Нилуфар
Моя любимая сестричка была из тех детей, которых за доброту называют ангелами. Спокойная, светлая, немногословная и благодарная. Она умела слушать и в голубых глазах её отражался целый спектр чувств. Если даже она была с чем-то не согласна, никогда не спорила и не перебивала, а с милой и нежной улыбкой высказывала потом своё мнение.
Кроткий характер и благожелательность Нилуфар не давали повода повысить на неё голос или в чём-то упрекнуть. Мы - погодки выросли вместе. В детстве играли втроём, с нами всегда был Равшан. Я примечал, как радовались Равшан и Нилуфар при каждой встрече и не мог понять, почему их тяга друг к другу тревожит тётушку Парвин. Только после её самоубийства и из посмертного письма стало ясно, как боялась она ростков этой первой детской любви.
Помню тот стоп-кадр проводов Равшана в Узбекистан и наше с ним прощание. Он медлил сесть в маршрутку и всё оглядывался, словно ждал кого-то. И услышав плач бегущей к нему Нилуфар, рванул навстречу.
- Равшан, не уезжай! Как же я без тебя? - рыдая повторяла Нилуфар.
А он погладил подругу по голове и сказал непонятные для неё слова:
- Прощай, джонам, так надо. Мы с тобой брат и сестра…
Нилуфар так никогда и не узнала правды. Не мог я ранить её и молчал. Мне кажется, этот след первой любви в сердце сестрёнки остался навсегда...
Как-то мы сидели на веранде и пристали к маме с расспросами насчёт наших имён.
- Мамочка, вам так подходит имя Садбарг, - ласкаясь сказала Нилуфар. -Вы - точно роза, вернее столепестковая роза, и каждому дарите радость и любовь. А нас почему именно так назвали? Расскажите, пожалуйста!
- Первый у нас Ховар - Восток, сторона тепла и солнца - с улыбкой ответила мама. - Имя сыну дал отец - глава семьи. Второй мальчик родился с такой светлой улыбкой, что мы сразу же назвали его Анвар -лучистый свет. Третьего сына, - мама указала глазами на меня, - я очень ждала. Но носила с трудом. Вот и получился Озар, что значит «божественный свет помог». А мою девочку белокожую медсёстры и врачи в роддоме лишь увидели и ахнули: на лилию похожа! Так и стала доченька Нилуфар.
Мама прижала наши головы к своей груди, а мы наперебой стали целовать её руки.
В нашем саду росли самые разные сорта цветов, но больше всех радовали домашних и гостей розы и белые лилии. Ухаживала за цветами мама, а затем и подросшая Нилуфар. Нам - братьям доверяли только лишь полив в саду. Нилуфар возилась с цветами вдохновенно: пропалывала, пересаживала, подкармливала и всё - с улыбкой и тихими напевами. Цветы она срезала осторожно и большие букеты-веники не любила, ей было важно полюбоваться каждым цветком во всей его красе. Бывало поставит в низенькую вазочку одну розу и сидит, разглядывая её лепестки. А лилии по три веточки Нилуфар помещала в узкий глиняный кувшин и блаженно вдыхала их дивный аромат.
Сестре почему-то нравились не фабричные вазы, а самодельные - их лепили в нашем районе гончарные мастера. И Нилуфар иногда просила меня пойти с ней к самому знаменитому умельцу - усто Хайрулло. С интересом и восторгом наблюдала за его руками, превращающими бесформенный кусок глины в совершенной красоты изделие. Ей очень хотелось и самой сесть за гончарный круг, но она стеснялась попросить об этом мастера.
А однажды сестра показала мне придуманные орнаменты для росписи ваз и деликатно спросила, можно ли предложить их усто Хайрулло? Я всегда был первым ценителем рисунков сестры, ведь она с четырёх лет не выпускала цветные карандаши из рук. И на этот раз меня поразили изящные восточные узоры с разными оттенками зелёного и коричневого цвета, очень любимыми в нашем районе.
Я тут же велел Нилуфар собраться и выдал полюбившуюся мне поговорку от друга-соседа Сашки:
- Пойдём и узнаем! За спрос не ударят в нос!
Усто Хайрулло орнамент похвалил и обещал подумать об использовании его в росписи. Нилуфар даже покраснела от смущения, но счастье светилось в её глазах.
Я любовался сестрёнкой, и она казалась мне самой красивой на свете. У неё были густые рыжие волосы до пояса, фарфоровой белизны кожа, брови, сросшиеся в серединке, и родинка в уголке губ. А глаза! В них можно было увидеть глубину чистого синего озера. Говорили, Нилуфар похожа на мамину мать - нашу бабушку Гульчехру, но по чёрно-белой фотографии уловить явное сходство нам казалось затруднительным. А Нилуфар стеснялась своей красоты и потупляла глаза, когда слышала восхищённые возгласы.
Любимым словом у нашей сестрички было - «нагз!» - хорошо или прекрасно. Она рано научилась шить и вышивать. Даже кукол делала сама из прутиков и обрывков ткани. Сочиняла наряды и самодельным, и фабричным игрушкам, а потом соседские девчонки просили мам и для себя заказать у Нилуфар платья по таким же фасонам.
Как-то к маме пришла тётушка Парвин с дочерями Мадиной и Аминой. Развернула отрезы переливчатого шёлка-крепдешина и попросила... пригласить «закройщика» Нилуфар Наримановну. Я не сдержался и прыснул от смеха, а мама довольно улыбнулась:
- Озар, позови сестру и иди поставь для нас чай. У нас тут будут женские разговоры, не для твоих ушей.
Я, конечно, постоял во дворе у открытого окна и услышал, как моя малолетка Нилуфар советовала своим старшим подругам разные фасоны платьев по своим рисункам. Амина и Мадина демонстрировали потом эти наряды, как манекенщицы из журнала мод и нехотя называли имя мастерицы.
Так и пошло. Соседки стали мечтать о том, что Нилуфар после окончания школы своё ателье в городке откроет и фору даст столичным портнихам. А сестра лелеяла надежду выучиться на настоящего модельера.
Братья баловали Нилуфар разными подарками. Анвар с первых же заработков купил ей дивной красоты серебряный гарнитур с бирюзой-колье, серьги, кольцо и браслет. И лучшую немецкую швейную машинку «Зингер». Я подарил золотые украшения в национальном стиле, а Ховар привёз из Калининграда чудесные украшения из солнечного янтаря, так подходящие к красоте Нилуфар. Мама припасла в приданое фамильные украшения.
Сестра не терпела ярких и кричащих тонов, но ей удивительно шли к рыжим волосам зелёные и золотые цвета. А когда она несла блюдо абрикосов, то от этой картинки прямо сердце замирало.
Сестра очень любила папу. Мы - братья больше тянулись к маме, а она к отцу. Каждый день с нетерпением ждала возвращения папочки с работы, радовалась, когда он забирал её из садика или из школы. А если папа Нариман изредка брал дочку на руки, счастью её не было предела.
Мама радовалась тому, что отец хотя бы с Нулуфар бывает ласковым. Огорчалась, когда он оставлял дочку без внимания и тогда сама нежно обнимала и целовала её - связующую ниточку между родителями.
Теперь, став взрослым я уяснил многое. Отцу с рождением дочери стало понятно, что есть женщины, которые не тебе должны, а ты им должен. Видимо, он этого не мог принять.
Нилуфар в шутку называли «худхур» - самоедка. Она искренне за всех переживала, каждому старалась помочь и носила чужую боль в себе. Мама вразумляла дочку, что невозможно обнять весь мир и помогать надо не в ущерб своему здоровью. Но характер моей сестры сформировался именно таким и переделать её было невозможно.
Нилуфар заканчивала школу, а я уже учился на филфаке Таджикского университета. И ждал сестрёнку в Душанбе, ведь она мечтала поступить в новый технологический институт и стать профессиональным дизайнером женской одежды. С мамой мы не раз это обсуждали, ей хотелось, чтобы Нилуфар и в столице жила под моим присмотром.
Но оказалось, у отца были другие планы. После школьного выпускного бала мама заговорила о дальнейшей учёбе Нилуфар, но отец резко оборвал её:
- Такую красавицу до замужества отпускать из дома нельзя! Медучилище у нас в городе есть, пусть туда поступает. А платья шить можно и в свободное время. Тоже мне профессия!
Нилуфар молча, с мольбой смотрела на отца и глаза её готовы были наполниться слезами. А мама попыталась оспорить вердикт главы семьи:
- Медсестрой каждая может быть, а наша дочка талантливая. Ей надо развиваться.
- Будет так, как я сказал! - Повысил голос отец. – Выйдет замуж, отпущу на все четыре стороны.
Послушная моя сестра подчинилась приказу. Но проучилась в медучилище всего лишь год. Едва ей исполнилось восемнадцать, в дом наш зачастили сваты. Отец всем отказывал, считая местных недостойными породниться с ним - раисом. А потом сказал, что сам нашёл в Душанбе жениха - сына генерала в отставке. И велел всем готовиться к свадьбе. Мама пыталась объясниться с главой семьи и умоляла не спешить отдавать дочь в чужой дом. Но отец даже не счёл нужным ей ответить.
Нилуфар была в шоке. Робко спросила отца:
- Вы хотите отдать меня замуж за парня, которого я ни разу не видела? Хоть бы познакомили с женихом, вдруг он мне не понравится…
Отец скептически усмехнулся:
- Генерал Ходжаев - мой давний друг, у него хорошая, порядочная семья. Сына зовут Хуршед и, главное, МНЕ он нравится.
Мама не посмела больше перечить и тихо заплакала. А отец, упиваясь властью, смотрел на неё, как на пустое место. В эту минуту он был так похож на бабушку Салиму. Нилуфар почувствовала, как мама боится гнева отца и заступиться за неё некому, ведь нас - сыновей не было рядом. И покорно склонив голову, произнесла чуть слышно:
- Хорошо, папа. Я согласна.
Обняла маму за плечи и повела её в спальню. Потом сестра рассказала мне, что они с мамой шептались всю ночь. Нилуфар надеялась, что самый родной человек подскажет как строить семейные отношения и быть хотя бы чуточку по-женски счастливой.
Мама попросила меня узнать в Душанбе о семье жениха поподробнее. Среди моих однокурсников оказались соседи генерала и собранные сведения, честно признаться, мало порадовали.
Генералу Рафику Низамовичу Ходжаеву было далеко за шестьдесят. Первую жену с тремя детьми он оставил ради молодой медсестры Шодигуль. Поговаривали, что она слыла девушкой бойкой и «планомерно» искала того, кто предложит ей законный брак и полное благополучие. Выяснилось, что среди её кавалеров, людей обеспеченных и с положением, долгое время был и наш папа Нариман. Но он, естественно, жениться на ней не собирался, а вот генерал Ходжаев влюбился в девицу не на шутку, хотя по возрасту в отцы ей годился. Познакомились они в больнице, где Ходжаев лечился от воспаления лёгких, и медсестра просто приворожила его.
Шодигуль оправдывала своё имя - в переводе радостный цветок.
Кокетливая и улыбчивая, ласковая и внимательная, она говорила сладко и певуче. Ко всем обращалась «джонам» - душа моя. Про таких говорят: «Аз дахонаш асал мечакад» - изо рта мёд капает.
Во втором браке Рафика с Шодигуль дети не рождались и они взяли мальчика из Дома малютки. Назвали его Хуршед и растили как принца, балуя и во всём потакая. Шодигуль всех сверстников сына считала недостойными и не позволяла играть с ними, а тем более дружить. И в школе, и в политехническом институте Хуршед слыл высокомерным и спесивым одиночкой.
Как понимаете, с мамой я поделиться этими подробностями не мог, и рассказал ей о семье Ходжаевых лишь в общих чертах.
В день помолвки жених с родителями всё же появился у нас в доме. Хуршед
был болезненно худым, бледным, с какими-то равнодушными, пустыми глазами. Одет с иголочки, а выглядел не очень презентабельно. Ни одного слова не вымолвил за весь вечер, будто не ему предстояло жениться. Генерал, грузный и пожилой, сидел рядом с женой, положив по-хозяйски руку на её колено. А Шодигуль, игриво посматривала на нашего папу Наримана, и певуче-сладким голосом расписывала будущую райскую жизнь молодых.
Маме Хуршед совсем не понравился. Она представить не могла свою любимую Нилуфар рядом с этим бирюком угрюмым. Но сестра обезоружила словами:
- Мамочка, красота и обаяние для женщин важны. А парень должен быть мужественным. Может он хороший человек? Мне почему-то его жалко...
Видно было, что послушная и отзывчивая дочь смирилась с выбором отца и доверяла ему.
Родители жениха стали предлагать, где и как провести свадьбу. Генерал, хоть и в отставке, озабоченно заявил, что в республике опять неспокойно. С грустью вспомнил, как националистические волнения в начале 90-х годов вылились в гражданскую братоубийственную войну, принесшую много горя. Понадобилось много лет, чтобы восстановить мир и порядок. Но и теперь есть недовольные в разных правительственных структурах, и, похоже, опять начнётся делёж власти.
- Надо Ховару и Анвару сообщить о свадьбе, - взволновано сказала мама, умоляюще глядя на отца. Но тот с досадой отмахнулся, как от надоедливой мухи:
- Слышишь, волнения в республике! Чего мы будем сынов дёргать в такой тревожной ситуации? Не дай Бог, здесь застрянут. Свадьбу сделаем скромную, без гостей иногородних. А там дальше - видно будет. Родит Нилуфар ребёнка, тогда и позвать всех родственников можно.
Больно мне было смотреть на маму и сестричку. Ясно же, что отец решил единовластно устроить судьбу Нилуфар - без вмешательства строптивых сыновей. Я ему уж точно не помеха, а вот будь Анвар и Ховар рядом, всё могло сложиться иначе.
Не о такой свадьбе мечтала моя сестричка Нилуфар, не получилось праздника. Папа Нариман поспешил «сбыть с рук» дочь.
Эта свадьба была похожа на изгнание Нилуфар из родного дома. Мама ходила потерянная и прятала заплаканные глаза. А отец строго наказал нам не докучать семье Ходжаевых своими наездами, мол, пусть молодые привыкают к семейной жизни.
Мама навещала Нилуфар раз в месяц, я же учась в Душанбе, стремился видеться с сестрой почаще. Генерал почти постоянно жил на даче, а с молодыми оставалась Шодигуль.
При встречах я не узнавал мою сестрёнку - она словно погасла в замужестве. Не осталось и следов от прежней улыбки, блеска в глазах, жизнерадостности. Я заметил, что Нилуфар стала носить платья с длинными рукавами, словно прятала свою нежную белую кожу.
Как-то Нилуфар позвонила в деканат факультета и попросила меня срочно прийти. Я отпросился с лекций и помчался к дому Ходжаевых. Во дворе увидел сестру и её свекровь. Шодигуль стояла ко мне спиной и из её сладкоречивого рта на сей раз выливался поток брани. Нилуфар, съёжившись сидела на земле и песком пыталась отчистить от нагара большой казан.
- Лентяйка! Грязнуля! - услышал я, отворив калитку. - Белоручкой тебя мать воспитала, верно Нариман говорил. Я тебя научу жизни! Думаешь, вышла замуж за генеральского сына и всё богатство наше тебе достанется? Не-е-ет! Ты должна терпеть и угождать нам, тогда может и получишь чего. Поняла?
- Мне ничего от вас не надо, только отпустите меня домой, - не поднимая глаз, просила Нилуфар.
- Ты мне не перечь, а то поставлю тебя на место так, что и моргнуть не успеешь! - закричала свекровь и нагнулась за палкой. Я кинулся к сестре. Шодигуль, увидев меня, как ни в чём ни бывало, выпрямилась, погладив поясницу, и сладко улыбнулась:
- Озарджон, салом! Даже не слышала, как ты зашёл во двор.
Нилуфар поднялась мне навстречу и.. потеряла сознание. Я поднял её на руки, понёс в комнату, уложил на кровать. Вызвал «скорую помощь». Шодигуль не ожидала, что я стану свидетелем скандала, и изо всех сил старалась сгладить впечатление. Пока ожидали приезда врача, Шодигуль заискивающим голосом твердила, что невестушка плохо выполняет домашнюю работу, ничего не успевает и всё время хочет к маме.
- Моя сестра не маменькина дочь, не белоручка, - возразил я. - Она работы не боится. Наш дом больше вашего и Нилуфар одна его убирала, всё успевала. А вам домработница нужна или невестка? До неё кто всю работу по дому делал?
- Озарджон, ты так со старшими не разговаривай! Я не должна перед тобой отчитываться.
- А где Хуршед? Почему он не помогает Нилуфар? Знаю, что он только числится студентом политехнического института. Наш корпус находится рядом с его факультетом, а я ни разу его не видел среди сокурсников
— Это не твоё дело – заниматься поиском Хуршеда. Он генеральский сын, джонам.
В это время у ворот остановилась «скорая» и я вышел встретить врачей. Нилуфар пришла в себя, но после осмотра, врач велел собрать её в больницу.
- Поторопитесь, у пациентки угроза выкидыша.
- Какого выкидыша? – Испугался я.
- Она может потерять ребенка!
Я сидел в «скорой» рядом с носилками, на которых лежала белая, как мел, Нилуфар, держа её за руку. Рукав платья поднялся и я увидел на нежной коже жуткие синяки и кровоподтёки. Стал допытываться, откуда они и кто её бьёт? Сестра открыла измученные глаза и прошептала:
- Озар, я просто упала, голова закружилась...
До больницы оставалось совсем немного. Вдруг Нилуфар вскрикнула, и я увидел на носилках кровавое пятно...
После потери ребёнка я забрал Нилуфар из больницы и повёз домой в Зарнисор. Ей надо было набраться сил. Целый месяц она прожила у нас, но ни Хуршед, ни его родители не приехали навестить невестку. Зато в Душанбе пожаловались на неё нашему папе Нариману.
Мы с мамой пытались выяснить у нашей любимицы, какие проблемы семейной жизни она скрывает, но сестра молчала.
Как-то отец пришёл рано с работы и приказал дочери:
- Собирайся, я отвезу тебя домой.
- Мой дом здесь, папа, - с мольбой в голосе произнесла Нилуфар.
- Пожалейте дочь! Пусть хотя бы Хуршед за ней приедет, - заступилась мама.
- А тебя кто спрашивает? Дочь нас позорит. Твоё воспитание? Жена должна жить в доме мужа - это закон! Терпеть и угождать! Вот ты же никуда не уходишь, - зло продолжал отец.
- Мне некуда было идти. Теперь сыны взрослые, поеду к ним, - ответила мама сквозь слёзы.
- Да кому ты нужна? Каждый в своём доме должен жить.
- Даже, если невмоготу?
Отец не счёл нужным отвечать и обратился к Нилуфар:
- Иди уложи свои вещи, я сказал!Или сядешь в машину в домашнем платье? Я месяц ждал, когда попросишь вернуть тебя мужу.
- Я сейчас соберусь, - послушно ответила Нилуфар.
- Я тоже поеду с вами, - сказал я.
- А тебе-то куда? Родители Хуршеда попросили, чтобы ты больше в их дом не приходил. Понял?
Отец меня даже взглядом не удостоил. Но я не сдался:
- Значит, Нилуфар некому будет защищать? Они этого добиваются?
- От кого защищать? Хуршед совсем осунулся от переживаний. Свекровь её даже муху не обидит, я Шодигуль хорошо знаю. Как она с людьми разговаривает, всем бы поучиться, - бросил отец в мамину сторону.
Мама не выдержала и, сдерживая слёзы, произнесла с болью:
- Какой же вы жестокий по отношению к своей единственной дочери!
Нилуфар переоделась и, собрав свои вещи и подарки мамы в узелок, медленно направилась к машине. Попрощалась с нами с печальной улыбкой:
- Мамочка, Озар, не надо переживать, я уже окрепла, всё хорошо. Спасибо вам! Справлюсь теперь с работой по дому.
Представляю, насколько унизительно ей было вернуться в ту чужую семью, а отец наш позволил пережить такое унижение...
Но я не оставлял сестру и навещал, несмотря на запреты. Она давала знать, когда никого не будет дома. Радовалась моему приходу, как ребёнок. Гордилась, что я заканчиваю университет с отличием.
Мама тоже приезжала к Нилуфар и в этот день все уходили из дома, как бы подчёркивая нежелание видеть такую гостью. Конечно, это было неприятно, но ради встреч с дочерью мама готова была стерпеть всё. Даже радовалась, что никто не мешает их общению. Иногда и я к ним присоединялся.
Нилуфар беременела ещё два раза, но плод в утробе не задерживался. А Хуршед стал похож на скелет, обтянутый кожей. Мама однажды заметила, что рядом с мусорным ведром лежит шприц. Она салфеткой подняла его, подошла к дочери и спросила:
- Кто здесь болен? Кому делают уколы?
Нилуфар испугалась. А мама продолжала:
- Не молчи, иначе я заберу шприц и сдам на экспертизу.
- Не надо, мама, я всё расскажу. Не хотела вас расстраивать своими проблемами. Хуршед наркоман. Он поэтому такой худой. У него недавно была ломка. Свекровь вынуждена была вызвать врача. Я услышала их разговор. Доктор настаивал на госпитализации Хуршеда. Иначе, он долго не протянет.
— Вот почему ты не носишь украшения. Он всё продаёт, чтоб купить наркотики? Поэтому и с детьми у вас ничего не получается. Зачем ты всё это терпишь?
- Мама, мне иногда его очень жалко. Когда бывают просветы, он открывает свою израненную душу. Мать он боится, а отец за него и не борется. Свекровь перестала меня мучить потому, что не оставляю Хуршеда и не позорю их. Все соседи мне сочувствуют, ведь солнце подолом не прикроешь. Это мой крест. Хуршеда родители постоянно увозят на дачу. Как-то в сердцах свекровь сказала: «Чужой – он и есть чужой». А у Хуршеда просветы всё реже и реже. Он страшен бывает, когда наркотики требует. Один Бог знает, как я устала. Но никого не хочу нагружать своими проблемами. Я смирилась.
- Собирайся, едем домой в Зарнисор, - решительно сказала мама. - У меня одна дочь. Хватит терпеть эти унижения.
- Я бы давно ушла, но боюсь отца. Сколько раз он меня привозил назад. И вам не легко. Я между не двух, а трёх огней.
- Но отец теперь будет знать причину и не позволит жить с наркоманом.
- Отец всё знает, мамочка.
-Как такое возможно? Он всё знал и отдал тебя на растерзание? За что же отец решил так наказать тебя? Или меня?
Нилуфар заплакала, а вместе с ней и мама. У меня даже голова заболела от услышанного и от жалости к моим родным. Но надо было вести себя по-мужски и я строго потребовал, чтобы сестра собрала свои вещи. Вызвал такси и мы уехали. По дороге я вспомнил строки из письма тётушки Парвин:
«Дорогая Садбарг, знаю, меня будут осуждать многие. Скажут, надо быть сильной, думать о детях. Я десять лет жила с этим грузом и постоянно хотела вычеркнуть из памяти ужасные воспоминания о той ночи. Разве можно бороться там, где всё подчиняется патриархальным канонам и люди зависят от общественного мнения, причём в большинстве случаев субъективного? Я молю Бога, чтобы никто и никогда не оказался на моём месте...».
Я смотрел на Нилуфар и думал, ведь она должна была стать счастливой. А сестра тоже не смогла противостоять неписанным законам нашего несовершенного общества. Боялась огласки и пересудов.
Домой мы приехали поздно и уставшие сразу легли спать.
Утром папа узнал, что Нилуфар дома. Дождался, когда все собрались на завтрак, и учинил допрос:
- Ты опять приехала, не спросив разрешения у мужа?
- А муж под кайфом и ему было всё равно, - сходу придумал я оправдание сестре.
- Я не тебя спрашиваю, - рявкнул отец.
- Очень скучаю по родным, - тихо ответила Нилуфар.
- Чтобы сегодня же уехала обратно!
- Хорошо, папа. Сегодня меня уже здесь не будет.
Ответ Нилуфар прозвучал как-то обречённо, но я подумал о её вечной покорности и не стал заострять внимание.
Отец ушёл на работу. Мама стала хлопотать на кухне, готовить любимое блюдо Нилуфар – пельмени. Ей подоспела на помощь наша верная соседка тётушка Анора. Я пошёл в сад собрать фруктов к обеду, а Нилуфар решила убраться в маминой комнате.
В саду я заметил поникшую лилию - у неё был сломан стебель. Мне вдруг стало не по себе. Дурное предчувствие толкало в дом. Нилуфар лежала на маминой кровати спокойная и умиротворённая. А на полу валялся пустой пузырёк от маминых снотворных таблеток.
Попрощаться с сестрой приехали братья Ховар и Анвар. И похоронили мы Нилуфар рядом с тётушкой Парвин. Мама на наших глазах почернела от горя и всё твердила, что не смогла уберечь свою дочку-лилию от гибели.
Мы – её сыны решили уехать из Зарнисора и маму забрать с собой. Понимали, страшно оставлять её с папой Нариманом...
Продолжение следует.