Трулик и его наследство. Фрагмент

Костя Федотов
Это правдивая история. Описываемые события произошли в Киеве в середине 70-х прошлого столетия. По просьбе выживших, все имена изменены. Из уважение к умершим все будет рассказано в точности так, как оно и было...

Одни хранят в сердце Иисуса, у других на кармане партбилет. В моем дипломате лежал томик Леси Украинки. Ну обожал, блин я эту поэтессу... Куда бы не шел, с кем бы не был - всегда под рукой была эта небольшая книжица. В самые трудные моменты жизни находил у Леси нужные, правильные слова... Особенно, когда оставался на едине с девушкой... Оба два (я и девушка), мы просто тащились от лиричности ее стиха, мелодики фраз...

Вооще-то, если быть честным до конца, то от известной украинской поэтессы остался, лишь глянцевый переплет с ее фоткой. В переплет была вклеенна машинописная тетрадка. Тетрадка называлась "Пансион любви".

Это была самиздатовская порнушка о похождениях одного доктора, устроившегося работать в элитный бардак. Автор этой завлекухи был не известен. Тогда, практически вся самиздатовская порнуха, за исключением Солженицина, была анонимной. Но в диссидентских кругах шептались, шо книжку написал (по просьбе жены) академик Сахаров.

"Леся Украинка" досталась мне по наследству от Трулика. Этого хлопчика я знал еще со школьной скамьи - она (скамья) вдоль и поперек была исперщена нашими надписями и рисунками. Первые твиты были немногословны - в основном состояли из трех букв и наскальной живописи. К восьмому классу там появились запятые и черные квадраты.

В пятнадцать Трулик стал фарцовщиком. В школу он больше не ходил, впрочем, как и в другие места общего пользования. Чувак из принципа нигде не работал и застенчиво хвастался, шо "тяжелее члена ничего в руках не держал".

Трулик получил два года исправительных работ по знаменитой 209-й – "За систематическое занятие бродяжничеством и попрошайничеством или ведение иного паразитического образа жизни".
На суде (в предпоследнем слове) просил меня беречь и лелеять "Пансион", как то, чего "он тяжелее в руках не держал". Я побожился и дал честное комсомольское...
Кстати, когда его потом (в Америке) спрашивали, за шож он тянул срок, Трулик гордо отвечал: "По этой статьей шел нобелевский лауреат Иосиф Бродский!"

Таких книжек я раньше не читал. Вооще, с похотью в СССР было туго: в кино иногда появлялиь неплохие фильмы, типа "Фараон", "Анжелика и король", "Ленин в Октябре". Но со временем, все "клубничные" кадры из этих кинчиков были повырезаны подлыми киномеханиками и растиражированы в виде фоток. У меня, до сих пор, где-то  валяется фотка Ленина под броневиком.

Кое-что появлялось и в периодике. В журнале для пионеров и школьников "Костёр" в нескольких номерах печаталась "Техника современного секса".

"Техника" была, скорее похожа на руководство по уходу за кабардинским жеребцем-производителем, чем на советы, как по-быстрому приболтать чувиху. На всю жизнь запомнилась фразочка:

"Некоторые женщины довольно громко кричат, иногда зовут мать или издают восклицания, облегчающие наступление оргазма".

Ну, и конечно же "Баня" Толстого. Вообще-то, Толстых было трое, и никто не мог точно сказать, который написал эту порнушку. Знатоки утверждали, шо "Баня" - это, вырезанный царской цензурой, фрагмент из "Анны Карениной". Был еще вариант, шо Толстой, совсем не Толстой, а Чернышевский, и в рассказе подробно описывается пятый (до сих пор не опубликованный) оргазм Веры Павловны.

Помните Леночку Штокман-Кабель из младшей группы, которая за "Белочку" доверила мне все свои женские секретики? Так вот, среди них был еще один, важность которого я осознал, лишь про прошествию определенного времени.

Самая любимая и самая сладкая эрогенная зона у советской женщины - это чтение дефицитной литературы.

У советского народа (в том числе и женского)  был страшный "книжный голод" на качественную литературу. Утоляли его по-разному, иногда даже незаконно: не зная, где достать книжку Драйзера, Дюма или Остапа Вишни, народ просто брутально пиз.ил их из библиотек.

И вот, для утоления этого голодомора коммуняки придумали "талонные книги". В обмен на 10-20 килограммов газетной макулатуры можно было получить талоны на редкую литературу. В списке особо дефицитных значились Дюма, Дрюон, Конан-Дойль, Сименон, Пикуль.

Вот на эту малюсенькую G-точечку я и научился нежно подавливать...

В одиннадцатом номере журнала "Москва" за 66-й год появилась первая часть романа Булгакова "Мастер и Маргарита". Окончание было опубликована в первом номере того же журнала за 67-й год.
Это был Фурор! ТАКОГО в СССР еще не печаталось. И не будет печаться еще двадцать лет.

У мои родителей эти журналы были. Причем, переплетенные в одну книгу.

Эта книжка, всеми забытая, провалялась у нас на полке много лет, дожидаясь моего полового совершенолетия. А когда дождалась, то начала на меня пахать.

Вот, как это работало... При первом знакомстве со взрослой тетечкой, я невзначай бросал фразочку, шо меня, как самого молодого на "конторе", посадили за инвентаризацию склада конфискованной, самиздатовской литературы. Работа не пыльная, как раз сейчас читаю Булгакова. Если интересно, в следующий раз могу принести почитать.

На следующей нашей встрече, я под большим секретом и конспиративно передавал объекту родительскую книжку. Я был строг и неумолим: "У Вас, Катерина Измайловна (К.И.), ровно два дня!"

Мы встречались через два дня. К.И. меня горячо благодарила и просила оставить книгу еще на пару дней, т.к ее подруги Надя и Варя, тоже страстно хотят почитать. Я сурово отбирал книжку, но милостливо разрешал дать мой телефон подругам.

А дальше таинственно сообщал, что у меня есть другая самиздатовская рукопись, которую отдать на руки не смогу. С риском для здоровья, я вынес ее со склада и храню дома. Если К.И. желает, то может почитать у меня. Естественно это была "Леся" Трулика...

Не было ни одной (ни одной, Карл!) тетечки, которая не повелась бы на этот развод!

У меня был кореш, родители которого были в загранкомандировке. Дальше уже все было делом техники.

А через пару дней мне звонила Надя. Еще через неделю Варя...

Всю повесть можно прочитать здесь: http://proza.ru/2019/10/16/120