Еще на подлете к Арве я удивилась непонятной активности. Нет, вокруг Арвы обычно, как вокруг улья в сезон медосбора. Но в этот раз мой сканер считывал слишком много военных кораблей, пассажирских и транспортников почти не было. И главное, все они двигались прочь от Арвы. А я одна, как безумная форель на нерест, против общего течения.
Даже пересекая орбиту единственной Арвской луны, я не видела на экране привычных зеленых цветов посадочной карты. Все было тоскливо-серым. Диспетчерская служба космодрома «Арварах», одного из самых больших в этой зоне, глухо молчала на письменные запросы. А на «глас вопиющего», когда я уже вышла практически на точку посадочного коридора, ответил вовсе не космодром, а патрульный катер:
— Борт четырнадцать-сорок два! Прошу покинуть зону эвакуации!
Зону какой конем гребаной эвакуации?! Как покинуть?! Что за боггартова чешуя?
Ничего глупей я спросить не могла:
— А вы кто? — хотя прекрасно видела всю открытую информацию по нему. Он, наверное, преисполнился бездной моей бестолковости, и очень вежливо и медленно, как неразумному ребенку, ответил:
— Я — зед-восем, патрульный катер в режиме боевого дежурства в этом секторе. Вам необходимо покинуть опасную зону, поскольку ситуация на Арве сейчас такова, что объявлена эвакуация всех гражданских, дипломатических судов, а так же военных, непосредственно не относящихся к федеративной миссии Миротворцев, — и сбросил мне уже не серую посадочную карту: пурпурное поле космодрома, означающее срочную эвакуацию всех, у кого Арва не порт приписки; и горяче-оранжевое с запада от столицы — зона боевых действий. Восточнее столицы — пока серое, и маленький клочок зеленого в семидесяти милях от «Арвараха».
— Но мне надо груз доставить, — сказала я, разглядывая жалкое зеленое пятнышко. А это что? Увеличим! Вспомогательный грузовой «Арварах-2», так-так.
— Вы услышали меня, борт четырнадцать-сорок два? — он даже включил видеосвязь. Чернявый мужик с легкой проседью на висках и значком кап-три на стойке воротника. Самым примечательным в нем был подбородок. Знатный такой подбородок, выдающийся, можно сказать, с глубокой ямочкой посередине.
— Вы поняли? — уточнил он. — Вам надо незамедлительно покинуть зону.
— Поняла, зед-восемь, — и отключила видеосвязь, потому что боялась не удержать лицо. Вместо фиолетового и оранжевого у меня перед глазами стояли черные строчки контракта по доставке. А главное цифры неустойки. Никаких форс-мажорных обстоятельств там прописано не было. Либо, доставка, либо... Но ничего же не предвещало, аналитический ум Энды сплоховал единственный раз, не просчитал политических колебаний Арвы. И я влетела в самую бурю, совершенно о ней не подозревая.
— И что нам теперь делать? Нам надо сесть, хоть Анку на голову, — сказала Матушка.
— Я знаю, что надо сесть и не знаю, что делать. У вас есть дельные мысли, кроме «Оё-ой-ой!»?
— Пока нет, — призналась Матушка.
— Тогда заткнитесь. Вдвоем вслух мы можем только истерить. А мне надо думать.
Матушка умела молчать по-разному: осуждающе, ехидно, саркастично. Сейчас она молчала поддерживающе, не мешая мне предаваться унынию, но давая понять, что я «умная девочка из Даффов», которая выплывет.
Я в полной прострации смотрела на недосягаемую Арву, до которой было всего-то прозрачный слой атмосферы. Мысли мои текли мутными потоками горной реки в половодье.
Если б шла через Ларский узел, узнала бы новости раньше, а поскольку двигалась через богами и информацией забытую Венду, то не была морально готова к тому, что услышала. Хотя даже знай я заранее, то вряд ли бы свернула. Куда мне сворачивать, только в Бездну Домну, с такой прописанной в контракте неустойкой?!
У Арвы растрепанное апельсиновое солнце и семь подружек вокруг. Но она одна при этой звезде сподобилась завести себе жизнь. Не очень-то и организованную при такой нехватке воды, но довольно агрессивную. А потом была заселена колонистами, которые по мере сил боролись с ее засушливостью. А когда все силы уходят на это, то чтобы побороть природу, то обычно это приводит к появлению очень жесткой веры. У нас на Таре сплошное разнообразие и терпимость. А Арва всегда славилась довольно экстремальными верованиями. Когда земля неплодородна, когда мужчины только и делают, что воюют за плодородные участки, тогда женщина становится одновременно и ценностью, и имуществом. Мне, привычной к тарской свободе, тяжело понять, как бы я могла здесь жить. Но как-то они жили, постоянно воюя и веря в очень жестоких богов, просить милости у которых не имело никакого смысла. Милосердие для Арвы было понятием не понимаемым.
Арва была бедна ресурсами и потому Федерация никогда не стремилась видеть ее в своем составе. Арва считалась вечным «партнером с расширенными возможностями и дальнейшей перспективой вступления». Очень хорошая формулировка — как второсортный партнер, она была обязана предоставлять все возможности своему патрону, взамен получая разнообразные гуманитарные подачки и туманные обещания поддержки. Стратегическое положение у нее было хорошее: и для торговли, и для войны. Вот и сидела Арва дрессированной собачкой у ног Федерации. Почти всегда, потому что временами всякие реакционные силы, подзуживаемые и подкармливаемые «удобрениями» завистников Федерации, вырастали до таких размеров, что могли совершить антиправительственный переворот. Тогда Федерация ненадолго эвакуировала свой ограниченный контингент и дипломатические службы, и, цокая языком, на самом высоком уровне Объединенного Галактического Совета высказывала свою глубокую озабоченность ситуацией на Арве. На какое-то время Федерация оставляла Арву в огне гражданской войны, справедливо считая, что так большая часть «нечисти» сожрет сама себя. А потом на очередном заседании ОГС посол Федерации патетически стенал о «бесконечном сожалении о стольких загубленных безвинных жизнях», а так же о том, что Арва является партнером Федерации и кровопролитие можно остановить, если ОГС разрешит ввести Миротворцев. Совет проникался страданиями Федерации и объявлял очередную хунту террористами. Миротворцы приходили, зачищали, усаживали на властные седалища новое подконтрольное Федерации правительство. К сожалению, на засушливой Арве, эти «муссоны» были часты. На нашей Таре они тоже пару раз провернули похожую схему. Обычная, хорошо отработанная годами практика Федерации.
Но по справедливости сказать, космопорт Федерация на Арве отгрохала то что надо. Ну, так для себя старались. Одно только налогообложение грузов в пользу федералов чего стоит. Я часто бывала на Арве. Клиенты любили получать здесь товар, а потом крутили какие-то свои схемы, которые меня не касались.
Всего-то мне надо сесть на Арву и внести данные о посадке в общую систему. А потом... Потом будет потом, вот тогда и подумаю. А сейчас на карте фиолетовый и оранжевый, но на самом краю немножко зеленого — вспомогательный грузовой космодром «Арварах-2», в семидесяти милях от центрального. Но система учета у них же единая!
Эх, как не хватало мне сейчас хитроумного Энды! Он бы придумал, как выкарабкаться из этой ситуации. Все на что хватило меня, это вспомнить устав флота. Еще в Военной Академии сержант-куратор нашей группы говорил, что голова солдату нужна, чтобы запоминать устав, а мозги, чтобы соображать. А если мозгов в голове не хватает, то хорошо выученный устав их заменит. И был-таки прав! Все же просто: мне надо сесть, в уставе есть пункт, когда любому кораблю не могут отказать в посадке, протокол Каппа называется. О чем я незамедлительно и сообщила в письменном виде, как и положено по уставу, диспетчерской службе космопорта «Арварах-2» и стала ждать ответа. Безусловно положительного, без вариантов.
«Арварах-2» коридор дал спустя несколько минут, не мог не дать, но диспетчерская истерически бормотала, что я это зря, у них что-то непонятное творится, и может, я дотяну куда-то подальше отсюда, в семистах милях, мол, есть хороший аэродром, который меня, наверное, выдержит.
Не-не-не, ребята! Мне надо сюда и совсем немного времени — только сесть и внести данные о посадке в базу. У меня в договоре прописана только посадка, а даже разгрузка уже не моя проблема. Дальше конем оно все.
Я размеренно начала кувырок для захода в коридор.
— Борт четырнадцать-сорок два, что вы делаете?! — рявкнул патрульный.
— Я сажусь на грузовой космодром «Арварах-2», у меня протокол Каппа, — спокойно сказала я. — Уже и коридор получила.
— В смысле?! Какой к самаэлевым потрохам протокол?!
— Аварийная посадка. Вы разве не знаете, что такое Каппа?
Патрульный разразился длинной эмоциональной тирадой, суть которой сводилась к вопросу: «Какая авария?», и некоторым характеристикам моего женского ума.
Я вежливо ответила, что внезапно отказала система регенерации. А заодно и связь плохая. И отключила связь с ним совсем. Смысл мне выслушивать его мнение о женщинах. Это ж не ему выплачивать неустойку получателю, не ему рассчитываться с кредитами и растить девчонок и коней.
Заходя в посадочный коридор с неудовольствием заметила, как с задержкой всего в несколько минут, патрульный катер зеркально повторяет мой маневр, занимая коридор рядом.
Нет, я таки сяду раньше тебя и успею внести данные в базу. А потом попробуй мне что-то предъявить. Перед самой посадкой выдерну тот самый зеленый штекер и доказывай, что я ложно заявила протокол Каппа.
Есть два вида управления: ручное, когда, вживленный пилотский чип нужен только, как «ключ зажигания», а пилот управляет кораблем посредством джойстика, а есть — прямой, когда пилот и система управления сливаются в единое целое. Ненавистного в юности полетного наставника Рэфа по прозвищу Ржавый штырь, я теперь вспоминаю с благодарностью. Не знаю уж, откуда в ядовитом тролле взялась любовь к прекрасному, а собственно к балету, но он считал, что пилотирование и танец по сути одно и тоже. Заставил меня взять одним из дополнительных факультативов классический танец, вместо единоборств. Первокурснице Мэри это казалось верхом идиотизма и позорищем: когда сокурсники швыряли друг дружку, выколачивая пыль из матов, я тянула носок и «округляла мизинцы и указательные пальцы». Как я ненавидела: «Во вторую позицию! Держи корпус прямо! Локоть выше! Не бросай кисть!» А потом постепенно я поняла, что при взлете мысленно раскрываю руки из первой позиции во вторую, а при полете «держу корпус». При сложных виражах, играя углами наклона закрылков, я представляла, как перехожу из второй в третью или четвертую позицию. Любую фигуру пилотажа, я представляла себе танцевальным па. Конечно, на легкой машине крутить пируэты легче. Другое дело неповоротливый транспортник. Но Тара научила меня другим, неклассическим танцам. А любимую фразу Ржавого Штыря: «Танцуем, детка!» Энда потом прописал кодовой для перехода на прямое управление.
На транспортниках обычно только ручное управление. Но Энда и здесь расстарался. «Чего даром такому добру пропадать, даже пусть и суб-лейтенантскому?!» Я редко пользуюсь прямым управлением — посадить «Пеструху» на оборудованный космодром да еще с помощью диспетчеров ничего не стоит. Но не в этот раз.
Потом уже, задним умом, я поняла, что патрульный был прав насчет моих умственных способностей. Но в тот момент, когда я ввязалась в эту авантюру с аварийной посадкой, у меня перед глазами стояли только страшные цифры неустойки по договору.
Обзор был прекрасный. Над «Арварахом» практически всегда нет облаков. Терракотовое блюдо бесконечной пустыни. Извилистая трещина на обожженной глине — каньон Нур-Аг. На середине блюда желтовато-масляные бруски зданий столицы Арвы, серебристые «щуки» ангаров основного космопорта, темные немногочисленные «маслины» кораблей на взлетном поле. А у самого края, у каньона, еще немного мелочевки: дополнительный «Арварах-2», куда я собиралась доставить свой груз. И странное дело, практически пустое воздушное пространство. Обычно, небо над «Арварахом» — прекрасно упорядоченный диспетчерами хаос — каждый взлетает-садится по своей трассе, ведомый на поводке умелых команд. А сегодня только я и пустое небо... да еще этот надоедливый патрульный. Но он выше, где-то за плечом, если не коситься в экран бокового обзора — можно считать, что и нет. Матушка не всегда читает откровенную гадость, иногда и неплохие книги попадаются. Помню, зависли мы почти на неделю во время забастовки на Карском узле, так она читала вслух, а я кружево крючком вязала. И очень мне помогли тогда слова героини, что подумает она об этом завтра. Вот и сейчас я решила, что подумаю об этом кап-три с подбородком потом, когда сяду.
Практически идиллия — простор, свет и цель почти достигнута. Вот сколь раз я спотыкалась на этом «почти». Идиллия закончилась внезапно. Первой перезагрузилась и замигала отчаянными цветами посадочная карта: вся область вокруг столицы и основной космопорт — оранжевым, обозначавшим зону непосредственных боевых действий, а «Арварах-2» вообще налился густо-вишневым цветом.
— Марул меня сожри, вот это новости! — у меня уже не было ни единого шанса что-то поменять, развернуться. Только садиться. Хотя садится на вишневое...
— Борт четырнадцать-сорок два, статус поменялся, вы не можете садиться, — хрипло промямлил диспетчер.
— Я вижу, — скрипнув зубами, ответила я, — но в воздухе я кувыркнуться не могу. Я сажусь и должна завершить маневр.
— Держите хоть коридор, — попросил диспетчер. Он прекрасно понимал, что теперь уже даже разверзнись подо мной бездна Домну, у меня нет выбора.
«А то я не знаю! Не надо меня учить!», — но никто никогда не пререкается с диспетчерами вслух. Даже самые обезбашенные отморозки. Дурная примета.
А чтобы цвета карты не расходились с делом, и я окончательно убедилась в серьезности всего происходящего, на окраинах столицы, среди геометрически идеального порядка желтоватых кубиков стали подниматься в воздух неряшливыми змеями столбы дыма. Главный терминал космопорта неуклюже подпрыгнул, выбросив в воздух клубы пыли, как гриб-дождевик, стал оседать неопрятной кучей. Со взлетного поля, странно вихляя, пыталась подняться небольшая яхта, но была сбита. Падала она медленно, как мотылек со смятыми крыльями, крутилась, билась в воздухе.
— Что за боггартова чешуя здесь творится?!
— Кажется, демократия на Арве зацвела и заплодоносила раньше, чем предполагалось, — философски протянула Матушка.
— Танцуем, детка!
Момент перехода на прямое управление всегда как удар. Представьте, что вас из абсолютно темного нутра корабля внезапно выкинули с парашютом в яркое небо. «Пеструха» дернулась, но мы с ней быстро стали «держать корпус». За что люблю свою «корову», так за то, что поводья она чувствует прекрасно. Теперь я видела все вокруг очень ярко и четко. Висящего слишком близко за левым плечом патрульного, а главное, алую метку противовоздушной батареи, из которой и подбили яхту. И наводилась она теперь на нас, больше ж не на кого! Это ж я, глупая урискова дочь, и чернявый патрульный висели двумя жирными нетопырями в совершенно пустом небе. Я врубила связь с патрульным:
— Зед-восемь! Сейчас будет залп. Беру семнадцать-лево! — я должна была его предупредить, мы слишком близко, опасно для маневров.
— Борт четырнадцать-сорок два! Держите коридор! — взвыл диспетчер.
Я отрубила связь с диспетчером и только тогда сказала:
— Идите на аванков хер!
Батарея расцвела оранжевым соцветием. Патрульный катер зеркально повторил мой маневр вправо. Наверное, нам очень повезло: те, кто захватил батарею, были не очень умелы. Они пристреливались, но это недолго, мы были слишком медленными и крупными мишенями.
— Зед-восемь, передаю вам частичный доступ к информации, — следующий залп секунд через сорок, я не буду успевать сообщать о маневрах в голосовом режиме, а так он будет видеть все в цифрах на экране. Обычная практика, когда звено выходит в боевом режиме.
— Борт четырнадцать-сорок два, примите частичный доступ, — боковым зрением я увидела серебристую цепочку символов с его панели управления.
Ну, станцуем, кап-три, в паре!
Залп! Тут главное поймать ритм, услышать музыку и двигаться, крутить пируэты. Я напевала:
«Постарайся, Мэри, моя прекрасная дочь
Постарайся, Мэри, если можешь
Постарайся, Мэри, моя прекрасная дочь» — мне всегда помогает. Джей очень любил эту песню и сколько мы с ним станцевали...
Охра земли, лазурь неба, апельсиновое солнце Арвы завертелись вокруг.
Мне попался хороший партнер. С грузовым прицепом на заду нелегко, но он был гораздо крупней, однако вел танец хорошо. Да, именно вел, а я шла за пунктирной линией серебристых значков на экране, подстраиваясь под его маневры, словно он держал меня за руку. Странное, давно забытое чувство.
На четвертом залпе его все же достали — чиркнули по хвосту, но это означает потерю маневренности. Сесть он должен был, но до земли было еще долго. Я ничем не могла помочь, только хаотично вертеться, надеясь сбить прицел. А еще у меня была противометиоритная пушка. В атмосфере работающая, как дешевые чинские петарды. Зато как зрелищно! На батарее впечатлились. И на некоторое время оставили катер в покое. Они думали, я отвечаю огнем какого-то супер-оружия и кудесили прикрываясь. Мне же до слепого угла, где они не могли меня достать, оставалось совсем немного. Я напевала про Мэри, Матушка, которая у нас за стрелка, развлекалась:
— Что, беннины дети, страшно?!
Мы сели: "Пеструха" мягко на четыре лапы, на ближайшую к терминалу площадку; патрульный, чадя рулевым опереньем на хвосте, гораздо дальше, охромевший на левый задний стабилизатор.