Я теперь уже не вспомню точно, кто и когда впервые рассказал мне об Иване Петровиче. Да это и не так важно. Скажу только, что за последние лет восемь или десять слышал о нем много раз и от самых разных людей. Живет, дескать, в нашем городе один старичок. И ничего вроде бы в нем примечательного нет, кроме одного. Он пьет каждый божий день и не спивается. Каждое утро, как только начинают продавать алкоголь, он приходит в магазин и берет пару бутылок какого-нибудь крепкого напитка и едет на рыбалку, по грибы или по ягоды. А если погода не позволяет, коротает день дома. Но под вечер обязательно приходит за добавкой. И так год за годом. Много лет подряд. Время от времени у него появляются собутыльники, так называемые «напарники». Только никто из «напарников» долго не выдерживает. Проходит несколько лет и его уносят на кладбище. Вскоре место умершего занимает новый собутыльник и полностью повторяет судьбу своего предшественника. Кто-то говорит, что наш старик спровадил таким образом на тот свет троих, другие утверждают, что как минимум пятерых, а то и больше. Ивана Петровича никто и никогда не видел валяющимся в канаве по пьяному делу, шатающимся на ходу, произносящим бессвязные речи. Но и абсолютно трезвым его так же никогда не видели. Всегда чист и опрятен, но с явно нездоровым румянцем на лице и характерным для выпившего человека блеском в глазах. Нынешним летом мне привелось лично познакомиться с этим человеком, по мнению окружающих, обладающим просто неисчерпаемыми ресурсами здоровья.
Жена моя на время отпуска отправилась к родителям в деревню, заодно прихватив с собой детей. Я же хожу в отпуск в октябре, потому остался в городе один. Потянулась череда спокойных безмятежных вечеров, проведенных за книгой. В те дни меня с головой поглотили произведения Ирвина Шоу. Примерно за неделю или чуть больше были со смаком пережеваны и проглочены: «Богач, бедняк», «Вечер в Византии», «Ночной портье» и еще какой-то сборник рассказов. Почти во всех творениях Шоу очень ярко и красочно описывается процесс поглощения героями алкогольных напитков. Джин там приобретает неповторимый аромат и непередаваемый оттенок вкуса после того, как в стакан падают несколько капель Тоника. Виски, встречаясь с содовой, искрится и переливается множеством пузырьков, лопающихся с хрустящим шипением, от которого мурашки бегут по коже. Розовое вино – само по себе божественно и прекрасно. Как же после всего прочитанного удержаться и не пропустить стаканчик чего-нибудь этакого? Я отправился в магазин и вышел оттуда с пакетом, внутри которого притаились бутылка дешевого отечественного «вискаря» и «полторашка» газировки. На улице меня окликнули.
– Молодой человек, простите мне мою назойливость, но если вы позволите, я с удовольствием угостил бы вас чем-нибудь гораздо более достойным внимания, чем, то адское зелье, которое вы только что изволили приобрести.
Это был он. Да-да, тот самый Иван Петрович. Болезненный румянец, алкогольный блеск в глазах. Ошибки быть не могло.
– Вы – Иван Петрович? – спросил я.
– Так точно. – ответил Иван Петрович и слегка поклонился. – Пьющий старик, тот, что каждый день на стакане – это я. А вы Петр – читающий запоем аппаратчик с завода пестицидов.
Я попытался в точности повторить его поклон, такое обхождение показалось мне забавным. Старик жестом пригласил следовать за ним. Перейдя дорогу, мы углубились в частный сектор.
– Я не стану вас спрашивать, откуда вы меня знаете, но почему именно меня вы выбрали в качестве собутыльника?
– Ищу человека, как сказал один чудак, живший в бочке.
– Подобный ответ мне льстит. Я уже много лет мечтаю стать человеком.
– Похвальное желание и, вместе с тем, влекущее за собой много бед, горестей и душевных мук. Знаете, многие известные личности пожертвовали своей жизнью ради того, чтобы стать людьми и неизмеримо большее количество готово убивать, уничтожать, искоренять в себе все человеческое ради продолжения своей жалкой жизни. Ну да после об этом. Мы пришли.
Аккуратный маленький домик, обложенный кирпичом. Ограда с высокими железными воротами. Гараж. Внутри дома серые скучные обои и несколько стеллажей с книгами. Дверь в спальню закрыта. Мое внимание привлекли книги. Некоторые из них казались очень старыми. У одних были кожаные переплеты, у других – бархатные, у третьих – из какого-то неизвестного мне материала.
– Интересуетесь? – спросил Иван Петрович. – Можете полистать, если хотите.
– Нет, не могу. Они так величественны в своей ветхости, так красивы, что я просто не смею к ним прикасаться.
Пока я любовался книгами, Петрович сообразил на стол: огромная бутыль виски одной из самых известных марок, ведерко со льдом, два низких и широких стакана толстого стекла, а на закуску блюдо с уложенными на нем кусочками черного хлеба и тонко нарезанными ломтиками ветчины и сыра. Скромно, но со вкусом. Наполнив стаканы, и бросив в них по несколько кубиков льда, хозяин предложил мне стул.
– Вы правы насчет книг. Они настолько древние, что, пожалуй, обратятся в прах от одного вашего прикосновения. Им не выдержать потока столь юной жизненной энергии, которую вы источаете.
– Зачем же тогда вы разрешили мне их листать?
– Они надоели мне, я не нахожу в них больше ничего интересного, ничего привлекательного, ничего полезного. Они просто старая рухлядь, как и их хозяин.
– Бросьте, Иван Петрович. Сколько вам? Семьдесят или семьдесят пять? По нашим временам не так уж и много.
– Вы ошиблись немного. Лет эдак почти на шестьсот.
– Ха ха ха. Прекрасная шутка! Умеете рассмешить!
– Будь это шуткой, я бы вместе с вами от души посмеялся, но мне совсем не смешно. Вы слышали или читали когда-нибудь о Николя Фламеле*?
– Да, смотрел как-то передачу по телеканалу История. Он, якобы, открыл тайну эликсира вечной жизни, а в старости инсценировал собственную смерть.
– Он и в самом деле сумел получить эликсир бессмертия, но своей кончины он не инсценировал, а умер взаправду. Фламель был истовым католиком, он не посмел воспользоваться чудесным эликсиром, потому что надеялся обрести вечную жизнь после смерти, попав в рай. Другое дело я. Я всегда сомневался в истинности христианской, да и любой другой религии. Я хотел жить земной жизнью, пить вино, любить женщин… Я служил писарем у Фламеля – переписывал книги, свитки, различные документы. Однажды мне удалось проникнуть в лабораторию и похитить чудодейственное зелье. Обнаружив пропажу, хозяин выгнал меня прочь, но это не имело уже никакого значения. Я обрел бессмертие.
– У вас богатая фантазия. Вам бы книги писать.
– Нет, молодой человек. Фантазии у меня как раз таки и нет. Меня взяли писарем благодаря моему безупречному каллиграфическому почерку. Как говорил один известный писатель, каллиграфическим почерком может обладать администратор, бухгалтер или кладовщик, но ни в коем случае не писатель, поэт, художник или композитор.
– Значит, у меня есть все шансы сделаться творческой личностью. Почерк то у меня – так себе.
– Как знать, может и станете.
– Иван Петрович, не то, чтобы я верю в то, что вы мне так увлекательно рассказываете, но может вы в свое время и золото из свинца научились получать?
– Научился. И не только из свинца. Но открыв вам это умение, я погубил бы вас. Золото губит людей. В вас нет алчности, и не стоит вам заражаться этой болезнью. От нее не вылечиться. Она хуже проказы.
Поболтав еще некоторое время, мы расстались. Выпитое и услышанное ударило мне в голову. Наступала ночь, а утром нужно было идти на работу.
– Заходите еще, Петр. С удовольствием с вами побеседую.
Наступило утро. К моему удивлению, оно не обнаружило никаких признаков похмелья. Спокойно отработав день, вечером я опять навестил Петровича. Несколько последующих вечеров подряд мы сидели напротив друг друга, держа в руках стаканы, доверху наполненные золотистой жидкостью с плавающими в ней кубиками льда. Рассказ старика был невероятен. Порой мне казалось, что я уже начинаю верить в его правдивость, но потом, обдумав все на трезвую голову, я считал, что все это красиво выдуманная и тщательно продуманная, но все же небылица.
Жан, так звали Ивана Петровича, когда он жил во Франции, обретя бессмертие и открыв тайну получения золота при помощи алхимии, около двухсот лет предавался беспробудному пьянству и разврату. Старели и увядали одни его любовницы – он заводил новых и так без конца. Как выяснилось впоследствии, победив и презрев смерть, наш герой утратил способность к продолжению рода. Живущий вечно не должен иметь детей. Такую плату природа берет с тех, кто отказывается подчиниться ее законам.
Пресытившись любовными утехами, наш кутила и сладострастник отправился путешествовать и следующие два века провел в беспрерывных странствиях. Страны и континенты сменяли друг друга. Жан открывал для себя новые народы, новые культуры, овладевал их знаниями, но и это со временем утратило для него всякую привлекательность. Вернувшись домой, он попадет в самую гущу событий Великой французской революции. Несколько раз под разными вымышленными именами Жан был приговорен к смертной казни через повешение. И всякий раз приговор приводили в исполнение. А однажды ему чудом удалось избежать гильотины.
– Вы понимаете, Петр, – говорил Иван Петрович, – что это нехитрое приспособление ни в коем случае не смогло бы меня убить, но хлопот и страданий принесло бы чрезвычайно много. Представьте, как трудно было б мне найти хирурга, который взялся бы пришить мою злополучную голову на место. А бродить по свету с отрубленной головой в руках, не имея оной на плечах, знаете ли, малоприятное занятие.
В определенный момент я под очередным вымышленным именем был принят медиком в наполеоновскую армию. С которой прошел множество кампаний и, в конце концов оказался в России. После одного неудачного сражения я был пленен партизанами. И долгое время пребывал с ними, исполняя свои врачебные обязанности. После войны я не вернулся на родину, а остался служить доктором в одном уездном городишке. В ту пору едва ли не всякий иностранец считался человеком образованным, так что место досталось мне без особого труда. Со временем я разбогател и даже сумел обзавестись собственным поместьем. Почти сто лет я провел спокойно и безмятежно, но в начале прошлого века опять угодил в мясорубку. Меня пытали и расстреливали, сначала красные, потом белые, а потом снова красные. Пятнадцать лет я прожил в глухой тайге, скрываясь в заброшенной охотничьей избушке. Но, все же, был схвачен и отправлен в лагеря, из которых вышел только в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. С тех пор стараюсь существовать тихо и незаметно, время от времени, меняя место жительства и заводя новые документы…
Вот собственно и вся история этого странного человека. Вернее, почти вся. Наступил такой вечер, когда, устав наконец от возлияний, я не пошел в гости к Петровичу, а придя с работы домой, рухнул на диван и, что называется, залип в телевизор. Старик ждал меня какое-то время и, не дождавшись, приступил к исполнению давно задуманного и тщательно подготовленного. Он спустился к реке, накачал резиновую лодку, погрузил в нее баул, в котором лежали самые древние из его книг, и поплыл по течению. Петрович не работал веслами, река сама несла его в пункт назначения. Примерно через час пути старик пристал к берегу и выгрузил баул, а брошенную лодку унес поток. На берегу стояла старая железобетонная опора, оставшаяся от проходившей здесь когда-то линии электропередач. Вокруг этой опоры в виде своеобразного усеченного конуса были уложены сухие березовые дрова. Много дров. Старик открыл баул и разложил книги поверх поленьев, после чего достал откуда-то две канистры с бензином и старательно полил им будущий костер. Забравшись на самый верх кучи, Иван Петрович уселся, обхватив опору руками и ногами, замкнул на запястьях наручники и зажег спичку. «Есть и для таких, как я способ покинуть белый свет, – поминал он во время одной из наших бесед, – но не так-то легко на него решиться». Пламя огромного костра несколько часов противилось сгущающейся ночной темноте, а эхо разносило над рекой душераздирающие вопли. Огонь постепенно отправлял в небытие человека, прожившего на земле шестьсот с лишним лет, обращая во прах каждую клеточку его тела…
Ничего этого я тогда еще не знал. Спокойно проспав ночь, я, как обычно отправился на работу. Мысли мои занимало ближайшее будущее. Оставалось несколько дней до приезда моих домашних. Нужно было купить подарки детям и веточку маленьких белых хризантем для жены, она их очень любит. Бутылку дешевого отечественного «вискаря», купленного мной в день знакомства с Петровичем, мы разопьем в честь воссоединения нашего дружного семейства. Если все хорошо, то следующие несколько десятков лет мы проживем вместе. Потом состаримся. А потом … Потом будет потом.
*Николя, или Николас, Фламе;ль (фр. Nicolas Flamel 1330 — 22 марта 1418) — французский алхимик, которому приписывают получение философского камня и эликсира жизни.