- Эй, Петруха, что ты там строгаешь? - кричал через забор седовласый Григорий, сдвинув картуз на затылок.
Пётр отложил рубанок и, вытерев лоб рукавом рубахи, махнул Григорию:
- Ну, подь сюды. Чего через забор перебрехиваться.
Он тяжело опустился на чурбак и достал мешочек с махоркой. Тут подошёл и Григорий. Он, кряхтя, опустился рядом на второй чурбак.
- Чего строгаешь говорю? - спросил он, скручивая самокрутку.
Пётр разгладил пожелтевшие от табака усы, выпустил клубы дыма и ответил:
- Да баба моя всю плешь мне проела. Сделай ей табурет, да сделай. Стульев в хате полно, а ей табурет подавай. Во, как что по этому ящику увидит, так сразу ей надо. Как обезьяна, честное слово.
Григорий понимающе кивал головой. А как же тут не понять, когда бабы, они же все одинаковые. Смотрят друг на дружку и повторяют, да так, чтобы у неё было лучше, чем у той. Конкуренция, это дело такое.
- Я чего к тебе шёл-то, Петруха. Слышь чего французы эти удумали.
- Чего?
- Да каштаны они жрут, вот чего.
- Как так жрут?
- А вот так. В углях запекают и жрут. Вот те крест, - перекрестился Григорий. - Я как увидал по телевизору, так сразу к тебе побежал.
Он вытащил из кармана горсть блестящих каштанов.
- Во, набрал по дороге.
Пётр почесал седую бороду, посмотрел на доску на верстаке, которая должна была стать табуретом, крякнул, махнул рукой на рубанок и встал. За ним поднялся и Григорий. Вдвоём они потрусили в конец огорода, где Пётр обычно сжигал мусор.
Развели костёр. Подождали пока прогорят угли.
- Во, я и говорю, что эти французы чего только не едят. Лягушек и тех едят, - говорил Григорий, щурясь от дыма.
- Дык, может, они голодают там, раз готовы лягушек жрать, - отвечал Пётр, помешивая угли.
Так они рассуждали про тяжёлое продовольственное положение в других странах. Приводили в пример картошку, которой совсем не давно забили свои погреба. Вот это овощ, всем овощам овощ. Можно даже сказать - голова. Никакими каштанами, да лягушками её не заменишь. Вот чего бы в той самой Франции её не выращивать. Накопали, отварили, сальца нарезали, хорошо же.
- Ну, кидай свои каштаны, - сказал Пётр, разгребая угли.
Григорий положил каштаны, а Пётр засыпал их тлеющими углями. Сели ждать.
Не прошло и пяти минут, как над их головами пролетел каштан, выстреливший из костра. За ним второй, третий.
- Ложись, - закричал Григорий и плашмя упал на землю.
Пётр выругался, сплюнул и отошёл в сторону.
Когда стрельба каштанами прекратилась Григорий поднялся и, оглядываясь по сторонам, сказал:
- Вот ведь ироды проклятые. Это они специально такое по телевизору показывают, чтобы нас истребить.
Пётр подошёл к костру, разгреб угли и выкатил несколько каштанов, которые не выстрелили. Подождав, когда те остынут, он попробовал один и тут же выплюнул.
- Ну тебя, Гришка, с твоими каштанами и с теми французами.
Тут мимо проезжала на велосипеде почтальон Дарья, молодая девица, успевавшая за день объехать пять деревень.
- Дед Петь, что, картошку печешь? - спросила она, весело улыбаясь.
- Ага, кабы картошку. Гришка вон каштанов захотел попробовать. Как во Франции, говорит, будем жить. Так чуть не погибли под ними. Дык ещё и жрать их невозможно, - отвечал Пётр, отплевываясь.
Дарья хохотала до слёз, уронив велосипед на землю. А когда отсмеялась, то рассказала, что во Франции, действительно, едят каштаны, но не такие.
- У них растут совершенно другие каштаны. Съедобные. А у нас конский каштан, который используют только в лечебных целях, - сказала напоследок Дарья и, сев на велосипед, поехала дальше.
Григорий надвинул картуз на глаза и почесал затылок. Пётр посмотрел на него и зло сказал:
- Во Франции, во Франции. Ты бы ещё желудев принёс попробовать, чтобы свином себя почувствовать.