Говнопанки
А при коммунизме все будет зае.ись,
Он наступит скоро, надо только подождать,
Там все будет бесплатно, там всё будет в кайф,
Там наверное вообще не надо будет умирать,
Я проснулся среди ночи и понял, что
Всё идет по плану...
Всё идет по плану... Гражданская оборона
В хоре пели местные «говнопанки»:
Славка Дельфин, Конь, Илья Перов, Хрущ – кликуху получил за любовь к призывам выращивания кукурузы, это остатки фамилии Хрущова…тоже был любителем кукурузных полей.
– Так кукуруза и сейчас самый урожайный злак! Можно такой бизнес замутить, если в поселок уехать и начать сажать. Два урожая снять можно.
– Езжай, чего тут в городе толчешься? Садовник. Хватил ты брат. Круто два урожая. Это тебе в Чимкент и Мамкент ехать прямая дорога.
– И уеду.
– Едь! Пинка для скорости дать? – Конь улыбался и подначивал беззлобно.
Коля был его братом, и они панковали когда-то вместе. А потом Конь встретил женщину, байкершу, женился и неожиданно ушел в староверы, вместе с ней.
Славка Дельфин ходил с женой Клавдией, голоса у неё нет одни понты. Запретить слежку за мужем никто ей не мог. Дельфин бабник был и ходок. Она его не раз кодировала от пьянства, вытаскивала из запоя и злачных мест. Дралась за него. Крупная и худая, давно в школе ходившая на дзюдо. Времена пошли такие девкам нужно защищаться, иначе не выжить, если по панковским тусовкам ходить. Вот и сейчас следила, а не уследила. Положил глаз на женщину в глубоких годах. Просто прилип. Смотреть на это было противно. Инна Сергеевна ничего не замечала, шла навстречу своему несчастью. Все видели, что он это специально из спортивного интереса делает. Удивить всех. Вот я какой? А какой он. Беззубый, маленький, смешной. Ломается, как сдоба, но есть что-то демоническое в его чёрных глазах…
– Ну, господа Божьи одуванчики, пора на распевку!
Казачий хор он называл «Хор божьих одуванчиков», в пику тому что он успел пережить, и тому что половина хора были пенсионеры и пенсионерки.
Сенька, покуривая со Дельфином на ступеньках казачьего общества, слушал его пространные рассуждения и вникал в жизненную правду:
– Да, я рабочий, но на хор иду бодро, ибо на работе не вкалываю, как папа Карло (заставляю более молодое поколение вкалывать, зато я получаю больше их), а пользуюсь правилом – «На работу с радостью, с работы с гордостью!» иначе, если работа не радость, то и не буду работать, если чувствую, что работа не приносит мне морального (в первую очередь) удовлетворения, то работать не буду или буду с большой неохотой – Славка так и сыпал философией придуманной на ходу, видел что слушают его, стараются понять.
– Так что на хор хожу без проблем.
Сеня складывал слова и так, и эдак и получалось, что философия одна, получать больше чем работать, но говорить надо наоборот. А зачем это? Непонятно пока.
– Характер у меня покладистый и не темпераментный.
Я стараюсь найти общий язык, как с теми людьми с которыми общаюсь, так и с теми, с которыми стараюсь не общаться. Дрессировке поддаюсь охотно, если будет вознаграждено. По поводу дисциплины могу сказать только то что – БУНТОВАТЬ ВСЕГДА ПО-КАЙФУ.
И вообще я дисциплинированный, с чего вы взяли обратное?
Тут Арсений медленно выпадал в осадок. Его логика не воспринимала дисциплину и бунт в одном флаконе. Противоречиями были набиты все друзья Дельфина, местные панки, с которыми благодаря Славке и познакомился Арсений. Ковылёк – живший с двумя тётками и выросший в таком попустительстве, что сладу с ним не было. Хотя тетушки были милые образованные и очень худенькие. Слишком добрые. Посылали его в Турцию и в разные путешествия. Ни в чём не отказывали. Он попадал то в драки и лежал с разбитыми частями тела. А они бегали к нему в больницу. То в аварию на байке и ломал по очереди то руку, то ногу, а то и все вместе. Ни дня не работал. В инете он был героем. Бросил собаку с балкона из удовольствия, хвастаясь, что трахнул её сначала. Нет, может этого не было, но зачем афишировать такое? Вранье поганое, не геройское. Лесинцев Вовка, один у матери, пьющий молодой парень. Перепивший всех бывалых алкашей. Потом выучившийся на сварщика и гонявший в Москву на вахты, строить объекты и пить по приезду. Молодец, «по- любому», что сварщиком стал. Но зарабатывать так тяжко и все на кон ставить, а потом опять на три месяца в рабство. Север – вообще притча на языке всех братьев панков, как его звали, не спрашивали. Север и Север. Жил с батей на Юбилейной остановке, не на самой остановке, а в этом районе, в однушке. Пьяница отец воспитывал как мог, куда делась мать никто не знал или говорить не хотели. С детства мотался по подворотням. С обесцвеченными до неузнаваемости волосами, имеющий единственное увлечение – гитару. Красивый, если б не резкий характер уличного пацана. Петь страшным голосом подражая известным артистам…Рычать …лаять и орать.
«Гро;улинг, в переводе с английского – «рычание» — приём экстремального вокала, суть – в резонирующей гортани, встречается в основном в грайндкоре, металкоре», – объяснял Славка Сеньке суть направления их музыки.
Новое движение музыкантов новых подворотен, резко презирающих тюремный шансон уже прошедшего времени. Выросшие по Егору Летову, рано покинувшему этот свет, они собирались на съёмных хатах –мазанках. Кто им еще позволит играть музыку, под огромными динамиками, мощностью в озвучку стадионов, кроме глухих бабушек или стариков одиноких, с мизерной пенсией. Группы назывались именами кладбищенскими, «М.О.Р.Г ъ», «Скелет»,» близкими к смертному одру, ибо они провозглашали короткую земную жизнь и наслаждение здесь и сейчас, пусть недолгое, но единственно правильное на этом свете. По ночам ходили на кладбище пить, и спать до утра на могилах.
Они похлопывали тебя по плечам, брали взаймы, легко не отдавая, смеялись и веселились всласть, пропивая все, что так или иначе добывали, складывая в общак и тут же разбегались по своим работам и не работам, не вспоминая о тебе до следующего схода. Им было наплевать на тех, кто канул, кто спился и на тех, кто сиганул с балкона. Осталась жить, молоток. Опять в команде. Разбился на байке:
– Эх, жаль. Нет друга. Не с кем ехать за водкой, покататься, или поговорить за жизнь.
Так разбился Кащеев, имея самый крутой байк. Продал квартиру в Киеве и на все деньги купил себе мотор и приехал в Уральск.
В своё время пересекший границу и убёгом скрывшийся в Киеве. Мать крутая, завотделением в больнице «Талап», это первая в краю частная больница. Врачи получали там хорошо. Помогла от тюрьмы откосить. Был он тогда в банде. Одного за одним стали сажать. Посадили Филю…десять лет. Огонь и его ищейки шли по пятам. Успел скрыться, вернулся, а вот разбился. Увидел Филю по приезду, был удивлён. Здоровый, видно в тюрьме сладко было. Не скис. Дух не потерял и сразу в бизнес ушел. Деньги не перевелись.
Это был другой мир. Закон сохранения в команде, в то же время противоречивый закон: каждый в ответе только за себя. В эту команду легко попасть, но верить ничему тут нельзя. Все обман. Особенно страдали девчонки, только оторвавшись от материнского наставления и пригляда, подростки сливались с панками и те очень доходчиво показывали им жизнь с изнанки. Передавая по очереди, факел – девицу и пользуясь общаком. Делись с товарищем и сам пользуйся. Такова цена первой любви «говнопанка».
Приходило лето и панки, субкультура местного значения отправлялась на берег Урала и жила по законам таким:
Живи пока тут.
Доедай недоеденное.
Бери, что дают.
Дачи – это добро общее, как и земля на которой всё растёт.
Можно и поработать, но не в напряг.
Бабы – тоже общие, сами виноваты, что пришли.
Не убий.
Пошли все на хрен.
Мы – не они, они – не мы.
– Мы – субкультура, говорил Славка.
Доедай недоеденное – исполнялось таким образом, ходили по помойкам. Летом выбрасывалось много хорошей еды.
В пакетиках вешался хлеб, например. В костре обжаренный, хорош вполне и пригоден к питанию. Оставлялись недопитые банки пива и бутылки с водкой в кафешках, по которым можно прошвырнуться, летом много открытых кафе-баров. Пирожки, недоеденные ничем не хуже, ели. Не гнушались попрошайничать и давали. В местечке было правило «Давай тому, кто просит, иначе отберет или сворует»
Пан был самый крутой среди местных панков, или проще говоря, бомжей. Хотя какой он бомж? Мать его имела бизнес и всегда помогала найти работу всем скитальцам. На время. Ибо, панки никогда не работают долго. До первой выдачи зарплаты. Потом идут отдыхать и жить в палатках и заброшках.
Это потом они уже начали снимать квартиры и тусоваться вместе. Опять же до первого и второго вызова милиции соседями. Гитары, музыка, драки и шум. Потом еще и курево более сильное чем водка.
А по молодости жили в заброшенном доме – «гомодоме» (не лучшее название, но что есть, то есть), грабили дачи. Что это была за жизнь Дельфин вспоминает с флёром мечтательным и сладким. Вседозволенность. Без мук совести. Не просыхающее пьянство.
Ездили на «Грушу», фестиваль бардовской песни под Самарой. Автостопом. А потом назад таким же перебежками. Много путешествовали автостопом.
Слава, например, остановился, когда очнулся на какой-то станции и с ужасом увидел голую степь. Вокруг ни души. Еле домой вернулся. Закодировали его первый раз не мать, а хозяева стройки. Частному бизнесу нужны мастеровые разнорабочие, которым платить можно было по мизеру. Рабы. Они много алкашей и наркоманов спасают. Выгода налицо. За тарелку супа, жилье и курево, работают. Люди выброшенные за борт семьи и общества. Без воли и сил. Пропившие юность. Славка Дельфин остановился, закодировался, женился. Мать вздохнула, родился внук. Вроде наладилось.
– В ансамбль хожу для того чтобы узнать историю казачества.
– А точнее, чтобы совратить пару тройку бабеночек, желательно всех – шепнула Света на ухо Арсению.
Славка слышал, не обращал внимания на подколки, действительно коммуникабельный характер был.
– Даже не узнать, а как больше познать и испытать на себе.
Окунуться в историю, как это было в музее «Старый Уральск». – продолжал он серьёзно, будто сам верил тому о чём толкует.
– Чуть не стащили там револьвер, – рассмеялась Светка.
Славка Дельфин глубоко затянулся и продолжал высказывание.
– Так же притягивает контингент людей, которые там собираются. Еще что? Э.-э.-э. У нас в ансамбле очень грамотный руководитель худрук, который умеет показать, как надо правильно петь…– он не договорил.
Выглянула руководительница ансамбля Людмила Павловна, невольно подслушав, добавила –
– Ага, ей можно на звонки теперь не отвечать и вообще. Куда идем? Вернее, чего мёрзнем, пошлите работать.
– …а не горланить, ну об этом позже, – Славка договорил, бросил окурок дососав до талого, и зашел в тёплый зал.
Арсений, и ребята по одному вышедшие и прислушивающиеся к разговору, потянулись за ним, как за огоньком. Там он еще продолжил, зашедши в кухню и видя, что Сеня идёт за ним, заинтересованно глядя в рот и переваривая инфу, делая определённые выводы и не собираясь спорить.
– Принципы? Да есть, и я стараюсь их соблюдать не буду перечислять их все, назову некоторые их них: ЖИТЬ ПО СОВЕСТИ, НЕ ПИТАТЬСЯ В МАКДОНАЛЬДЕ. Не смотреть американские фильмы и еще много всяких, но основной принцип таков: даже не принцип, а скорее жизненное кредо это – ДЕРЖАТЬ ДАННОЕ ТОБОЙ СЛОВО! И НЕ ОСТАВЛЯТЬ ТОВАРИЩА В БЕДЕ.
– Прям по-нойзу, – резюмировал Арсений.
Новоявленный термин означал, правильно, хорошо и супер, но самое правильное – мощно.
А вот красивое вранье и правду Славки Дельфина переварить было трудновато.
http://proza.ru/2021/10/15/1687