Часть 2. Бабушка, давай про любовь! http://www.proza.ru/2016/09/29/1659
Часть 3. Джульетта от Бабушки http://www.proza.ru/2016/10/04/1733
Часть 4. Эмоция под занавес http://www.proza.ru/2016/10/12/1233
Вернувшись из отпуска, Авдеев нашел в отряде большие перемены. Перед отъездом счастливо светило солнце, хоть и жарило изрядно, но вокруг пели диковинные птицы, даже пыль на эвкалиптах казалась ему свежей. Теперь солнце выгорело, птицы охрипли, ноги тонули в пыли по щиколотку, а еда в офицерской столовой снова отдавала хлоркой, как и год назад.
- Это что! – решил настроить его на служебный лад приятель Саша Сурначев, по совместительству анестезиолог батальона. - Вот у нас в медпункте, пока ты там загорал на воле, прапорщики захватили власть и установили дедовщину.
Этой фразой начал свой новый рассказ признанный в узких кругах мастер военной миниатюры, неизменно выступавший в амплуа бывалого тунеядца-алкоголика из "Приключений Шурика". После сытного обеда на лавочке в курилке возле зеленого офицерского модуля, воспринимая все в шутку, Авдеев с удовольствием выслушал последние новости в сфере медицины.
Суть же была в том, что два наглых старших прапорщика из Питера: шустрый, маленький с рыжими усами Сан Саныч (лет тридцати пяти Чертолин - вылитый Столыпин) и второй постарше, чуть за сорок, высокий, поджарый с черными усами (все лучшее от Петра Первого и Николая Второго), в народе - Папа Гена (Ляйзер) в медпункте узурпировали власть, а в комнате, где влачили существование медики, чинили произвол.
Самым смешным же было то, что коварные прапорщики не заставляли трех горемык офицеров вместо себя драить полы, отбивать табуретом койки или приседать по ночам, если бы им дали выбор, может, на это они бы и согласились, - их просто переименовали, придумав такие хитрые кликухи, что в табеле о рангах одной отдельно взятой комнаты (за пределами службы) те стали в один ряд с бойцами-санинструкторами. Если чуть выше, то не на много. Ну, и понятное дело - дыма без огня не бывает.
После такой зарисовки хилый авдеевский "Вороненок", от тех же прапорщиков, зазвучал гордым орлом с размахом крыльев не меньше, чем у Монтаны. Впрочем, за себя он не обижался, помнил, что был обязан здоровьем питерским медикам.
Тут со стороны столовой подошел начмед Якушев, волжанин среднего роста в роговых очках с толстыми линзами и роскошными черными усами:
- Здорово, зёма!
- Здорово, Василий! Что это, даже с обеда ты не весел?
- Задолбали прапорюги! Совсем опухли! Небось, слышал уже, как меня прозвали? – бросил старший лейтенант и, махнув безнадежно рукой, пошел вдоль модуля в сторону, где с противоположного торца здания рядом с КПП был батальонный медпункт.
- Радуйся, что воротнички подшивать не заставляют! - без сочувствия бросил в след добрый доктор Сурначев, чем ввел Авдеева в полный ступор.
У Виктора закралась мысль, что дело серьезнее, чем ему казалось минуту назад.
Сразу после ужина он определил, что – не тварь дрожащая, а как старый друг медикам, право имеет на объяснения по поводу случившихся перемен, и прямиком по длинному коридору модуля направился в дальнюю комнату направо. Пребывая всё еще в хорошем настроении, Авдеев простучал телеграфным напевом: «Зе-нит чем-пи-он», решительно распахнул дверь, ястребиным взглядом окинул пространство комнаты на пять коек и вошел.
Слева от входа на двух ближних кроватях тащились в полный рост Сан Саныч и Папа Гена. В новеньких майках-тельняшках, в штанах от эксперименталки, цвета хаки, закинув ноги на душки спинок, они косили под бОрзых дембелей.
Справа от входа по центру стены был всё тот же обеденный стол, на его клеёнчатом плацу на правом фланге выстроились в шеренгу несколько перевернутых бокалов, стакан с ложками, ножами. Замыкала строй мечта всех жителей модуля - трехлитровая банка с чайным грибом...
И среди этого порядка, как пьяная скотина с расстёганной шинелью на плацу, пороча все армейские устои, валялся огрызок палки сервелата с рваными ошмётками из натуральной оболочки.
У окна на шконке, облокотившись на колени, с грустной улыбкой сидел Юра Сараханов, охраняя сон неприкасаемых. Загорелое лицо друга изрядно высохло за летние месяцы и говорило, что он окончательно смирился с участью молодого хирурга и всеми иными перипетиями страдальческой русской души в изгнании. Другие офицеры-медики где-то тарились, видимо опасались, что прапора их припашут.
- Наше вам с кисточкой, господа хорошие, - вспомнил Авдеев типичное приветствие одного из них.
- Здорово, здорово, - пробурчали прапорщики сквозь сон, - виделись сегодня.
- Здравствуй, дорогой друг! – беспомощно, обреченно, с едва уловимой ноткой сарказма бросил Юра.
Как старый товарищ, знавший лучшие времена, Виктор перешел к делу:
- Сан Саныч, за что вы анестезиолога, «кореша маво» (Сашу Сурначева), окрестили Алкашом? Он же пьёт меньше канарейки.
- Вороненок, - не наша идея, ты сам восторгался, что он как герой вытрезвителя, а за лето этот тип так вжился в образ - ходячий анекдот: сгорбился, папироску лишний раз изо рта не сплюнет, даже особистов стал посылать: "Требую огласить весь список", и по-другому ни с кем не говорит.
- А Юру-то за что прозвали «Бабушкой»? Единственный спортсмен!
- А кто же он еще? Ответь мне! – возмущенно приподнялся с подушки Папа Гена, - Кто покупает на свои всем угощения, поит каждого входящего грибным квасом? Видишь на столе колбасу из военторга, это самая дорогая, по двенадцать чеков за девятьсот граммов? Думаешь, он для себя её купил, или, на худой конец, для нас? Нет!
- Параша! Не могу я ее жрать! - нервно, гнусаво ответил Юра, встал и заходил по комнате.
- Какого же рожна ты ее в кантине каждый день берёшь?! - вскричал возмущенный Ляйзер.
- Так другой же нет! - в тон ему ответил хирург.
– Конечно нет! - передразнил его Папа Гена. - Съест кусок финского сервелата и сидит, а потом каждого, кто заходит к нам с головной болью или за марганцовкой от потницы, угощает и квасу подливает. Чайный гриб не успевает настояться – там одна вода! Мне пришлось вторую банку спрятать у себя в аптеке вместе с промедолом. Думаешь, Вороненок, в нашем батальоне кто-нибудь отказывается от халявы?! Он же, не дай бог женится, по миру пустит всю семью. Нет, бывает - люди много пропивают, даже вещи тащат на пропой, но этот всех перещеголял – придумал для себя покаяние перед бойцами и за лето спустил все накопленные чеки. Уже взялся за наш чайный гриб, который, между прочим, подарили лично нам с Сан Санычем медики 66-ой бригады (женщины). Единственная радость была днём в пятидесятиградусную жару – теперь это помои! Бабушка? Какая бабушка?! Да это – изверг! Не зря Алкаш предлагал назвать его "Хирургом Менгеле". Скажи спасибо - Сан Саныч заступился! С клеймом "Бабушка" все-таки можно жить.
- Юра, это правда? – опешивши, спросил Авдеев близкого друга.
- Да! – визгливо прокричал хирург, - Заберите! Заберите все! – истерично делано захохотал тот.
- А земляка начмеда - Васю Якушева, за что прозвали «Двухсотым»? – Совсем уж сбился с толку Виктор, припоминая, что без причины прапорщики мухи не обидят. Шутили, конечно, в батальоне, что против питерских особо не попрешь, у них, мол, всё схвачено, везде крученые прокладки.
- Ну сам подумай, Вороненок! Разве стали бы мы на старость лет за просто так? - пожалел несчастного отпускника Сан Саныч и пояснил ситуацию. - После вашего захода на Кандибаг в июле тут такое началось... Что ни боевые, то новые потери. Только и слышали чуть ни через день... Кто там на МТЛБшке едет? - Опять «двухсотый» (погибший). Глянем – наверху начмед бледный как мел въезжает через КПП. Значит точно - груз тяжелый. Он-то вроде живой. А по сути - сам "Двухсотый", сползёт вниз: "Товарищи прапорщики, пожалуйста, дальше без меня... Мне плохо, не могу больше!" - передразнил фельдшер кисейного начальника медпункта. - А каково было нам, старикам, ребят тут обмывать, парадки надевать?! У нас тоже есть чему с левой стороны барахлить! Шесть пацанов - на носилки и на прощальную БМП с цветами поставили!
Чертолин разнервничался, вспомнив те картины, уселся на кровать, свесив ноги вниз в проход к стене, минуту помолчва, сказал.
- Да не грусти ты, Вороненок, найдем мы тебе "бабу работящую...". Не из-за колбасы твоего Юрика «Бабушкой» прозвали, хотя, за это тоже. Все лучше, чем "Старуха с косой". Он в делах наших скорбных не отлынивал, последней отрадой был нам старым прапорам. Зато, такие сказки научился перед сном рассказывать: про анатомичку, про любовь - закачаешься! Так что, заходи вечерком – не пожалеешь! - и, повернувшись в сторону нервно шагающего по комнате вдоль стола хирурга, ехидным голосом бросил ему. - Бабушка, расскажи сказку!
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/09/29/1659