(продолжение. Предыдущая глава LVI – http://www.proza.ru/2021/10/03/1193)
(Начало. Глава I - http://www.proza.ru/2020/01/01/1248)
Пупырев неторопливо брился перед стоящим на подоконнике раскладным зеркалом, когда услышал шум с той стороны болота, где была проложена старая гать. Атаман сдвинул в сторону зеркало, распахнул створки рамы с давно немытыми стеклами и любопытством выглянул в окно. Столы перед костром, за которыми играли в карты и бражничали его люди, были пусты, а все разбойники собрались в южной части острова, в том месте, где начиналась тропинка, ведущая к гати. Толпа гудела, словно потревоженный улей. слышались отдельные возбужденные выкрики и взрывы громкого хохота.
- Что за веселье, рutain de monstres*? - недовольно буркнул предводитель бандитов и, сунув два пальца в рот, пронзительно свиснул. - Эй, Герасим!
- Звамши, барин? - громила уже стоял под окном, задрав голову. Он снял шапку и поклонился.
- Поди, любезный, узнай, чему радуются эти обормоты! - крикнул Пупырев во весь голос и закашлялся. Денщик уже полгода как потерял слух и ему приходилось кричать во все горло. Это атамана изрядно раздражало.
- Слухаю, барин!
Слуга снова поклонился, потом нахлобучил до самых глаз шапку и пустился бегом к ликующей толпе.
Уже через несколько минут он примчался обратно и доложил: - Робяты Молдавана, что с им в сваре с казаками коло воронинскаго хутора были, взяли на Волге в полон трех девок, двух баб и однага дохтура с полной сумкой струмента и зелья целебнага. Оне грят*(1) - буде с кем ноне вволю поиграться! Наши-то срамные девки всем давно надоели.
- Проследи, чтоб с новыми бабами и девками пока никаких безобразий! Если что, шкуру спущу с каждого! Так и передай им! А пленников пусть приведут ко мне. Ты меня понял?
Громила поклонился: - Воля ваша, барин!
- Ступай, болван безмозглый! - махнул полотенцем Пупырев и крикнул уже вдогонку: - Так и скажи: - Никаких безобразий! А я сейчас буду.
Пупырев осторожно добрился, тщательно стер полотенцем с лица остатки мыльной пены и, плеснув в ладонь французской туалетной воды, с наслаждением освежил щеки и шею.
- Ну, что же! – сказал он, внимательно осматривая себя в зеркало. – Вполне респектабельный вид у вас, Федор Дормидонтович! Эх, сейчас броситься бы, как в омут с головой, в круговорот порочного веселья! Ах, злачные кварталы красных фонарей Парижа!.. Кафешантаны, варьете, казино!.. Канкан*(1)… Ветренные красотки! Эх, как обворожительно обаяние утонченного разврата!.. Ах, ах!.. Где все это, месье Пупырев?.. Увы! Очень далеко в настоящее время! А пока для вас только вонючая отечественная явь в русском болоте, пьяный быт со вшивым сбродом оборванцев, воров и громил… А также санитарный карантин, сап и холера… болван Луконин, хитроумные германские дипломаты, чиновники клинского уголовного сыска и прочая мерзость… Тьфу!.. Не исключено, что кто-то еще потребует к себе вашего внимания, mon сher*(2)… М-да!.. Черт бы вас всех побрал!
Когда благоухающий тонким парфюмом Пупырев с сигарой в зубах появился на крыльце старой казармы, шум и выкрики в толпе бандитов мгновенно стихли.
- А где Молдаван? – угрюмо спросил предводитель, придирчиво разглядывая стоящих перед ним на лужайке.
Некоторое время разбойники молча переглядывались, потом вперед вышел один из бандитов в рваной кацавейке*(3).
- А пес его знает, Федор Дормидонтович! Должно быть сгиб, когда с казачками стычка у воронинского хутору случилась. – сказал он. - Порубили нас казачки-то, еле ноги унесли, а когда уж обратно возвертались, то возля Тимьянова мыса нагнали косную*(4) с девками, дохтуром и бабами на веслах. Сначала всех прибить хотели, а потом решили, что и лекаря, и прочих не худо бы тебе показать. Вдруг сгодятся для какой надобности.
- Правильно сообразили, ребята. В том, чтобы баб и девок резать, нет никакого резону, коли в таком злодействе нужды особой нет. А лекарей и докторов лучше совсем не трогать - себе дороже! Ну, где полоняне?
Из толпы вытолкнули пленников.
Обе бабы вели себя довольно храбро. Они шли с двух сторон от девушек, бесцеремонно отталкивая тех разбойников, кто пытался распускать руки. Доктор Глухов со свежим кровоподтеком под левым глазом и разбитой губой прихрамывая шел следом в помятом сюртуке с оторванным рукавом. Поповны были сильно испуганы и жались в кучку.
В трех шагах от атамана пленники остановились и доктор вышел вперед. Некоторое время атаман и Глухов молча рассматривали друг друга.
- Вы кто будете? - наконец спросил его Пупырев, вальяжно попыхивая сигарой.
- Прошу прощения, а с кем имею, так сказать, честь? - несколько высокомерно ответил доктор, гордо вскидывая голову.
- Вопросы здесь задаю я, а вы напрасно испытываете мое терпение, уважаемый! - благодушно заметил предводитель разбойников. - Забавно видеть, как в этой несколько щекотливой ситуации, человек пытается сохранить лицо, хотя лицо это совсем недавно уже, как мне кажется, подверглось ... э-э-э... небольшой коррекции. Это мои молодцы вас так уважили, доктор?
- Вы находите, что побои на лице человека - это забавно? Впрочем, я уже понял, что разговариваю с предводителем этого отребья. Каков поп, таков и приход!
- Попридержи язык, невежа! Еще одно слово - и я тебя пристрелю, как собаку, эскулап поганый! - прошипел Пупырев, наливаясь яростью. - А потом отдам моим ребятам твоих спутниц. Они быстро найдут им применение!
- Не серди яво, Ерофей Поликарпович! - поспешно обратилась к доктору одна из баб. - Молчи уж! Не то тебя враз прибьют, а всех нас потом с великой лютостью изничтожат и на распыл пустят! В зубах у волка от даже петух не поет...
- Ого! - изумился атаман. Он пристально посмотрел на женщину и неожиданно рассмеялся. - Простая баба и то лучше всех понимает, как держать себя в такой ситуации!
Хорошее настроение снова вернулось к предводителю разбойников. - Эх, дорогой Ерофей Поликарпович! - покачав головой продолжил Пупырев. - Когда жизнь уже на ниточке висит - лучше не испытывать судьбу и вести себя как подобает приличному человеку. По крайней мере, можно ведь вполне обойтись без дурацкой дерзости в беседе с русским дворянином! Ведь так? Как вы считаете, друг мой? А?
- Да... Пожалуй, я вел себя несколько глупо, господин... э-э-э... - замялся доктор.
- Пупырев! - приподнял котелок атаман. - А зовут меня - Федор Дормидонтович! Прошу любить и жаловать! Впрочем, любить не обязательно! Достаточно обращаться со мной с должным почтением, как подобает воспитанным людям.
Широким жестом Пупырев указал на входную дверь старой постройки: - Прошу вас пройти в мои апартаменты, дорогие гости! Правда, особого комфорта я вам не обещаю.
Атаман пропустил пленников вперед, а в дверном проеме обернулся и махнул стоявшим на лужайке громилам.
- Брысь отсюда, чертово племя! И чтобы было тихо, пока я умные беседы веду с образованными людьми!
Бандиты глухо заворчали, но тут же разошлись по отдаленным уголкам острова. Они отлично понимали, что медлить в исполнении приказов атамана чревато для здоровья, а то и опасно для жизни.
- Сами понимаете, глухая провинция, примитивный быт, отсутствие вышколенной челяди. - смущенно ворчал Пупырев, поднимаясь по скрипучим ступенькам, показывая дорогу невольным гостям. - Тем не менее, буду рад провести время с образованными людьми.
Полусгнившая лестница вела на второй этаж. В грязном, заваленном мусором коридоре, скудно освещаемым вечерним солнцем через запыленные окна, Пупырев остановился и указал бабам на обшарпанную дверь.
- Это не бог весть какие хоромы, но здесь девочки могут хотя бы привести себя в порядок и отдохнуть. Будьте пока при них, а я прикажу кому-нибудь из наших, так сказать, дам принести сюда все, что может понадобится. Заходите, располагайтесь и будьте, как дома.
Атаман просто лучился обаянием. Он расточал любезности и был так необычайно учтив, что доктор Глухов против воли невольно проникся к нему чем-то вроде осторожной симпатии.
- А вам, доктор, я предлагаю небольшую, но вполне уютную комнатку рядом с моими апартаментами. Вы уж не обессудьте. Говорят, что в ней когда-то квартировал денщик светлейшего князя Меньшикова Осип Кривой. Большинство других помещений в этом доме почти совсем непригодны для обитания. А в тех из них, где живут мои ... э-э-э ... так сказать, партизаны, вы, смею вас уверить, сами жить не захотите.
Проводив Глухова до предназначенной для него комнаты, Пупырев снова обратил внимание на синяки и ссадины, украшавщие лицо доктора, но на этот раз с сочувствием покачал головой. - Ну, что за народ! Примите мои глубочайшие извинения, Ерофей Поликарпович! Не люди, а цепные псы какие-то... Я с ними не церемонюсь, не развожу антимоний, однако, ничего не могу поделать с этим уголовным сбродом, уж поверьте мне!
Кстати, а на то, как я с вами говорил при встрече, не обращайте внимания. Это просто театр. Вынужден держать себя так у них на виду. Эти примитивные создания обладают странными для обычных людей понятиях о манерах поведения лидеров. Я должен соответствовать их представлениям о вожаке, иначе потеряю над ними власть. В противном случае, это может стоить головы мне самому. С волками жить - по волчьи выть! Надеюсь, вы меня поймете и не будете держать зла за это небольшое, но несомненно обидное для вас представление?
Глухов внимательно посмотрел Пупыреву в глаза. Если этот человек и разыгрывал с ним роль благородного разбойника, то играл он великолепно! Трудно было усомниться в искренности его чувств, и доктор неожиданно для себя поверил атаману.
- Ну, что вы, Федор Дормидонтович! Я все понимаю. Глупо обижаться, если у вас не было другого выхода.
- Ну, вот и славно! Я прикажу немедленно вернуть все отнятые у вас и ваших спутниц вещи. Меня ослушаться не посмеют.
- Мне бы мою сумку с медикаментами и инструментами...
- Разумеется! Вашу сумку и лекарства тоже вернут, не сомневайтесь!
Показав доктору комнату, атаман откланялся и попросил: - Как обустроитесь, попрошу пожаловать ко мне на ужин, Ерофей Поликарпович. Надеюсь, вы не против?
- Разумеется, не против Федор Дормидонтович! У меня будет к вам много вопросов.
- Отлично! И мне тоже есть, о чем вас распросить. Будьте любезны, приходите где-нибудь в четверть одиннадцатого в мою берлогу. Там с вами и поговорим без лишних ушей.
Глухов едва успел осмотреться в своей комнате, как Герасим действительно принес сумку доктора и все его вещи, вплоть до носового платка и папирос. Потом деньщик притащил два больших ведра теплой воды, относительно чистое полотенце и медный таз для помывки.
- Изволите ли ишо чего, барин? - спросил громила, склонившись в поклоне. Помятуя о правилах поведения в волчьей стае, Глухов хотел было как-нибуль грозно рявкнуть на него, но по многолетней привычке общения с простолюдинами машинально махнул рукой и сказал: - Ничего больше не надо! Спасибо, братец! Иди с богом!
- Я грю нужно чаго исчо, барин? - переспросил Герасим. По выражению его лица доктор понял, что денщик не расслышал.
- Ты плохо слышишь, дружок?
- Ась? Говори громче, барин, у меня с ушами туго.
Глухову пришлось встать на цыпочки и кричать прямо в ухо гиганту: - Давно слух потерял?
- Аккурат прошлым мартом сначала в одном ухе шчелкнуло, апосля через три днюхи в другом...
- Дай-ка я погляжу!
Доктор вынул из сумки с медицинским инструментом смотровую медную трубочку, подвел громилу к окну, вставил трубочку в одно, потом в другое ухо негаданного пациента, крякнул и покачал головой: - Боже мой! А ну-ка, садись сюда, грязнуля! Он усадил Герасима на табурет и набрал из ведра теплой воды в большой стеклянный шприц. - Сиди смирно! Сейчас я тебе уши-то прочищу...
Несколько раз, наклонив голову громилы над тазом, доктор направлял сильную струю воды в слуховые проходы, потом тщательно осмотрел места промыва. - Ну вот... Вроде бы чисто!
Он пощелкал пальцами. - Что сышишь, братец?
Герасим ахнул и так резво вскочил на ноги, что табурет отлетел к дверному порогу: - Мать чесна! Все слышу, барин! Да как жа ето?
Доктор засмеялся: - Обыкновенные серные пробки, дружок! Они водой просто вымываюся. Ничего сложного!
Громила неожиданно бухнулся доктору в ноги: - Отец родной! Я теперича по гроб жизни тебе обязан! Храни тя господь!
- Ну, ну! - Глухов бросился поднимать пациента. - Не надо у меня в ногах валяться! Пустое дело, братец!
С большим трудом Ерофей Поликарпович заставил гиганта подняться и, взяв его под локоть проводил к двери.
- Ступай себе с богом, дружок! Утром уши мой теплой водой с мылом. И возьми за обыкновение кусочек воска жевать хотя бы по четверть часа каждый день. При интенсивном жевании внутренние мышцы выталкивают ушную серу из слуховых проходов. Так-то вот!
Когда Герасим наконец ушел, Глухов покачал головой и удыбнулся: - М-да! Встретишь ночью такого - немудрено и штаны намочить от страха. А стоить только познакомиться поближе, так под под пугающей внешностью - большой и несчастный ребенок, требующий заботы и внимания...
Доктор глянул на себя в зеркальце и хмыкнул: - Кстати, мне и самому не грех починить кое-что на собственной физиогномии.
Он быстро разделся до пояса, осторожно умылся над тазом и, удобно устроившись перед окном, стал аккуратно обрабатывать антисептическим раствором многочисленные ссадины и смазывать мазью кровоподтеки на своем тщедушном теле.
Пока бабы прибирали и готовили для гостей комнату, девочек накормили ужином, а затем атаман Пупырев пригласил их к себе на чай.
Вел он себя как радушный хозяин, искренне радующийся приходу гостей, много шутил и казался очень милым. Мало-помалу напряженность между ним и девушками спала. Отроковицы стали охотно отвечать на его вопросы и вскоре рассказали все, что помнили из случившегося с ними в последнее время.
- Так вы говорите, что люди, которые ворвались в ваш дом, были вам совершенно незнакомы? - спросил Пупырев, аккуратно разливая чай в изящные фарфоровые чашки, стоящие на столе.
- Конечно! Да и как их можно узнать, ежели на головах у них были черные балахоны с дырками для глаз. - за всех ответила одна из двойняшек Мария.
- Страшные такие! - сказала Татиана, а Евдокия заплакала: - Один из них все спрашивал папА, где какой-то медалион, что выкопали в Змеином болоте и грозился всех убить, если он не скажет.
- А вы сами-то медалион видели?
- Нет не видели, Федор Дормидонтович.
- А вещица эта точно была у вашего батюшки?
- Папенька сказывал маменьке, что накануне вечером ему дьявольский знак принесли, коий мертвец из болота в длани своей держал. Мол, посланником нечистой силы тот самый нежить оказался! Принес он на землю, не что иное, как ключ от преисподней! А как растворятся врата ада, так хлынут на божий мир беды неисчислимые и погибель лютая...
- ПапА хотел наутро в Клин ехать к отцу Иллариону. Печать диавола, он говорил, в Новый Афон надобно свезти, чтобы в святых стенах знак нечистого изничтожить.
- Похоже, что злодеи так до бесовского амулета так и не добрались, ничего не сказал им батюшка Серафим, хотя вас прямо на его глазах истязали. Сильно мучили?
- Сначала Евдокию подвесили, потом Татиану, а затем и меня. - сказала Мария.
- Бедняжки! - с сочувствием сказал Пупырев. В глазах его блеснули слезы. - Больше ничего не помните?
- Очнулись уже на хуторе охотника Воронина. Доктор Глухов, Параскева и Неонила над нами хлопотали.
- Скажите, а где-нибудь спрятать или передать кому-то тот самый дьявольский амулет отец Серафим не мог? Был ли кто еще у вас на дворе в ту ночь?
- Приходил убогий отрок Афоня Воронин. Он за нашими собаками ухаживал. Иной раз даже у них в будке ночевал.
- А у вас в доме он был?
- Да, накануне собаки-то издохли вдруг. Афоня хоронить их помогал, плакал очень. Мы его ужином кормили, а он кушал и все успокоиться не мог. Папенька его утешал, даже к себе в горницу уводил.
- Понятно. А куда он потом делся, когда лиходеи к вам нагрянули?
- Я видела, что он в окно вылез, как дверь выламывать начали. - сказала Евдокия.
- Надобно было и вам за ним следом. Растерялись?
- Папенька крикнул, чтобы бежали либо прятались. Но не успели. Да и боязно было прыгать - больно высоко уж. От окна до земли там сажени полторы, а то и поболе.
- Злодеи всех порешили, кто в доме был. А вы почему уцелели, хотя вас на удавках подвесили в сенях?
- Не знаем, Федор Дормидонтович... Очнулись в воронинском доме, как уже вам поведано...
- Ох, какой великий ужас вам пришлось пережить, бедняжки! - покачал головой Пупырев, прикладывая надушенный платок к глазам. - Но все позади, здесь вам уже ничего не грозит. Прошу прощения за моих людей, что посмели так гнусно обращаться с вами. Все виновные будут безусловно наказаны! Причем, самым суровым и беспощадным образом! В этом можете быть уверены.
Настенные часы в гостинной пробили десять. В дверь осторожно постучали. Пупырев полуобернулся к двери и крикнул: - Кто там еще?
Дверь приоткрылась и в нее просунулась потасканная физиономия одной из трех женщин, живших при банде.
- Акулька, ты? Чего нужно?
- Я пришла сказать, что покои для барышень приготовлены. Постели направлены, белье нисвежайшее постлано, все сделано с нашим удовольствием. Даже полы помыты!
- Ну, вот! - рассмеялся Пупырев. - Комната для гостей готова, даже полы помыли! Вещь в наших хоромах неслыханная! А где баб пристроили?
- Дык в старой кладовке койки поставили. Обе дюже довольные остались!
- А накормили?
- А как же, Федор Дормидонтович! Картошки печеной с кровяной колбасой откушали. Уже почивать собираются, как барышень уложат.
Пупырев поднялся из-за стола.
- Ну-с! Молодым - время ко сну готовиться. Спокойной ночи, страдалицы вы мои!
Когда девочки ушли в сопровождении Акульки, атаман крикнул, чтобы подавали ужин. Пока повар и молодой слуга накрывали на стол, атаман облачился в китайский домашний халат, расшитый драконами, и задумался. Таинственный древний медалион, из-за которого велась настоящая война, лилась кровь и гибли люди, не давал ему покоя. Ведь не просто так германцы посулили за него огромную сумму золотом! Большая удача, что сбежавшие после боя с казаками люди Молдавана захватили на Волге лодку, в которой находилась интересная компания из двух баб, доктора и трех девочек. Причем, три отроковицы - дочери замученного неизвестными злодеями демидовского батюшки, считались погибшими вместе с другими детьми несчастного священника. Соглядатаи сообщили ему, что мертвые барышни исчезли прямо из церкви накануне похорон. А они сейчас гостят у него на болоте в добром здравии и нисколько не похожи на покойниц. Все это очень странно, похоже на страшную сказку и пахнет настоящей чертовщиной...
Доктор немного опоздал к назначенному сроку, но пришел уже в сравнительно чистом сюртуке, с аккуратно пришитым рукавом и держался вполне бодро, несмотря на ссадины и начинающий чернеть синяк на чисто выбритом лице.
Пупырев встретил его с неподдельным радушием и заботливо усадил за стол, в середине которого стояли глубокие тарелки с жареной рыбой и вареным картофелем, блюда с разнообразными закусками, два серебряных столовых прибора, граненый штоф водки и несколько бутылок с вином и наливками.
- Ну-с, Ерофей Поликарпович, прошу разделить со мной скромную трапезу в этой юдоли скорби. У бедного изгнанника (вашего покорного слуги) уже не осталось других приличных развлечений, кроме доброго ужина в хорошей компании. Надеюсь, вам понравится, как готовит мой повар-француз, месье Дюбуа. Я плачу ему баснословное жалованье, но, думаю, что он и его кулинарное искусство стоят этих денег. Сегодня по случаю пятницы стол у нас будет рыбный. Угощайтесь!
- Ого! Признаться, совсем не ожидал, сесть здесь за стол с изысканными блюдами и тонкими винами, Федор Дормидонтович! Приятно удивлен!
- Люблю хорошую кухню, Ерофей Поликарпович! Налить вам вина? Вот шардоне, бордо, мальвазия, шабли. Может что-нибудь покрепче? Вот прекрасные коньяки: Камю, Арманьяк, Шустовский... Если предпочитаете водочку, то...
- Нет-нет, спасибо! - поспешно сказал Глухов, краснея. - Я, признаюсь вам, почти совсем не пью. Пьянею буквально с одной только рюмки.
- Вино нужно уметь употреблять! Его пьют, чтобы полнее раскрыть вкус подаваемых к столу блюд, а не для того, чтобы напиться допьяна.
- Вы говорите так, как будто никогда не напивались, Федор Дормидонтович.
- Ну, отчего же... Напивался, и, к сожалению, неоднократно. Так что, имею некоторый опыт пребывания в этом печальном состоянии. Сразу скажу - хорошего в пьянстве мало, точнее - его там совсем нет!
- Интересно, а вот ваши молодцы, как я заметил, пьют совсем без меры. И, похоже, в этом занятии никакой устали не знают.
Пупырев вздохнул: - Это правда! И я ничего с этим не могу поделать! Увы! Воспитывать или даже перевоспитывать этот сброд задача совершенно бесполезная. Впрочем, и наставник из меня плохой... Позвольте, я положу вам кусочек жареной рыбы? Что предпочитаете, щуку, судака или сома? Это из сегодняшнего дневного улова.
- Право, не знаю...
- Начните с сома. Месье Дюбуа выдерживает его несколько часов в сложном маринаде, в котором сочетаются карламон, имбирь, кориандр, чеснок, лимон и даже мед, а потом быстро обжаривает на углях. Вкусно невероятно! Вот, попробуйте...
От одурманивающего аромата жареной рыбы, у Глухова мгновенно разыгрался аппетит и случилось легкое головокружение. Кусочек рыбьего мяса растаял у него во рту, оставив на языке восхитительное послевкусие. Сдерживаться далее доктор оказался уже не в состоянии. После нескольких дней приключений с поспешными перекусами от случая к случаю он был готов сьесть целого кита.
- Глоточек шардоне, Ерофей Поликарпович? Отличный напиток аккурат к жареной рыбке!
- Ну, раз вы настаиваете...
- Смелее, доктор! Не следует отказываться от удовольствий, живем только один раз!
От обильной и вкусной еды, от легкого вина Ерофей Поликарпович почувствовал себя на верху блаженства. Он раскраснелся, заметно повеселел, искренне смеялся шуткам, которые отпускал хозяин и, как и следовало ожидать, язык у него развязался.
- Так где учились наши отроковицы? - вдруг спросил Пупырев, щедро подливая вино в бокал доктора.
- Обучались в Первой женской гимназии города Твери, господин Пупырев. Этой весной Евдокия закончила пятый, а Мария и Татиана шестой класс. Бегло говорят на французском языке, прилично знают немецкий, изучали математику, геометрию, имеют представление и физике. Так что девицы вполне прилично образованы. С ними вполне можно говорить на любые темы.
- Отрадно слышать, Ерофей Поликарпович! Постойте-ка... Сегодня, кажется, уже восьмое августа*(2), а девицы почему-то не на занятиях в Твери...
- Карантин, сударь! Все дороги перекрыты. Скорее всего, и занятия отменены.
- Понятно! А какой фамилии отроковицы?
- Фамилии?
- Да, кто у них родители, папенька и маменька?
- Э-э-э... Вас интересует, кто их родители?
- Вот именно!
- Э-э-э... Как вам сказать...
- Так прямо и сказать, кто папенька, и кто маменька. Или вы чего-то от меня скрываете, доктор?
- Да бог с вами, Федор Дормидонтович! Чего мне скрывать от вас, какой фамилии девицы.
- Так говорите немедля, черт вас подери!
- Ну, хорошо! Я скажу. Их батюшка - отец Илларион - священник церкви «Всем скорбящим радости» в уездном городе Клину, что в восьмидесяти верстах от этих мест.
- А как же они здесь оказались, вдали от родного дома?
- Э-э-э... Гостили у ...
- У родственников?
Доктору пришлось сочинять на ходу: - Вот именно! У родственников... Демидовский урядник Громов, приходится им... э-э-э ... троюродным дядей с материнской стороны.
У атамана от столь примиривного вранья заиграли желваки на скулах. Он невольно поморщился, начиная сердиться: - Вот как? Очень интересно! Вы, наверное, в доме местного урядника и познакомились с этими барышнями?
- Конечно! Нас... меня прислали с инспекцией, проверить соблюдение карантинных мер супротив холеры. У Громова и познакомились с девицами.
- Вы же не один приехали?
- Да, не один... В составе медицинской комиссии... с коллегами.
- Понятно! А как на лодке-то вы с девицами и местными бабами оказались?
- Э-э-э... Катались просто. Они попросили их, так сказать, покатать на лодке...
- Попросили покатать?
- Да, а что тут необычного?
- Прошу прощения, но вы здесь находитесь по казенной надобности?
- Разумеется! Нужно составить справку исправнику Благонравову...
Пупырев покачал головой: - Ах, Ерофей Поликарпович! Как не стыдно! Ваши коллеги наверняка со всей ответственностью порученным делом занимаются, а вы кататься с барышнями поехали?
Глухов не нашелся с ответом, стушевался и положил вилку на стол. Потом, чувствуя себя школяром, пойманным на заведомой лжи, робко глянул на собеседника и обмер. Пупырев буравил его через стол такими страшными, совсем не человеческими глазами, что у доктора от ужаса отвисла челюсть и отнялся язык.
Через секунду Федор Дормидонтович опустил взгляд и лицо его приняло прежнее выражение радушного хозяина, вынужденного принимать у себя в гостях скучного и глуповатого невежу.
- Что это с вами, Ерофей Поликарпович? Вам нехорошо? - участливо спросил он, наливая из штофа в бокал изрядную дозу. - Вот выпейте это, доктор. Вам сразу же станет легче!
Глухов послушно взял протянутый ему хрустальный фужер и выпил водку, как воду, не почувствовав ни ее крепости, ни вкуса.
- Вот и молодец! - похвалил его Пупырев. Он внимательно посмотрел на Глухова, отодвинул в сторону свою тарелку и положил на стол маленький никелированный револьвер. - А теперь рассказывайте все, как есть, и не вздумайте мне врать!
ПРИМЕЧАНИZ:
Putain de monstres* - Чертовы уроды (франц.)
Грят*(1) - искаженное "говорят".
Восьмое августа*(2) - в то время новый учебный год в гимназиях начинался с седьмого августа.
Кацавейка*(3) - верхняя женская одежда типа кофты.
Косная*(4) - легкая гребная лодка с двумя парами весел.
(продолжение следует.– Глава LVIII- http://www.proza.ru/2021/11/24/732)