История эта прилетела, как всё загадочное и непостижимое, с Камчатки.
Далёкие 80-е – начало 90-х, офицерская служба походила на солдатскую воинскую повинность в царской армии: 25 календарей, вынь да положи. Советская власть гуманная, всего 20 лет определила. О контрактах даже не думали, раньше положенного срока уволиться было проблематично. Конституция СССР на офицеров не распространялась, рабство, да и только.
Офицер-разведчик четырнадцать лет нёс службу на подводной лодке, в должности командира группы радиоразведки. Запершись у себя в радиорубке, с утра до вечера изучал вероятного противника. За прошедшие почти полтора десятилетия радиоперехватов боевые единицы седьмого американского флота ВМС США знал поимённо, включая вражеских командиров. Ради интереса факультативно начал изучать китайских «партнёров».
Перспективы же по службе у гения разведки отсутствовали, карьера, надо прямо сказать, не задалась. От безысходности решил напомнить о своём существовании: написал рапорт на демобилизацию. Пришёл отказ. Опять неудача. Тогда он, как говорится, закусил удила, решил идти до победного.
Гений разведки опять пишет рапорт – как об стенку горох. Всем накидать переваренных яблок с Пизанской башни: какашками засыпать, простым языком. Сатрапы даже не отвечают на рапорты, пишет каждый понедельник, с остервенением, порой с бодуна, сдерживая себя, как человек высокообразованный пишет цензурно. Всё. Разведчик дошёл до предела!
Неожиданно поступил звонок из дивизии: «Капитану-лейтенанту Барсукову срочно прибыть в штаб!». Наконец кадровики изучили личное дело, вызывают на беседу.
- Смотрим, товарищ капитан-лейтенант, вы офицер боевой, мы сделали вывод – несправедливо задержались на первичной должности, так сказать, заслужились.
Барсуков отвечает:
- Ну да.
Упитанный, сексуально удовлетворённый, жена всегда под боком, в море ни разу нехоженный, кадровик продолжает:
- Предлагаем вышестоящую должность на берегу, да и в следующем году медаль корячится.
- Ну да, — автоматически отвечает разведчик и тут же на дыбы, — а какую медаль? За шестнадцать автономных путешествий в прочном корпусе нет медали.
Лоснящийся от берегового счастья кадровик мурлычет:
- В следующем году можете претендовать на медаль «15 лет безупречной службы».
- Ну да, — Барсуков, чуть было не повёлся на усыпляющее бдительность мурлыканье.
Вдруг, очнувшись, неожиданно заорал:
- Иди ты лесом, кот сытый! Сидишь здесь, яйца греешь, каждый день на обед жена тебя ждёт, суббота-воскресенье выходной!
- Что вы себе позволяете?
- Ну да… Прости если сможешь, оскорбить не хотел, — снизил тон, практически шёпотом продолжил угрожающе: — Собираешься меня на берег списать, морских лишить?
Кадровик, тщетно попытался успокоить атомщика-подводника:
- Тише, тише, чего разбушевался?
- Ну, да… Я не согласен на медаль, и орден мне в трухлявый пень не нужен, молодые лейтенанты за глаза называют меня «пятнадцатилетним капитаном», командир лодки – мой ровесник. Большое спасибо, медальку «за песок» засунь себе в свой розовый анус, мне уволиться надо!
Разведчик так и убрался ни с чем, разве что высказался, душу облегчил. Бесповоротное решение для себя принял: «Служить не буду». А мужчины решений не меняют.
От этих передряг у Барсукова поехала крыша, или ещё что. Он стал лаять.
Матросы:
– Здравия желаем, таищ капитан-лейтенант!
А он:
– Гав-гав!
Командир:
- Какая разведобстановка?
А он:
- Гав-гав!
Думали, дурочку валяет, может себе позволить – аксакал экипажа, шестнадцать автономок.
Ладно бы лаял по делу и без, начал писать с торца пирса, поднимая высоко ногу. После того как проверяющего из Генерального штаба покусал и штанину изорвал в клочья, его к «ветеринарам» увезли. Но эскулапы не списывают, думают, вылечится служивый, ведь специалист такой классный один на всю дивизию.
Первый раз за четырнадцать лет службы на Камчатке Барсукову повезло! В госпиталь пришёл молодой лейтенант медицинской службы, сменивший пожилого лечащего врача душевнобольных, в медицинской карте написал: «Подводник-атомщик Барсуков полный придурок»!
Наконец, уволили по заключению медицинской комиссии. У заслуженного подводника помешательство тихое, можно доставить домой на Большую землю в ошейнике, как собаку. В сопровождающие ему дали пока не сошедшего с ума капитана из комендатуры. Комендант дал наставление помощнику в трёх словах: «Доставь собаку на Родину».
Психиатр в аэропорту перед посадкой проинструктировал:
- Лаять не запрещайте. Главное, следите, чтоб людей не покусал и к бортпроводницам не пристраивался, он же кобель, хоть и пятнадцатилетний.
Взлетели. Открылась взору замечательная природа Камчатки. Начали говорить об этом, вспомнили про Рыбачий. Какие незабываемые сопки, горячие ключи, зимой можно купаться, а горбуша на нерест идёт – одно загляденье.
Помощник коменданта вдруг опомнился:
- А ты чего лаять перестал?
Барсуков улыбнулся на ширину приклада и ответил:
- Я своё отлаял, теперь ты лай. Гав-гав!
Принял решение, иди до победного конца.