Сияющие глаза, веселые ямочки на щеках – хороша! «Впрочем, что тут удивительного? – констатировала про себя Вера Васильевна. – Молодость есть молодость… Анжела. Редкое имя. Наверное, от Ангелины... Студентка филфака…»
– Так на каком курсе? – обратилась она к Анжеле.
– На третьем, – заиграли ямочки на щеках.
– Будете учителем русского языка и литературы или редактором в издательстве, на радио, телевидении?
– Скорее редактором, – как-то не совсем уверенно протянула Анжела. – Или корректором. Я думаю, профессии эти всегда будут востребованы.
– Еще бы! – поспешил ей на помощь Костя, все это время молчавший и лишь с улыбкой поглядывавший то на Анжелу, то мать. – Подумать только, что творится с русским языком: коверканье, засорение…
Анжела отблагодарила его обворожительной улыбкой. Вера Васильевна не смогла этого не отметить. Задержала взгляд на серо-белом крестике на ее груди:
– Вы крещенная? Простите, – тут же спохватилась, – глупый вопрос. – Конечно же, крещеная.
– Да. Еще в грудном возрасте. И, конечно же, ничего не помню.
Вера Васильевна понимающе кивнула:
– Костю тоже крестили в младенчестве, и он тоже ничего помнит.
Костя широко улыбнулся:
– Ну ничегошеньки. Знаю только, что крестить возили меня бабушка и дядя Володя.
– Твой крестный, – уточнила Вера Васильевна. – То были времена, когда родителям приходилось скрывать крещение своих детей, дабы не иметь неприятностей по службе, я-то в школе работала, – помолчала. – А меня крестили, когда было мне уже далеко за тридцать. Тридцать пять, наверное. Да и время уже другое было, перестроечное. Для меня же оно оказалось тяжелее тяжелого, – помолчала: – От меня ушел муж.
– Мам, – Костя умоляюще посмотрел на мать.
– Да, ушел. К другой женщине. Оказывается, уже и ребенка ему родила. Подлость. Предательство. Как такое можно было пережить? Я просто угасала. Знакомые посоветовали сходить в храм и успокоить душу. Но я-то была не крещенной, – придвинула к себе стакан с водой, сделала глоток. – Я сделала всё, как мне сказали. Подобрала в церковной лавке крестик, такой же, как у вас, Анжела, серебряный, поговорила с батюшкой, причем, дважды поговорила, – перехватила взгляд Анжелы: – Этот? – поправила свой крестик, – этот – да, золотой.
– А прежний потерялся, – догадалась Анжела.
– Да нет. Тут совсем другое. Послушайте. Костя, ты тоже послушай. Никому об этом не рассказывала. Так вот. В тот день крестили двух младенцев – девочку и мальчика – и меня, как понимаете. При этом крестики заранее были выложены на полотенце, мой был крайний, слева. И случилась ошибка. Крестный отец девочки (а крестили её первой) подал батюшке именно этот крестик.
– То есть твой? – вырвалось у Кости.
– Ну да. Батюшка и надел его на девочку. Потом крестили меня. Крестной матери или крестного отца у меня не было, и батюшка сам взял для меня следующий крестик.
– Который предназначался для той девочки.
– Совершенно верно. Золотой. Я и мама девочки заметили подмену, но лишь недоуменно переглянулись. А что было делать? Просить батюшку поменять крестики? Но такое, видимо, было уже невозможно – обряд крещения свершился. Я только спросила у женщины: «А девочку как зовут?» «Анжела», – сказала она. «Я запомню», – сказала я...
Анжела не сводила с Веры Васильевны изумленных глаз:
– Так это вы? Мама рассказывала мне, что крестили меня вместе с какой-то женщиной.
– Получается, что я, – Вера Васильевна улыбнулась.
– А я – та девочка Анжела?
– А ты – та девочка Анжела. Извини, буду на ты.
– Конечно, конечно. Так даже лучше. И на мне ваш крестик?
– Нет, крестик – твой, он по крещению твой. Пусть хранит тебя и оберегает. А крестик, что на мне… – обняла Костю и Анжелу. – Он – словно предвестник вашей судьбы. Видимо, так боженьке было угодно, чтобы пути ваши пересеклись...