куда, ну куда Он денется?
Тоже сдастся и сломается
И в рай пустит без вопросов,
И место поближе к Себе выделит…
Зачем в этом мире быть скромным
И прощать даже мелкие обиды?

-

«Я всё же верю… Верю, потому что испытал чувство неотмирности. Ты можешь мне сказать: э, то было вдохновение, то было эмоциональное наслаждение, а не заглядывание в окошко потусторонности. Конечно, отвечу тебе, я забываю это чувство. Оно было, было несколько раз в моей жизни. Прикосновение вечности. И конечно, возразишь мне, оно – не от Бога или духа, оно – от тебя самого, из тебя самого всё и вышло, и вошло. Ты сам, скажешь, придумал…

Вот и ответ, почему невозможно знание о конце жизни. Потому что скептик именно так и спросит: ты уверен? Ты понимаешь, что это может быть неточное знание, что это может быть обман ума и чувств? Что это, может быть, от тебя самого исходит?

Вера и удерживает меня, поэт, от сумасшедших шагов. Я верю. Верю и жду».

***
Разве можно уйти в никуда?
Разве можно уплыть за край?
Разве жизнь – вся в слезах?
Разве обещан всем рай?
Не уходи, а только постой,
Потом – всё равно дверь закрывать.
Не застыть скалой соляной
И на лестнице вверх не упасть.
А слабости есть у всех,
Одна – самовольно уйти,
Заглянув за край глубины,
Проронив слезу вверх.
В дверь пусть напрасно стучат.
Но ты не понял, в чём была суть.
Рай – кто дошёл до конца,
А не для тех, кто срезал путь.

-

«Я пугаю своих родственников. Мелочен и вздорен. Боже мой, каков человек, когда болеет. Он, то есть я, считает себя обузой близким – им приходится тратить на меня время, деньги (причём немалые), возиться со мной, как с маленьким ребёнком… Ради чего? Продления моих дней? Ещё больших деньгозатрат и душевных усилий? Стою ли я того, чтобы на меня тратить время, чтобы стараться избавить меня от мучений? Зачем это им? Из любви? Из человечности? Из того, что животные должны помогать друг другу?

Проклятый инстинкт… Конечно, я утрирую. Конечно, я верю иначе, и… Всё равно – для чего это им? Я услышал недавно, как один человек потерял всю свою семью. Я не представляю, каково это – в миг, в результате случайности, потерять семью. Кого спросить за это? Небо? Ведь это случайность. И кажется, никто из людей не виноват. А ты будешь винить себя… Всегда. Или Бога?

Вот и со мной. Как это: в миг – понять, что твой родной человек смертельно болен, что жизнь переменится навсегда, что деньги отныне будут тратиться не на удовольствия, а на лекарства и процедуры? Зачем это им, родным? Бросьте, оставьте… И не задавайте вопросы – зачем это мне, за что? Что такое любовь, что такое родственные связи? Нет. Я пожил достаточно, лучше, дешевле бросить меня и жить без чувства вины. Потому что я, как человек, так решил».

***
Я знаю, что ты скажешь:
Я бесполезен для этой жизни,
Я – не отважен,
Часто отвратителен.
Я истеричный ребёнок,
Ищущий уйти от ответственности.
Я – крикливый бесёнок,
Жаждущий лишь наслаждений.
Я знаю, чем бы занялся –
Я б заперся в маленькой комнатке,
Сочинительствовал и питался,
Иногда б дышал свежим воздухом.
Я знаю, ты нашла б лучше,
Пообеспеченней и посильнее,
Поласковее, да и мужем,
Отцом он бы был подобрее.
Нет, я себя не жалею...
А впрочем, жалею, да, это правда.
И жду, что станешь теплее,
А я – тем же останусь.
И любовью твоей так же буду
Неловко и непристойно манипулировать.
Ты не бросишь, а это и нужно –
Страдать, но с перерывами.
Как же всё разрешится?
Я знаю – я умру раньше,
А ты отдохнёшь от моих ошибок,
От моей жизненной бездарности.
Ах да, я снова давлю на жалость,
Я снова манипулирую.
Ну пусть. Ты и так знаешь,
Что я не приспособлен к этой жизни.

-

«Мне не выздороветь. Я буду угасать, медленно уходить. Кто-то скажет – ускорь процесс, сделай это быстрее. Если б я не верил в потустороннюю жизнь, я бы так и поступил. Ибо зачем вытягивать из родственников средства, которые они могли бы потратить на свои удовольствия, зачем тяготить их, заставляя пребывать со мной, зачем они проводят время у моей постели, хотя могли бы веселиться и пировать? Но я верю в жизнь после смерти. Я верю в то, что я должен исчерпать её до конца, пройти, прожить, испытать. К сожалению, из-за моей болезни мучаются другие, к сожалению, им приходится тоже участвовать вместе со мной в этой борьбе. Скажу ли я им – оставьте меня? Скажу ли я им – я верю в Бога, но вы не верите, и мне жаль, что вы вынуждены помогать мне жить?

Мучения должны ломать меня. Они обязаны быть сильнее и жёстче. Моё тело должно быть измождено и утомлено жизнью. Какая жизнь без боли? Какая жизнь без страданий? Пусть же они обрушатся на меня, но их избегут мои родственники. Пусть я возьму на себя все их боли и муки, пусть они нападут на меня и будут со мной, но зато мои родные и близкие будут спокойно жить без них. Не в том ли смысл болезни? Не в проявлении человечности в близких, не в приготовлении меня к будущей жизни, не в вытравлении из меня греховности, но в жертве и в принятии на себя, притягивании и переживании в себе всех страданий – будущих ли, нынешних ли – моих близких?

Когда-то, утомлённый, я воображал, что буду обузой своим родным, бесполезным жителем квартиры, от которого все ждут лишь одного – смерти».

***
          Жить, чтобы ждать
Жизнь во имя ожидания.
Встречи, пребывания
И неизбежного прощания.
В четырёх стенах – лежать,
Телевизор, Интернет.
Дотянуться, поесть,
Поговорить, посмотреть
И – спать.
Жить, чтобы ждать,
Когда увезут отсюда
Туда, где будто лучше,
Где всё равно границы круга,
Чтобы снова лежать
И видеть сны о наболевшем,
О жизни прошедшей,
О непонятной цели.
Не смотреть, не говорить, а спать.

«Потом я вообразил, будто на самом деле приношу пользу – они заботятся обо мне, проявляя свои лучшие качества, они понимают, что и они могут оказаться в тех же обстоятельствах, но уже никто им не поможет, коль они не помогут мне. Впрочем, одно не исключает другого – они могут помогать мне искренно и с энтузиазмом, но едва только коснётся их болезнь, как окружающие (уже не я, другие) отвернутся от них, сбегут, отправят в больницу, хоспис, прочь с глаз, а сами будут наслаждаться жизнью без калек, инвалидов и больных».

 ***
Живи одним днём.
День проходит – бесконечная ночь.
Не думай, что будет потом,
Все религии – ложь.
Всё придумано, всё привиделось,
Всё – для утешенья и приобретения благ.
Может, жизнь нам приснилась,
Может, все уйдём в никуда.
Живи этим днём.
Ночь придёт несомненно.
Иногда ложь бесценна,
Иногда веришь, что не умрёшь.

***
Тебя обмануть – так легко.
Ты несмел и зажат.
Достаточно резких слов –
И бежишь опрометью назад.
Достаточно надавить –
И ты отводишь глаза…
Как ты будешь жить,
Коль вечно неправ?
Страшит неизвестностью день,
Сердце сжимает в тиски.
И даже закрытая дверь
За собой что-то таит.

Не ищи страданья и боль,
В радости хоть минуту побудь.
Открой в сердце любовь,
Пристальней взгляни вокруг.
И на обман лишь усмехнись,
Люди на мгновенье ловчат,
Будто бесконечна их жизнь,
И ничьи не видят глаза.
И если правды нет на земле,
То, верь, найдётся баланс.
И на каждый злобы момент
Будет воздаянье в сто крат.
Эта вера пусть будет твоей.
А люди пусть верят во тьму,
В которую их откроется дверь.
А ты будешь стоять на свету.

-

«Знаешь, ради чего стоит заботиться о больном? Вспомни, каким он был. Деятельным, активным. Он сам шёл тебе навстречу и помогал. Он был рядом в трудную минуту, поддерживал и материально, и душевно. Он был человеком, работал и цвёл. Вот ради того человека, не того, кто он сейчас – усталый и слабый, капризный и ранимый, часто зловредный и крикливый, боящийся смерти, так вот не ради нынешнего его, а ради прошлого, настоящего, да, именно тогда-то он и был настоящим, запомни это, ради него и стоит проявить заботу о нём.

Я вру. Ведь все живут сейчас, и они видят, видят человека злого, не желающего смириться со своим положением, завидующего, что все вокруг здоровы, а он – болен. И он кричит: за что меня, почему я, почему именно эта болезнь, почему именно сейчас? Он не думает, что есть больные с рождения дети, что есть детские хосписы, что есть не успевающие осознать себя и умирающие младенцы… Они-то – за что? Их-то – за что?

Ответ прост – коль всё материально, то всё и случайно. Игра генов, ломка хромосом. Хрупкая материя – и маленький человек уже не станет большим. Некого винить и незачем.

А Бога? Богу-то упрёк можно ль послать? За страдания, за боль, за непонятные мучения. Пусть потом обещаны блага, пусть потом стомиллионная компенсация всех переживаний, но вот сейчас оно – для чего? Человек цепляется за причинность и цель, он хочет знать, Бог – мучитель или любящий Отец? За что отец наказывает так жестоко своих детей, оправдывает ли Его созданная Им природа, воля чад или злоба мира? Вмешался ли тут дьявол и почему он так силён?

Увидишь ли ты любовь Бога в своей болезни? В чужой? В жестоком убийстве со всевозможными «добавками» ребёнка? Почему, спросишь ты, Он не прекратил, почему не вмешался, почему хотя бы не убил раньше, чем маленький человек испытал часовые ужасы? Почему? Разве это любовь?

Природа молчит, это ясно. Атеизм тут замыкается в себе и разводит руками. Дело ваше, мир ваш, злоба – тоже ваша. Так уж есть, никуда не денешься.

Зато Бога можно потерзать – за что и почему. За что такое испытание родителям, за что такие страдания не сделавшему никакого греха ребёнку?

Могу ли я ответить? По грехам родителей? Чтобы войти в рай стопроцентно? В назидание услышавшим? Как жертва для исцеления или спасения кого-то?

Что чувствовал Авраам, идя три дня в место Мориа? О чём он думал, занося нож над единственным и таким долгожданным сыном? И о чём думал Исаак, очевидно, без сопротивления давший связать себя и положить на дрова?

Все были смиренны и покорны. Все всё понимали или во всяком случае покорялись, веря. Но как же, как покориться, когда творится такое насилие, когда болезнь охватывает ребёнка, когда ты сам поражён…?

Ведь это всё не просто так, да? Ведь это всё для чего-то? Ведь это всё как-то потом облегчится, ненапрасно?.. И странная мысль – обидно, если столько мучений, столько страданий, столько перенесённой злобы – а там, после смерти, пустота. Зря были эти страдания…».

***
Поразил бы Бог всех злодеев,
Покарал бы всех развратников.
Остановил бы руку смерти
И отсёк бы голову дьяволу…
И сковал бы нас цепями,
И водил бы, как лошадок, по кругу,
Чтобы мы не были зверями,
Имели одну волю и душу.
И в рай бы попробуй не попасть было,
Посылал бы туда, не спрашивая.
О свободе бы позабыли,
Ведь везде бы – чуть что – нас останавливал.
Зато не совершали б ошибки,
Зато и не грешили бы вовсе.
А может, и вовсе не жили...
Зачем мы такие Богу?

***
Я не знаю, чем могу оправдать насилие.
Я не знаю, почему до сих пор я верю.
Как бы я ответил, что сделал – убил бы
Или не допустил бы пойти в то место.
И везде и всюду бы, как наседка, носился,
И за всеми бы всюду присматривал.
Дёргал бы за ниточки бессилия,
Или рождение просто пресекал бы.
Я бы был вездесущим богом,
Я за каждый грех бы наказывал.
А потом бы отбелёнными
Воскрешал, чтоб жили дальше.
До первого правонарушения…
Я не знаю, какие у Бога мотивы.
Я – Ему просто верю,
Что будет воздаяние насилию.

-

«Нет, я не хочу быть жалким и беспомощным. Я не хочу, чтобы за мной выносили, меня переворачивали и мыли… Нет, нет. Я недостоин такой заботы, пусть даже это будет и оплачиваемая забота. Для чего она? Чтобы продлить эти самые, одинаковые каждый раз, дни? Чтобы похожие, как близнецы, сутки следовали бесконечно? Чего я жду – чуда исцеления, интересных новостей, обретения веры? Если моя жизнь всё так же неизменна изо дня в день, откуда взяться вере? Какая новость меня заденет? От которой захочется жить дальше, больше? После которой мне захочется поскорее уйти? Чудо исцеления – поможет ли мне в жизни, заставит ли пересмотреть взгляды и измениться?

И я понимаю, что я обрёл веру. Что я не жду никаких новостей, ибо всё уже было под солнцем. И я не ожидаю чуда исцеления, потому что все чудеса – в руках и воле Бога. Пусть будет, как Он решит…

Остаются месяцы… Поэт, моя тетрадь заканчивается, а я хотел ещё написать один рассказ. Прощай! Не буду много и долго рассуждать. Надеюсь, ты выполнишь мою просьбу».

***
Если потом листают жизнь,
Если потом покажут твой фильм,
Если потом – взгляд со стороны,
Если потом всё объяснит,
Спросишь ли:
Почему не так?
Откроет пути,
Было б всё как?
Если потом – на ладони вся жизнь,
Если потом – знаешь каждую нить,
Если потом – открыто внутри,
Если потом – видно, что впереди,
Спросишь ли:
Почему не сказать?
Покажет пути,
Было б всё как?»

-

Поэт дочитал эти строки и ещё раз прочёл последующий рассказ о встрече поэта и смерти. Да, его следует пустить в завершение. Как итог – и его личной, и друга жизни.

Но и вправду – как найти силы бороться с болезнью? Ради чего стоит жить, коль жизнь уже прожита? Молодых можно увлечь перспективами грядущих событий и множеством впечатлений. Юным можно сказать – у тебя всё впереди, столько ещё предстоит, столько ещё успеешь сделать. Что сказать людям в возрасте, что ответить старикам? Борись. И дальше что? Выздоровел – и зачем?

Неужели жизнь – для телевизора, походов в магазин и аптеку, в обсуждении мелочей с такими же стариками и в растущей подозрительности наследников? Конечно, все рады, что ты выздоровел, но кто-то кусает локти в ожидании твоей смерти, чтобы получить, наконец, квартиру, деньги и т.д. Он, молодой, или она, молодая, глядят, как ты, шаркая ногами, ходишь из угла в угол, живёшь на пенсию и едва ходишь по улице. Зачем ты сидишь на их шее? Освободи скорее жилплощадь, прекрати уже жить!..

Поэт покачал головой. Нет, он не стар, но и не так уж и молод. У него, кажется, есть для чего жить – вырастить детей, посмотреть на внуков (будут ли?), что-то написать, что-то сделать по работе… Но дети всегда могут уехать за границу, далеко и надолго, но они могут отказаться иметь своих детей, но творчество может быть не востребовано, а на работе ты легко заменяем. Вот и всё – жизнь бесцельна. Имущество будет распродано, стихи потеряются на просторах Интернета и на полках, дети – тоже умрут, не дав потомства. И где же ты, поэт? Через, пусть даже, сто лет – что ты был, что не был, всё равно.

Не в том ли болезнь, чтобы задуматься и… И смириться? И не бороться? И ждать конца?

Поэт сжал кулаки. На что надеяться? Что стихи будут читать на всех углах? Что многочисленные потомки будут прославлять тебя и гордиться родством с тобой, как с Пушкиным, Достоевским, Толстым? Что твоя квартира станет музеем? Что о твоей болезни, твоих размышлениях кто-то защитит диссертацию?

Поэт с тетрадью пошёл к компьютеру. Немедленно, немедленно нужно придать всем стихам и словам друга цифровую форму. Пусть они теперь живут не только на этой бумаге, пусть они – обработанные и приведённые в некоторую последовательность – будут составлять части рассказов. Пусть они, наконец, в итоге, будут опубликованы в бумажном виде. Прочтут ли их, впечатлят ли они кого-то? Бог весть.

У поэта ещё есть время, ещё немножко времени для того, чтобы исполнить мечту друга.

***
Не бойся!
А как – не бояться?
Я не уверен в своей вере.
Я знаю, что буду сомневаться
До последнего.
Не бойся!
Я пытаюсь, пытаюсь.
И в жизни будто есть место чуду.
Но чуть позже – всё в тумане,
И случайно как будто.
Не бойся!
Жизнь так мучит и терзает.
Радуйся лучше…
Кто б сказал – чему. Всё раздражает,
Всё вдруг стало ненужным.
Не бойся!
Как, как поверить в воскресение?
Как принять: уйдёшь, но вернёшься,
Когда-то все встретятся,
Когда-то всё станет туманным прошлым?
Не бойся!
Как уходить без сожаления,
Расставаться, но ненадолго,
Твёрдо и несомненно веруя?
Поживём, посмотрим,
Главное – не бойся!