Вечная память – Антон
Брат женился, двух мальчишек на свет произвели с женой, проведывал и деньги подкидывал, и овощи с огорода, жили не худо и не бедно. Средне, как все. На зарплатах.
Шел вечерком, нёс продукты сестре, издалека услышал, со второго этажа шум, ругань, спор, пьяные выкрики. Понял, мамаша опять за своё. Подтянулся и по железным прутьям первого этажа влез на второй и через окно забрался в спальню. Это еще на съемной квартире было. В кухне «кильдым». Поискал деньги под бельём. Вот он тайничок. Старая наволочка и документы, деньги оставшиеся от продажи второго дома.
Тем же Макаром вылез, спрыгнул под дом.
Только услышал проклятья матери:
– Антошка, паразит, поганый, я ж тебя убью!
Она разъяренная кидала картошку и помидоры в убегающего Антона, те овощи, которые он и принес, и оставил в авоське на полу.
Помидоры кровавыми пятнами падали на асфальт, разбрызгивались будто кровь.
«Грозится, как в детстве, чего она сделает? Да ничего, остынет поймёт, что правильно он сделал» – думал он.
Антон бежал к небольшому рынку около девятиэтажки. Квартира, которую снимала Карина, была расположена во дворе бывшего кинотеатра «Аврора». Бежать было недалеко.
Карина продавала арбузы. Стояла делано улыбалась, кокетничая с клиентом. Худая, с белесыми волосами, в кепке «Адидас», в тонкой водолазке, его Антона, спортивках.
– Ты, брат, бери арбуз, бери…сочный, тайпакский, без нитратов, это тебе не чимкентские – уговаривала женщина, глядя в глаза и гипнотизируя клиента.
Рядом через один прилавок торговка с такими же арбузами, ухмыльнулась и заорала на Сёмку вертевшегося тут же:
– Уйти выбля..ок…носится тут, как угорелый с утра до вечера.
Карина продала арбуз, повернулась к бабе и тигрицей посмотрела ей в глаза, так посмотрела, что та засуетилась, ушла на обед, попросив посмотреть за товаром соседок.
Тут и Антон прилетел.
– Калина, отойдём, дело есть.
Они закурили за гаражами.
– Сестрёнка, дело такое, я у мамашки деньги спёр. На возьми себе. Купи хоть какое жилье. Хоть дачу, на худой конец. Все пропьет. Это то что от продажи дома осталось.
Он протянул деньги. Карина схватила и спрятала деньги. Платить за квартиру опять было нечем, и хозяйка грозилась вышвырнуть на улицу.
– Спасибо, братан! Что опять пьют? А Семка молчит. Бабку прикрывает или меня не хочет расстраивать. А я думаю, чего он тут вертится и домой носу не кажет? А оно вон что. Я ей устрою.
– Ты это, давай тут, будь осторожнее, лучше сегодня дома не ночуй. Мать озверела совсем, как узнала. Лан, будь здорова! Пошел я. Мне в вечернюю смену на работу сегодня.
Брат обнял сестру. Знала бы она, что последний раз видит его. Он шёл оглядывался, будто прощался навек. Высокий, худющий, в только что купленной футболке с орлом на спине.
В облегающей чёрной шапочке, белый короткий ровный чубчик и родное узкое лицо, как у всех них. Глаза не то чтобы бесцветные, но обречённые будто виноватые перед всеми и брови высокие и сбегающие к переносице, вопросительно-успокаивающие «ничего мол, сестра, прорвёмся».
Не прорвался.
На другой день, на базарчик пришел мент и просил прийти Карину в морг на опознание. Брат лежал с пробитой головой. Лицо посинело, до неузнаваемости, но это был тот же Антон. Рядом стоящий следователь разговорами наводил жуть.
«Раны нанесены в затылочную часть», – говорил бесчувственно, будто это было самое обычное дело, убивать.
– Били кирпичом сзади. Три удара по голове. Отбиваться, не отбивался. Наверное, внезапно напали, уже с целью убить. Сразу не убили, метра три полз. Вы не знаете причин нападения? Он, говорят, приходил к вам. Вы отходили с ним для разговора? О чём была беседа?
– Мать у нас пьёт. Вот и беседовали. Потом на работу в вечернюю смену пошел. Он на хлебозаводе старом работал тестомесом.
Карина вздохнула. Не говорить же про деньги. Все в ней окаменело с того момента, как узнала про смерть брата.
На похоронах мать плакала горючими слезьми.
– Орёл, мой на кого нас оставил, то. Прости сынок!
Внуки жались к ногам бабушки. Жена застыла. Ей слёз за жизнь не выплакать.
Обе стояли обременённые знаниями и причинами убийства.
– Ясно же, из-за денег хлопнули пацана, – шептались знакомые, – как белый день, ясно кто из собутыльников Антонины сладил.
«Вот и старший ушел и становится небо ближе и становится больше родни там, чем здесь», – думала Карина, глядя на мертвое родное лицо. – «Смерть становится рядом ведь брат закрывал от могилы...только стало не страшно, все равно помирать, не жить же вечно на Земле, а и что тут делать. Вот Сёмку вырастить, пристроить и айда».
Мать напилась на поминках, опять и бессвязно бормотала:
– Гады, гады, узнаю кто, убью ведь.
Подождав пару месяцев Карина купила дачу, в садоводческом обществе "Волна". Прописку там уже давали, участок считался пригородом, хотя стоял в низине, дороги к нему нет почти, так себе тропки, если идти до насыпи где ходят паровозы. Ночью они длинно гудели и слышно было как стучат тяжелые железные обода колёс. Перейдешь через насыпь и камыш, недалеко выход на асфальтированную дорогу, где ходит битком забитый автобус номер семь. Позади заброшенное поле, на котором там и сям строят домики дачники, эти приехали из посёлков, прописываются и живут зимой, натаптывая тропинки через снег. Дом был только названием. Старая мазанка, с пристройкой длинной узкой комнатой и прихожка и кухня. Крыша покрыта толью. Протекала зимой, лётом, и во все остальные дождливые дни. Жить и не платить огромные деньги, за жилье, было нереально хорошо. На заработанные на мытье ковров деньги купила газплиту. А в кредит взяла остальное: стиралку, холодильник, эклектический чайник, утюг– всё самое дорогое. Кредитов было хоть отбавляй. Это тоже признак времени – кредиты и долги...
Дача маленькая, шесть соток земли в придачу. Ходить далековато, рядом Чаган-река, зелено, хорошо в округе. Вся заросшая травой выше головы. Мать переставая пить становилась идеальной хозяйкой. Всю траву вырвала. Пахала, как конь тыгдынский. Дома чистота, порядок и так до следующего запоя. Может через месяц, а может через полгода, случавшийся по заведенному порядку. Но иногда они жарили шашлыки, и жизнь казалась мирной и счастливой. Это Семен вносил счастье в этот дом. Характер у него был всегда счастливый. Рядом с ним всем жилось просто и легко. Влюблённый в жизнь, в людей, в мать, в бабку, в друзей, Сёмка был светлой личностью, героем их маленького заброшенного в закут мира. Он не замечал холода, всегда без шапки и до холодов ходивший в шортах. Терпел голод, если тот приходил. Не жаловался на время, правительство, не клял начальство, не ныл попусту. Он точно знал, что ему никто ничего не даст и сам с маленького детства пытался раздобыть то что ему нужно. А мать старалась дать ему все то, чего ей было не дадено.
http://proza.ru/2021/10/15/1185