В Норильск

               
     Из Москвы до Норильска лететь не долго, если без приключений. Не успел я толком разоспаться, как проснулся от толчка. В самолете стоял гул от возмущенных голосов.
    -Аэропорт Норильска закрыт по метеоусловиям. Наш самолет произвел посадку в аэропорту Амдерма Температура за бортом минус два градуса, - объявила стюардесса,- Всем оставаться на своих местах до полной остановки самолета. К выходу я вас приглашу.
     Амдерма. В переводе с ненецкого «Лежбище моржей». Берег Карского моря.  Дай, думаю, схожу «лапти» в море помочу.  Есть у меня такая привычка: впервые, оказавшись на берегу известного водоема, будь то река, озеро или море, коснуться подошвами обуви поверхности воды. Был канун мая 1977 года. Через двадцать дней начинался полярный день.
       Пока я ходил «мочить лапти», народ время зря не терял. Почти все места за круглыми столиками небольшого зала ожидания  были заняты. Я огляделся. За одним столиком стояло трое. Одно место было свободно. Двое стоявших за столиких мужчин были слегка навеселе, один в хорошем подпитии.   
  -Становись, парень, на мое место.  Я уже дошел до кондиции,- икнув, добродушно сказал пьяный сурового вида мужчина и отошел от столика.    
  Когда я доставал из целлофанового пакета, предусмотрительно захваченного из салона самолета, провизию и термос с чаем, к столику подошел мужчина средних лет.      
 - На ловца и зверь бежит, закуски-то у меня как раз и нет,- сказал подошедший, кивнув в мою сторону.
  Он открыл дипломатку, и на столе, как по щучьему велению, появилась бутылка «Столичной» водки и стакан.
      - Выпьем по махонькой, -  сказал мужчина, снимая с моего термоса колпачок, -  Веселее время коротать будет.  Полетим после десяти утра, если полетим. В Норильске, говорят, черная пурга. Я три года тому назад в мае, возвращаясь из командировки в этом же самом вокзале трое суток прокуковал…. Зовут меня Валера.
Мы представились, поочередно пожав протянутую руку. Одного из «старожилов» столика звали Сергеем, другого – Юрием. Валера разлил бутылку водки на четверых, чокнулся со всеми, и одним глотком выпил водку.             
 В аэропорту Амдермы раздали раскладушки, но спать-лежать не хотелось.  К тому же было холодно.   Дежурная по вокзалу на вопрос, как покомфортнее устроится, рассказала:
    - Гостиницы в Амдерме нет потому, что упало общежитие, у которого поплыл свайный фундамент. Жильцов переселили в гостиницу. Временно…  Скоро уж как пять лет будет.
      - А ресторан? Кафе? Буфет какой-нибудь в поселке есть? - спросил Толя, мой сосед по самолетному креслу, - Сколько до поселка километров?
     -Есть ресторан - рыгаловка. Он через два часа закроется. Минут за пятнадцать можно доехать, но транспорта сейчас не найдете, - ответила дежурная.
    - Ты поедешь? - спросил меня Толя.
       - Поеду. Только на чем?    
      - Сейчас, что-нибудь придумаем,- сказал Толя, - Я мигом!
Минут через двадцать Толя зашел в зал ожидания и объявил:
 -  Желающих поехать в поселок перекусить прошу поторопиться. Автобус стоять у входа будет пять минут.
  -Где ты откопал этот «Пазик?» - спросил я Толю.
   - Места знать надо, - ответил, улыбаясь Толя.
    Набралось нас девять человек. Я в компании был самым молодым, Толе лет тридцать – тридцать пять, одному мужчине, самому пожилому из нас, лет под пятьдесят, остальные чуть постарше Толи. Ехали медленно, как мне показалось гораздо больше пятнадцати минут.  Автобус бросало из стороны в сторону в глубокой наезженной скользкой колее. Шел мокрый снег.
    Рестораном было одноэтажное деревянное здание – коробка, покрытое шифером на треть вросшее в пожухлый снег. У крыльца сидел старый большой пес – дворняга.  «Двор - терьер» нехотя поднялся с насиженного места и лег чуть поодаль, не удостоив нас своим вниманием.
        В ресторане – четыре стола с застиранными скатертями. На тумбочке – радиола «Вега» с колонками и стопкой пластинок, танцплощадка размером в три стола для игры в настольный теннис, тусклый свет боковых светильников. Вкусно пахло капустными щами и чем-то мясным.
       -Девушки, народ кормить будем? Выпить, надеюсь, тоже найдется? - спросил Толя у двух молодых женщин, сидящих друг против друга за первым столиком,- Разносолов нам не надо. Поесть поплотнее, да водочки по бутылке на стол. Все согласны? - Толя обвел нас взглядом. 
         -Все! - дружно согласились мы.
  Женщины свое дело знали. На сдвинутых в ряд столах быстро появилось все, что могло кратковременно скрасить наше пребывание в этом у черта на куличках краю.  Рядом со мной сидели уже знакомые мне Сергей и Юра.  Товарищество по несчастью быстро сближает людей. Пока ехали, успели все перезнакомиться, поэтому в общении не было никаких неудобств.
   Ресторан обслуживали две молодые женщины. Обе были хороши собой, одеты не броско, но со вкусом. Блондинку звали Светой, шатенку Верой. Света была одновременно поваром и уборщицей, официанткой и диск - жокеем, Вера кассиром, снабженцем и заведующей. Когда надо, как сегодня, обе были официантками. 
        Толя был душой компании. Сыпал шутками – прибаутками, под каждую очередную рюмку произносил тост. Свету и Веру одаривал красивыми комплиментами.  Таких в компании любят. Он мог быть, наверное, тамадой на свадьбе.  Выпив, Толя стал упрашивать женщин сесть за общий стол.  Света с Верой оказались не из пугливых. Принесли вина, выпили по бокалу.
 Потом пили за любовь, за красивых Свету и Веру, за тех, кто в море и кого уже не ждут на берегу.  Как-то не заметно проходила ротация пустых бутылок на полные, пепельниц с окурками на чистые. Хорошее время проходит быстро. Спохватились, когда просидели больше часа после того, как ресторан должен быть закрытым.
  - Все, товарищи норильчане,- сказала Вера,- Надо и честь знать. Пора закрываться!
   Народ уходить не хотел. Идти далеко. Ехать не на чем. Дорога - только в сапогах идти.
      - Девчонки, дорогуши, да куда же вы нас гоните,- с обескураживающей улыбкой сказал слегка захмелевший Толя, пытаясь обнять сразу обеих, - Только разбежались и Земля кончилась.
      -Девчонки, куда я в этих баретках уйду по такой погоде,- сказал Петрович, поднимая штанину и показывая свои низенькие полусапожки.
   Остальные норильчане тоже нестройным гомоном пытались уговорить Свету с Верой продолжить вечеринку.
  Хозяйки ресторана отошли к тумбочке, на которой стояла радиола, о чем-то коротко перемолвились. Потом подошла Вера и сказала, обращаясь к Толе:
    -Уехать вы сейчас не сможете.  Пешком до аэропорта далековато идти. Впереди хоть и светлая, но все же ночь. Пить будете по состоянию и под нашим присмотром. Курить с этого момента будете только на улице. А то нам потом и за сутки не проветрить помещение.  В шесть утра ресторан покидаете без предупреждения.  Условия понятны? Согласны?
    -На все сто, все будет чин - чинарем,- сказал Толя под одобрительный гул компании,- Верочка, любушка дай я тебя расцелую!
   -А вот этого не надо, - строго сказала Вера и, переводя все в шутку, добавила, – Остальные обидятся.
   -Вот что значит люди с понятием! - сказал Юра до этого не проронивший ни слова.
   -Покладистость – это лучшая черта характера любой женщины. Особенно в семейной жизни. Просто молодцы! – похвалил Сергей.
- Ну, раз целоваться нельзя, я сейчас расскажу вам норильский анекдот, сказал Толя глядя на женщин, - Рассказать?
-Давай, трави, - ответила Света.
      - Один вербовщик, агитируя народ поехать в Норильск на работу, в конце своей речи говорит:
     - В Норильске денег навалом. Если даже кто сразу на работу не устроится, то проживет. На улице насобирает.
 И вот один из завербованных приезжает в Норильск, выходит из электрички на Октябрьской площади и видит: лежит тройка.  Хотел было нагнуться поднять, но передумал и сказал: «А ну ее, с завтрашнего дня начну собирать».
 Народ дружно хохочет.
   Вскоре и до танцев дело дошло. Под одни и те же охрипшие пластинки. Кавалеров много, Света с Верой нарасхват.  Женщины никому не отказывали, пока не устали.
  Музыка закончилась, парни вышли покурить.  За столом остался я да Петрович, самый старший из норильчан.
-А ты где работаешь? - спросил меня Петрович.
- Я еду в Норильск в первый раз,- отвечаю.
-Откуда ты?
- Из Никополя.
- Я бывал там. Значит, из южного города. Ну-ну, хлебни севера. Не металлургом за конвертером работать едешь?
 -Нет, вызов в проектный институт.
  -Значит белым воротничком?
  -Я себя белым воротничком не считаю. Работать еду конструктором.
    - Город у нас своеобразный. Норильск – город труженик. В мороз, пургу, метель, в полярную ночь, в любое время суток выгляните в окно, и вы увидите человека, идущего с работы или на работу. Люди приезжают работать ото всюду, казалось бы, всякого дерьма должно быть много, но если человек проживет хотя бы пять-десять полярных ночей, да поработает в таких условиях, то уже принадлежит, как бы к другой породе людей, становится норильчанином. Север слабаков не любит. Тому подтверждение: из десяти завербованных солдат, в Норильске остается работать надолго только один. Зато тот, кто остается, более жизнестоек и, не надеясь на скорую красивую разлюли житуху с «длинным» рублем, добивается своего. Кстати, не такой он уж и длинный этот рубль…. Ты надолго едешь?
   -А как получится. Наверное, надолго, - отвечаю я.
   - Я ехал то же надолго, но что до пенсии придется доработать, никогда не думал. Чтобы все «полярки» заработать и то надо пять лет сопли поморозить. … Сначала заработанных «полярок» было жалко бросать, потом квартиры, потом засосало и пошло - поехало. То ребятишкам школу надо закончить, то сына из армии надо дождаться, а тут уже и до пенсии четыре года осталось. Вот и получилось, что почти всю жизнь на севере.
     - У меня дядя по матери так тот смолоду уехал на якутский север, да там и умер. Говорят, рельсы БАМа сейчас проходят по его могиле.  Дядя работал заведующим медицинским пунктом. Был в одном лице главврачом, хирургом и всем, кого можно перечислить из медицинских специалистов. Сейчас таких универсалов уже нет. Хорошим специалистом и интересным человеком был дядя. Приедет, привезет нам кучу подарков, маме – за всегдашний отрез материала на костюм.  Отдыхать ездил, как правило, в Сочи. Денег не жалел. Один недостаток губил дядю. После первых двух-трех загульных дней дядя, купив несколько шоколадок и сумку водки, ложился на кровать и дней десять вставал только для естественных надобностей. Проснувшись, говорил:
   - Сеструха, налей!
 Мама наливала в граненый стакан водки поменьше с мыслью: «Быстрее обыгает». Когда налитого дяде казалось мало, он говорил, жестом отодвигая стакан:
    - Нет, сеструха, столько не надо!
Мама наливала больше, дядя приподнимался, выпивал водку и закусывал квадратиком шоколадки. После нескольких дней издевательства над собственным организмом, дядя вставал с постели, шел в баню, приводил себя в порядок и не пил больше ни грамма. Был он веселым, остроумным, щедрым, его любили. Даже в прятки с малышами играл. Бабушка почему-то называла сына по имени-отчеству. Во время запоя подошла как-то и спросила:
       -Василий Сидорович, тебе бы цистерну водки и ту, наверное, выпил бы.
      - Нет, мама, цистерну мне не надо, а вот бежал бы один ма-а-ленький ручеек…,-отвечал сын
       -Правильный мужик был твой дядя! На таких мужиках мир держится. Давно умер?
       -Да лет двенадцать, как умер.
        -А семья у тебя есть? - спрашивает Петрович.
         - Жена с маленьким сыном в Никополе остались.
Пока народ курил, Света с Верой привели в порядок стол. Закуска стала проще: отварная картошка, мясо в противне, аккуратно нарезанная селедка с репчатым луком, в двух кувшинах брусничный морс.
          -Ну, что, пить так пить, сказал котенок, когда несли его топить, - шутил Толя, разливая по рюмкам очередную бутылку.
   - Чтобы, лежа покачивало,- смеясь, продолжал Сергей.
   -А что касается корюшки, я больше на рыбалку не ездок, и так небольшой любитель был, а после одного случая совсем разочаровался,- сказал сидевший чуть поодаль очкарик Слава, по - видимому, продолжая тему разговора, начатого во время перекура. 
  -А что случилось? - спросил Толя.
      - Сейчас расскажу…. Было это накануне дня Победы, три года тому назад. Возвращались мы с ребятами с рыбалки с подледного лова корюшки из Дудинки. Машина – «копейка», хоть внешне и убитая, но с хорошим нутром. Думали, часа через полтора будем дома. Проехали километров двадцать по хорошо укатанной дороге при хорошей видимости, как вдруг начался сильнейший боковой ветер и низовая метель. Порывы ветра были такими, что, казалось, машину вот-вот выкинет на обочину в сугробы. Пришлось остановиться. Вскоре началась «черная» пурга.  В двух - трех метрах от машины кроме редких проблесков в разрывах сплошной снежной пелены ничего не было видно. Через некоторое время и проблесков не стало. За окнами машины будто колыхалась белая простынь.
   Сидели мы в машине больше суток, и все это время погода просто бесновалась. Пока работал двигатель, было тепло, потом бензин закончился, стали замерзать. Приоткрыв окно машины, попытались обогреться примусом «шмель», но из этой затеи ничего не получилось, чуть салон машины не сожгли. К тому же после рыбалки никакого провианта не осталось. А когда холодно, да еще в желудке пусто, тут уж совсем тоскливо становится. В общем, на своей шкуре испытали, что такое «черная» пурга.
Пурга закончилась так же быстро, как и началась. Самое обидное было то, что впереди нас метрах в пятидесяти стоял ГАЗ 66 с кунгом, в котором были знакомые ребята из «Таймырэнергостроя», было тепло и еды навалом. Даже по такой пурге в связке можно было до кунга дойти....
       -Ну, а нас ничем не напугаешь! - сказал Толя,- Хоть корюшка и ловиться стала плохо в связи с усилившимся судоходством, а ездили и будем ездить. Ради удовольствия. Сидишь, иногда, на льду много часов и ни одной поклевки, но, когда пойдет косяк, минут за пятнадцать пол рюкзака можно натаскать.  Когда долго-долго не клюет, кто-нибудь крикнет: «Пошла! Пошла! Пошла!» Все бросаются к своим лункам, хватаются за снасти, а это какой-нибудь шутник орет, глядя, как пьет водку его товарищ. Оказывается, это водка пошла, а корюшка и не думает. Матерят этого шутника потом и в хвост, и в гриву. И ведь все знают про эту уловку, и все равно попадаются.
      -Когда же все- таки Алыкель откроют. Хорошо если как сказали в десять, а то еще дольше промаринуют. Надо не забыть отметку в кассе поставить. Мне послезавтра на работу надо,-  озабоченно сказал Юра, - Все- таки Таймырский север по погоде самый никудышный. Я, перед тем как в Норильск приехать, два года отработал в поселке Удачный, в Якутии. Морозы там покруче наших, а ветров нет таких.  Давит иногда под шестьдесят, но при полном безветрии. Это переносится гораздо легче, чем у нас минус тридцать да с хорошим ветром. Я там, в тридцатиградусный мороз перчаток не надевал. В командировки часто летал, но ни разу по причине непогоды, как сейчас, не сидел.
      -Да, мороз и ветер это фигово,- сказал Сергей,- Не зря же у нас есть такое понятие как жесткость. Это когда к морозу в градусах прибавляется скорость ветра в метрах в секунду, и то, по ощущениям, это все неправильно. Пусть будет лучше мороз пятьдесят и тихо. Ведь стынет все, когда мороз под сорок-пятьдесят, да ветер хотя бы пять метров в секунду.  Идешь и чуть приоткрываешь воротником закрытое лицо, чтобы только сориентироваться. Я живу в районе Зуб горы. Там постоянно дует, если даже в самом городе тихо. Ну а уж если в городе ветер, то там дует как в аэродинамической трубе. Совершенно незнакомые люди, кому по пути, чтобы как-то идти берутся за руки. После сильного ветра, за коммуникациями, там низина, можно увидеть снесенные с голов шапки. Подбирать их по непогоде никто и не пытается – в снегу утонешь.
       Я присушивался к разговорам норильчан, пытаясь мысленно окунутся в атмосферу города, в котором предстояло жить и работать.
    О чем бы ни заговорил рабочий люд, о рыбалке, об охоте, о женщинах, разговор неминуемо склонится к работе. На дальнем краю стола спор разгорался между горняком Женей и металлургом Иваном.
   -  Ну не скажи, горняцкая работа всегда считалась одной из самых тяжелых и опасных, - возражал Женя.
    -С этим никто не спорит. И все- таки металлургам, тем, кто у печи и конвертера, тяжелее. Суди сам. Тоже тяжелая физическая работа, жара, загазованность. Подышать смену через соску чего стоит.  Я однажды из-за соски чуть концы не отдал. Пошел подачу воздуха проверить. Там, где вентиль, загазованность, аж сизо. В это время у меня возьми, да и запади клапан в противогазе. Стал я задыхаться, терять сознание. Хорошо парень из ремонтников крановой группы увидел меня. Сначала дал свою соску дохнуть несколько раз, потом подтащил меня к щели между железобетонными плитами цеха, откуда сквозило. Минут пять стоял, прижавшись носом к щели. За это время парень принес мне нормальный противогаз.
     -Ну, а строителей ты поблагодарил за некачественную работу? - шутит Женя.
    - Мне не до шуток было. Вышел во двор отдышаться, - кровь из носа пошла ручьем, а черная как, вот этот воротник,- рассказчик взял пальцами лацкан своего пиджака.
      -Всем хорошо, - сказал иронически Иван и серьезно добавил,- Честный рубль нигде легко не дается.
     - О какой соске они говорят? - спросил я у Петровича.
     -Да о самой обыкновенной, детской. На конец шланга, который крепится к коробке противогаза, надевается и изолентой приматывается соска, через которую металлурги на отдельных загазованных участках дышат по целой смене. И настолько это входит в привычку, что, придя в место, где воздух чистый, забывают вынуть соску изо рта. Не хитрая штука, а ведь прижилась.
      -В городе тоже загазованность бывает, что хоть через соску дыши. Сам увидишь,- сказал, обращаясь ко мне, Толя,- Люди ходят с платком у носа.
       - Сейчас загазованность в Норильске, по сравнению с тем, что было – не загазованность. Я застал такие времена, когда во двор медного завода без соски нельзя было высунуться. Эх, соска, соска гимн бы тебе спеть! - расчувствовался Петрович.
  -Да ну ее, эту загазованность. Давайте я вам лучше последний анекдот расскажу,- Толя разлил по рюмкам остатки водки, -  Медведь с глубокого похмелья к пиву решил рыбы наловить. Забрел в реку и поймал рыбку не простую, золотую. Та взмолилась: «Миша, отпусти, век буду выполнять все твои желания». «Ну, тараня, ты и даешь»,- сказал медведь и о камень ее, о камень, чтобы мягче была….
    За окнами было совсем светло. Все было выпито и съедено. Толя собрав с присутствующих деньги, оплатил счет заранее. Норильчане оказались народом дисциплинированным. Тепло, попрощавшись с Верой и Светой, ровно в шесть мы вышли из ресторана.
  Месить снег вперемежку с грязью не хотелось, но надо было идти.
 - Пойдем потихоньку,- сказал Петрович,- Может, по пути зацепим транспорт какой-нибудь.
 - Никуда мы не пойдем,- сказал Толя,- Скоро за нами автобус придет.
 - Какой автобус? - спрашиваю я.
  -Да тот же, что нас сюда привез,-  улыбался Толя.
          - А…? - не успел я раскрыть рта.
 -Потом расскажу,- сказал, хохоча Толя.
  Норильчане не выкурили и по сигарете, как подошел автобус.
         -Спасибо, Игорек,-  Толя, крепко пожал руку водителю, - Все получилось. Ты как в воду глядел.

  В десять часов рейс отложили еще на два часа.
        Вскоре среди прилетевших, прошел слух: «Самолет сидит не по метеоусловиям Норильска, а потому, что пилоты    пьяны и их медицинский контроль не выпускает». Что тут началось! Бедные летчики.  Знали бы они, что из себя представляют!
  -Вот сволочи, они водку жрут, а тут сиди из-за них парься! - выступала дебелая дама, наверное, из     чиновниц, или партийных бонз,- Я приеду такое им укачу, мало не покажется.
-Сейчас узнаем,- сказал высокий мужчина в белом полушубке,- У меня в диспетчерской старая знакомая работает, если на смене, все расскажет.
 Народ стал ждать возвращения мужчины из диспетчерской. Ждали долго.  Нетерпеливые и тут стали возмущаться:
    - Вот ушел посол по рассол, - говорила женщина в каракулевой шубе.
    - Его полярные волки, что ли съели,- поддакивала пожилая женщина.
    - Он же сказал, что пошел к старой знакомой, - не без ехидства говорила третья.
Как только «посол» вошел в зал ожидания его засыпали вопросами:
   -Когда полетим?
  - А что, летчиков медицинский контроль не выпускает? Это правда?
  - Открыт Алыкель?
-Сейчас аэропорт Норильска закрыт по метеоусловиям, - отчетливо и нарочито громко сказал мужчина, - Было кратковременное улучшение погоды. Ненадолго аэропорт открывали. Приняли самолет из Хатанги и опять закрыли. Вы же все норильчане и знаете, как по весне у нас резко меняется погода. Прогноз погоды неблагоприятный. Просидим, наверное, долго. А байка про летчиков - это чушь собачья. Где-то сработал «испорченный телефон» или кому-то внести сумятицу в народ захотелось.
 Народ был вполне удовлетворен его ответом. Уж очень не хотелось верить, что летчики «сволочи».
Только в час дня поступила команда на посадку. Измученные норильчане, кто бессонной ночью, кто водкой и брусничным морсом быстро заполнили самолет.
 Когда взлетели, я спросил у Толи:
 - Толя, я так и не понял, почему за нами автобус пришел?
- Все просто. Когда я вчера договорился с Игорем, водителем автобуса, и сказал ему, что поедем в ресторан, пока за вами ехали, он рассказал мне о местном житье – бытье, о Свете с Верой, о том, что они бездетные холостячки и что, в принципе, можно до утра пробыть в ресторане. «Вы не первые, и не последние, наверняка. К тому же девчонкам план надо выполнять.  Да и лица все-таки свежие, а то свои ханыги осточертевают»,- сказал Игорь.
 Я договорился с Игорем, чтобы он заехал за нами. Почему-то был уверен, что прогудим всю ночь.
- Ну, ты молодец! - говорю я,- Мне бы твои организаторские способности.
- А правда, хорошие девахи Света с Верой? - спрашивает Толя,- Жаль времени нет. Теперь надо надеяться, что еще когда-нибудь в Амдерме посадят….  Шучу, конечно.
- Да, есть на что посмотреть, - ответил я, - Да и компания подобралась неплохая. Северяне - норильчане сразу видно – народ тертый.
 -Народ у нас, в целом неплохой, хоть по отдельности, как и везде, есть такие выродки, что креста негде ставить. Я тебе сейчас расскажу не какую-нибудь байку, а настоящую быль. Рассказать? – спрашивает Толя.
  -Расскажи! – отвечаю я.
- В позапрошлом году возвращался я от сестры из отпуска. От Читы до Красноярска доехал на поезде.  Приехал в красноярский аэропорт, а самолет ИЛ 86 на Норильск только улетел, причем, как сказали, полупустой. Опоздал я буквально на какие-то минуты. Следующего рейса на Норильск, на который были билеты, надо было ждать трое суток. Можно было улететь и раньше, купив билет по спекулятивной цене втридорога, но таких денег у меня не было.  Устроился в гостиницу. Время убивал, как мог.  Спал, читал, смотрел телевизор. Ходил к каждому норильскому рейсу, надеясь попасть на подсадку. На третьи сутки, проходя по залу ожидания, увидел молодую девчонку. Была она сама не своя.  Чувствовалось, что с человеком что-то стряслось.  На неоднократный вопрос: «Девушка, что с вами случилось?», она сначала молчала, а потом, плача, выдавила из себя: «Улететь не могу…. Деньги украли».  Я показал ей свой паспорт, успокоил, как, мог и стал спрашивать:
 -Давно прилетела?
 -Шесть часов назад,
- Твои вещи? – я кивнул я в сторону двух больших чемоданов и баула.
  -Мои.
  -Вот тебе мой паспорт,- сказал я,- Пойди, попей кофе, а я посмотрю за твоими вещами.
 Девушка недоверчиво взяла паспорт, потом вернула, сказав: «Я вам верю».
 Когда пришла, рассказала мне свою грустную историю…
         Лена, так ее звали девушку, вышла замуж за молодого лейтенанта, которого после военного училища направили в Амурскую область, в Шимановск. Ехала к мужу насовсем, поэтому и вещей набралось много. Получилось так, что лететь пришлось через Красноярск. Подошла к кассе купить билет и обнаружила, что денег нет, причем за несколько шагов до окошечка кассы деньги были. Какая-то сволочь выудила бумажник.
                -Да,- говорю я,- Чтобы сотворить какую-нибудь мерзопакость времени много не надо.
                -Помочь я ей ничем не мог,- продолжал Толя,- но пообещал, что – то придумать. Вскоре на мой рейс стали собираться норильчане. Среди них был один парнишка-татарин. Звали его Марат. Я рассказал ему, что случилось с Леной. Марат оказался более шустрым и коммуникабельным, чем я. Быстро проделал работу среди норильчан и набрал нужную сумму денег. Купили Лене билет, продуктов в дорогу и еще осталось.
       Ленин рейс уходил раньше нашего рейса. Провожать ее вышло человек десять норильчан. Стояла Лена, громко навзрыд плакала и говорила: «Я никогда не была даже за Уралом, ничего не слышала о Норильске, не знаю, где он находится, но я теперь знаю, что за люди норильчане и никогда вас не забуду. Спасибо, спасибо всем».
            Толя замолчал, о чем-то задумался и сказал:
       -Иногда пообщаешься с совершенно незнакомым человеком час, другой и помнишь его все жизнь. Я эту Лену тоже никогда не забуду и каждый раз, вспоминая о ней, радуюсь, что поучаствовал в добром деле.
        Самолет наш благополучно сел в Норильском аэропорту Алыкель, доехали мыс Толей на электричке до Октябрьской площади, вспомнил я анекдот, рассказанный этим замечательным парнем. Толя дал мне свой адрес, тепло попрощались, пообещав друг другу встретиться. Для меня все было вновь.