Однажды по заданию генерального директора телерадиокомпании я готовил специальный репортаж из областного морга судебно-медицинской экспертизы. Точнее, о проблемах его переполненности, отсутствии надлежащих условий, холодильных камер и пр.
Ведущий патологоанатом с ассистентами услужливо проводили меня по всем помещениям и коридорам, где вдоль стен лежали в странных лужицах с мелкими белесыми червячками обнаженные тела умерших бомжей и жертв ДТП.
Зашли в прозекторскую - с цинковыми столами, заглянули в тесные холодные блоки с наваленными прямо на кафельный пол трупами нестарых ещё мужчин... Только мимо одной загадочной комнаты со стальной бункерной дверью проходили, словно ее вовсе там не было. Конечно, мне стало жутко интересно, что прячут за толстой преградой от репортерского взора. «Ой, вам лучше туда не заглядывать, - посоветовали мои экскурсоводы, - там ванны с формалином и гнилостно-деформированными останками».
Термин мне жутко понравился. «Гнилостно-деформированные останки». Ммм. Он звучал также смачно, как «саркома лёгкого» в устах Воланда.
Но камеру мне все-таки открыли. Черный мрак из-за едва приоткрытой двери обдал такой формалиновой жутью, что заходить внутрь я все-таки не стал.
Работники морга, оказывается, те ещё юмористы. У них, вишь, прикол такой был припасен на случай визита журналистов: сперва водили как бы на экскурсию, а потом, стоя над каким-нибудь не первой свежести вскрытым трупом, ненавязчиво и с совершенно невинным видом спрашивали: «Может, теперь бутерброд с колбаской?»
Но я-то воробей стреляный, меня на мякине не проведешь. О, говорю, прекрасно, ещё чайку бы с водчонкой неплохо откушать, а то тут холодновато у вас как-то. Оценили. Рассказали про «прикол». Мол, а вот, была до вас тут журналистка из "МК" - ее сразу стошнило. Убежала без оглядки, забыв про редакционное задание.
Потом вообще мистика началась полная. Прямо, "Вий" да и только. Валялся в коридоре морга один свежачок, при жизни - сбежавший пациент психушки, накануне кинувшийся под трамвай.
Внутренности из лопнувшей брюшины бедолаги свесились на пол, половина черепа снесена напрочь… Зато на лице - с частично выбитыми зубами - застыла совершенно счастливая улыбка. Такое же хулиганское выражение, казалось, хранил и невидящий взгляд его открытых безжизненных глаз... Весело и задорно торчала кверху рыжеватая бороденка. Будто тот прыжок под летящий трамвай оказался для погибшего самым радостным событием в последние мгновенья его жизни. А может таковым и был, избавив несчастного от уколов галоперидола, смирительных рубашек, ремней на кровати и безжалостных рук санитаров.
«Мы называем его наш Берлиоз» - заметил позади меня мой провожатый. – «Только у этого голова ещё почти на месте».
Дернуло ж меня посмотреть в те глаза и подумать «ах, ты, бедняга...».
Выходя осенним вечером один гулкими, пустыми и темными коридорами морфологического корпуса мединститута, где располагался тогда морг судмедэкспертизы, я вдруг словно почувствовал и даже услышал, что к звуку моих шагов добавляется ещё какое-то эхо. Будто кто-то невидимый неотрывно следует за мной по пятам. И когда я вдруг резко останавливался, этот некто по инерции делал ещё пару шагов и лишь потом замирал, притаившись.
Про себя посмеялся: видимо, водки было выпито больше, чем чая, а бутеров с колбасой оказалось маловато.
Ещё и кроссовки кровью того «жизнерадостного» трупа испачкал...
По дороге домой завернул к знакомой - своему звукооператору, которая делала монтаж моей авторской радиопрограммы «Криминальный канал». Подробности не рассказывал. Не хотел пугать и расстраивать на ночь глядя. Про психа-самоубийцу тоже, разумеется, умолчал.
На следующий день, выйдя на перекур на крылечко ГТРК, она мне вдруг и говорит, что всю ночь во сне её душил какой-то мужик с рыжеватой бородкой, остекленевшим взглядом и оскаленными в безумной улыбке зубами. Наваливался сверху на грудь, пытался сорвать крестик, не давал даже поднять руку, чтоб перекреститься. Страсти-мордасти...
Интернета тогда не было, но все же в какой-то книжке про народные суеверия я раскопал определение мифического существа с названием "Мара", от которого, например, происходит известное всем с детства слово «кошмар».
Тогда-то я точно знал, кого притащил за собой следом из морга… Это теперь мы с Невзоровым атеисты и не верим во всю эту мистическую чепуху.