И мелькают города и страны,
Параллели и меридианы.
Что общего между северным эвенком и обетованным бардом А. Городницким? Способ отражения действительности – что вижу, то и пою.
Сам стихотворец это признает: «…каюр, сквозь зубы, не выпуская изо рта трубки, тихо напевает ... "Мишка, — спрашиваю у него, — про что поешь?". "Как про что? Про реку,… вдоль реки, однако, едем". Проходит минут двадцать, а мотив песни как будто не меняется. "А теперь про что, — все еще про реку?" - "Нет, однако, теперь про сосну - вон большая сосна показалась". Еще через полчаса в песне начинают вдруг появляться нотки повеселее. "Что, опять про сосну?" - "Совсем не про сосну… Видишь, дым над лесом появился, — чум, однако, близко". Эта нехитрая творческая манера - петь только о том, что видишь и знаешь, заимствованная у наших каюров, на долгие годы определила мои литературные пристрастия.»
Начнем, естественно, с родного города А. Городницкого Ленинграда – петербуржцем бард себя не считает.
Этот город, неровный, как пламя,
Город-кладбище, город-герой,..
Над Петроградской его стороной
Вьется веселый снежок.
Подковырова, Подрезова,
Бармалеева, Плуталова.
Успокой меня, нетрезвого,
Подбодри меня, усталого.
Ах, родная Петроградская,
Меж Большой Невой и Невкою!
На Васильевском острове он родился, в Горном институте учился.
Полюбил я Васильевский остров,
В мире равных которому нет.
Где весною на запад с востока
Проплывают флотилии льда
И у Горного, возле футштока,
О гранит ударяет вода.
…И в рюмочной на Моховой
Среди алкашей утомленных
Мы выпьем за дым над Невой
Из стопок простых и граненых -…
По окончании вуза направился в «деревянные города», где «мостовые скрипят, как Городницкий» - это про Игарку. Проработав на Крайнем Севере в 1950-60-е гг. более семнадцати лет, поэт запечатлел свои "северные университеты".
О доме не горюй, о женщинах не плачь
И песню, позабытую не пой.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач
Меж старою и Новою Землей.
Мы плыли вниз по Северной Двине
С фольклорными ансамблями из Тоймы,
Сольвычегодска, Котласа и прочих
Окрестных городов и деревень
На фестиваль в Архангельск.
Словно вороны, чайки каркают
На пороге злой зимы.
За Печорою — море Карское,
После — устье Колымы.
Мне бы кружечку в руки пенную
Да тараньки тонкий бок…
А птицы все — на юг, а люди все — на юг,
А мы одни лишь — на восток.
С 1961 года началось его долгое путешествие под парусами.
Под северным солнцем неверным,
Под южных небес синевой -
Всегда паруса "Крузенштерна"
Шумят над моей головой.
Греция, НИС "Витязь":
Остров Хиос, остров Самос, остров Родос, -
Я немало поскитался по волнам.
В Гибралтарском проливе:
У Геркулесовых столбов
Лежит моя дорога,
У Геркулесовых столбов,
Где плавал Одиссей.
Порт Галифакс, борт «Крузенштейна»:
Над Канадой, над Канадой
Солнце низкое садится.
Многие русские в этой стране признают, что выбор места эмиграции им подсказала песня.
В начале 1970-х годов А. Городницкий переехал из Ленинграда в Москву.
Все, что будет со мной, знаю я наперед,
Не ищу я себе провожатых.
А на Чистых прудах лебедь белый плывет,
Отвлекая вагоновожатых…
А над Москвою небо невесомое,
В снегу деревья с головы до пят,
И у Ваганькова трамваи сонные,
Как лошади усталые, стоят…
…И поверить нельзя невозможности Бога
В ранний час, когда верба красна.
И на заячьих лапках, как в сердце — тревога,
В Переделкино входит весна.
Подвигались дальше:
На палубе ночной постой и помолчи.
Мечтать за сорок лет- по меньшей мере, глупо.
Над тёмною водой огни горят в ночи-
Там встретит поутру нас остров Гваделупа…
Единственная русская песня о Сенегале. За нее автор получил от посла этой страны барабан:
Мне не Тани снятся и не Гали,
Не поля родные, не леса, —
В Сенегале, братцы, в Сенегале
Я такие видел чудеса!
Своей подруге Джуди Холовей, чуть не лишившей его визы, поэт посвятил песню:
Весёлый марш играет радио,
Вода запела под винтом.
Прощай же, Новая Зеландия,
Прощай же, город Веллингтон.
Америка тоже закрепилась в поэтических стороках:
Преодолевая Америку с Востока на Крайний Запад,
От восхода к закату перелистывая города,
Между двух океанов, чей йодистый резкий запах
Раз вдохнув, не забудешь, видимо, никогда,
Между длинными, плоскими отмелями Нью-Порта
И лесистым Сиэтлом, где вечно идут дожди,
Открываю жизнь совершенно иного сорта,
Несравнимую с той, что оставлена позади.
Здесь другой Орлеан, не такие Москва и Питер,
Стоязычных племен неожиданное родство,
И Второе Пришествие в кратере Солт-Лейк-Сити
Возвращает надежду на старое божество.
От Канадских озер до горячих степей Техаса,
Облаченное в шорты и прочую лабуду,
Всё куда-то торопится эта веселая раса,
Несъедобную пищу дожевывая на ходу.
С изначальных времен здесь иные кипели страсти,
У реки Сакраменто или реки Юкон -
Здесь веками не ведали тоталитарной власти,
Над собой признавая деньги или закон.
И Эйнштейн в Вашингтоне у края безлюдного мола,
Земляка опознавши, тебя привечает кивком.
И себя, даже если годами пока ты молод,
Возвратившись в Россию, чувствуешь стариком.
О пророческом даре поэтов у меня есть эссе «Могут ли «лирики» быть «физиками»?». Вот одно из них, написанное А. Городницким в 2007 г. задолго до возвращения Крыма под русский флаг:
Что сулит наступающий год?
Снова небо туманное мглисто.
Я ступаю в последний вельбот,
Покидающий Графскую пристань,
И шепчу я, прищурив глаза,
Не скрывая непрошеной грусти:
- Этот город вернется назад -
Севастополь останется русским!
Всем своим творчеством поэт подтвердил вечную истину: «Прежде чем писАть нужно жить» - А. де Сент Экзюпери.