Новоселье на краю земли

 
Эмму Усольцеву, Эмму, Эммочку, с робкими кудряшками, золотыми душками очков на прозрачных ушках, с мягкими бледными губками, отправили после университета, по распределению, в далёкий северный город.
Когда ночью, Эмма, на крыльце маленького завьюженного аэропорта, стояла с чемоданом, и ждала к крыльцу оленей, так ей думалось,  - она думала о родителях - как плакал папа, а мама с бабушкой держались за руку.

- Папка, - сжимала Эммочка губы.

Оленей не было, встречал защитного цвета УАзик, крепкий, жилистый, как рабочий   конь, и Эммочка тряслась, подпрыгивала, удерживая вещи, и только-только успевала держаться на поворотах.
Как долго она представляла себе своё  будущее жильё! Дом, непременно деревянный,  таким и оказался, и крыльцо, и окна в инее, Эмма отодвигает шторку, проводит ногтем по стеклу - и снег пуржит под ногтем, маленьким вихрем, оставляя крошечную тропинку. Здравствуй, Север!

Эмма распаковывалась. Простынки, домашние, ещё помнящие тепло бабушкиных рук, казалось, выглядели потерянными, даже узоры поблекли, словно говорили, как выживем мы в этом холоде, в темноте, Эмма, завянут наши цветы-стебельки, и не сможем мы тебя согреть, и Эмма даже немножко взгрустнула, но ненадолго, встала, рассматривала комнату :
Она квадратная, стол с клеёнкой, часы на нем, ( ага, намёк понят, чтобы не опаздывать на работу),  окно, большое, трехстворчатое, с грубо закрашенными, слой за слоем, до неузнаваемости, ручками, с трёхлетней замазкой, и кажется, весьма свежей бумажной лентой для утепления.
А вот кровать панцирная, на ней можно качаться, подпрыгивать, как в детстве, что Эмма и сделала, но неудачно - защемила кожу. Эмма закусила губку и засмеялась, даже покружилась посередине комнаты!
Эдик трижды подчеркнул, что в доме тепло, и правда, батареи были горячие. Эдик - встречающий, Эдуард Петрович, как он представился, молодой, но уже почти лысый, рассказал о доме, соседях, подсказал кое-какие вещи, облегчающие, на его взгляд, общение и быт совместно проживающих.

- Разберрёшься! - рыкнул он весело, выпуская дым от сигареты, и похлопал Эмму по плечу.

"Мать с сыном, в "первой", - вспоминала Эмма, тихонько прогуливаясь по общей кухне. "Наверное, не женился", - рассуждалаЭмма.

"И очень любит маму. Живут, поэтому вместе".

Она накинула шаль, связанную ею самой, (модную, она ходила в ней в институт, повязывая по-разному), немного робея, ступала на половицы, улыбаясь новому дню, новой жизни.
"Четыре плиты, значит, четыре квартиры" - рассуждала Эмма, разглядывая двери без номеров, столы, кастрюли на них, шкафчики, и даже полотенца для рук, которые висели на гвоздях. Одно было очень грязное, затертое, до черноты. - Чьё это? - думала Эмма. - "Точно не Инессы". Инесса - её коллега, молодая и незамужняя. Эдик говорил. А в  "третьей", кажется, этот... аспирант с женой. Тоже не их, получается.

"Приехали за деньгой", - хохотнул Эдик про "аспирантов".
 
Эмма провела рукой по своей двери, ничем не интересной, облупленной, подкрашенной местами, с лохматой дыркой для ключа, как вдруг, дверь, напротив, открылась, и вышел мужчина, в майке и трико, он двигался точно по траектории, к плитке, правая рука его потянулась к залитой и засохшей одновременно, двухконфорке, губы просто всосали зелёный носик облупившегося чайника.
Эмма стояла, на лице ещё блуждала улыбка, приготовленная, но искренняя.

- Доброе утро,- сказала Эмма, когда он шумно, с причмокиванием, закончил.

Но мужчина, утеревшись, вздохнул, потом вздохнул ещё раз, погладил себя по животу, отрыгнул воздухом:

- В сарае жратву не вешай на стену. Крысы сожрут, - сказал он .

И ушёл, крупный, напоминающий со спины крупного мускулистого пса, вожака деревенской стаи, и казалось, кинь в него камнем, кирпичом, и не почувствует, не обернётся.

Часы громко тикали. Эмма ждала. Эдик обещал привезти воду - вода была в бочках, у каждого своя, и подписана. Эмма рассматривала.
На Эмминой было написано - " Вовчара", видимо,  раньше жил какой-то Владимир,  Эмма сначала подумала, что Вовчара это этот, в трико, но на его бочке было написано "Кокорина М", а рядом , на другой - Пищикова, и подписано ниже -" Дура".. Одна бочка была выкрашена заново, зелёным, и очень аккуратно. Эмма запуталась, и ушла в комнату.

Только в пятом часу дверь хлопнула, запустив холодное облако, Эмма подскочила к окну, и увидела мужчину, пившего из чайника, он направлялся уверенным шагом от дома. Сын? Аспирант?
А в пять началось шевеление. Приехал Эдик с местным жителем, они привезли воду, житель, улыбчивый, в расшитом национальном платье, носил её вёдрами, и наполнил до самых краев.

- Ну, вот! - Эдик зачерпнул ковшом, попил, утерся рукавом. - Вкусная у нас вода!!

 Эмма, взяла ковш, и отпила. Вода и в самом деле была вкусная, и очень холодная.

- Ну, давай, - Эдик утерся рукой. - Если что - гвоздь вбить, зови, - и опять хлопал Эмму по плечу.

- Хантерме, - сказал житель, засмущавшись, будто, и совсем заулыбался, глазки его совсем потерялись на лице.

- Эээ.. Дай ему .. мелочи ,- сказал Эдик.

                ******

А в шесть к Эмме заглянула гостья, в блестящем, ярком шелковом халате, до пола, на фоне облезлых бочек, она была похожа на диковинную птицу.

- Я Юлия Витальевна, - представилась, - жена Виктора Викторовича, - пояснила гостья. -  Наверное, вам уже все про всех рассказали?? - Привыкнете, - говорила она, рассматривая Эмино жилье, хотя и рассматривать было особо нечего. Потом посмотрела на Эмму, внимательно, быстро, как створкой фотоаппарата. - "Будем дружить",  - улыбнулась, дотронулась до Эмминых пальчиков. - "Приходите к нам на печенье", - пропела, и удалилась, сверкнув хвостом.

- Как хорошо, - зажмуривалась Эмма. Вечера были длинные, а небо черное, бархатное, звезды маленькие, "плевочки", вспомнила Эмма поэта. Она чувствовала себя причастной ко всему, что там происходит, ко всем природным завихрениям, Королевой погоды, ведь у неё в "в кармане диплом инженера-метеоролога", и если не управлять, то предугадывать, просчитывать, это ей под силу-  Эмма была отличницей.

                ********

Утром в дверь постучались, бородач, худенький, в очках с большими диоптриями, стоял с печеньем в руках.

- Здравствуйте,  я - Вэ-Вэ, - улыбался бородач, или Виктор Викторович, - Предпочитаю короткий вариант.

Эмма тоже улыбнулась, пахнуло домом.

- Нет-нет, - я убегаю.. Это вам! Мы с Юлей всегда рады видеть вас у нас!!

Аспирант, - улыбнулась Юля.

                *********

Началась работа, будни метеоролога, здесь, на Севере это первые люди.
Эмма справлялась, крутила дужку от очков, оглядывала сослуживцев.
Ей все нравились! Работа ладилась! Мама, папа, бабушка - у меня все получилось! - кричала она мысленно, ликовала. Ей нравился  Север, она чувствовала это, он держал её крепко за руку, согревал, не давая замерзнуть, не позволяя хныкать, ныть, потому, что все эти эмоции здесь лишние, убирает все это Север, точит, как ледяную глыбу, прежде, чем поставить её в небесный хоровод!

Как-то Эмма услышала голос, это был плач, тихое поскуливаие, скорей. Эмма постучалась к Юлии. Юлия не удивилась, почти не обернулась, расчесывая у зеркала длинные волосы большой, круглой щёткой.

- Да он лупит мать как напьётся. Ты не бойся. Главное, денег ей не давай. Он не любит, - она скривила розовые, с перламутром, губки. - Когда она у него отопьёт с заначки - лупит, - пояснила Юлия. - Ты не лезь к ним.

Эмма и не лезла, она один раз видела старушку, обычная, маленькая такая, в платочке. Под глазами синяк, желто-синий.  Но однажды старушка пришла к ней, и просила денег, совсем немного, а у Эммы была только заначка, крупная купюра, и она не дала. И Юлины наставления вспомнила.

                **********

Эмма вошла в ритм, завтраки, ужины. Купила  кипятильник и новый чайник. Иногда сталкивались с ВВ, в кухне, вместе готовили.

- Юля не готовит, - сказал ВВ, не любит, - добавил просто.

Помолчал потом, подумал как-будто:

- У Юли ведь два сыночка, они тут с нами жили, - глаза у него загорелись. Вадик и Антошка. Хорошие такие пацаны, в школу ходили, со мной на рыбалку! - Юля сказала им не климат здесь…

 Он вдруг потух, - отправили к моим родителям.

- К вашим??

- На, ешь, - ушел он от вопроса, протягивая "аскорбинку"- Тут витамины надо. А то будешь как этот твой, с работы, - наверное, имея ввиду Эдика.

Эмма мечтала о новоселье, чтоб пригласить гостей, с дома, с работы, может быть даже Вована. "Посмотрим", - рассуждала она. Пришлют из дома варенье, она ждала, от бабушки, трёх видов, смородиновое, малиновое, и абрикосовок, без косточек. Любимое. И сама подготовится, подкупит.
У неё есть скатерть, ВВ и Юлия помогут консервами, обещали, можно торт, семислойный, у нее есть яичный попошок! - Эмма прикрыла глаза.
ВВ часто приглашал в гости, но почему-то Юли, в последнее время, не было. Он много говорил, угощал аскорбинкой, суетился..
Как-то утром Вован пыхтел на кухне, кружил возле бочки:

- Юлька-то  ушла к "факторщику", слышь, тот "на консервах сидит", "валюта эти консервы".
 У них с ВВ в доме, и правду, всегда были консервы, и Эмме перепадало. Ещё яичный порошок. И сгущенка. Вован сказал - "факторщики  билеты в Тюмени на сгущенку покупают"

- Как это? - думала Эмма.

А ВВ нервничал. Вечерами стряпал, и стряпал. Приглашал Эмму.

- Значит, ушла… Как же это, -  Эмма съеживалась, но молчала.

 Маленький обогреватель накаливал комнату до жары.
Они разговаривали, о книжках, о Севере, хрустели печеньем.

- Север, он не отпускает. Ты видела Сияние?? Увидишь - никогда не забудешь! Оно - такое...

-  А что там в ваших альбомчиках про погоду? -  Он тихонько отодвигал шторку, задумывался.

                *******

На работе Эмму приняли дружно, и работали так же, по праздникам устраивались гулянки, пили спирт, или "Слынчев Бряг" - ничего больше не было в городе. Из дома приносили кто - что. Позже, сдвигали столы, и начиналась гульба! Требовали Антонова, и "убрать иностранщину". Эдик приглашал Эмму,  от него пахло рыбой, и плохим табаком. Эмма отворачивалась, чувствовала, как передвигались  его пальцы на боках, талии, трусливо, неприятно. Вот Инесса не танцевала, кажется, её не приглашали, сидела, ела, облизывала пальчики, и улыбалась.  Посиделкин читал стихи, сидя на столе, размахивая сигаретой. - "Чуваки, чуваки.. Вы знаете кто такой Аполлинер"? -  спрашивал он заплетающимся языком, что у него получалось" пленэр" но никто не знал, что это, "пленэр", да и вообще, не реагировали. Курили на улице, раздетые, смотрели в бархатное небо, дышали холодным воздухом, замирая от восторга, пьяного, но искреннего.
Посиделкин следил за Эммой.

- Кто тебя так назвал? Твоя мама начиталась Флобера? - приставал к Эмме, - Пойдём ко мне.. Он у меня есть. Будем читать до утра! - язык у него заплетался, но держался крепко, в вязаном мохеровом свитере, и затертых джинсах. - Мммм??

Эдик вступался, отодвигал Посиделкина, но тот дурачился - "Ты любишь мадам Эмму?  Смотри… Она коварная". Эмма улыбалась, не зная как реагировать.
Развозил всех все тот же УАзик, тела грузились, распевались песни, и Эмма подпевала, а Посиделкин не ехал, видимо, у него всегда были другие планы.. Инесса улыбалась.

                *************

Ночью, в пятницу дом ходил ходуном. Все выскочили в коридор. Инесса, поджав губы, ВВ и Вован, с расстёгнутой  ширинкой - что пуговицы торчали навыворот. Гулял новоселец "с торца", с отдельного входа.
ВВ сказал - новый жилец. Месяц живет, месяц спать не даёт.
Но разбираться не пошёл, а Вован только зевнул, поморгал, и ушёл.
Инесса придерживала правой рукой не до конца застегнутый халатик, легкий, (как-будто живёт в Сочи!),  улыбалась.

В конце месяца выкинули, (по спискам!), бельгийскую курицу, каким образом эта иностранка долетела досюда, не обморозив крылышки - неизвестно. Эмма взяла, одну,  для гостей, на новоселье, обмотала пакетами, бумагой, ещё раз пакетами, и положила в сетку.  Пошла, накинув шубу, в сарай. Потопала ногами, на всякий случай, вошла: тут были дрова, склад старых сундуков, каких-то огромных, неподъемных железяк, стульев без ног, Эмма взяла гвоздь и молоток, встала на один из четвероногих, чудом сохранившихся, предварительно, проверив на прочность, вбила гвоздь высоко, но гвоздь согнулся, и выпал, второго не было.

                **********

В воскресенье, в дверь постучались - громко, неприлично даже. Эмма открыла. Две женщины стояли, и просто впились в неё, Эмму, взглядом.

- Ну, что?? За мужиками приехала, с большой земли??- одна поджала губы, и растянула, в какой-то, почти зловещей улыбке.
- Я работать приехала, - каким можно спокойным голосом ответила Эмма.
- А где прячешь-то?
- Кого?
- Ты давай, девочкой не прикидывайся, - первая глянула на вторую, кивнула.

 Вторая вошла в комнату, полезла в шкаф, потом заглянула под кровать.

- Ты где прячешь? - коротко спросила первая.
- Я никого не прячу, я живу одна.

- Что, моешь его? Мочалочкой намываешь?? Хорошо моешь-то? Везде?

Эмме стало страшно.
Она выпрямилась, и чётко, почти бесстрастно сказала: Я живу одна, я никого не мою, я вас не понимаю.
Они опять переглянулись, старшая подошла к кровати, откинула одеяло, дернула, почти со свистом выдернула простыню, и стала её рассматривать, нюхать. Она трогала своими руками ручищами стебельки и цветочки, а по Эминой щеке ползла слеза.

Обе переглянулись. Старшая (первая, должно быть, мать второй, молодой - это уже позже анализировала Эмма) : "Хочешь сказать не про тебя говорят, что Алексея увела от жены ?? Уваживашь его.. всяко.. Б.. городская..

- Это не про меня, - в горле все пересохло.

- Мам, пойдём, - потянула её за рукав дочь.

- Мы, если что, и "петуха пустим", поняла? Запомни, очкастая, - добавила презрительно старшая.

Эмма пошла к ВВ.

- Эээ, - Местные..  Ну-ну, не плачь. Что ты хочешь.. забудь. Давай я тебе старую книгу покажу, Брема.. Слышала о таком??

- Мне нужен гвоздь, - сказала Эмма, утерев глаза.

- Гвоздь?

- Подвесить курицу.

- У меня нет, кажется. Это надо к Инессе...

ВВ был расстроен отсутствием гвоздя.

- Ничего, я спрошу у неё, - улыбнулась Эмма.

- А давай, по самогоночке, сегодня выходной, можно маленько, - Я печенье испеку, быстро!  Эмма выпила, какую-то маленькую стопочку, смешную и ребристую, и даже вторую, и так хорошо стало. Открыли консервы, поддевали вилками, было  вкусно, и Эмма успокоилась.

 - Сегодня сияние. Я ждал, - сказал ВВ. - А моя Юля его не любит смотреть. А я люблю, - он замолчал. В очках, с жидкой бороденкой, он накинул тулуп, и они вышли на улицу.

Вверху, на небе все бродило, как будто толпились гигантские люди, толкались, стукались боками, но крепко держались за руки, все в серебряных шубах, серебряных шапках- коронах, вот он, небесный  хоровод, так казалось Эмме.

Но ВВ она не сказала - он стоял, тихий, вдруг постаревший, с вытянутой бородкой, и смотрел в небо.

- Я не аспирант вовсе, это так. Прозвали, - начал ВВ. - Я кандидат наук, шёл на докторскую… Биолог. -  Юлечке достаток нужен, деньги, - он произнёс это "деньги", и,  казалось, весь ещё уменьшился.

 - Мальчишки растут.

- Смотри, смотри!

И Эмма молчала, смотрела. Она знала, что будет сияние, за три дня знала, Расчеты указывали.

                *********

Утром пришло извещение на посылку. Варенье от бабушки! Эмма шла с почты, с ящиком, счастливая.
В кухне, на своей лавке сидел Вован, макал зубной щёткой в зловеще черный крем, и елозил по ботинкам.

- Уж ни на свидание ли? - пошутил ВВ.

Вован не отреагировал, переставил ботинок. Поставил другой.

Эмма пила чай с вареньем, пахло домом, теплотой, уютом. ВВ ушёл, куда - Эмма не знает. Приглашать Инессу не хотелось. Эмма обсасывала ложечку, ей хотелось, чтобы это длилось долго, на дырке от пододеяльника лежал маленький  черный котёнок. Подкинули на работе. Эмма назвала его Ветерок. Он был такой легкий, что когда бегал, казалось, несло его ветерком, как по воздуху.

                *********

 Инесса дала гвоздь. Эмма постучала к ней, потому, что Инесса всегда была закрыта изнутри, на крючок, а когда уходила на работу, вешала тяжёлый навесной замок - когда она готовила на кухне - непонятно, наверное, рано утром, до работы, и, похоже, уносила все в комнату.
Тогда Инесса ей открыла, и гвоздь дала, он лежал у неё в жестяной банке, около двери. Эмма увидела идеальную чистоту и порядок, дорожки, занавески, даже маленький пластмассовый телевизор, стоявший на вязаной тяжёлой салфетке. Инесса улыбалась, но какой-то тяжелой, навесной, (как её замок), улыбкой, и закрыв за Эммой дверь, тут же, казалось Эмме, эту улыбку снимала.
Вечером она пошла в сарай, потопала ногами, посветила фонариком.
Залезла на стул.
Стояла, любовалась - бельгийская красавица лихо покачивалась на огромном гвозде, в абсолютной безопасности.

                ***********

Вчера Эмма увидела шумного соседа, она поняла, что это он, он выходил, из этой веранды, совсем крошечной, откуда всегда музыка и крики.

- Шёл бы домой, - как-то буркнула сама себе, зло, вспомнив тёток, что даже передернулась в плечах.

Но сосед ей улыбнулся, был он очень красив, строен и высок. В добротной дубленке, большой шапке-ушанке.  Эмма даже залюбовалась, только на мгновение.

- Здравствуйте - сказал сосед, -и улыбнулся, и улыбка у него было прекрасная и открытая.

Эмма промолчала.

- Наверное, вам музыка мешает? - Он шёл за нею вслед.

- Вы.. Не подходите ко мне, - сказала Эмма,  и пошла вперёд, быстрым шагом.

Она поднималась по снежной горе, вверх, и он шёл за ней, она слышала, чувствовала его, Эмма побежала.

                **********

- Я уезжаю, - сказал ВВ. - Как там одни, мальчишки? Надо к ним. Может, и опять привезу, как Юля.

Эмма разозлилась, ну как так можно, тряпка, не мужик. Юля- Юля. Задумалась. Как, вообще, сводят судьбы людей на севере, откуда здесь этот Вован, откуда красавец-сосед, его дуры - жена и тёща. Посиделкин, декламирующий по пьяне Аполлинера?? Как его занесло? Тоже, по распределению? Незамужняя Инесса с загадочного Сыктывкара...
На кухне грохочет Вован. - Завтра будет лёгкое потепление, - знает Эмма.

                *********
      
 В пятницу ВВ уехал.

 Падает снег.

                *********

Через неделю заявилась Юлия, не одна. Понимая ситуацию, чуть поздоровалась с Эммой, кивком, прошла в комнату, и больше не показывалась. У крыльца её ждал новенький, защитного цвета, УАЗик.
Эмма ушла с кухни, и сидела в комнате, смотрела в окно.

Ей снилась ФАКТОРИЯ. Это были такие райские, почти, сады, лианы, гигантские папоротники, в реках плескалась рыба, выпрыгивая высоко, как-будто кружась, дикие животные ходили сытые и довольные, но главное, повсюду, были консервы. Стояли, валялись. Звери подходили, нюхали их, и отходили лениво.

                ***********

Через два месяца приехал ВВ, привёз двух пацанов, Антошку и Вадика, вечерами они пили чай с вареньем, рассматривали с Эммой и ВВ старинные книги Брема, а Эмма обещала показать им воздушный Зонд.
Юлия не появлялась, но вещей из комнаты, явно, поубавилось, исчез обогреватель, тигровое покрывало с дивана, зеркало и большой цветок, в горшке. ВВ сказал - "Ей надо".
А пацаны ждали, они не говорили вслух, но если устанавливалась тишина, такая, особая, ВВ и Эмма понимали, мальчишки скучают.

                ********

- Вас, Эммочка, надо…  подшаманить, - говорил Посиделкин, дотрагиваясь до Эмминых волос. Устало элегантный, он волновал Эмму. - Ммм? Стихи будем читать? - говорил, брал за руки.

Новоселье Эмма назначила на начало ноября. Она сменила занавески, постелила бабушкину скатерть, и у неё стало уютно, как у Инессы.
Продукты она хранила у ВВ, (и накопила прилично), а на листок записывала рецепты - салаты и закуски. Бельгийскую красавицу она запечет в маленькой духовочке, о, положит на большое блюдо, а по кругу персики и сливы, правда из банки, консервированные.
За день до новоселья  Эмма пошла в сарай, открыла тяжёлый замок, запнувшись о какую-то деревяшку, и протянула руки вверх: Вместо курицы висел, чуть покачиваясь, словно елочная игрушка -  скелет, не было ни самой курицы, ни бумаги, ни матерчатой сетки.

                *********

Эмма соединила два стола, еще один принес Вован, притащил сам - "Я тебе говорил, курицу не вешать, "- говорил он возбужденно, наверное, предвкушая гулянку.
Эмма оглядела накрытые, сдвинутые столы: было красиво. Салфетки она сложила треугольником, вилки разносортица, ну да ладно, зато оливье хорош, с олениной, вот картошки нет, жаль, но, главное, торт, торт!! Из электро-тортовницы, со сгущёнкой и сухим молоком! Эмма включила маленький приемничек, с Большой земли доносилась чуть слышная музыка, "Земля в иллюминаторе"- пели из приёмника.
Эмма села на табуретку, и глядела в окно, в ожидании первого гостя.
Было уже темно, хотя всего-то начало четвёртого, а гости - в три.
Черное небо оживилось, забурлило, смотрело на Эмму сверху, казалось - оно волновалось. Мудрое, оно много могло рассказать Эмме, распустившей волосы, и чуть, подкрасившей губки - что через несколько дней уйдёт бессменный правитель, а ещё через десять лет распадется страна, и ей будет трудно с Виктором, двумя пацанами и подрастающей Аришкой.
Что в девяностые небо заберет Виктора, погибнувшего от рук новоиспеченных бандитов, кинувшегося в бизнес и хранивший какою-то важную биологическую тайну. Умрет бабушка, а отец уйдёт к молодой женщине. Что Аришка в двухтысячных уедет в далёкую Англию, с томиком Брема под мышкой, и не вернётся, а Юлия Витальевна будет писать ей слезные письма об одиночестве и больных ногах.
Но ничего этого небо не скажет Эмме. Ведь Эмма ждёт гостей, и Посиделкина.
Он ей нравится