Горох

Виктор Ян-Ган-Чун
               
       Когда был жив папа, в нашем огороде всякой зелени было хоть «пруд пруди». Горох тоже был. Но, как нам казалось, в соседском огороде у тети Зины горох был лучше. И действительно хорош! Плюшки длинные, широкие, кривые. На вкус – сахар! Есть их можно было целиком, не вынимая горошин.
Наворовали мы с сестренкой – она пригоршни, да я в оттопырившуюся на животе майку. Собрались уж было уходить, отодвинув висящую на гвозде доску забора, как слышим:
– Что вы тут делаете? – за спиной стояла тетя Зина.
Мы обомлели. Стояли ни живы, ни мертвы. Большего стыда и испуга я не испытывал во всей последующей жизни. Было мне тогда года четыре, сестренке – около семи.
Тетя Зина спросила:
– Сладкий горох?
– Сладкий, – пролепетали мы.
– Он так и называется – «сахарный». – Тетя Зина подошла поближе. – Что ж вы? Попросить бы надо. Сейчас я вам нарву побольше...
Все бы ничего, только дня через три приходит папа с работы и с порога:
– Значит, горох воровали!
Он вытащил из брюк ремень и со всего маха ударил сестренку. Та – в рев! Я, сколько было прыти, шмыгнул под кровать. Отец вытащил меня за ногу и три раза врезал так, что я до сих пор помню эту садкую несносную боль. Все это отец проделал молча. Бросил на кровать ремень и вышел, громко хлопнув дверью.
Как он узнал о горохе, об этом злостном воровстве? Не знаю.
Добрая тетя Зина не могла пожаловаться. Возможно, рассказала кому-то беззлобно. А у людей языки бывают длинные, больше, чем иногда хотелось бы. А может, и видел кто?
Взрослыми вспоминали мы с сестренкой Галей этот случай и никогда не упрекали отца. Он знал, что делал. В семье самым постыдным делом было украсть, обмануть во благо себе. Потому и мотивация у нас с сестрой была учиться и работать на совесть, никогда никому не завидовать. Так одобрил бы папа.