Из книги «Лавочка под окном» (готовится к печати)
Каждый шаг давался с трудом. Ноги вязли в недавно ещё таком ласковом мху, не хотели подниматься и перешагивать через коряги. А здравый смысл нашёптывал: «брось корзину!». Но Славик не бросал – жалел. Три десятка белых и ещё десятка два крепких молодых подберёзовиков! Ну, как такое бросишь?
«Доползу, – думал Славик, – из принципа доползу! Чего тут до машины – метров триста осталось. Вот сейчас посижу малость, и доползу…»
Он переступил через очередной гнилой ствол, направляясь к поваленной берёзе, на которую можно было присесть, и тут увидел его. Большой белый, граммов на четыреста, не меньше, стоял чуть в сторонке, маня своей красотой и свежестью.
«Сволочь, – в сердцах ругнулся Славик, – откуда ты взялся? Это же – пять метров туда, пять – обратно!»
О том, чтобы пройти мимо, у Славика мысли даже не возникло. Такие грибы в лесу не оставляют. Он поставил корзину на землю, чуть отдышался и тихонечко шагнул по направлению к грибу.
«Нож! – мелькнула мысль. – Нож в корзине остался! А, и чёрт с ним! Выкручу!»
Белый оказался хорош! Настолько хорош, что Славик на несколько секунд забыл про боль в сердце. Но, когда он повернулся к корзине, боль немедленно напомнила о себе, пронзив грудину.
«Вот помру тут, – грустно подумал Славик, – и никто мои трофеи не увидит. Ни этот белый, ни все остальные. Может, ну их? Жизнь дороже…»
Славик присел на берёзовый ствол, так удобно нависший над тропинкой, и грустно посмотрел на корзину. Грибы, возвышаясь горкой почти до руки, смотрелись, как на рекламной фотографии: ровные, крепкие, свежие…
«Не брошу! – решил Славик. – До машины дотащу, а там, если что, таблетки в бардачке есть. Приму, отсижусь. Или сыну позвоню, чтобы скорую помощь вызвал…»
Самое смешное было в том, что сам вызывать скорую с сотового телефона Славик не умел. Вот, сыну позвонить мог, а дозвониться до экстренных служб – нет! Он сделал ещё несколько шагов и вдруг в просвете между деревьями увидел свою машину. Он оказалась гораздо ближе, чем он думал.
«Ура! – осторожно возликовал Славик. – Похоже, дошёл. А то: “брось корзину, брось корзину!”. Говорил же, что не брошу!»
Он поставил корзину на землю и присел перед решающим рывком. И тут увидел их: целая семейка молодых боровичков расположилась на проплешине буквально метрах в десяти от машины. Он дёрнулся, было, в их сторону, но боль в груди немедленно дала знать о себе.
«Дурак! – в очередной раз сказал себе Славик. – Сдохну ведь! От жадности сдохну!»
Стараясь не смотреть в сторону прекрасного семейства, он осторожно доковылял до машины, щёлкнул лентяйкой и открыл багажник. Затем аккуратно поставил корзину, подпёр её домкратом и сумкой с инструментом – чтобы не опрокинулась по дороге, открыл дверь салона и медленно сел на водительское сиденье. Отдышался, открыл бардачок, вытащил блистер с нитроглицерином и кинул таблетку под язык. Буквально через минуту он почувствовал, как боль растворяется где-то внутри, оставляя завоёванные позиции.
«Ну, вот, – удовлетворённо подумал Славик, – вот всё и образовалось. Может, теперь даже без врачей обойдусь. В первый раз, что ли?»
Он вспомнил, как полгода назад его вот так же прихватило, а он отлежался день, и всё обошлось. Может, и в этот раз всё образуется. Он посидел ещё несколько минут и, внезапно вспомнив, кинул взгляд в сторону семейки боровичков.
«И когда они умудрились вырасти? – подумал Славик. – Вроде, когда в лес входил, их тут не было. Или – совсем маленькие были. Не заметил…»
Он прислушался к своим ощущениям. Ничего не болело. Славик осторожно вышел из машины, дошёл до проплешины и с удовлетворением срезал грибы. Семь штук! Восьмой, самый маленький, он срезать не стал: пусть растёт.
«Вот теперь всё! – сказал себе Славик. – Теперь – домой!..»
Он включил зажигание, завёл машину и осторожно тронулся с места…
На свой второй этаж Славик обычно поднимался пешком. Но в этот раз, войдя в подъезд, он вновь почувствовал, как тупая боль начинает разливаться в груди.
«Лифт, – подумал Славик. – Пешком не дойду. Да и корзина…»
Войдя в квартиру, он поставил корзину на пол, сел на кушетку в прихожей и сказал жене:
– Чего-то меня, похоже, прихватило. Вызови-ка мне скорую…
– Инфаркт, – сказала толстая тётка, рассматривая ленту кардиограммы. – И, похоже, уже не первый. Раньше был инфаркт?
– Был, – сказал Славик. – Шесть лет назад. – И, вспомнив вдруг, добавил: – Мелкоочаговый…
– Ну, – сказала тётка, – а теперь покрупнее. Не обширный, слава богу, но достаточно серьёзный. В больницу!
– А, может?.. – жалобно спросил Славик.
– Не может! – отрезала тётка. – В больницу!
– Ну, привет, бродяга! – сказал лысый мужик со средней койки. – Четвёртым будешь.
Славик огляделся. Палата, куда его положили, была длинной и узкой. Слева по стене три койки и справа – три. А тумбочек всего две – у окна. Четыре койки, включая ту, на которую положили Славика, были заняты. Две – у дверей – пустовали.
– Тебя к окну засунули – значит, не такой тяжёлый, – продолжил лысый. – Те, кто потяжелее – ближе к дверям. Чтобы выносить было легче… – Он заржал, полагая, что сказал что-то остроумное.
– Ты бы, Михалыч, поскромнее себя вёл, – сказал тощий дед с койки напротив. – Вон Мария Петровна уже в четвёртый раз за сегодня у тебя кардиограмму снимает. А всё потому, что шастаешь курить втихаря. А тебе лежать сказано.
– Не боись, дед, – отмахнулся Михалыч. – Меня никакая болячка не берёт. Ежели сразу не помер, то теперь уж и не помру. У меня ещё картоха не копана.
– Ну-ну, – сказал дед. – Ты здоровью своему – сам хозяин. – И отвернулся к стене.
Четвёртый мужчина в разговоре не участвовал. Он лежал бледный и тихий. К руке его тянулась трубка от капельницы.
– Свеженький, – кивнув на него, сказал лысый. – Два часа назад привезли. Тебе тоже сейчас капельницу поставят. Её всем ставят, кого привозят.
И, словно подтверждая его слова, в палату вошла медсестра, катя перед собой стойку с трубочками и бутылочками.
– Где у нас тут новенький? – она огляделась. – Ага, понятно. Как самочувствие? Голова не кружится? Ноги не немеют?
– Да всё у меня нормально, – пробурчал Славик. – Не понимаю, зачем меня сюда привезли? Мог бы и дома отлежаться.
– Все вы не понимаете, – усмехнулась медсестра. – А потом – хрясть, и тридцать девять девятьсот девяносто…
– Чего девятьсот девяносто? – не понял Славик.
– А это реклама такая, – пояснила медсестра, ловко вонзая иголку капельницы Славику в вену. – Фирма у нас одна полный комплекс ритуальных услуг предлагает. Тридцать девять тысяч девятьсот девяносто рублей за всё.
– Умеешь ты пошутить, Нина Михайловна, – сказал дед. – Аж сплясать захотелось!
– Рано тебе ещё плясать, Кобылкин, – парировала медсестра. – Вот переведут из реанимации в обычную палату, тогда можешь начинать притопывать потихонечку. А пока – рано.
– А мне? – тут же вклинился в разговор Михалыч. – Мне можно?
– А тебе, – поправив на Славике одеяло, повернулась к нему медсестра, – последнее предупреждение тебе. Опять утром в туалет курить бегал? Сказано же – не вставать! Если чего – вон судно под кроватью.
– Скажешь тоже, – обиделся лысый. – Это пусть моряки на судне плавают. А я уж как-нибудь…
– Ходят, – вдруг подал голос четвёртый обитатель палаты.
– Чего – ходят? – не понял Михалыч.
– Моряки, говорю, ходят на судах, а не плавают. Плавает только дерьмо.
– Ишь ты! – оживился дед. – Голос подал. Значит, жить будет.
– Буду. Только мне бы попить чего…
– Попей, касатик, – сказала Нина Михайловна и протянула ему кружку с водой. – Попей…
Ночь прошла спокойно. Если, конечно, не считать того, что где-то в час ночи Славика разбудили для того, чтобы снять капельницу. Больше в палату никто не заглядывал. Бледному сняли капельницу ещё до полуночи. После визита медсестры Славик долго не мог заснуть, всё думал, размышлял. Говорили, что в минуты близости смерти – а Славик, как-никак, чуть не умер – в голову приходят мысли о вечном. Но как раз ничего такого Славику в голову не приходило. Наоборот, думалось о всякой ерунде. Например, о том, дадут ли ему премию за сентябрь (ведь почти весь месяц отработал!) или зажмут. О том, что жена сделала с грибами, которые он собрал вчера. Если посушила – хорошо. А, если пожарила, то теперь он их не попробует. Особенно было жаль последних боровичков. Славик прямо ощущал на языке вкус жареных грибов с отварной картошечкой. А ещё думал о том, что в машине дурит датчик расхода топлива, а он так и не удосужился съездить на станцию техобслуживания. Словом, хрень всякая в голову приходила. А потом он как-то незаметно заснул и проспал уже до утра.
Утром Славик проснулся рано. Сначала он не мог понять, где находится. Белый потолок и выкрашенные масляной краской стены сначала пробудили в его памяти медицинский вытрезвитель, куда он как-то по молодости умудрился попасть. Но потом он вспомнил, что находится в больнице, куда его привезли с инфарктом, и облегчённо вздохнул. Инфаркт – это, конечно, плохо, но всё же лучше, чем попадание в вытрезвитель.
Славик оглядел палату. Две кровати у двери были пусты. Бледный и дед – на месте. А лысого не было. Не успел Славик ничего подумать по этому поводу, как дверь палаты чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель проскользнул лысый.
– Ты чего, Михалыч, опять курить бегал? – спросил Славик.
– Тише! – цыкнул на него лысый. – Медсестру разбудишь!
– А она – чего? Спит? – удивился Славик.
– Конечно, – кивнул Михалыч. – Конечно, спит, иначе как бы я покурить сбегал. Они тут вообще по ночам все спят: устают за день.
– А если кому плохо станет? – забеспокоился Славик.
– Плохо станет – на кнопку нажмут, – сказал лысый, укладываясь на кровать. – Вон кнопка в изголовье.
– А если не смогут?
– Ну, не смогут, значит – судьба… Ты, это, спи, давай. Рано ещё.
Сначала Славик думал, что в реанимации он пробудет сутки. Ну, максимум – двое. Но что-то врачу не понравилось в его кардиограмме, и она сказала: «полежи пока тут». Он и лежал. И лысый лежал. И дед. А бледного уже на второй день перевели в общую палату. А на его место положили мужика. Молодого – лет сорока, но грузного – килограммов сто двадцать. Всю ночь он громко дышал, а под утро затих. Потом зашла медсестра, посмотрела, побежала за врачом, все засуетились, а потом два санитара накрыли мужика простынёй и увезли на каталке. Никто пациентам ничего не сказал, но всё было понятно и без слов.
– Это уже второй, пока я тут лежу, – сказал Михалыч. – Жуть.
– Ещё в палате один преставился, – сказал дед.
– Откуда знаешь? – удивился Михалыч.
– Слышал, – ответил дед. – Санитары меж собой говорили.
Они помолчали.
– Курить охота, – протянул Михалыч. – Я, когда волнуюсь, всегда курить хочу.
– А ты волнуешься? – спросил Славик.
– Конечно, – быстро сказал лысый. – На его месте мог быть любой из нас.
– А ты не кури, и волноваться меньше будешь, – сказал дед. – Я вот лет десять назад курить бросил, и меня теперь не тянет.
– А я курю, – вздохнул Славик, – но пока тоже не тянет.
– Какой же ты курильщик, если не тянет? – удивился Михалыч. – Небось, недавно куришь?
– Давно. Уже больше пятидесяти лет.
– Это ж ты со скольких курить начал? – поинтересовался дед.
– С семи лет, – ухмыльнулся Славик. – С мальчишками во дворе поспорил, что закурю. А потом втянулся. Дурак…
– А сейчас тебе сколько? – спросил Михалыч.
– Пятьдесят девять.
– Надо же! – удивился дед. – Почти мой ровесник. А с виду не дашь.
– А тебе, Михалыч, сколько? – спросил Славик.
Михалыч вздохнул.
– Я у вас самый молодой. Пятьдесят два мне.
– Да, – сказал дед. – Инфаркт – он не выбирает, кого подкосить. И в семьдесят настичь может, и в сорок. Говорят, даже в детском возрасте бывает…
Он отвернулся к стенке и начал чего-то бубнить под нос.
– Поёшь, что ли? – поинтересовался Михалыч.
– Да так, частушку вспомнил.
– А спой?
– Не… Она охальная…
– Да ладно, – сказал Славик, – спой. Чего стесняться? Что мы – девки, что ли?
Дед покряхтел, помялся, а потом махнул рукой.
– А, ладно!
Жопой чувствую – пора!
Годы быстро катятся.
Раньше х… вставал с утра,
А теперь – по пятницам.
– Классная частушка! – сказал Славик. – Я её раньше не слышал.
– Я их много знаю, – отозвался дед. – Я вам потом ещё спою.
Они опять замолчали.
– Пойду, покурю, – сказал Михалыч. – Уж больно хочется.
– А если застукают? – спросил Славик.
– Ну, застукают, так застукают, – махнул рукой Михалыч. – Не убьют же…
Утром, когда Славик проснулся, Михалыча опять не было на месте.
«Ох, – подумал Славик, – залетит он когда-нибудь! Выпишут за нарушение режима!»
Он перевернулся на другой бок и увидел деда. Тот сидел на койке, опустив голову. Руки его подрагивали.
– А где Михалыч? – спросил Славик. – Опять курит?
– Нет больше Михалыча, – сказал дед.
– Застукали? Выписали?
– Выписали… Навечно… – дед всхлипнул. – Пошел покурить в туалет ночью, потужился и – того…
– Чего – того? – не врубился Славик.
– А всё – того. Помер наш Михалыч. Плохо ему стало, а сортире-то кнопки вызова медсестры нет…
Через день Славика перевели в общую палату, а через две недели вообще выписали. Врач сказала, что ему повезло: вовремя привезли. Так что обошлось почти без последствий.
Хотя, если подумать, последствия всё же были: Славик раз и навсегда перестал курить в туалете…