Были-небыли. Часть4. Опять осень
"Над Канадой небо синее, меж берез дожди косые,
Так похоже на Россию, только все же - не Россия"... – эту песню Андрей помнил с детства. Ее часто пели под гитару родители там, под Ленинградом, в 80-е, на старой даче фотографа в компании друзей. Знал бы он тогда, мальчишка, что эти слова через тридцать лет станут его сердечной болью...
Андрей ехал домой. Красивая извилистая дорога плавно поднималась в гору. Золотые березы, темные ели, алые клены...
- Опять осень, опять эта красота, и опять эта боль.
Он был у врача. Серьезный умный немец с добрыми, все понимающими глазами смотрел на него, листал кардиограмму, анализы, вздыхал, выписывал традиционные таблетки счастья, на которых здесь сидело полстраны, и советовал отдохнуть. И съездить на родину. Погулять, навестить друзей и родных. Андрей был с ним согласен, хотя друзей было немного, а родные, в основном, на кладбище, но, все равно, надо, конечно, съездить. Чтобы подышать.
Андрей складывал таблетки в стол, доставал бутылку с коньяком и подходил к окну... Вид из окна всегда, и летом, и зимой, но особенно осенью, напоминал ему родительскую дачу в Токсово. Такие же золотые холмы и синее небо. Алые клены и темные ели. Только рябины не хватало, рябины почему-то здесь не было. В свое время отец обсадил дачный участок всеми возможными видами здешних деревья. Валера и Андрей помогали ему привозить из леса молодые липки, елки, березки, рябинки, можжевельник, был даже маленький дуб, которым отец очень гордился.
-Где это все сейчас? Новые хозяева, скорее всего спилили и выкорчевали ...
Прижиться здесь не получалось. Непонятно, почему. Встретили - прекрасно, на работе – не скучно, языка хватает плюс постоянная практика, быт: финансы, страховки, дом, машина – в полном порядке. Ирина жизнью довольна, учит французский, рвется на работу. Дочка – чудо!
- Чего тебе надо? Какого рожна? Или прав был Валера, который перед их отъездом сказал:
-Да никуда ты не уедешь. Ты – наш, местный, Андрюха. Это ведь не главное, уехать. И работать – не главное. Там надо еще жить научиться. Не потому, что там хуже, там может быть в сто раз лучше, но там не так, не твое. Плаваешь как рыба в аквариуме: вроде и чисто, и красиво, и удобно, но дышать нечем. Кто-то привыкает, особенно с молодости. А ты не сможешь. Поздно, да и не такой ты. У тебя должно быть свое. А там все не твое, не тобой сделанное, хорошее, но не родное. И сам ты чужой. Они – молодцы. Никто тебе этого не скажет, не обидит, и даже не из вежливости, им просто это безразлично. Но сам ты будешь это чувствовать кожей, глазами, ушами, даже воздухом. Ты можешь злиться на них, но они не виноваты, ты будешь злится на себя, но и сам ты не виноват. Это и есть ностальгия. Когда скучаешь не по людям, а по ощущениям своего, родного..., и это долго не проходит, и не знаю, проходит ли вообще... И это не только с нами, с русскими, наверное, так же скучают таджики-дворники в наших дворах - колодцах по своему солнцу.
Да, так и случилось. Добрый доктор все правильно понимает. Он, наверное, и сам это чувствует. И тоскует по своей Баварии, так сейчас похожей на этот золотой лес, но все же не такой... Здесь уже и дети, и внуки стали канадцами, а он – на всю жизнь баварский гер фон Бюрг. И летает домой, чтобы подышать..., и умирать туда, наверняка, поедет.
Первые полгода прошли в хлопотах переезда, обустройства и знакомства. Чувствовать и осмысливать было некогда, главным было действие, освоение и утверждение себя. Это было интересно, даже увлекательно и не очень сложно. Особенно удивительным и приятным в этих хлопотах была легкость оформления всех бюрократических бумаг: вид на жительство им оформили прямо в аэропорту после предъявление копии банковского счета, копии контракта и документов на аренду жилья. Ждать несколько дней пришлось только документ – пластиковую карточку с фотографией и персональным номером. Так же просто оформили машину и права, немного больше внимания и времени занял выбор и оформление медицинских страховок. Но здесь бывший московский одноклассник Андрея, в фирму которого он и получил приглашение на работу, помог практическими советами.
- Слушай, мне даже как-то тревожно, что все так просто и быстро оформляется, будто и не по- настоящему, - беспокоилась юрист Ирина.
- А вот это как раз твоя специальность – проверить законность всех бумаг, давай, включайся. – шутил и подбадривал ее Андрей.
- Если хочешь, поупражняйся в местном законодательстве, но ни полиция, ни чиновники проверять подлинность документов здесь не будут. – Старый знакомый и новый начальник Андрея объяснял Ирине правила отношений с властями и законами. - Это ведь тебе по ним жить, и если они окажутся фальшивыми, и у тебя, на самом деле, нет ни денег, ни работы, ни жилья, то к трудностям материальным добавятся еще и криминальные. А наказывать здесь умеют.
В фирме бывшего одноклассника Игоря Кротова работало много россиян, да и большинство клиентов говорили по-русски. Это даже слегка разочаровало Андрея, хотелось больше практики на английском. Язык у Андрея был с детства. Мама, преподаватель английского языка в вузе, часто разговаривала с детьми дома на английском, учила с ними стихи и песенки. Отец был против, раздражался и сердито фыркал, но мама, обычно покладистая и согласная с его решениями, вдруг настояла на своем, и читала им детские песенки Бернса в оригинале. Это очень помогло с языком в школе, потом в институте.
Андрею нравился сам процесс знакомства с неизвестным пространством, они с Ириной много ездили и многое обсуждали, начиная с коммунальной политики и заканчивая правилами стрижки газонов. Но на работе коллеги упорно старались обходится русским языком. Правда, Андрея сразу стали посылать на всякие курсы и слеты, где основным был английский. И здесь интересно было все: формы общения, требования и дисциплина, отсутствие планов, приказов и проверок, непонятная, но как потом оказалось, весьма обманчивая легкость в общении и иерархии, прозрачность администрации и закрытость частной жизни.
Интересным и удивительным для Андрея был взгляд канадцев на мир. Центром, конечно, для них была северная Америка, немножко это касалось Англии, а старушка Европа со своими политическими тяжбами, сомнениями и дискуссиями из далекого далека воспринималась как старая овдовевшая родственница, которой надо оказывать внимание и почтение.
Иностранцев здесь оказалось неожиданно много. Поляки, прибалты, украинцы, и сегодняшние, и осевшие много лет назад, мусульмане всего арабского мира, вьетнамцы, корейцы, семьи из Индии и Африки. Кого только нет! Казалось даже, что иностранцев больше, чем коренного населения. Но это только казалось. Они просто заметнее. Да и само коренное население страны отнюдь не коренное, а состоит из смеси, из тысяч и тысяч эмигрантов.
- Да какой же это народ, какая история, ничего у них нет за душой! Индейцев уничтожили, земли захватили, подумаешь, строят им красивые резервации, как в зоопарке! Чушь! И них ведь своих ни писателей, ни художников нет! – так снисходительно ворчал в офисе коллега из Воронежа.
- А ты узнавал? Читал историю?
-Да чего там читать? Что интересного? Французы и немцы. Пришли с оружием и все разграбили, завоевали...
- Ну, знаешь ли, походы нашего Ермака тоже мало чем отличаются. Сибирь грабили, местных убивали. Завоеватели есть завоеватели.
Ты о чем? Сибирь – русская земля! – пылал патриотизмом эмигрант из Воронежа.
Андрей не любил эти разговоры. Не стоит ругать страну, которая дает тебе заработать. А если не нравится – выход там же, где вход...
Он любил разговаривать с Игорем, ему был интересен его опыт двадцатилетнего проживания в Канаде.
- Скажи, это твоя страна?
- Знаешь, после третьей маминой операции я понял, что моя. Наша. Такой заботы даже я не смог бы ей обеспечить в России. Хотя, по Москве до сих пор скучаю, но, знаешь приезжаю туда и через неделю начинаю скучать по Торонто, по этим холмам. Уже привык.
- Конечно, - Андрей невесело усмехнулся, - тут мы скучаем по там, а там мы скучаем по тут...
- Время идет быстро, все меняется, я здесь уже осел. И выпал из той жизни. Совсем. Никаких имен не знаю. Друзья сидят о чем-то разговаривают, обсуждают, спорят, а я как марсианин. Хотя, вроде и в курсе событий, новости читаю, но, наверное, раз ты в этом не живешь, это тебя не задевает. А здесь все: и счастье, и горе. И дети родились, и Катина могила.
Андрей знал, что у Игоря здесь похоронена жена. Она погибла в автокатастрофе, разбилась совсем недалеко от дома, случайно и нелепо, объезжая неуклюжего велосипедиста. Хотя, опять..., редкую смерть в 30 лет можно назвать иначе. Вот так жестоко, порой, выбирает судьба: шестидесятилетнюю Анну Алексеевну спасали тремя сложнейшими операциями и, похоже, спасли от злокачественной опухоли, а тридцатилетняя Катя погибла мгновенно.
Игорь жил с матерью и детьми подростками в своем доме недалеко от них. Это он помог выбрать жилье, подсказал страховку и посоветовал врача. В свою очередь, Андрей тоже старался быть полезным и эффективным.
- Ты не горюй, что скучаешь. – Хлопал Игорь Андрея по плечу. - Это нормально. Обживетесь, обрастете связями, Машка в школу пойдет и - все! Прирастете.
Рождение Машки, маленького чуда, комочка тепла и счастья, осветило жизнь совсем иным смыслом, почти таинством. Впервые взяв дочку на руки, ощутив ее нежную невесомость, Андрей понял, наконец, глубину и значение слова «любимая», теперь он не боялся этого слова, он знал, кому его сказать. Он часами носил дочь на руках, Машка срыгивала на его дорогие свитера и рубашки, все футболки и спортивный костюм, по словам Ирины, «воняли кислятиной», но первые улыбки узнавания и ощущение крохотной теплой ладошки на своей руке приводили Андрея в такой восторг, давали такой заряд радости и нежности, что помогали забыть странную почти постоянную тяжесть в груди.
Когда Ирина стала искать Маше няню, опять встал вопрос о языке. Сразу после ее рождения Ирина заявила, что хочет разговаривать с дочерью на английском.
- Пусть он будет ее родным языком!
Андрей возразил довольно жестко. Пожалуй, это была их первая ссора.
- А знаешь, у многих народов родной язык в переводе означает «язык матери», mother tongue, вот и говори с ней на языке матери, на своем языке, Ира. Я же слышу, как ты ей напеваешь наши колыбельные. И не надо походить на то жлобье с Русского форума, которые через два года пытаются изобразить акцент в родном языке. Я очень надеюсь, что это не твое удовольствие, так тешить свои комплексы неполноценности.
- Конечно, нет! Но пусть она знает больше языков, разве это плохо? Смотри, как пригодился тебе язык, выученный в детстве?
- Да, пригодился. Но слышать и начинать разговаривать Маша будет на русском. А все остальные выучит потом, никуда они не денутся.
Ирина промолчала. Колыбельные она, действительно, мурлыкала по-русски, хотя толком не знала ни одной. Игорь передал им много детских книжек на русском языке, привезенных еще из Москвы, ярких и веселых, с песенками, прибаутками и загадками, и Ирина будто заново открывала для себя детство. Она не помнила ничего. Совсем. То ли ее боль и гнев выжгли в ней все воспоминания о детстве, то ли она, действительно, была одинока и не очень обласкана, но ничего кроме холодной осенней дачи с верандой, засыпанной листьями и заставленной чемоданами, из той жизни она не помнила. Поэтому, и не любила осень...
Она оказалась хорошей матерью, внимательной, заботливой. Машка что-то отогрела в ней, и это тепло она с удовольствием отдавала ей обратно, наверное, впервые чувствуя при этом удовлетворение и даже радость. Правильно сказал Андрей: «У нее появилось, кого любить». Правда, распространялось это чаще только на дочь.
Кормить Машу, тем не менее, Ирина отказалась, боясь испортить красивую грудь, и через год заспешила на работу, с интересом погружаясь в профессиональные тонкости канадского законотворчества и штудируя язык. В доме появилась помощница, стали искать няню. Но с няней получилось совсем не сразу. Оказалось, что найти среди эмигрантов молодую женщину, хорошо и правильно говорящую на родном языке, совсем непросто. Если сАдить и лОжить почти не попадалось, то «черное кофе, пинжак и «в том году» вместо «в прошлом» - были разговорной нормой.
- Может быть, стоит искать женщину постарше, у которой есть хотя бы остатки старых навыков в культуре речи?
- Которая слышала Ленина? – грустно шутил Андрей.
Выручил опять Игорь. Вернее, его мама, Анна Алексеевна, на определенных условиях согласилась им помочь. Условия показались Андрею интересными: вся комната должна быть застелена ковром и чем-то сверху, на что можно лить, писать и размазывать, а потом легко постирать. Спать ребенок тоже будет на полу на матрасике, а есть – в маленьком креслице. Анна Алексеевна не могла поднимать тяжелое, а передвигалась в легком инвалидном кресле, поэтому все переносы должны свестись к минимуму. Жили они недалеко, и она в любую погоду, несмотря на предложения Андрея, приезжала к ним сама к 8 утра или по вызову. Часы с Машкой она называла самой полезной процедурой. А разговаривала она, преподаватель словесности с тридцатилетним стажем, на прекрасном, чистом русском языке до сих пор чуть «акая» по-московски.
Несмотря на некоторую настороженность и опасения, все получилось, и теперь, приходя домой, Андрей, сняв обувь, сразу вставал на четвереньки, тихонько подбирался к двери и с замиранием сердца ждал, когда в ней появится хитрая, улыбающаяся Машкина рожица. Она с шести месяцев безошибочно узнавала его приход и встречала радостным победным визгом! А радовалась она всему: солнцу и воде, снегу и дождю, птицам и собакам. Анна Алексеевна так ее и называла – эликсир жизни. А Ирина удивлялась:
- Надо же, как это два такие прожженных прогматика смогли произвести на свет столь романтическую и позитивную особу! Да еще и блондинку...
- А знаешь, я и сам был белобрысый лет до десяти, - смеялся Андрей. - Меня мама даже проверяла на меланин, боялась, что что-то и со мной не так, как с Валерой. Но все было в норме, а после десяти лет я вдруг стал темнеть. Так что все еще переменится, и будут у нее твои шикарные волосы.
Андрей хотел приласкать жену, но Ирина убрала голову из-под его руки и куда-то заспешила. Что-то было не так в их отношениях. Что-то было скрыто, спрятано, не договорено. Андрей не понимал, что, но чувствовал. А он очень не любил ситуации, которые не понимал. Обычно он был уверен, что держит, как говорится, “Бога за бороду”, но в последнее время все чаще ощущал, что что-то иное, кроме его воли и поступков влияет на его жизнь. А, возможно, - думал он с усмешкой, - срок контракта, заключенного два года назад с Ириной, подходил к концу.
На вечер к полякам их привел сосед. Сам он был местным, англ-американских корней, очень любил рыбалку, на этой почве они с Андреем и познакомились, и сошлись, а перед Рождеством Глен с женой вдруг предложили им сходить на польский бал.
- Это здесь недалеко. Моя жена любит танцевать. А они так танцуют! До пяти утра! Здесь так уже никто не гуляет, - смеялся Квен. – Я потом больной. Но один раз можно.
И они пошли. Это был огромный зал, вернее, даже два огромных зала, битком набитые людьми. Все весело переговаривались, перекрикивались, похоже, что почти все друг друга знают...
- Они с половины страны съезжаются, вот такие дружные. Не зря у них эта СОЛИДАРНОСТЬ получилась, а у вас ваша ПЕРЕСТРОЙКА - нет, - смеялся Глен. – Все, все, больше никакой политики...
Сначала ели что-то вкусное, сытное, очень похожее на русскую еду. Были и соленые огурцы, и голубцы, и мясо, и пироги. Пили, в основном, водку или пиво. Или водку с пивом.
- И какие же теперь танцы, после такого ужина – подумал Андрей.
Но столы вдруг как-то компактно сдвинули, оставив тем не менее и еду, и алкоголь, открыли сцену и на ней появились музыканты. Делалось все привычно и быстро, было понятно, что все хорошо продумано и организовано.
- Наверное, Валера вот так и играл. На таких сборищах. Интересно, сколько же здесь народа?
Грянула музыка, и народ дружно повалил к сцене. Андрей хотел взять Ирину за руку, но она уже стояла в обнимку с Гленом. Жена его куда-то исчезла, но, похоже его это не смутило. Андрей стал разглядывать зал. Танцевали охотно, азартно, умело и неумело, но с настроением. Иногда кто-то выходил из толпы, присаживался у столов перекусить или выпить. Кто-то выходил покурить. Было много красивых женщин. Польки одевались ярче и даже откровеннее местной публики, блестели украшения, было понятно, что они сделали прически и макияж специально для этого вечера. Андрей давно не видел такого праздника цвета и настроения. Действительно, праздника.
Кто-то чуть отодвинул его, и вперед прошла женщина на высоких каблуках. Светлые волосы легкими прядями падали на плечи и чуть разлетались при ходьбе. Опять заиграла музыка, и женщина пошла, чуть покачиваясь в такт, помогая себе руками... У Андрея вдруг куда-то вниз упало сердце, и он как в гипнозе двинулся за ней.
- Зачем, я это делаю, зачем... – Но он шел за женщиной, а когда она обернулась, просто взял ее руку в свою, обнял за талию и повел в танце.
Женщина подняла на Андрея удивленные глаза, они потеплели, она улыбнулась и легко отдалась его движениям.
Она была не похожа на Веру, лицо было ярче, может быть, даже красивее, и Андрей старался на него не смотреть. А вот волосы, тепло и послушность ее тела были так знакомы, что оторваться от нее было невозможно, и они не размыкали рук почти час. Иногда Андрей бросал взгляд в зал и видел, что Ирина либо танцует, либо сидит и болтает с кем-то, и тогда он опять опускал лицо к этим легким волосам.
Наконец стало понятно, что надо вернуться. Они улыбнулись и отошли друг от друга.
Андрей подошел к столу, поцеловал жену, они сидели и отдыхали, а потом Глен опять потянул Ирину в зал. Андрей стал искать взглядом свою незнакомку, и вдруг увидел, что она сама зовет его. Он подошел, она взяла его за руку, но повела неожиданно из зала к выходу. На улице она почти бегом подвела его к машине и затолкала во внутрь...
Нельзя сказать, что Андрей был новичком в автомобильном сексе. Всякое бывало, да и совсем недавно в лесу они вдруг с Ириной «вспомнили молодость». Получилось совсем неплохо, и они ехали домой, обнявшись, согретые этой близостью, что в последнее время у них случалось нечасто.
Но сейчас Андрей был удивлен откровенностью и напором своей знакомой, вернее, незнакомой дамы. Она очень по- деловому вытащила из маленькой сумочки презерватив, расстегнула Андрею брюки и ловко все сделала сама, заставляя его все больше и больше удивляться происходящему. Правда, с ростом удивления желание начало пропадать, но остыть Андрей не успел, тем более, что партнерша, тоже знала, что делала. Вдохновенно застонав напоследок, дама поцеловала Андрея долгим поцелуем и начала приводить себя в порядок.
- Кристя, Кристя, где ты ест? Хоть до мене..., – раздалось недалеко от машины.
Дама, видимо была Кристей, т.к. она вдруг схватила голову Андрея и наклонила ее вниз. Полежали так.
- Да, сейчас только мордобоя не хватает с ревнивым мужем. «Весело, весело встретим Новый год!» – подумал Андрей. Но все затихло. Они выбрались из машины.
- Кристина – представилась дама с некоторым опозданием.
- Андрей, - ответил Андрей.
- Андрей? Русский? – спросила Кристина удивленно, услышав чужую речь. – Ладний хлопчик! Хоть до жинки..., – она засмеялась, вытащила сигарету и пошла в зал.
- Дура ты, Кристя, - подумал устало Андрей, - А я-то чуть не позавидовал твоему мужу... Хотя, кто тебя знает, как ты живешь... Не судите, да не судимы будете..., - И Андрей пошел в туалет мыть руки.
Они еще немного посидели и потанцевали, но «польский» ритм выдержать не смогли и часа через два собрались домой.
Болезнь
Как все плохое, беда обрушилась совершенно неожиданно.
Подъехав однажды к дому, Андрей увидел машину Скорой помощи. Он выскочил, едва заглушив мотор, но уже в дверях столкнулся с санитарами, выносящими носилки. На носилках лежала Ирина, бледная и испуганная.
-Андрей, я не хочу в больницу. Ну, подумаешь, голова закружилась... Скажи им, что я завтра пойду к врачу.
-Зачем завтра, - неожиданно по-русски ответил один из санитаров, - Вам сейчас сделают все анализы, и, не волнуйтесь, если все в порядке, в больнице не оставят. Но с таким низким давлением мы Вас оставить дома не можем. А Вы, - от взглянул на Андрея, - можете ехать за нами, а потом заберете жену.
-Хорошо, я только договорюсь с няней.
-А мы уже договорились, - улыбнулся опять русский санитар. - Поехали.
Но из больницы Ирину не отпустили, диагностировав онкологию. Андрей уже знал, что кокетничать, жалеть и уж тем более скрывать от пациентов здесь ничего не принято, но и он был удивлен прямотой и суровостью разговора. Высокий, сухой как щепка врач, Филипп Лоренс, усадив их с Ириной за стол, разложил на экране снимки и стал подробно объяснять, что опухоль, скорее всего была и раньше, но беременность спровоцировала ее рост и развитие. Нужна операция, удаление груди, а, скорее всего, обеих, потом химия, длительная и болезненная терапия..., шансы сейчас – 50 на 50...
С Ириной началась истерика. Андрей попросил сделать ей укол, но врач посмотрел на него внимательно и сказал:
- Ей надо это пережить и принять решение. Только ей самой. От этого во многом зависит успех лечения.
Ирину трясло в дороге, дома начались крики, слезы проклятия.
-Это ты, ты меня уговорил! И эта страна, она мне мстит! Ненавижу, всех ненавижу!
Андрей пытался помочь, слушал, уговаривал, жалел, подбадривал даже шутил... Ирина металась по дому, сидела по ночам в интернете, выискивая подробности диагноза, приходила от этого в ужас, пробовала пить, но алкоголь никогда не приносил ей облегчения, скорее, наоборот, делал еще более агрессивной. Измученная совершенно, выпив снотворное, она засыпала, скорее, забывалась тревожным коротким сном, вздрагивая и открывая глаза при каждом звуке.
Через несколько дней она неожиданно успокоилась сама, и Андрей подумал, что сильный характер и здравый рассудок сделали свое дело. Стали даже говорить об операции..., но однажды Андрей проснулся и понял, что жены нет рядом. Он встал, увидел свет в ванной комнате и услышал возню. Открыв дверь, он увидел, что Ирина выдавливает в стакан какие-то таблетки, их было уже много.
- Что ты делаешь?
- Пошел вон, закрой дверь! - закричала Ирина, но Андрей успел схватить стакан и высыпать его содержимое в унитаз. Потом схватил ее, бьющуюся в конвульсиях, и унес в спальню.
- Все равно, я повешусь, ты этого хочешь? Ты хочешь вынимать меня из петли? Дрянь! Мерзавец!
- Нет, это ты дрянь! - и Андрей несильно хлопнул Ирину сначала по одной щеке, а потом по второй. - Очнись. У тебя кроме меня есть дочь и мать. Это они будут тебя хоронить. Ты представляешь такую картину? А у тебя есть 50 процентов стать здоровой, Дура!!! 50 процентов! Ты скажи это Анне Алексеевне, напиши в своем любимом Инстаграме. И почитай, что тебе ответят люди, у которых нет и 10! Хватит закатывать истерики, ты все сделаешь, все вытерпишь, и будешь с нами, с Машкой, с мамой, со мной.
-Я ненавижу тебя, уйди!
-Хорошо, уйду, спи одна. Но если ты повесишься, я не буду вынимать тебя из петли, - Андрей улыбнулся, - будешь висеть такая некрасивая..., а журналистов наедет тьма..., и все будут фотографировать, попадешь в прессу вот такая..., ужас...
-Пошел вон! - Ирина швырнула стакан с водой в стену.
В доме начался ад, Ирина кричала, плакала, писала завещания, рвала, ругалась матом, била посуду, не хотела ни с кем разговаривать и никого видеть, проклиная все и всех на этом свете. Единственная, кого не касались эти проклятия, была Машка. Она свободно заползала в спальню матери, и там сразу все успокаивалось. Ирина брала дочь в постель или в кресло, пела с ней песенки и даже играла в прятки.
Через неделю позвонил врач и вызвал Ирину на разговор. Он опять сказал четко и жестко:
- Мне нужно Ваше личное решение. Сознательное и ответственное. Только в этом случае я буду оперировать.
Перед кабинетом врача Ирина впервые прислонилась к Андрею. Он молча коснулся губами ее волос.
Операция прошла успешно, через несколько дней Ирина была дома, притихшая, как бы боящаяся поверить, что это случилось. Но оптимизма операция не прибавила. Стало понятно, что нужна еще одна, а, может быть и две, а, кроме того, предстояла мучительная химиотерапия.
Андрей зашел в спальню, где лежала жена. Наверное, она спала. Он опустил гардины, притушил свет и хотел выйти.
- Подожди, Андрей, иди сюда.
Андрей подошел к кровати, наклонился.
- Тебе что-то принести?
- Нет, сядь, послушай. Я должна тебе это сказать... Вот уж не думала, что придется... У тебя есть ребенок. В России, в Петербурге. ...Он родился почти вместе с Машей... Тебе написала женщина...
- Ира, а-у? Что с тобой? Ты в сознании? Посмотри на меня...
- Помолчи, мне трудно говорить, но я должна... сказать... Я удалила эту смс, это было перед самым отъездом..., я испугалась, что ты не уедешь... Она ничего не просила..., эта женщина..., просто писала. Но сейчас я должна это сказать... Это – правда.
Андрей сидел, окаменев, не веря своим ушам. Он не мог, не хотел верить, это было уже слишком... Хотелось проснуться, казалось, что надо просто как-то открыть глаза, встряхнуться, и этот абсурд закончится. И он окажется в своей реальности, в нормальной, пусть и не очень счастливой, но понятной и привычной. Но проснуться не получалось...
- Позвони ей...
- Нет, знаешь, хватит, дорогая! Ты о чем? Что ты говоришь?! Куда звонить? Кто будет со мной разговаривать, и о чем?... О каком ребенке? Я не хочу это слушать, очнись! - Андрей резко поднялся.
- Не уходи, - Ирина вдруг почти застонала, плакать она не умела, – Я виновата, я знаю, но я тогда испугалась. Прости меня. Позвони.
- Даже, если это правда, а не твой больной бред, кто сейчас будет меня слушать? Чего ты хочешь? Сколько же можно истерить, Ира! – Андрея уже трясло. Он опять подошел к окну и поднял гардину. Яркий свет упал на бледное, измученное лицо Ирины. Глаза смотрели на него с мольбой.
- Позвони. Она ждет, я знаю. А я вижу, как ты часто смотришь в окно, куда-то туда, совсем далеко..... Позвони..., ее Вера зовут, я сама ей все скажу, ...я боюсь делать операцию...
- Хорошо!- Андрей почти в бешенстве схватил телефон. Ему хотелось уйти, убежать подальше от этого сумасшествия, идиотизма. Вера! Опять это имя, Вера!!!
– Вы, бабы, совсем с ума сошли! Охуели вы...! Рожаете, пишите, стираете, болеете, умираете - и все, когда захотите! Что хотите, то и делаете! А я? Что мне со всем этим дурдомом делать? Тебе мама разве не объясняла в детстве, что нельзя читать чужие письма и залезать в чужой телефон? – Он искал Верин номер, но он не попадался - У меня нет ее телефона, я не знаю..., это все давно кончилось, если бы она хотела, она бы сама меня нашла... Я ничего не могу сделать, Ира..., давай все забудем...
Андрей вдруг без сил опустился на постель. Он, действительно не знал, что с эти всем делать, и не знал, как теперь с этим жить...
- У тебя есть телефон. Найди, позвони, я прошу..., - Ирина почти хрипела. Пожалей меня..., хотя бы ты...
Андрей опять стал искать. Уже спокойнее. И, действительно, нашел.
- Ты в моем телефоне, видимо, бываешь чаще, чем я, - сказал он и нажал вызов. – Номер мог сто раз измениться... Хорошо, как мне один раз сказали:лучше делать, чем не делать.
Но телефон ответил сразу.
- Да? – Это был Верин голос.
Продолжение следует.