Происхождение якутов саха

Происхождение якутов (саха).
Саха - (самоназвание, якуты ), народ в Российской Федерации (380,2 тыс. человек), коренное население Республики Саха (365,2 тыс. человек). Основные группы саха — амгинско-ленские (между Леной, нижним Алданом и Амгой, а также на прилегающем левобережье Лены), вилюйские (в бассейне Вилюя), олёкминские (в бассейне Олёкмы), северные (в тундровой зоне бассейнов рек Анабар, Оленёк, Колыма, Яна, Индигирка). Говорят на саха-языке тюркской группы алтайской семьи, имеющем группы говоров: центральную, вилюйскую, северо-западную, таймырскую. Верующие — православные.[Народы и религии мира. - М.: БСЭ, 1999]

Якуты. Сибирские инородцы тюрко-татарского племени. 227384 душ, в бассейне р. Лены, на вотсок до Охотского моря, на запад почти до Енисея. Большинство якутов кочевники, живут в юртах. Занимаются скотоводством, отчасти земледелием и торговлею; разделяются на улусы, наслеги и роды; язык якутский, тюркское наречие, является главным разговорным языком в Восточной Сибири, на котором русские объясняются с инородцами; якуты официально православные, сохранили местами шаманство. (1896).[Брокгаузъ on-line]

Якуты (самоназв. - с а х а), нация, коренное население Республику Саха - Якутия. Живут также на С. Красноярского края, в Магаданской, Сахалинской и Амурской обл. РСФСР. Общая числ. 296,2 тыс. чел., в т. ч. в Якут. АССР - 285,7 тыс. чел. (1970, перепись). Говорят на якутском языке. Подразделяются на ряд локальных групп. По археол. и этногр. данным, Я. сформировались в результате поглощения юж. тюркоязычными переселенцами (вероятно, из Прибайкалья) местных племён. В традиц. х-ве и материальной культуре Я. много черт, сходных с культурой скотоводов Центр. Азии, но имеются и сев. таёжные элементы. Предполагают, что последняя волна юж. предков Я. проникла на среднюю Лену в 14-15 вв. Нек-рые группы Я., напр, оленеводы сев.-запада, возникли сравнительно недавно в результате смешения отд. групп эвенков с Я. - выходцами из центр, р-нов. Включение Я. в состав Рус. гос-ва (20-30-е гг. 17 в.) ускорило их социально-экономич. и культурное развитие. В то же время Я. стали подвергаться жестокому ясачному гнёту (см. Ясак) и притеснениям со стороны царских служилых людей, чиновников и купцов. В 17-19 вв. главным занятием Я. было скотоводство (разведение рогатого скота и лошадей), со 2-й пол. 19 в. значит, часть стала заниматься земледелием; охота и рыболовство играли подсобную роль. Осн. типом жилища Я. был бревенчатый балаган(юрта), летним - разборная ураса. Одежду Я. шили из шкур и меха. Во 2-й пол. 18 в. б. ч. Я. была обращена в христианство, однако сохранялось и шаманство.
Автоэтноним (самоназвание) саха: Самоназвание с а х а (мн.ч. с а х а л я р).  Этноним не идентифицируется, но предположительно восходит к более южным территориям, где начиная с VII по ХVII вв. упоминаются народы с а э к и, с а х э г и, с а й х а ч ж э, с а х а л я н ь. Cуществует мнение о собственно тюркском (кыпчакском) происхождении этого этнонима, восходящему к телесскому этнономикону. Вторая часть этнонима, у р я н г х а й / у р я н х а й, также была широко представлена в этнонимике тунгусо-маньчжурских, тюркских и монгольских народов. Этноним я к у т (е к э), предположительно заимствован русскими от эвенков.

Основная территория расселения
Якуты имеют свою автономию, Республика Якутия (Саха)
Якуты расселяются довольно широко в бассейне р.Лена и по ее притокам (Алдан, Вилюй, Олекма), а также по рекам бассейна Северного Ледовитого океана (Анабара, Оленек, Яна, Индигирка, Колыма).
Численность
Численность по переписям: 1897 - 226739 (учтены вмесите с долганами), 1926 - 235926, 1970 - 296000, 1979 - 328000, 1989 - 382000.

Антропологические характеристики

В расовом отношении якуты являются представителями центральноазиатского антропологического типа североазиатской расы. По сравнению с другими
тюркоязычными народами Сибири, они характеризуются наиболее сильным проявлением монголоидного комплекса, окончательное оформление которого происходило в середине II тыс. н.э. уже на Лене в результате взаимодействия пришлого ценральноазиатского и местного байкальского компонентов.

Язык якутский: Якутский язык относится к северо-восточной ветви тюркской группы алтайских языков и отражает сложность процесса формирования народа. Полиморфизм якутского языка фиксируется в огузской принадлежности в грамматике, огузо-уйгурской и отчасти кыпчакской в лексике, многочисленных монгольских заимствованиях, элементах тунгусского происхождения.
Письменность
Якутский язык, в связи с проблемами истории якутского народа, начал изучаться еще в XVII-XVIII в. (Н.Витзен, Ф.Страленберг Ф.Табберт, П.Паллас, Г.Миллер, Г.Стеллер, Я.Линденау и др.).

В прикладном значении якутский язык начал использоваться миссионерами c середины XIX в. Священник Михаил Ощепков перевел на якутский язык “Краткий катехизис” — первое печатное издание на якутском языке.
В первые послереволюционные годы графической основой якутской письменности послужил алфавит якутского лингвиста С.А.Новгородова, составленный на
основе международной фонетической транскрипции. Этот алфавит применялся до конца 20-х гг. ХХ в. С 1929 г. для всех тюркоязычных народов был рекомендован унифицированный тюркский алфавит, составленный на латинской основе. С 1939 г. якутский алфавит был переведен на русскую графическую основу.
В это время в школах Якутии широко внедрялось преподавание якутского языка (1922/23 гг. — 1-2 кл., 1926-1930 гг. — вся начальная школа, 1933/1934 — 5-7 кл.). Учебный процесс был обеспечен учебниками на якутском языке.

Религия
Православие: Православные.
Этногенез и этническая история
Якуты существенно отличаются от окружающих народов, что служит основанием для поиска истоков и места формирования их культуры. Её основу cоставляет интеграция различных этнокультурных традиций. Истоки якутского скотоводства прослеживаются в региональной культуре кочевников Центральной Азии и Южной Сибири начиная со скифского времени, а формирование ряда этноспецифических элементов якутской культуры (язык, мифология, мировоззрение) происходило в древнетюркскую эпоху и связывается с телесскими племенами.

Следующий этап формирования культуры якутов связан с прибайкальскими курыканами, в составе которых присутствовала не только тюркская основа, но и монгольский, а также тунгусский компоненты. Именно в среде курыкан происходит интеграция разноэтнических культурных традиций, заложивших основу якутскому полуоседлому скотоводству, ряда элементов материальной культуры, антропологическим особенностям якутов. В Х-ХI вв. курыканы испытали сильное влияние монголоязычных соседей, что наглядно прослеживается в лексике якутского языка. Монголы повлияли и на последующее переселение предков якутов вниз по Лене.

К этому же вpемени относится вхождение в состав пpедков якутов кыпчакского компонента (этнонимика, язык, обpядность), что позволяет выделять в культуре якутов два тюркских культурно-хронологических слоя; древнетюркский, имеющий соответствия в культуре сагайцев, бельтыров, тувинцев и кыпчакский - отдельные группы западно-сибирских татар, северных алтайцев, качинцев и кызыльцев.

Последующее формирование собственно якутской культуры, основу которой составило полуоседлое скотоводство высоких широт, происходило в бассейне Средней Лены. Здесь предки якутов появляются в конце ХIII - начале ХIV вв. Археология этого региона иллюстрирует последующую эволюцию якутской культуры вплоть до ХVII-XVIII вв. Именно здесь складывается особая модель хозяйства якутов, сочетающая скотоводство и экстенсивные виды промыслов (рыболовство и охота), материальная культура, адаптированная суровому климату Восточной Сибири, отличающие якутов от их южных соседей скотоводов, при сохранении многих субстратных черт общетюркской культурной традиции (мировоззрение, фольклор, орнамент, язык). Значительное влияние аборигенного населения Восточной Сибири прослеживается в антропологическом типе периферийных групп якутов, у которых фиксируется палеосибирский (байкальский) комплекс, при общей оценке якутов, как представителей центрально-азиатского антропологического типа.

В процессе переселения в Восточную Сибирь, якуты освоили не только относительно благоприятные для ведения скотоводческого хозяйства районы Средней Лены, но и ее таежные притоки (Вилюй, Алдан), а также бассейны северных рек Анабары, Оленека, Яны, Индигирки и Колымы. Здесь, в условиях Приполярья, сложилась особая группа якутов-оленеводов, адаптировавших северную аборигенную культуру. При численном преобладании якутского компонента, что способствовало сохранению многих элементов духовной культуры, северные якуты коренным образом изменили экономические основы жизни, многие элементы материальной культуры. В то же время, процесс адаптации аборигенной и прежде всего тунгусской традиции, не носил характера простого копирования. Так, якуты модифицировали тунгусское оленеводство, в переходе от транспортной его функции к пище-сырьевой, создали тунгусо-якутский тип упряжного оленеводства, в зависимости от обстоятельств, северные якуты использовали различные типы жилищ, одежды и т.п. В целом, в культуре северных якутов-оленеводов, отмечается доминирование тех эвенкийских элементов, которые связаны с промысловой деятельностью. Все это свидетельствует о сложном характере взаимодействия якутской и эвенкийской культур, синтез которых и образует локальную специфику северных якутов-оленеводов. В целом, эта группа якутского народа, наследует основные тенденции формирования его культуры - интеграцию в состав якутов различных этнических компонентов на протяжении более чем 2000-летней истории.
 
Традиционные поселения и жилища
Якутские поселения ыал делились по сезонно-хозяйственному признаку на зимние и летние. Зимники располагались вблизи сенокосных угодий и водоемов. Летники ставились на местах удобных для выпаса скота и были более крупными, чем зимники.
Якутская усадьба состояла из жилой постройки(балагана) и нескольких хозяйственных построек — хотонов для содержания скота, амбаров и подвалов-ледников. В пределах усадьбы строились загоны для лошадей. Непременным атрибутом якутской усадьбы были коновязные столбы —cэргэ.

Жилища якутов отличаются разнообразием. Наиболее распространенным типом традиционного стационарного жилища является балаган — каркасная постройка пирамидальной формы, стены которой изготавливались из тонких бревен внакат и сверху покрывались корой и дерном. Крыша балагана плоская. Традиционным летним жилищем якутов в прошлом была ураса. Внешне она напоминает чум, но ее деревянная основа состоит из двух конструктивных элементов. Во-первых, это цилиндрическая часть, которую образуют вертикальные столбы, поставленные по окружности и соединенные вверху горизонтальными планками. Во-вторых, коническая жердевая конструкция, которая опирается на цилиндрическую часть урасы. Покрышки изготовлены из двух слоев бересты. Внутри, по периметру стен располагаются нары, очаг размещается в центре. Диаметр основания урасы около 5 метров, высота — до
10 метров.

Прочие жилища являются временными (сезонными) и довольно сильно варьируют по конструкции. Северные якуты-оленеводы в качестве жилища использовали "тунгусский" или "самодийский" чум. На территории расселения якутов широко распространен региональный тип жилища — голомо.
 
Алтайская прародина и алтайская языковая
семья.
Глава III. Алтайская прародина и алтайская
языковая семья.
Сторонники общепринятой алтайской гипотезы, утверждают, что прародина древних тюрков располагалась в Южной Сибири (Саяно-Алтай) и прилегающих территориях Монголии и Китая. В доказательство этой гипотезы они обычно ссылаются на то, что первые письменные сведения о древних тюрках появились в китайских хрониках. Другой довод, который часто приводят сторонники этой гипотезы, это то, что тюркский язык, совместно с монгольским и тунгусскими языками, входит, в так называемую, «алтайскую языковую семью». В данном случае название «алтайские языки», по мнению сторонников этой гипотезы, указывает на предполагаемую прародину этой языковой семьи (Алтай). Нередко в качестве дополнительных аргументов сторонники алтайской гипотезы приводят известные исторические факты: создание в В веке на территории Южной Сибири первого тюркского государства - Тюркского Каганата и, найденные на этой же территории, каменные стелы с орхоно-енисейской письменностью. А некоторые учёные считают, что в алтайскую языковую семью необходимо включать ещё корейский и японские языки.

Вместе с тем, большинство учёных считают, что к тому времени, когда появились первые письменные сведения о древних этносах, многие из них успели уже пройти многотысячный жизненный путь. За это время они давно уже могли покинуть территорию своей первичной прародины и даже распасться на отдельные языковые группы. Поэтому некоторые учёные считают, что проблему прародины возможно решить с помощью изучения и анализа, в первую очередь, лингвистических материалов. Вот, например, что об этой проблеме пишет известный американский учёный Дж. Мэллори: «проблема прародины - это, по существу, доисторический лингвистический вопрос, и, хотя археологические данные должны играть важную роль, они бессильны помочь нам, до тех пор, пока сами лингвистические свидетельства не будут переведены в форму, которую археолог мог видеть при раскопках».

Ряд учёных считают, что наряду с данными лингвистики и истории, в деле определения прародины древних этносов, важнейшими являются данные археологии. Видимо поэтому большинство учёных считают, что проникнуть в глубь этнической истории древних тюрков, и выяснить, где находилась их прародина, можно используя данные лингвистики и археологии. Однако, когда мы пытаемся совместить данные лингвистики и археологии замечаем, что взгляды лингвистов и археологов по данному вопросу существенно различаются. Так, если некоторые лингвисты и историки, сторонники алтайской концепции, прародину тюрков размещают на Алтае, то археологи и некоторая часть историков утверждают, что тюрки на Алтае появились только лишь в начале второго столетия до н. э., то есть после завоевания этих территорий хуннами. И поэтому, они утверждают, что прародина древних тюрков располагалась не на Алтае, а на востоке Монголии и в качестве доказательства ссылаются на найденную в этом регионе, так называемую, культуру плиточных могил. Они считают, что именно культура плиточных могил и есть та самая первая археологическая культура, которую после себя оставили в мировой истории предки тюрков – хунны. Вот мнение по данному вопросу известного российского историка Л.Н.Гумилева, который пишет что: «В то время когда китайцы и жуны уничтожали друг друга в истребительных войнах, в степях Центральной Монголии и Южного Забайкалья сложилась оригинальная культура, которой предстояло большая будущность. Это так называемая "культура плиточных могил", а по сути дела - ранний этап самостоятельной хуннской культуры… Вопросу о языке, на котором говорили хунны, посвящена большая литература, ныне в значительной степени потерявшая значение. Сиратори доказывал, что известные нам хуннские слова - тюркские и единственная хуннская фраза, дошедшая до нас, - тюркская.
 Сомнение в тюркоязычии хуннов несостоятельно, так как имеется прямое указание источника на близость языков хуннского и телеского, т.е. уйгурского, о принадлежности которого не может быть двух мнений». Как, мы видим, если одни учёные считают, что прародина древних тюрков находилась на Алтае, то другие указывают на территорию Монголии.

Как известно, проблема генетических связей алтайских языков на протяжении большей части ХХ века составляла предмет дискуссий и имела как убежденных сторонников, так и не менее убежденных противников. Такие ученые, как Г.Рамстедт, Б.Я.Владимирцов, Н.Поппе признавали их генетическое родство, то есть общность происхождения тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских языков. Другие ученые – Дж.Клоусон, А.М.Щербак, Г.Дёрфер и ряд других учёных - утверждали, что перечисленные выше языки не являются генетически родственными и не восходят к общему языку-предку. По мнению этих ученых, наблюдаемые между этими языками лексические и морфологические сходства являются следствием разновременных заимствований, имевших место по причине интенсивных этнокультурных контактов между представителями различных групп изначально разных языковых семей. Например, известный российский лингвист В. И. Рассадин, который является одним из лучших современных российских специалистов по тюркским и монгольским языкам, выступает против алтайской гипотезы и считает, что близость между современными тюркскими и монгольскими языками, появилась в результате их многовековых контактов между собой: «В связи с тем, что взаимодействие тюркских и монгольских языков уходит своими корнями в глубокую древность, в монгольских языках имеется великое множество различных элементов, причем как лексических, так и грамматических, носящих по всем критериям явный тюркский характер… В современных монгольских языках выявилось немало слов явно тюркского происхождения, носящих общемонгольский характер». (В.А.Рассадин,). А другой
 российский лингвист Г.Д.Санжеев пишет, что «в древнейшем пласте лексики тюркских языков монголизмы почти совершенно отсутствуют, тогда как в идентичном пласте монгольской лексики количество тюркизмов огромна». (Г.Д.Санжеев,). Российские исследовательницы И.Я.Селютина и Н.Н.Широбокова, в статье, посвященном известному советскому тюркологу В.М.Неделяеву пишут, что «Владимир Михайлович был последовательным антиалтаистом. Редкая эрудиция, владение языками всех трех групп, входящих в состав алтайской семьи (тюркскими, монгольскими, тунгусо-маньчжурскими), делали его позицию обоснованной…Алтайскую семью он рассматривал как очень древний лингвистический союз». (И.Я.Селютина, Н.Н.Широбокова, 2000).
Одним из тех, кто всю свою долгую научную жизнь выступал против алтайской гипотезы, был знаменитый английский учёный Дж. Клоусон. Так, он впервые в 1969 г. сделал попытку дать лексикостатистическую оценку алтайской проблемы. Взяв за основу 200-словный список М.Сводеша для древнетюркского, древнемонгольского и маньчжурского языков, Дж. Клоусон пришел к выводу о том, что общие элементы в тюркском и монгольском составляют не более 2%, а в монгольском и маньчжурском – не более 3,5 % и, следовательно, алтайская теория неправомерна. Вот что об этом писал сам Дж. Клоусон: «Результаты применения лексикостатистических методов к оценке «алтайской» теории можно суммировать следующим образом: После исключения слов, которые наверняка можно признать заимствованными, общие элементы в тюркском и монгольском основном словаре составят не более 2% от основного словаря, причем эти общие слова легче объяснить как заимствования, чем как свидетельство генетических свя-зей…Тюркские языки и маньчжурский, по всей очевидности, не связаны генетически, так как их основной словарь не совпа-дает….Общие элементы в монгольском и маньчжурском основном словаре не превысят 3,5% от всего лексического состава, причем эти слова могут быть легче объяснены как заимствования, чем как свидетельство генетических связей… Следовательно, «алтайская» теория неправомерна». (Дж. Клоусон, 1969).

Между тем, отдельные лингвисты тюркские языки включают ещё в несколько языковых семейств (бореальную, ностратическую). Бореальный язык впервые реконструировал профессор Санкт-Петербургского университета, ученый-лингвист Н.Д. Андреев. Теория Андреева отражена в его монографии «Раннеиндоевропейский праязык» (Л., 1986) и ряде статей. Эта теория получила дальнейшее развитие в трудах российского археолога В.А.Сафронова. В книге "Истоки славянской и евразийской мифологии", написанной им в соавторстве с Н.А.Николаевой В.А.Сафронов утверждает, что: «Древнейшие истоки мифотворчества индоевропейских, уральских, фино-угорских и тюркских народов находятся в евразийских мифах, напетых впервые на одном, едином евразийском языке, на заснеженных просторах евразийской прародины 12-11 тысяч лет назад».
Вот как представляет себе Н.Д.Андреев территорию бореального языка:
"В географическом плане ареал распространения бореального праязыка представляется таким, что простирался от Рейна к Алтаю, при этом та часть бореальных племен, которая позже отделилась как носитель алтайской ветви бореальнго праязыка, кочевала между Уралом и Алтаем, вторая часть, которая позже превратилась в носителей уральской ветви, располагалась между Днепром и Уралом. Что же касается племен, языком которых со временем стал раннеиндоевропейский язык, то они находились между Рейном и Днепром" (Андреев Н.Д., 1986, 277).
Сторонники другой, весьма распространённой теории, ностратической, также утверждают, что тюркский язык в древности входил в большую языковую семью. Автором гипотезы о ностратических языках стал в 1903 датский лингвист Х.Педерсен. Им впервые было сформулировано положение о родстве индоевропейских, афразийских и урало-алтайских языков. Для этих языков был предложен термин "ностратические языки" (от лат. noster - наш). В настоящее время в ностратическую семью включают индоевропейские, картвельские, уральские, дравидийские, семито-хамитские и алтайские языки. В начале 1960-х ностратическую теорию существенно развил московский славист В. М. Иллич-Свитыч. Сторонники ностратической гипотезы считают, что носители ностратического праязыка принадлежали к европеоидной расе и обитали на территории Восточной Европы и, возможно, сопредельных районов Азии. Так, российский учёный Л. А. Гиндин, говоря о прародине ностратической семьи пишет, что В.М. Иллич-Свитыч, оставил после себя карту, где указал, что прародина ностратической семьи располагалась на территории областей, находящихся в Восточном Средиземноморье (Карпаты, Балканы, Эллада, Западная и Центрально-Западная Анатолия).
А вот мнение известного российского лингвиста Е.А. Хелимского о прародине ностратической общности и времени её существования: "Этот период отделен от нас не одним десятком тысячелетий, его ареалом был Южный Прикаспий"».

Однако  российский  учёный  С.  Е.  Яхонтов,  считает  что "наиболее вероятной прародиной ностратических языков являются леса Южного Урала и соседних регионов (Поволжья и Западной Сибири)"».
А вот, что пишет о месторасположении и времени существования ностратической языковой семьи российский исследователь Пучков П.И.: «время распада ностратического языка, вероятно, правильнее отнести к несколько более позднему времени - 12 - 11 тыс. лет до Р. Х. Что касается локализации ностратической этноязыковой общности, то ее возникновение, как, впрочем, и распад, по-видимому, произошли где-то в Юго-Западной Азии. Можно определить и примерное время дивергенции праязыков разных семей, на которые раскололся ностратический праязык: алтайский праязык распался на рубеже 6 и 5 тысячелетий до Р.Х. (впрочем, о наличии в прошлом единого алтайского праязыка высказываются некоторые сомнения), уральский - в 5-3 тысячелетиях до Р.Х., индоевропейский - в 4 - 3 тысячелетиях до Р.Х. или несколько ранее, дравидийский - в 4 тысячелетии до Р.Х., картвельский - в 3 тысячелетии до Р.Х., эскимосско-алеутский - во 2 тысячелетии до Р.Х… Ареал распространения индоевропейского праязыка находился где-то в Юго-Западной Азии между Верхней Месопотамией и Закавказьем. Древняя картвельская этноязыковая общность была расселена поблизости от современного места обитания картвелов (грузин, мегрелов, лазов и сванов) - на границе Закавказья и Юго-Западной Азии. Прародиной дравидов являлась современная территория Ирана, "уральцы" до своего распада занимали территорию между Уральскими горами и рекой Обь, "алтайцы" жили где-то в Средней Азии и примыкающих районах Ирана…Носители ностратического праязыка были, бесспорно, европеоидами, о чем, в частности, свидетельствуют палеоантропологические находки, по месту и времени соответствующие предполагаемой прародине ностратической этноязыковой общности. Алтайская этноязыковая общность была, по-видимому, подобно другим общностям распавшегося ностратического этноязыкового единства, европеоидной, однако по мере продвижения на восток многие ее группы, сохраняя свои языки, все более поглощались в расовом отношении местным монголоидным населением. Лучше других удержали свои европеоидные морфологические черты некоторые народы тюркской группы, причем большинство юго-западных тюрков (турки и др.), если и были в какой-то мере метисированы, то при реверсивном движении на запад вновь впитали в себя европеоидный элемент, постепенно "растеряв" почти все приобретенные при движении в восточном направлении монголоидные признаки». (П.И.Пучков,)

Автор данной книги также считает, что предки древних тюрков, в древнейшие времена (более 12 тысяч лет тому назад), жили в каком-то районе Передней Азии и поэтому в те времена они могли контактировать с народами, входящими в ностратическую языковую общность. Эта территория земли, скорее всего,
 расположена в восточной части Передней Азии, и её можно считать первой прародиной тюрков. Однако об этом мы подробно поговорим в следующей главе. А теперь, исходя из того, что некоторые учёные утверждают, что предки древних тюрков, наряду с индоевропейцами, прауральцами, прадравидами, входили в ностратическую общность, то я хотел бы познакомить читателей с «историей ностратиков» в интрепретации известного учёного А.Б.Долгопольского. В тоже время я хочу отметить, что некоторые сторонники ностратической гипотезы, в отличие от

А.Б.Долгопольского, не столь категоричны в своих высказываниях в отношении существования отдельной алтайской языковой семьи в составе ностратической общности. Так, например, один из основных, на сегодняшний день, последователей В.М.Иллич-Свитыча российский лингвист В.А.Дыбо пишет, что «Ряд исследователей считают недоказанным существование алтайской семьи языков. Однако статус алтайской семьи не затрагивает существа ностратической гипотезы: если тюркские, монгольские и тунгусо-маньчжурские языки не образуют единой прасемьи, то те древнейшие схождения между ними, которые установлены сторонниками алтайской теории, окажутся сближениями ностратического уровня».

Пусть извинят меня читатели, если им, приводимые мной цитаты покажутся очень длинными. А.Б.Долгопольский, бывший советский учёный, а ныне израильский лингвист, в течение многих лет вел в МГУ курс, посвященный ностратическим теориям, руководил подготовкой специалистов в области сравнительного языкознания. В статье «Родство языков и древнейшая история» А.Б.Долгопольский (статья написана совместно с И.Луговским) пишет, что «три вопроса всегда интересуют людей, слышащих о ностратике: где жили люди, говорившие на праностратическом языке? Когда это было? И как случилось, что один, в сущности, язык распространился на такую огромную территорию, вытеснив языки, на которых говорили ближние и дальние соседи ностратического племени? - а такие, конечно, существовали, ведь и сейчас есть множество неностратических языков, а сколько еще вымерло! Попробуем ответить на них, опираясь на данные лингвистики и археологии… Итак, когда? Заметим, что одному и тому же астрономическому времени соответствует на разных территориях и у разных народов разное археологическое время: одни уже вступили в энеолит или бронзу, а другие в ту же эпоху еще не вышли из мезолита. Для каждого района земного шара нужна особая датировка. Так, в Передней Азии, по мнению английского археолога Дж. Мелларта, мезолит начинается на рубеже XI и X тыс. до н.э., неолит - в начале IX тысячелетия, медный век - в начале VI тысячелетия, эпоха бронзы - в начале IV тысячелетия до новой эры. Другие археологи нередко предлагают иные датировки, но отличия обычно не выходят за пределы тысячи лет. Переход к неолиту называется в науке неолитической революцией - настолько резкий поворот в жизни общества произошел с появлением скотоводства, земледелия (хотя бы примитивного), гончарного производства и т.д. Если мы посмотрим в словарь праностратического языка, то увидим там множество названий разных диких животных и частей их тела, названия рыб, слова "след", "зверь", "бросать", "попасть в цель", "промахнуться" и т.п. Кроме охоты и рыболовства, древний человек занимался собирательством: есть слова "собирать", "ягоды", какие-то "зерна". Было специальное слово "сбор дикорастущего урожая". На характер духовной жизни указывают слова со значением "колдовать, лечить", несколько разных слов, обозначающих какие-то заклинания, магические действия. Когда же мог существовать язык, имеющий такой словарь? Определенно ясно пока лишь одно: общеностратический язык существовал до неолита. В списке известных нам ностратических корней нет ни названий домашних животных, ни наименований культурных растений, ни вообще понятий, связанных с земледелием и скотоводством ("сеять", "пахать", "запрягать" и т.п.). Нет и названий глиняных сосудов. Этим праностратический язык резко отличается, например, от праиндоевропейского, в котором мы найдем и телку, и ягненка, и жернов, и глаголы со значением "сеять", "пахать" и прочее. На страницах индоевропейского
словаря мы видим жизнь скотоводов, неплохо знакомых и с земледелием. Из ностратического же словаря на нас смотрит первобытный охотник, рыболов и собиратель. Итак, еще не неолит. Ну, а точнее? Уже мезолит или еще палеолит? Здесь ответ дать трудновато. Хотя бы потому, что надежного списка опознаваемых в языке понятий, появившихся в мезолите, археология пока не обнаружила. И все же по некоторым косвенным признакам можно заключить, что это был, пожалуй, не мезолит, а самый конец верхнего палеолита, называемый в археологии "финальный палеолит"…Археологические данные показывают, что в этом районе земного шара лук и стрелы не встречаются ранее мезолита - и в праностратическом языке нет названий для лука и стрел. В финальном палеолите приручение собаки еще не закончилось - и в праностратическом языке собака и волк называются одним и тем же словом. Теперь начнем искать территорию, где говорили на ностратическом языке. Как любили говорить лингвисты XIX века, искать прародину. Для этого есть несколько источников информации. Самые важные из них два:

1.Слова, которые есть в общеностратическом словаре. Ведь если в каком-нибудь праязыке есть названия жирафа и бегемота, то прародину нельзя искать в тундре, ибо в тундре жирафы никому не известны. Изучая ностратический словарь, мы узнаем, какие явления природы, животные, растения и т.д. были известны на искомой территории.

2.Географическое расположение языков-потомков, в ностратическом смысле, разумеется. Для каждого языка-потомка (праиндоевропейского, прауральского и прочих праязыков) выясним, где находилась самая древняя территория, на которой говорили на этом языке. Самая древняя - насколько хватает возможностей науки. Обратимся к первому источнику информации - к ностратическому словарю. В нем мы найдем слова, означающие "снег", "лед", "замерзать", "метель". Значит, носители ностратического языка были знакомы со снегом, льдом и т.п. А, следовательно, из кандидатов в ностратические прародины придется исключить тропические районы мира: Индию, Индокитай, Африку.
Скорость переселения людей была очень низкой. Ведь люди шли пешком, неся все свое имущество на себе. Это в более поздние, цивилизованные времена, когда у людей появились верблюды и лошади, можно было за год-два, кочуя, пройти всю Великую степь от Карпат до Китая. А в те давние времена, учитывая, что основное время и силы постоянно уходили на поиски пищи, - на переход в несколько тысяч километров требовались, несомненно, многие поколения.
Теперь посмотрим список праностратических названий животных. Среди них мы найдем, в частности, антилопу, льва, леопарда (барса), гиену. В лесах Средней Европы и Сибири такие животные неизвестны (и не были известны на протяжении интересующих нас тысячелетий). Особенно важно обратить внимание на гиену: она известна (сейчас или в прошлом) в Африке и Индии (которые уже вычеркнуты из кандидатов), а кроме того, в Передней, Средней и Центральной Азии и - в древности - в Китае.
Теперь обратимся ко второму источнику информации. Посмотрим, где находятся древнейшие известные науке территории расположения каждой из ветвей ностратического языкового ствола. Дело осложняется тем, что вовсе не всегда древние народы тысячелетиями сидели на одном месте (хотя бывало и такое). В поисках охотничьих угодий, пастбищ и плодородных земель народы перемещались. И языки перемещались и распространялись вширь - вместе с народами, а также благодаря их культурному влиянию на соседей. Так что для многих языков (праязыков) надо искать не одну прародину, а две. Одну, позднюю - для эпохи, когда язык (например, праиндоевропейский или прауральский) начал терять свое единство, дробился на ветви-потомки. И другую, раннюю, - для более древней эпохи, когда о потере языкового единства еще речи не было…
 Поздняя прародина (территория накануне разделения на языки-потомки) каждого праязыка определяется указанными выше методами: анализом слов праязыка и изучением географического распространения языков-потомков. Для поисков же ранних прародин нужны другие источники информации. Археология установила, например, что та древняя культура, которая соответствует прауральскому языку, пришла на Урал с юга, возможно - из района Аральского моря. Это подтверждается и наблюдениями над прауральским словарем. Например, прауральское название лося тевэ произошло из древнего названия верблюда (сохранившегося у тюрков: тэбэ "верблюд").
А уральские названия черемухи, горностая, рябчика, лыж и других характерных для уральских и зауральских лесов растений, животных, предметов быта являются, по-видимому, заимствованиями из каких-то местных языков, существовавших в этих местах у людей, живших там до прихода носителей прауральского языка…
Другой пример. В языках древних алтайских народов оказывается немало слов из языков восточной и северной части Передней Азии: из эламского (кик "небо" дает тюркское кек "небо"), из шумерского (дингир "бог" дает тюркское тенгири, тенгри "бог", "небо", монгольское тенгри "небо") и т.п. Этот факт вместе со многими другими, например, с данными антропологического анализа черепов древних жителей Южной Сибири и Западной Монголии, оказавшихся европеоидами - пришельцами с Запада, заставляет полагать, что когда-то в глубокой древности носители алтайских языков жили недалеко от Передней Азии, а именно в Средней Азии. Таким образом, получается, что почти все ветви ностратического языкового ствола в древнейшее время обнаруживаются либо в Передней Азии (Малая Азия, Иран, Ближний Восток), либо рядом с ней (Закавказье, Средняя Азия). Единственное разумное объяснение этому состоит в том, что прародина находилась примерно там же. Любой другой адрес ностратической прародины (скажем, Ирландия или Корея) не годится: пришлось бы искать ту волшебную силу, которая заставила бы все народы-потомки
стройными рядами двигаться в одном направлении - в сторону Передней и Средней Азии. Пока такая волшебная сила не найдена, остается принять в качестве рабочей гипотезы ностратическую прародину в Передней Азии. И, наконец, третий вопрос: почему? Как же так получилось, что один язык оказался предком почти всех языков чуть ли не целой Евразии (да еще и части Африки впридачу)? Для такого феномена нужна серьезная историческая причина. Эта причина - неолитическая революция, которая принесла с собой земледелие, животноводство, более совершенные орудия и способы охоты и рыболовства. Все это обеспечивало людей более надежными и обильными источниками пищи и вызывало сильный прирост населения, называемый "первым демографическим взрывом". А отсюда - потребность в миграциях, в расселении. Естественно, что из районов, где неолитическая революция уже произошла, люди расселялись на другие территории - туда, где плотность населения была много меньше и где обитали лишь отсталые малочисленные мезолитические охотники и собиратели. Передняя Азия пережила неолитическую революцию на много тысячелетий раньше, чем другие территории. Этим и объясняется расселение неолитических племен именно из Передней Азии в разных направлениях: на северо-запад в Европу, на юго-запад в Африку, на восток в Индию, на север и северо-восток в Среднюю и Северную Азию. По-видимому, в эпоху отступления последнего (вюрмско-висленско-валдайского) оледенения и климатического потепления (то есть как раз в период финального палеолита и мезолита, более 12 тысяч лет тому назад) в Северной Евразии происходило переселение племен, распространение языков и культур из Передней и Южной Азии в Сибирь и Европу. С последней из таких культурно-этнических волн и связано распространение ностратических языков. Почему с последней? Потому, что иначе на этой территории были бы сейчас распространены не ностратические языки, а какие-то другие: ведь при успешном распространении любого языка предшествующие языки той же территории вытесняются, уничтожаются, вымирают, хотя и могут оказать при этом некоторое влияние на победивший язык. В частности, в этом языке могут сохраниться произносительные привычки побежденного языка, его грамматические схемы и модели, отдельные слова и пр. В лучшем случае побежденные языки могут сохраниться на каких-то изолированных территориях, например, в горах. Ясно, что ностратические языки находятся не в таком положении… Историю ностратического языкового ствола по эпохам можно представить себе примерно так. Финальный палеолит. Ностратический язык един, и его носители (тогда, видимо, немногочисленные - одно племя) живут в каком-то районе Передней Азии. Где именно - нам знать пока не дано. Мезолит. Ностратический язык распался на несколько родственных языков-потомков, которые распространились по разным частям Передней Азии и, возможно, проникли также на
юг Средней Азии. Неолит и более поздние эпохи. Языки-потомки широко распространяются по просторам Старого Света. Индоевропейские языки, попав из Малой Азии в Восточную Европу (по-видимому, в Среднедунайскую низменность), впоследствии заняли почти всю Европу…Древнейшие алтайские языки (читай тюркские языки-К.Г.) вместе с волнами европеоидного населения (афанасьевской и андроновской культурами) захлестывают степи Южной Сибири и Монголии, а позже становятся языками местного монголоидного населения…Так выглядит рабочая гипотеза. В будущем, когда выявятся новые факты, ее можно будет уточнять, дополнять, а может быть, и пересматривать». (А.Б.Долгопольский, 2003).
Итак, как мы видим, сторонники ностратической гипотезы,
в отличие от «алтаистов», не размещают прародину древних тюрков на юге Сибири и не считают, что древние тюрки были монголоидами.

Мне всегда казалось, что после лингвистических исследований таких известных тюркологов как Дж. Клоусон, Г.Дёрфер, А.М. Щербак не только специалистам, но и любому непредвзятому читателю должно быть ясно, что серьёзно говорить о каком-либо родстве тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков не приходится. И действительно, какое-то время сторонники алтайской гипотезы как - будто сами тоже это осознали и с начала семидесятых годов двадцатого столетия лет 10-15, их особенно и не было слышно. Так продолжалось, примерно, до 1991 года, когда к этой проблеме неожиданно подключился известный российский лингвист С.А.Старостин (1953–2005). Необходимо отметить, что до того времени С.А. Старостин ни тюркским, ни монгольским языками не занимался.

А тут вдруг взял и написал книгу «Алтайская проблема и происхождение японского языка». В самом начале этой книги С.А.Старостин так объяснил свой интерес к «алтайским языкам»: «Меня первоначально занимала лишь проблема внешних связей японского языка, и с самого начала теория его принадлежности к алтайской семье представлялась наиболее вероятной. Однако на пути доказательства алтайского происхождения японского языка встает одно весьма существенное препятствие: не прекращающиеся споры о существовании самой алтайской семьи как генетического единства языков. Действительно, если тюркские, монгольские, тунгусо-маньчжурские и корейский языки не связаны между собой генетически, то вопрос об "алтайском" характере японского языка автоматически снимается». (С.А.Старостин, 1991).
Прочитав эти слова, я понадеялся, что высококлассный лингвист С.А.Старостин, будучи объективным и не ангажированным учёным, наконец-то, разберется в этой надуманной проблеме и окончательно закроет так называемую «алтайскую гипотезу». Единственно настораживало то, что далее С.А.Старостин заявлял, что он является сторонником ностратической теории и к решению алтайской проблемы подходит как к чему-то в целом уже доказанному и писал по этому поводу следующее: «Aвтор является сторонником ностратической теории, всесторонне обоснованной в трудах В. М. Иллич-Свитыча. Согласно этой теории, алтайские языки вместе с уральским, индоевропейскими, дравидийскими, картвельскими и афразийскими (семито-хамитскими) входят в одну макросемью, названную В. М. Иллич-Свитычем (вслед за Х.Педерсоном) ностратической. Hекоторые детали ностратической теории, конечно, можно оспаривать, но в целом она представляется нам уже вполне убедительно доказанной».
Видимо,  это «заинтересованное»  отношение С.А. Старостина к алтайской гипотезе подметил и российский лингвист А. А. Кибрик, который, правда, не называя имени С.А.Старостина, всё же именно его, как мне кажется, имел
ввиду, когда писал: «Для одних лингвистов алтайская макросемья (включающая, по крайней мере, тюркские, монгольские и тунгусо-маньчжурские языки) – очевидность,
всего лишь один элемент гораздо более объемного ностратического объединения, для других –недостоверная или даже неверная гипотеза». (А. А. Кибрик, 2002)

Необходимо отметить, что С.А.Старостин всю жизнь был очень открытым и общительным человеком и часто любил весьма подробно рассказывать представителям СМИ о себе и своей научной деятельности. Так, например, в интервью журналисту Г.Зеленко С.А.Старостин так объяснил свой интерес к алтайской проблеме: «Сейчас мы втроем с Анной Владимировной Дыбо, Олегом Мудраком наконец-то закончили и сдали сравнительный Алтайский словарь - тюркские, монгольские, тунгусо-маньчжурские, корейский, японский языки. Делали его лет пятнадцать. Весной он должен выйти в Голландии, в словаре три тома, словарь громадный. Этим я занимался очень плотно последние несколько лет. Было много баталий по поводу того, существует ли вообще алтайская семья языков. Была точка зрения, что, может быть, это просто отдельные семьи, которые независимо друг от друга входят в состав ностратической макросемьи. Тюрки отдельно, монголы отдельно, отдельно тунгусо-маньчжуры и отдельно корейцы с японцами. Моя докторская диссертация была посвящена проблеме родственных связей японского языка». В этом интервью С.А.Старостин далее отмечает, что алтайская языковая семья, его в первую очередь, интересует как составная часть большой ностратической семьи: «В общем, все-таки пришли к выводу, что существует алтайская семья, восходящая к общеалтайскому праязыку. Это очень существенно для той же ностратической реконструкции, для понимания того, какова внутренняя классификация ностратических языков… Структура ностратической семьи сейчас видна довольно ясно. Это прежде всего ядро, в которое входят уральские, алтайские и индоевропейские языки, индоевропейские чуть подальше от уральских и алтайских».

Во вступительной части книги «Алтайская проблема и происхождение японского языка» С.А.Старостин заявляет о том, что «для констатации генетического родства двух или более языков необходимы следующие условия:

1) наличие между этими языками системы регулярных фонетических соответствий;

2) наличие достаточно большого количества совпадающей базисной лексики, на множестве которой выполняются упомянутые регулярные фонетические соответствия;
3) желательно также наличие достаточно большого числа совпадающих грамматических морфем, на множестве которых также выполняются регулярные фонетические соответствия. Последнее условие, впрочем, в общем случае не является необходимым и достаточным». (С.А.Старостин,1991). Итак, С.А.Старостин проблему родства тюркских и японского собирался решать путём определения наличия
 «между этими языками системы регулярных фонетических соответствий» и… «достаточно большого количества совпадающей базисной лексики».
Как известно в тюркологии по некоторым явлениям фонетики тюркских языков до сих пор имеются дискутируемые вопросы. Среди них наиболее известными являются: ротацизм, ламбдаизм, проблема характера пратюркского начального й, первичность глухих или звонких согласных, первичность долгих гласных и другие. Вместе с тем, необходимо отметить, что среди лингвистов тюркологов, по большинству из этих проблем имеются также и общие согласованные мнения. Так, например, в вопросе первичности глухих или звонких согласных большинство тюркологов склоняются к общему мнению, что первоначально в древнетюркском языке вначале слова возобладали глухие согласные: п, т, к, с, ч, й. Так, известный российский лингвист Э.Р.Тенишев пишет, что «Глухие звуки, как известно, признак древности языка. Следовательно, алт., шор. (пар) и чуваш. (пыр-) исторически более ранее явление, чем фонетический вариант со звонким началом бар-. Озвончивание этого глагола началось до ВЫ-ВЫЫЫ вв. н.э. как показывают тюркские рунические надписи, в языках которых бар-полнозначный глагол. Азербайджанский и турецкий –вар-является дальнейшим развитием варианта бар-, который из языков юго-западной группы удержался в туркменском языке». (Э.Р.Тенишев, Глаголы движения в тюркских языках).
Большинство тюркологов считают, что долгие гласные тюркских языков, вторичны, и они в значительной части возникли из стяжения гласных соседних слогов после выпадения находившихся в интервокальном положении сонантов.
С.А.Старостин, однако, выдвигает собственную «модификацию» фонетических соответствий, которые механически начинает применять к «реконструированным» им тюркскому и японскому «праязыкам». Вот что об этом пишет сам С.А.Старостин: «В настоящей работе мы используем реконструкцию праяпонской фонологической системы, предложенную нами в статье [Старостин, 1975], но с некоторыми модификациями…Соответствия японских фонем алтайским предлагались во многих работах, но наиболее подробному рассмотрению японо-алтайские фонетические соответствия были подвергнуты в основополагающей работе [Miller 1971]; сводка этих соответствий приведена также в [Miller-Street 1975, 147-149]. Поскольку Р. A. Миллер опирался строго на праалтайскую систему, принятую в [Poppe 1960], эти соответствия сейчас нуждаются в некоторых модификациях». (С.А.Старостин,1991).

Далее С.А.Старостин приступает к анализу «алтайской просодии». Просодия языковая (от греч. prosodia - припев, ударение), совокупность таких фонетических признаков, как тон, громкость, ударение, темп, общая тембровая окраска речи. Имеются два базовых типа слоговых тональных систем: уровневые и контурные. В основе систем первого типа лежит противопоставление ровных тонов разных уровней (высокий, низкий, средний, возможны промежуточные уровни). Так устроены тоны во многих языках Африки и американских индейцев. В основе систем второго типа лежит противопоставление скользящих тонов (восходящий, нисходящий или их комбинации). Системы этого типа представлены слогоморфемными языками Юго-Восточной Азии (китайский, вьетнамский, тайский и др.). В японском языке смыслоразличительную функцию несет высота звука или тонизация. То есть, высота звука является единственным способом придачи слогу особого значения. В большинстве японских диалектов высота звука падает после выделенного слога. Например, в токийском диалекте слово хаси (хаши) (палочки для еды) содержит ударение на первом слоге. Без ударения на первом слове, хаси (хаши) может означать "мост" или "край". Когда оно означает "мост", ударение падает на второй слог, то есть ударение падает на си (ши). "Край" не содержит ударения, то есть произносить его надо без какого-либо изменения высоты. Ударение в японском языке не силовое, как в русском, а тоническое (музыкальное). Все слоги произносятся примерно с одинаковой силой. Однако некоторые слоги произносятся более высоким тоном, другие — более низким. В некоторых случаях тон является единственным признаком, позволяющим различать слова: каки означает «хурма», каки — «устрица». Под словесным ударением понимается выделение одного или двух слогов в составе многосложного слова с помощью силы, высоты и длительности звуков. Соответственно различают динамическое (силовое, или экспираторное), музыкальное (тоновое, или мелодическое) и количественное (квантитативное, или долготное) ударение. Чисто музыкальное ударение представлено в китайском, корейском, японском языках.
Ударение (акцент) - это выделение звука, слога, слова, группы слов. Три основных вида ударения - это силовое, количественное и музыкальное. В японском языке три типа музыкального ударения, но они падают только на ударные слоги, аналогично динамическому ударению в русском языке. Щana (0) произносимое низким тоном на первом слоге и средним на втором означает «нос, сопли»; hana (1) произносимое высоким тоном на первом слоге и низким на втором означает «начало, конец»; hana (2) произносимое низким тоном на первом слоге и высоким на втором означает «цветок». Постоянное ударение на последнем слоге характерно для французского и тюркских языков: французский язык revolution; тюркские языки алма (яблоко), балта (топор).
 По поводу «праалтайской просодии» С.А.Старостин пишет буквально следующее: «Просодия. Протоалтайская акцентная система до сих пор не восстанавливалась. Это объясняется, прежде всего, недостатком информации по акцентным системам тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков. В настоящее время остается только надеяться на то, что будущие исследования заполнят эту важную лакуну в исторической фонетике алтайских языков.
Достаточно подробной акцентологической информацией мы располагаем только для корейского (где известна система среднекорейской акцентуации) и японского (где
 реконструирована ПЯ акцентная система и имеются акцентные записи уже с начала 12 века).
Сопоставлению среднеяпонской (по словарю "Руйдзюмэйгисе") и среднекорейской акцентных систем посвящена недавняя работа проф. Мураямы [Мураяма 1984]. Hа основании сравнения акцентуации заимствованных слов (скорее всего, при этом, заимствованных из корейского в японский) проф. Мураяма приходит к выводу, что в них корейская и японская акцентовки практически полностью совпадают (т. е. ср.-кор. низкому тону соответствует в ср.-яп. низкий, ср.-кор. высокому - ср.-яп. высокий; ср.-кор. третьему ("долгому") тону, происходящему, по мнению проф. Мураямы, из стяжения последовательности низкого
 и высокого тонов, в ср.-яп. соответствует именно такая последовательность). Примеры, приводимые в работе, весьма убедительны…Однако далее проф. Мураяма, переходя к рассмотрению акцентных соответствий в исконно родственной японской и корейской лексике, утверждает, что и в этом лексическом слое налицо такая же система соответствий. Это демонстрируется на 16 примерах, не все из которых, по нашему мнению, являются доказательными…Однако все эти примеры оказываются в абсолютном меньшинстве по сравнению с основной массой японско-корейских схождений, в которых обнаруживается диаметрально противоположная система соответствий в первых слогах.
Итак, как мы видим, в древних и современных тюркских языках отсутствовали характерные для японского языка такие фонетические признаки, как тон, громкость, темп, общая тембровая окраска речи и другие. Как мне кажется, уже это можно считать одним из доказательств отсутствия генетического родства между тюркскими и японскими языками.
Далее С.А.Старостин переходит к доказательству родства языков, входящих в алтайскую языковую семью.
Как известно, за последние годы появилась обширная
лингвистическая литература, в которой подробно
описывается механизм определения родства языков. Даются
многочисленные примеры сравнения языков. Например, вот
как описывает этот процесс учитель С.А.Старостина
А.Б.Долгопольский: «Языки признаются родственными
только тогда, когда найдены факты, которые можно
объяснить лишь с помощью гипотезы об общем
происхождении этих языков. Что же это за факты? Прежде
всего - значительное количество родственных корней. Какие
корни можно признать родственными? Вовсе не те, которые
одинаково звучат и означают одно и то же. В таких случаях
это как раз может быть заимствование из одного языка в
другой. Заимствования слов происходят при контактах
языков посредством контактов людей, говорящих на этих
языках. При этом языки могут быть совершенно не
родственными или находиться в очень далеком, совсем не
очевидном (а то и неизвестном) родстве: ведь эти
контакты происходят по историческим и географическим
причинам, а не по языковым…Однако известны слова,
которые не заимствуются. Это так называемый базовый
корпус лексики: названия некоторых частей тела, основные
термины родства, многие числительные и т.п. Именно
среди этих слов надо искать родственные корни. Но как доказать родство? Для этого опираются на регулярные соответствия звуков. Это понятие является базовым в сравнительно-историческом языкознании. Допустим, некий язык-предок распался на три языка-потомка. Это значит, что некий человеческий коллектив по самым разным и с лингвистической точки зрения не существенным причинам разделился на три группы, контакты между которыми ослабли, а потом прекратились совсем. В любом живом языке постоянно происходят небольшие, незаметные для носителей фонетические изменения. В нашем случае эти изменения, шедшие в едином языке-предке однообразно, в трех языках-потомках будут происходить несколько различно. Допустим также, что в языке-предке существовал звук а, который в одном из потомков превратился в э, в другом - в о, а в третьем остался без изменений. Это значит, что в трех этих языках будет много слов, в которых будет прослеживаться соответствие а-э-о. На практике обнаружить такое соответствие мы сможем сначала на словах из базового корпуса лексики, а потом и на многих других. Так, английское d регулярно соответствует немецкому t, русскому д, латинскому f, греческому th, древнеиндийскому dh. 
  С.А.Старостин сам признает, что японские лингвисты С.Мураяма и Т.Кавамото, а также американский лингвист П.Бенедикт имеют другое, отличное от его мнения, мнение об этимологии большинства «реконструированных» им японских слов (я, мы, этот, что, чёрный, стоять, собака, кора, волос, белый, камень, один).
Необходимо отметить, что никаких других дополнительных «доказательств» родства тюркских и японских языков в свой книге С.А.Старостин не приводит.
Вместе с тем, необходимо отметить, что С.А.Старостиным, при проведении сравнительного анализа, допущены множество нарушений. Во-первых, все исследователи, в том числе и сам С.А.Старостин, утверждают, что для корректного проведения сравнительного анализа, одним из основных условий является сопоставление всех сравниваемых языков по единому списку слов. Для определения родства между языками, большинство лингвистов рекомендуют, чтобы для сравнения использовались слова из списков М. Сводеша. Так, например, сам С.А.Старостин, в книге написанной совместно с С.А.Бурлак, пишет по этому поводу следующее: «Сравнивать языки можно по-разному. Тем не менее мы считаем использование списка Сводеша полезным, поскольку для сопоставимости результатов при сравнении различных языков чрезвычайно существенно оперировать некоторым фиксированным множеством лексики. Ясно, что для любой пары языков, обнаруживающих сходства, можно набрать свой список, доля схождений в котором будет чрезвычайно велика. В таком случае все критерии родства окажутся размыты. Поэтому попытки предложить различные списки базисной лексики для различных, к примеру, географических ареалов не представляются плодотворными. Список Сводеша уже хорошо себя зарекомендовал на материале самых различных языковых семей, и кажется целесообразным сохранить его в качестве стандарта тестирования языкового родства». (С.А.Бурлак,С.А.Старостин, 2001). Итак, если в бесчисленных теоритических книгах и статьях С.А.Старостин утверждает, что список Сводеша целесообразно сохранить в «качестве стандарта тестирования языкового родства», то на практике, он для получения необходимых результатов, часто «разбавляет» слова из списка Сводеша словами из списков других авторов. При этом, в зависимости от необходимости, для каждой пары сравниваемых языков подбирает, по случаю, более подходящие по случаю слова. Так, если, при сопоставлении японских и тюркских слов он в списки Сводеша добавляет одни слова из списка С.Е. Яхонтова, то при сопоставлении японского и монгольского языков в списки включает совсем другие слова и пишет об этом следующее: «праяпонский и пратюркский имеют 18 совпадающих слов в пределах стандартного 100-словного списка… По списку С. Е. Яхонтова получаем 16 совпадающих единиц (отбрасываются "весь", "жечь", "кора", "мы"; добавляются: "близкий", "год"). d) праяпонский и среднекорейский имеют 25 совпадающих слов в стандартном списке…По списку С. Е. Яхонтова имеем 20 совпадений (отбрасываются: "мы", "весь", "жечь", "кора", "лежать", "ноготь", "теплый";
Необходимо отметить, что при проведении  подсчетов уже одно «похожее» слово существенно влияет на лексикостатистический результат.
Российский исследователь М.Т.Дьячок считает такое использование списков С.Е.Яхонтова при определении степени родства не совсем правильным и пишет, что «Список С.Е. Яхонтова, составленный из 35 слов, в отличие от списка М. Сводеша, изначально не был рассчитан на проведение каких-либо углубленных лексикостатистических исследований. Его предназначение - сориентировать исследователя в вопросе, являются ли данные языки родственными и в какой мере… Наиболее плодотворной сферой применения списка С.Е. Яхонтова являются малоизученные языки, еще сохранившиеся в настоящее время в Латинской Америке, Африке, Новой Гвинее и отдельных районах Азии… Если родственные связи языков не установлены (а именно на работу с такими языками во многом и рассчитан список С.Е. Яхонтова), то на практике приходится учитывать лишь внешнее подобие слов. Естественно, что точного критерия "похожести" слов предложить нельзя: одна и та же пара слов может казаться похожей для одного человека и непохожей для другого…Использование 35-словного списка С.Е. Яхонтова возможно только в том случае, когда глубина языкового родства сравниваемых языков примерно равна возрасту индоевропейской языковой семьи, т.е. находится в пределах 3-4 тыс. лет до н. э. Для определения более отдаленных родственных связей необходимо использовать другие, более точные, методы.». (М.Т.Дьячок,2008). Необходимо отметить, что в итоге М. Т. Дьячок также отрицает какое-либо родство между японским и тюркскими языками (для сравнения он приводит слова только турецкого языка-К.Г.) и пишет по этому поводу следующее: «сравнение списка С.Е.Яхонтова для турецкого и японского языков, родственных в пределах алтайской языковой семьи, распад которой произошел значительно раньше, чем индоевропейской (примерно в 6 тысячелетии до н. э.), дает следующие результаты. В японском и турецком списках оказывается всего 5 родственных слов: 'год' (япон. tosi - тур. y;l < праалт. *dila), 'камень' (япон. isi - тур. ta; < праалт. *ti;l'a), 'один' (япон. hitotsu - тур. bir < праалт. *birV), 'что' (япон. nan(i) - тур. ne < праалт. *;ia-), 'я' (япон. watasi - тур. ben < праалт. *b;-) [5]. Из них лишь одна пара слов (япон. nan(i) - тур. ne) близка фонетически. Прийти к каким-либо значимым выводам на основании одного слова, конечно же, невозможно». (М. Т. Дьячок, 2008).

Во-вторых, С.А.Старостин, весьма часто, при сравнительном анализе идёт на подмену слов, то есть привлекает лексику с различной семантикой (значением). Между тем, в выше цитируемой книге, которую он написал совместно с С.А.Бурлак, С.А.Старостин пишет о недопустимости проведения таких исследований: «Любое изменение семантики автоматически выводит слово из сравнения. Подчеркнем, что это вопрос чисто процессуальный: ясно, что слова могут менять значение, но столь же ясно, что, если при выявлении родства мы допустим неточные семантические сравнения, вероятность ошибки и погрешности чрезвычайно возрастет — поскольку очень трудно формально отделить допустимый семантический сдвиг от маловероятного или вовсе невероятного. При установлении фо-нетических соответствий и при составлении этимологических словарей семантически неоднозначные параллели, конечно, допустимы (и могут приниматься или отвергаться специалистами); но при определении родства с использованием стословного списка следует учитывать только случаи взаимно-однозначного семантического соответствия». (С.А.Бурлак, С.А.Старостин, 2001).
 С.А.Старостин при необходимости запросто сравнивает общетюркское слово туз - «соль» с японским словом тсура - «горький, тяжёлый, невыносимый» и таким образом «реконструирует праалтайское» гибридное слово *чаwВрВ со значением – «соль, горький, кислый». А может сопоставить общетюркское слово аьыз - «рот» с японским словом аки – «жабры», чтобы создать новое «праалтайское» слово *акВ также с гибридным значением «рот, жабры».
Вообще в созданном С.А.Старостиным «праалтайском» языке большинство слов имеют несколько значений. Так, например, «праалтайское» слово *;ианВ одновременно означает «гореть, дёготь и зола». Почему получилось такое сложное слово? А всё оттого, что для «реконструирования» этого слова С.А.Старостин привлек не совсем схожие слова из четырёх неродственных языков: тюркского, японского, корейского и маньчжурского. Так, из древних и современных тюркских языков он «реконструировал» соответствующее слово тюркского «праязыка»- *йан-тыр – «гореть, жечь». Затем из старояпонского и нескольких современных японских языков «реконструировал» соответствующее слово японского «праязыка»- *дани – «смола, деготь». Из корейских языков «реконструировал» соответствующее слово корейского «праязыка»- *чааи - «зола, пепел». Из тунгусо-маньчжурских языков он «реконструировал» соответствующее слово- * ;иан- «пылать, угли, топить, факел».

Необходимо отметить, что в общеалтайском этимологическом словаре С.А.Старостина очень много слов с фантастической гибридной семантикой. Например, под номером, 410 указано «праалтайское» слово *текВ - «сидеть; постель». Под номером 347- «праалтайское» слово *кычВ - «скрести; коготь, острая палочка». Под номером 282 -*сыылВ- «острая палочка, зуб». Под номером 166 - *тукВ- «волосы, шерсть, покрышка на шубе». (С.А.Старостин, 1991).
И я могу представить себе, что приходилось переживать иногда С.А.Старостину и его команде, когда в словарях этих пяти языков (тюркский, японский, корейский, монгольский и маньчжурский) они не могли подобрать одинаково звучащие слова. Но вскоре ими и тут был найден выход. Просто они решили, особо себя не утруждать, и договорились, что как только найдут в двух словарях более или менее похожее по звучанию слово, так из него и «реконструировать» соответствующее слово для «праалтайского» этимологического словаря. Основной недостаток данного «метода», - это гибридность семантики и большое количество синонимов в «реконструированном праалтайском» языке.

 
Как известно, лингвисты считают, что все языки со временем меняются. С.А.Старостин также не раз доказывал, что за тысяча лет все языки значительно изменяются. Так, в интервью «У человечества был один праязык» С.А. Старостин пишет, что: «Язык постоянно изменяется и приблизительно через тысячу лет меняется до неузнаваемости. Тысяча лет - обычный срок для того, чтобы языки потеряли возможность взаимопонимания».
Необходимо отметить, что С.А.Старостин не раз писал о том, что праалтайская языковая семья более древнее, чем другие языковые общности Евразии: «(временная глубина алтайской семьи оказывается довольно значительной); приведенные цифры позволяют датировать ее распад временем около 6 тысячелетия до н. э.). Л. Лигети писал: "Aлтайская языковая общность не доказана, как это сделано, например, в отношении языков индоевропейских или финноугорских. Это может иметь две причины. Либо, действительно, так называемые алтайские языки не восходят к общему праязыку, и, следовательно, они не являются родственными. Либо, напротив, на деле они родственные языки, но их обличье, известное теперь (или же обличье более древнее), явилось результатом эволюции столь специальной и неравномерной, что их родство не может быть доказано сообразно известным моделям (индоевропейским, финно-угорским и т. д.), и ничто не указывает нам с достоверностью на путь, ведущий к праязыковой общности". Hам представляется, что вся специфика алтайских языков и "алтайской проблемы" заключается в том, что алтайская семья несколько древнее большинства других языковых семей Евразии (в частности, древнее индоевропейской и финно-угорской), а потому современные (и старописьменные) алтайские языки, естественно, сохранили меньше общих элементов, а сохранившиеся общие элементы в них подверглись большим трансформациям, чем это имело место в истории многих других языковых семей (в существовании которых никто не сомневается")». (С.А.Старостин, 1991). А вот ещё одно его высказывание на эту тему в книге, написанной им совместно с С.А.Бурлак: «исследователю приходится иметь дело с данными, отстоящими от праязыка на тысячелетия. Естественно, языки за это время подверглись достаточно сильным изменениям, и родство их стало менее очевидным». И вместе с тем, С.А.Старостин, при «реконструировании праалтайского» языка буквально без всяких фонетических и семантических изменений оставляет десятки тюркских слов. Ниже приводится только часть тюркских слов из книги С.А.Старостина, которые за последние 8,0 тыс. лет, по его мнению, практически не только сохранили своё значение, но и фонетику.
Мне всегда казалось, что этимология это отрасль сравнительно-исторического языкознания, занимающаяся происхождением и историей слов. Ведь я считал, что этимологический словарь того или иного языка (нередко нескольких языков сразу) суммирует и обобщает исследования, касающиеся происхождения лексики одного или нескольких языков, аккумулируя сведения не только лингвистического, но историко-культурного порядка, поскольку в словах отражена история народа, его материальной и духовной культуры, контактов с другими народами. Хотя я знал, что этимологические словари могут быть очень разными, отличаясь друг от друга объемом, структурой, содержанием. Я не знал, в какой форме будет составлен этимологический словарь Старостина. То ли он будет похож на известный словарь Фасмера или же будет содержать менее подробную информацию.

Но после того, как в Интернете я ознакомился с несколькими статьями «Алтайского этимологического словаря», созданного командой Старостина, то честно говоря, я был растерян и шокирован.
Как мне кажется, итоговые результаты каждого исследователя напрямую зависят от от вложенного им в данную работу труда. Если работа в основном выполняется механически, то и результаты будут не убедительными. Но лично я обижен на команду Старостина, за то, что они для достижения своих каких-то целей издевательски переворачивают («реконструируют») значения некоторых тюркских слов (луна-ай, еда-аш, источник-булак, солнце -  гюн и др). твор.

Необходимо отметить, что предыдущий опыт С.А.Старостина по «реконструированию» северокавказских и енисейских «праязыков», также был весьма отрицательно принят многими лингвистами. Так, например, известный российский лингвист В.П.Нерознак в статье «Праязык: реконструкт или реальность?» писал по этому поводу следующее: «Критики гипотез отдаленного родства сходятся в одном: методика реконструкции праязыковых состояний, призванных доказать древнейшее родство различных языковых семей, не удовлетворяет принципам корректного научного анализа… Рассматривая попытку С.А. Старостина установить генетическое родство между енисейскими и северокавказскими языками… Г.А. Климов подвергает ее резкой критике как с точки зрения реалистичности реконструируемой фонологической системы, так и с точки зрения антиисторичности семантических реконструкций». (В.П.Нерознак, 1988)
Известный российский лингвист, кавкозовед и основной оппонент С.А.Старостина Г.А.Климов пишет, что «В настоящее время, когда на смену безоговорочному оптимизму едва ли не всех ранних компаративистов в оценке реализма получаемых в ходе исследования архетипов пришло не менее твердое убеждение в том, что степень достоверности последних в большинстве случаев не только неизвестна, но и, как правило, не может быть достаточно строгим образом проверена, следует, очевидно, признать, что степень адекватности конъектур, получаемых в ходе
диахронической интерпретации, вообще не контролируется». (Г.А.Климов, 1988)
По вот мнение другого известного российского лингвиста Э. А. Макаева: «получаемая в результате реконструкции модель оказывается или эклектичной, или ущербной, в зависимости от того, что является исходным материалом. «Вполне уместно поставить вопрос: знают ли компаративисты второй половины XX века, что они реконструируют?» (Э.А.Макаев, 1977:14).
О недостатках метода ступенчатой реконструкции праязыков писал ещё в 1982 году один из ведущих российских лингвистов Б.А.Серебренников: «В лингвистической литературе имеется немалое количество всякого рода попыток установления групп родственных языков,демонстрирующих абсолютное пренебрежение общеизвестными правилами. Создается впечатление, что важнейший закон логики – закон достаточного основания – для авторов этих гипотез совершенно необязателен… Предполагаемое родство языков при всех случаях является гипотезой. Однако каждая гипотеза может претендовать на правдоподобность только в том случае, если она имеет достаточное основание...Четвертый закон логики — закон достаточного основания, выражает одну из общих черт правильного мышления — его обоснованность. Этот закон требует, чтобы наши суждения о предмете и его свойствах были не голословны, а базировались на достоверных аргументах. Он имеет следующую формулировку: всякая мысль, чтобы стать несомненной, должна быть обоснована другими мыслями, истинность которых доказана или самоочевидна...Ни одно положение не может быть признано истинным, если оно не обосновано. В любом рассуждении наши мысли должны быть логически связаны, доказательны. Доказательным будет такое мышление, в котором утверждается не только истинность данного вывода, но и указываются основания, позволяющие признать это положение истинным”. (Б.А.Серебренников, 1982). И самым главным недостатком С.А.Старостина и его сторонников Б.А.Серебренников считает, то, что в большинстве случаев «реконструированные» ими слова заметно отличаются от слов живых языков и, в связи с этим, напоминает им важность соблюдения основных принципов сравнительно-исторического языкознания: «Элементы реконструированных систем должны находить отражение в родственных языках и притом не в одном, а по крайней мере в нескольких…. Соответствия не должны ограничиваться единичными примерами, так как при иных условиях они становятся недоказательными... Реконструированные схемы или системы гласных и согласных постулируемого праязыка не должны представлять бессистемные наборы звуков. В том случае, если они правильно реконструированы, они будут напоминать естественные системы гласных и согласных, которые мы можем непосредственно наблюдать в живых языках». (Б.А.Серебренников, 1982)
Я написал эту последнюю строчку и задумался, а затем ещё раз перечитал всю эту главу. И вынужден был ещё раз крепко задуматься: ведь то, что я написал выше никак не вяжется с образом С.А.Старостина, так хорошо известного нам всем по СМИ и Интернету, и особенно, с образом того С.А.Старостина, каким его описывают его друзья и члены его команды. Вот, например, что написал о нём его ближайший соратник ректор Еврейского университета в Москве (ныне Высшая гуманитарная школа им. С. Дубнова) А. Ю Милитарёв, в статье «Ответственный за языки мира», написанной к пятидесятилетнему юбилею  С.А,  Старостина:«По моему и не только моему убеждению  он сейчас —  лингвист № 1 в мире…  Он написал  этимологический словарь северно-кавказских—нахско-дагестанских и абхазо адыгских— языков   вместе с С.Л. Николаевым, а недавно дописал
этимологический словарь алтайских языков вместе с А.В. Дыбо и О.А. Мудраком;  оба словаря  — чудовищного размера и высшего  качества…В монографии «Алтайская проблема и происхождение японского языка» Старостин окончательно доказал принадлежность японского, вместе с корейским, а также с алтайской семье». (А. Ю.Милитарёв, 2002).
Но с другой стороны в журнале «Вопросы языкознания» № 3 за 2009 год опубликована статья известного российского лингвиста В.М.Алпатова, посвящённая лингвисту- кавказоведу Г.А.Климову. В.М.Алпатов пишет, что Г.А.Климов: «скептически относился к любым попыткам установления дального родства и ставил в один ряд «беспочвенные» иберийско-кавказскую, алтайскую и ностратические гипотезы. Об их неприятии он неоднократно писал с разной степенью резкости…Особенно резко он оценивал исследования С.А.Старостина по дальному родству, именуя их «образцами дилетанства». Эта точка зрения, расходившаяся с утвердившимися у нас представлениями о ностратике как «лице отечественного языкознания», приводила его к определенной научной изоляции, особенно в 90-е гг.» (В.М.Алпатов, 2009).
а одной стороны, Г.А.Климов - советский и российский лингвист, кавказовед. Специалист по картвельским языкам, сравнительно-историческому языкознанию, Лауреат Государственной премии Российской Федерации в области науки и техники (1995). Вице-президент Европейского общества геолингвистики и диалектологии. Член Главной редакции Лингвистического Атласа Европы. Член Европейского лингвистического общества. Член Европейского общества кавказоведов. Г.А.Климов неоднокаратно, пока разрешали, выступал с критикой работ С. А. Старостина по северокавказской реконструкции. В частности, в 1983, будучи зав. отделом кавказских языков ИЯз АН СССР, Г. А. Климов
резко  отрицательно  оценил рукопись С. А. Старостина  и М. Е. Алексеева   «Сравнительно-историческая грамматика лезгинскихязыков», в особенности фонетическу реконструкцию С. А. Старостина. В 1988 году К.Г. Климов в журнале «Вопросы языкознания» опубликовал статью «Реконструкция и диахроническая интерпретация в компаративистике», в которой, правда не называя имени
С.А.Старостина, подверг весьма резкой критике сторонников реконструкции праязыковых состояний: «Несмотря на существование к настоящему времени множества
эмпирических исследований, демонстрирующих методические возможности различных разновидностей реконструктивной процедуры, а также некоторых специальных работ, посвященных конкретным приемам лингвистической реконструкции, общее состояние разработки этой ключевой для генетического языкознания проблематики и поныне трудно считать вполне удовлетворительным… В этих условиях степень их правдоподобия определяется в основном субъективно окрашенной оценкой компаративиста». (Г.А.Климов, 1988).
Читатели старшего поколения хорошо помнят как в начале 80-х гг. прошлого века, когда советский хоккей был в числе главных составляющих национальной гордости – наряду балетом Большого театра и достижениями в космонавтике, в народе часто повторяли крылатую фразу о том, что «в хоккее и в балете мы впереди планеты всей». Затем после развала СССР, когда началась «утечка мозгов» на Запад, в России стали
 гордиться генетиками, шахматистами и лингвистами-ностратиками. С.А.Старостин в это время превращается в своеобразный национальный научный бренд «лингвист №1». Всё что не пишет С.А.Старостин – всё воспринимается на «ура». Он становится человеком вне критики.
 Ну, допустим, я не знаю японский, монгольский, корейский, тунгусо-маньчжурские языки. Но зато я знаю азербайджанский, турецкий и русские языки, а в Интернете достаточно материала о сравнительно-историческом языкознании и в том, числе книги последних лет самого С.А.Старостина. И никто не сможет меня разубедить, что книга «Алтайская проблема и происхождение японского языка», мягко говоря, не самая удачная в творчестве С.А.Старостина. И читая эту книгу я каждый раз убеждаюсь в том, что не смог С.А.Старостин доказать даже самое отдалённое родство тюркского и японского языков.
  Ведь сегодня существует и концепция, согласно которой японский язык— смешанный алтайско-австронезийский, ее отстаивал самый крупный из японских специалистов по сравнительно-историческому языкознанию Мураяма Ситиро (1908–1995). Однако большинство специалистов в принципе отрицают существование смешанных языков и считают, что каждый язык принадлежит только к одной семье и одной группе, и эта принадлежность не может измениться. И лишь недавно выдающийся отечественный ученый Сергей Анатольевич Старостин (1953–2005) подтвердил на обширном языковом материале выдвинутую еще в XIX веке гипотезу о его родстве с алтайскими языками, включая корейский [Старостин 1991]; см. также фундаментальный алтайский словарь [Starostin, Dybo, Mudrak 2003], включающий и японский материал. Основная лексика во вновь образовавшемся языке осталась алтайской (почему и можно говорить, что японский язык – алтайский), но очень изменилась, алтайской осталась и грамматика, агглютинативная в своей основе, фонетический же строй более сходен с австронезийскими языками. По-видимому, потомки аборигенов – австронезийцев, сменив язык, не усвоили алтайскую фонетику, в результате чего фонетическая система значительно упростилась по сравнению с другими алтайскими языками: почти отсутствуют закрытые слоги и стечения согласных, постепенно исчезло характерное для алтайских языков явление сингармонизма (гармонии гласных). С.А. Старостин и российские ученые его школы значительно продвинули вперед доказательство японо-алтайского родства. Но и сейчас это родство признано не всеми, особенно за рубежом». (В.М.Алпатов, 2008).
Российский специалист по японскому и корейскому языкам А.Ю.Акулов считает, что: «доказательства родства японского и корейского языков, по большей части строились на основе достаточно туманных фонологических и лексических методов. Собственно, в общих чертах, метод состоял в следующем: делалась реконструкция праяпонской фонологической системы и реконструкция пракорейской праалтайской фонологической системы. Затем сравнивалась лексика из т.н. «базового словаря» обоих языков, реконструированная при помощи реконструкции фонологических систем. После сравнения реконструированной «базовой» лексики обоих языков делался вывод, что процент сходных лексем достаточен для того, чтобы можно было утверждать, что праяпонский и пракорейский – языки родственные, а следовательно и современный японский родственен современному корейскому. Этот метод нельзя признать удачным в силу следующих соображений:
В лексика и фонология – намного менее устойчивые уровни языка, чем уровень структурно-морфологический, поэтому решение проблемы «могут ли данные языки X и Y быть родственными языками» всегда следует начинать с ответа на вопрос: «а сходны ли данные языки структурно?», переходить к сравнению лексики и фонологических систем можно только после того как будет получен утвердительный ответ на данный вопрос; к сожалению, ни Старостин, ни Мураяма, ни Хаттори ни кто либо другой из алтаистики не задавался и, насколько мне известно, никогда не задается таким вопросом;
В реконструкция фонологической системы праяпонского пракорейского языка – это система с трудом поддающаяся верификации, она, по большей части, лежит вне поля лингвистической науки; нельзя ручаться, что в праяпонском действовали именно такие фонетические законы, поскольку фонетические законы, вообще говоря, действуют внутри групп и семей языков, и не являются всеобщими;
 в рассматриваемые данные очень часто не представляли собой никакой системы; зачастую создается такое впечатление, что автор той или иной работы, поскольку много лет имел дело и с японским и с корейским языком, интуитивно чувствует их родство и пытается путем некоего «шаманского камлания» передать свое интуитивное убеждение читателям; в кроме того, особенно следует отметить, что ни в одной работе, посвященной данной проблеме ничего не говорилось о методологии исследования, поэтому зачастую складывается впечатление, что никакой методологии не было вовсе. Таким образом, признавая правильным общее направление алтаистических штудий, а также признавая безусловную ценность отдельных фактологических открытий, я, тем не менее, утверждаю, что проблема родства японского и корейского, а шире японского и языков алтайской семьи, пока еще не решена до конца, не раскрыта и не стала достоянием широкой общественности, то есть, иными словами, вопрос «является ли японский и корейский родственными языками» рассматривается мной как открытый» (А.Ю.Акулов,2004).
Российские исследователи Соловьев В.Д. и Поляков В.Н. пишут, что «японский язык иногда включают в алтайскую семью (Бурлак, Старостин 2001, с.180), иногда в австронезийскую (Бугаева 2006), иногда считают изолятом. На основе одного и того же набора фактов разные исследователи делают разные выводы, и вопрос либо вообще повисает в воздухе, либо решается мнением большинства».(Соловьев В.Д. (КГУ), Поляков В.Н. (ИЯ РАН), 2008.