Школа

Виктор Ян-Ган-Чун
               
        К школе папа купил мне портфель и большую плоскую картонную коробку, на крышке которой был изображен мальчик с портфелем, большой желтый кленовый лист и было написано: «Подарок первокласснику».
В коробке было все самое необходимое для первоклассника: тетради, ручка, карандаши, ластик, линейка и счетные палочки. Читать и считать я уже умел, но палочки были очень хороши! Квадратные в сечении, они были сделаны из прозрачно-разноцветного органического стекла и служили мне не для счета, а для игры и любования.
В школу в первый класс нас повела тетя Оля, мать Женьки Бобкова – моего закадычного дружка. Почему не родители? Не знаю. Наверное, были какие-то причины. Был я в коричневом вельветовом костюмчике, белой рубашонке и черных ботинках, язычок которых почему-то все время вылезал из-под шнурков.
Когда нас с Женькой тетя Оля подвела к парте, на которой мы должны были сидеть, я поставил свой портфель на пол возле своего места. Тогда тетя Оля сказала:
– Вот здесь же место есть для портфеля, – и откинула часть крышки парты, показав нишу под портфель.
Я очень удивился! Смотри-ка, как все приспособлено! Все это и сейчас помню очень хорошо.
Школа была очень далеко от дома, километрах в четырех. Пройти надо было речку и пустырь. Ходили туда только пешком, так как автобусов в городе было мало, мимо школы не проходил ни один маршрут.
Сейчас, с позиций прожитого времени, я удивляюсь всему этому. Время, конечно, было тяжелое. Был дефицит самого необходимого, не говоря о транспорте, но ведь что-то можно было сделать! А может, установка такая была – воспитывать нас в спартанском духе…
Зимой было совсем плохо. День короткий. Мороз под сорок. Одежда у многих худая – ватная стеганая курмушка (фуфайка). Пальто – редкость.
Учились в две смены. Первая уходила в школу, а вторая приходила из школы затемно. Поэтому, идя в школу, собирались стайками у кого-нибудь из учеников. Возвращались тоже гурьбой.
Школа-семилетка была деревянная, одноэтажная. В общем дворе стояло здание поменьше, где учились самые младшие ученики. Чуть поодаль были слесарные и столярные мастерские, там проходили уроки труда. Был еще большой сад со школьной гордостью – яблонями-сланцами, которые на лютые забайкальские морозы закапывали в землю. Яблони хорошо плодоносили.
Звонка электрического не было. Уборщица в положенное время звонила обычным звонком, обегая школу.
Отопление у всех зданий школы было печным, дровами. Привозили машинами «швырок». Так называли испиленные до размеров полена чурки. Кололи этот «швырок» и складывали в поленницы на заднем дворе школы старшеклассники, школьники 6-х, 7-х классов.
Спортзала и актового зала в школе не было. Уроки физкультуры в теплое время года проходили во дворе на школьной площадке. В холодное – старшеклассники все без исключения ходили на лыжах, а малышей учительница выводила в коридор, выстраивала и, показывая упражнения, полушепотом командовала: «Раз, два, три…». Ученики повторяли упражнения. И как мышки –

ни звука. Громче было нельзя – за тонкими дверьми шли уроки.
Конечно, понятие «старшеклассник» и «малыш» в школе-семилетке имело в те годы совсем иное значение, чем сейчас.
Лыжный спорт был развит очень сильно, поэтому многие годы наша школа в этом виде была лучшей среди всех школ города, включая средние.
В школе был буфет – часть отгороженного коридора. В буфет привозили компот или кисель и витушки или пончики. Деньги на эту еду сдавали в начале месяца учительнице. На большой перемене учитель с помощниками-учениками приносили подносы в класс, на которых стояли стаканы с киселем или компотом, поверх стакана была витушка или пончик.
Витушка – это две тонкие колбаски теста, свитые между собой косичкой. Пончик еще проще – шарообразный кусочек теста. Иногда внутри пончика было повидло. И то и другое обжаривалось в растительном масле. Так что большим разнообразием пищи школьники избалованы не были.
Пончики с повидлом предпочитались витушкам, а витушки – просто пончикам. Кисель недолюбливали, компот обожали. Еще до трапезы спрашивали у буфетчицы:
– Сегодня что, кисель или компот?
Узнавший меню бежал в класс и кричал:
– Сегодня компот и пончики с повидлом!
Кто-то и с собой приносил что-нибудь перекусить: пирожки, бутерброды – что дома было.
Я проучился в первой своей школе недолго. Когда учился во втором классе, нас перевели в новую, только что построенную школу. Школе оставили тот же № 11. Учителя и директор остались прежними…
      Новая П-образная двухэтажная школа-восьмилетка казалась нам дворцом. Широкий вестибюль, покрытый метлахской плиткой, частично был занят двумя раздевалками, располагающимися по обе стороны от входной двери. У вошедшего в школу взгляд упирался в стену, на которой висели крупноформатные фотографии участников Великой Отечественной войны, бывших учеников школы № 11. Чуть выше фотографий, по центру, рисованный маслом большой портрет Героя Советского Союза Ивана Григорьевича Отмахова.
         Был спортивный зал, который для массовых мероприятий преобразовывали в зал актовый. Убиралась перекладина, сдвигались в сторону брусья, под которые укладывались маты, приносились стулья. Получалось вполне сносно. Был и буфет, где за столиками могло разместиться примерно полкласса. Класс обедал в порядке очереди, а смена школы – по расписанию. Кормили горячим и более-менее разнообразно. Можно представить, что творилось после звонка перед обедом. Сшибая друг друга, ученики неслись к двери буфета. Каждый хотел попасть в первый заход. У дверей буфета выстраивалась очередь, которая контролировалась дежурными – учениками старших классов. Кабинетная система, библиотека и пионерская комната тоже были в диковинку.
В широких светлых коридорах школы вдоль стен висели репродукции самых известных картин Третьяковской галереи, что делало внутреннее убранство школы празднично-нарядным.
Поддерживалась безукоризненная чистота. Без сменной обуви ни один ученик не переступал порога школы. Генеральные уборки силами учеников и мытье полов после уроков дежурными класса были обязательны, как первомайская демонстрация. Если еще добавить, что для большинства учащихся школа была значительно ближе к дому, то без преувеличения: «жить стало лучше, жить стало веселее».
На большой пришкольной территории, огороженной деревянным зеленым решетчатым забором, был стадион, на котором было детское футбольное поле, яма для прыжков, беговая дорожка в шестьдесят метров, баскетбольная площадка, бум. Стояло два длинных сарая, где хранился лыжный инвентарь, состоявший из бамбуковых палок и лыж с ременным креплением, предназначенным для валенок, на загнутых концах которых по окружности было написано: «Уссурийский ДОК». Внутри надписи было изображение тигра. Эти лыжи никто иначе не называл, как уссурийские доски. Вся школа третью четверть сдвоенные уроки физкультуры по-прежнему проводила на лыжах.
        Летом и осенью с фасадной стороны школы было много цветов: георгины, гладиолусы, анютины глазки, львиный зев и много других. Был и пришкольный участок, где сажали овощи, картошку и даже кукурузу в «кукурузное» хрущевское время. Правда, кроме метелок и незрелых початков величиной чуть больше мизинца, она не давала. Климат не тот.
         Были, конечно, неудобства. Уроки труда у мальчиков проходили в столярной и слесарной мастерских старой школы. Ученики с пятого по восьмой классы раз в неделю, припася халаты, вынуждены были преодолевать все те же четыре километра. В то время наш пригород не был канализован, поэтому-то и в школе все удобства были во дворе. С этим успешно мирились. Ученики и родители тех лет на далекой периферии были не из тех, про которых говорят: «Как мед, так и ложкой». В те годы никто об этом и не задумывался.