Облепиха – чудесная солнечная ягода. Глянешь на ее усыпанные плодами ветки, и чувствуешь, сколько в них солнечного тепла и света. Так и тянется рука сорвать и попробовать эти оранжевые капельки летнего солнца. А всю пользы от них и перечислить-то невозможно. Что твой жень-шень. Целебная, аж спасу нет!
Многие у нас в деревне пытались облепиху в своем огороде выращивать. Да куда уж там! То спутают мужские саженцы с женскими. И ждут, бестолковые, когда ж ягоды появятся. То плодожорка нападет, и ягоды, не дозрев, отваливаются наземь, или мучная роса повадится. В общем, помаются - помаются, да и выкорчуют эти капризные кусты из огорода. Больно надо летом на них время тратить. Летом, итак, забот полон рот. Колхозные работы все дневное время отнимают, а тут еще сено на зиму накосить и сметать на сеновал успеть. И еще всяко-прочее. Вот и не до облепихи этой привередливой. Да и зачем в своем огороде ягоды выращивать, когда в лесу их полным-полно. Малина на вырубах растет. Хоть ведрами ее собирай. Черемухи вдоль реки видимо-невидимо. А облепиха облюбовала отвалы старого карьера, что в четырех верстах от деревни расположен.
И вот видит Ирка как-то раз, что подружайка ее, Катерина, со своим мужиком на мотике со стороны леса возвращаются. И ведра у них к багажнику приторочены. Думала, что грибы пошли. Решила зайти, узнать. Причесалась, юбку поправила, и в дом к ним завалилась. А они газеты на столе разложили, да содержимое из своих ведерок на них и высыпали. Ирка глядит, и глазам своим не верит. Облепиха! Да такая яркая и спелая, что аж в доме светлее стало. Словно солнечные капельки на столе рассыпаны. А Катерина радовается вся, говорит, что ребетенкам своим на зиму витаминов привезли. И вправду, она им каждое утро перед школой вместо этих химических витаминов натуральные дает. Они и не болеют всю зиму. Лучше всякой химии эти облепиховые ягоды. А Катька предлагает: «Да ты не стесняйся, угощайся ягодками-то! Вишь, как уставилась, глазищи свои вытаращила.» А Ирке и впрямь захотелось облепихи попробовать, да вот только совестно Катькиных детей витаминами обделять. Ну и ляпнула сгоряча, что, мол, сама за облепихой схожу. Сама наберу и наемся вдоволь. На том и расстались. А Ирке словно заноза, эта облепиха покою не дает. Задумать-то легко, а вот собраться и сходить – заботы не пускают. Маялась, маялась, а облепиха не отпускает. Уж больно Ирке в душу запали эти солнечные капельки лета. И попробовать хочется, и на зиму заготовить. День - два, свои дела уладила, и потопала за облепихой на карьер.
Им-то на мотике хорошо. В два счета до карьера добраться можно. А вот Ирке пешком пилить да пилить. А попросить Катькиного мужика до карьера добросить – боже упаси! Катерина – она шибко ревнивая. Не дай бог, что бы какая-нибудь баба к ейному мужику титьками прижмется! Глаза ведь выцарапает. А на мотике, там ведь сплошные обнимания. Вот и пришлось Ирка на карьер пешком за облепихой топать. Охота пуще неволи.
Карьер, что в четырех верстах от деревни находится, тридцать лет уж как заброшен стоит. Кустарником зарастает, да грунтовыми водами заполняется. Когда то там жизнь кипела. Взрывали, грузили экскаваторами породу, да на станцию возили, в вагоны грузили. А что там добывали – толи металлиды, толи руду какую-то. Бог его разберет. Ихний начальник только и указывал, что эту серую породу грузить, а рыжую – в отвалы сваливать. Встречались там и камушки разноцветные в занорышах. Вот только не понятно: зачем было эту серую породу добывать, а красоту эту самоцветную взрывать да бульдозером в пыль раскатывать. Потом зачах карьер. Значит, рудное тело вглубь ушло, и дорого его стало разрабатывать. Вот и зарастает потихоньку эта рана в земле. Борта карьера помаленьку осыпаются, дорожки все травой подернулись, да и деревца с кустарниками вовсю зеленеют. А облепихе здесь особенно понравилось. А что? Солнышко припекает, ветер поверху карьера проходит, почва рыхлая, да и что-то в ней такое есть, что облепиху привлекает. Вот и разрослась она там дебрями непролазными.
А карьер тот дурной славой в деревне пользовался. Пацаны малолетние туда на великах гоняли побаловаться пугачами да самострелами. У отцов пороха натырят, и погнали взрывать да стрелять из самопалов. А парни постарше, те девок туда заманивали. Ну и к спиртному приучались. Ох уж, сколько девок деревенских там попортили! Стыдно вспомнить. Вот и Ирку чуть было не порушили в школьные годы. Это сейчас вспоминает она с улыбкой, как перепугалась, когда парень к ней под юбку полез. Крепкая она была – вся в отца. Сбросила она этого парня с себя, и со страху вся в слезах до дому без передышки усвистала. Ладно, хватило ума, отцу не проболтаться об этом случае. А то бы он тому пацану шею бы точно свернул. Крут он был, и быстр на решения. С тех пор Ирка и прослыла недотрогой. И на выпускном вечере в школе одна одинешенька осталась. А не артачилась бы она тогда, может быть и жизнь ее иначе сложилась. Вон, Катерина, подружайка ее, та прямо со школьной скамьи своего мужика охмурила. И держит его всеми своими бабьими хитростями. И детей нарожали. И живут припеваючи.
Ирка шла по лесной тропе и вспоминала о тех временах, что были связаны с этим карьером. Давно уж она там не была, а страх все еще не забылся. Конечно, каково бабе одной по этим глухим местам шастать. А вдруг там злодей какой притаился, насильник? Ведь не поймешь, что у него на уме. Да и есть ли тот ум у злодея? Набросится на одинокую перепуганную бабу, и не известно, чего натворит. Разве можно так к бабе подступать?
А если по-доброму, да с куражом! Какая ж баба то откажет. Из принципа? Да не знаю я таких принципов! Главное, что бы у нее белье не заношенное было, а лучше, какое-нибудь фильдеперсовое. Да что бы от дневных забот от нее не пахло. Вот и все принципы. Ей же хочется королевной до мужика снизойти. Что бы он поверил, что его одаривают не земным блаженством. И не важно, что у бабы давно уж в трусах мокро от хотения. Это ее тело кричит да требует. А разум бабий глазки строит да прикидывает, что бы с этого наивного мужика содрать можно было. Так уж они – бабы устроены: голова сама по себе, а тело - само по себе. Это у мужиков все конкретно и однозначно. И не стоит баб упрекать в корысти или коварном умысле. Если бы не их хотелки, то цивилизация вовсе бы не развивалась. Вот посудите сами. Кто у древних людей в пещере уюта требовал? Заставлял очаг мастерить, лежанки обустраивать? Ну, конечно, бабы! Мужик целый день мамонта уговаривал к ним на ужин в качестве жаркого пожаловать. Умается бедолага, ему лежанки ни к чему. Рухнет, где стоял от усталости, и все тут. Конечно, ты вот сам попробуй мамонта уговорить! Он глухой, пожалуй. Это вот косули всякие да зайцы – те хорошо слышат. Сразу деру дают от уговоров, попробуй догони. И саблезубый тигр хорошо слышит. Только вот не понятно, кто кого в этом случае на ужин уговаривать будет. А бабе комфорт подавай. У нее бока нежные, попа там и прочее богатство. Вот и старается древний человек на два фронта – и пожрать принести, и пещеру свою обустроить. А что баба? А ей пещера в тягость! Ей дом рубленый подавай с видом на пейзаж. А дом срубить – это ведь не пещеру обустроить. Это ведь и топор, и пила нужна. Вот мужик и металлургию осваивает, и дом строит. Вот так тот самый прогресс и происходит. А ракеты космические с чего строить начали? Это в восемнадцатом веке бабе можно было стихи читать, что, мол, звезду с неба достану. А теперь они практичнее стали и словам не верят. Обещал? – вот и доставай звезду как хочешь! Вот и строят мужики ракеты, что бы звезду достать.
Дома-то сейчас какие стали. Там тебе и отопление с теплыми полами, и посудомойка для ленивых, и джакузи с газировкой, и умный пылесос по дому ползает. А что дальше-то будет? Чего еще бабе неймется? Не уж-то прогресс остановится?
А облепиха нынче уродилась знатная. Вот только дотянуться до самых спелых ягод не так-то просто. Они на самых верхушках кустов расположились. И еще колючки мешают, что за тоненькими серебристыми листиками прячутся. Так Катерина научила Ирку, как ягоды собирать. Надо макушку нагнуть, веревочную петлю набросить, а другой конец веревки ногой к земле придавить. Вот так-то сподручнее получается. А ведерко Ирка пояском на шею приторочила, и обе руки свободные. И она быстро-быстро ручешками своими в ведерко ягодки и набирает. Ну, прямо, как вороватая. Понятное дело: ей хочется побыстрее из этого карьера сбежать. Страх у нее за спиной стоит, подгоняет. Так ведь долго-ли ведерко облепихи набрать? Это вам не лесную землянику собирать. Ее сколь не сыпь, а она все в кошелке слеживается, утрамбовывается.
Ну, вот и ведерко Иркино полное. Исцарапала руки, измазалась оранжевым соком от лопнувших ягод, и потрусила с карьера. Как до лесу добралась, отдышалась, тяжесть ведерка с ягодами почувствовала, и побрела в сторону деревни. В лесу-то она, как дома, привычная. Там и хруст сучьев, и птичий переполох о посторонних предупредит. Это тебе не по карьерам лазить.
До дому своего добрела. Устала. Так торопилась с этого карьера сбежать, что и не распробовала, не наелась облепихи. Одна лишь утеха: исполнила свою хотелку - набрала спелых ягод полное ведерко. Пора и попробовать то, что не давало покоя уже столько времени. Взяла в рот щепотку ягод. Прикусила, раздавила язычком. Кислый оранжевый сок брызнул и растекся во рту. Ирка сморщилась от этой кислятины, проглотила, выплюнула семечки. Потянулась за второй жменькой. Точно так же искривилась от кислого вкуса, изморьщилась. И все! Больше не хочется! На этом её хотелка и ограничилась. Напрочь отбило желание эту кислятину дальше дегустировать. Вот и сидит у стола уставшая и огорченная. Не знает, что с остальными ягодами делать.
А вечером, уже ложась спать, подумала: «а не махнуть ли, пожалуй, за черемухой?».