Любовь до гроба - дураки оба

Ольга Карагодина
Шестьдесят пять не возраст. Любви все возрасты покорны. Пётр Никитич сегодня отправлялся в театр на спектакль, в котором играет его дочь от третьего брака. Всего у Петра Никитича трое детей от трёх жён. Один сын – от брака с неудавшейся актрисой, второй – от брака с художницей и дочка – от последнего, теперь уже развалившегося, брака.
В последнее время они с женой совсем перестали понимать друг друга. Супруга всю жизнь не работала, была домохозяйкой, а в последние два года её и, вообще, словно подменили. Стала много выпивать, курить, как паровоз, а главное, грубо разговаривать с заслуженным скульптором, и ведь не глупая она. Неувязочка была в интимных отношениях по причине того, что Пётр Никитич был старше супруги на двадцать лет – но это же в силу возраста, хотя и она не девочка, поди, уж стукнуло сорок пять – баба ягодка опять, а всё её на всякие неприличности тянет, постыдилась бы людей. Ну, что это такое?!
Бывало, приходит вечером домой из своей мастерской после занятий с учениками и слышит с порога.
 – Пришёл старый хрыч! Миску ставить? Или сначала у телевизора полежишь, ваятель?
 Тьфу! Кусок после этого в горло не лезет. Или вот перед выборами в прошлом году прицепилась.
  – Пойдёшь, – говорит, – Никитич, голосовать?
  – Нет.
  –  Почему? Лень ползти?
Пётр Никитич ей тогда сказанул фразу не для её куриного ума.
  – Согласно теории вероятности, мой голос ни на что не повлияет.
А она, стерва, свое гнёт.
 – Никитич, а если все окажутся такими же «умными»?
Тогда он ей и брякнул.
  – Согласно теории вероятности, все умными не окажутся...
Жена громко обозвала его старым козлом, и они поссорились на неделю. А в последнее время и вовсе разговаривали исключительно нелитературными оборотами. Хотя бы дочери постеснялась. Дочь тоже хороша весной закончила учёбу, привела в дом жениха двухметрового роста и устроилась на работу в театр, поэтому её частенько дома не бывает. В итоге в их маленькой двушке образовалось две семьи. В одной комнате – дочка с огромным мужиком, в другой – он со своей любимой. За стенкой охи-ахи всю ночь, а у них в комнате мат-перемат. Так и мучился бы Пётр Никитич, если бы не случай.
Шёл он как-то домой из мастерской – медленно, не торопясь. Куда спешить-то? Увидел соседку, что этажом ниже жила. Она стояла над лежащей на асфальте дворнягой, и такое было у неё доброе лицо, жалостливое, что Пётр Никитич даже приостановился.
– Виктория Сергеевна, добрый вечер! Что это вы над собакой склонились? Помочь чем?
– Здравствуйте, Пётр Никитич. Да вот… собаку машиной сбило, хочу её в ветеринарную клинику отвезти, жалко её. Может быть, вы поможете до машины её донести?
Пёс был крупным, а Виктория Сергеевна такая маленькая, пухленькая, хорошенькая, что-то кольнуло у него в груди. Пётр Никитич схватил пса на руки и понёс за Викторией Сергеевной на автостоянку. Пока они укладывали пса на заднее сиденье машины, он издох. Глаза Виктории Сергеевны наполнились слезами.
– Похоронить его надо бы, по-людски. Поеду за МКАД, там могилу вырою. Вот только лопату надо у сторожа гаража попросить.
Пётр Никитич тут же решил ехать с Викторией Сергеевной.  А что? Дома его не сильно ждут. В последний раз жена ему брякнула: «Ты, Никитич, старый, скоро помрёшь, мне надобно учиться одной жить», помирать он вовсе не собирался, но на жену обиделся. Чего ему торопиться?
Побежал к сторожу стоянки, упросил того дать им лопату на пару-тройку часов, и они покатили с Викторией Сергеевной в ближайший лесопарк.
В машине Пётр Никитич любовался соседкой. За рулём она сидела прямая, строгая, машину вела ровно, аккуратно, тормозила плавно, и так уютно и хорошо стало Никитичу, что он и совсем вылезать из машины не хотел. Пса они похоронили, вернулись к дому. Виктория Сергеевна пригласила Петра Никитича на чашечку чая и не несмотря на то, что время уже приближалось к полуночи, Пётр Никитич с радостью согласился.
Дома у Виктории Сергеевны было тихо, уютно и спокойно. Старинная дубовая мебель, красивый абажур над столом, китайское покрывало на кровати, старинные чашки, в углу комнаты компьютер. Виктория Сергеевна работала переводчиком на дому. Пётр Никитич пил чай до двух ночи. Когда вернулся домой, жена пылала яростью.
– Ты где был, старый развратник? Никак по бабам пошёл!
Петру Никитичу спать не хотелось. Отвести бы жену в зоопарк.  Ну ведь и туда не возьмут, молча вышел из комнаты и пошёл на кухню, где в это время будущий зять в одиночестве пил грузинское вино. Пётр Никитич заметил зятю, что настоящие мужчины вино не пьют и отправил его за водкой. До самого утра Никитич пил горькую. Идти в волшебную кровать к благоверной ему не хотелось. Когда ближе к утру она заявилась на кухню, Никитич выставил вперёд двухметрового зятя и сказал, что у них мужской разговор. Жена влепила ему пощёчину.
Наступило лето. Виктория Сергеевна уехала на дачу, а Пётр Никитич напросился к ней в гости. Два месяца провёл, как в раю. Маленький уютный деревенский домик, грядки, долгие разговоры по вечерам. Когда вернулся в Москву, у порога стояли два чемодана с его вещами. Он всё понял, подхватил чемоданы и, молча, съехал жить в свою мастерскую.
Всё бы ничего, но наступала осень, а мастерская не отапливалась. Пётр Никитич купил несколько обогревателей, пытаясь хоть как-то согреться. Его грызла тоска. Виктория Сергеевна пока к себе жить его не пускала, а значит, надо было продолжать процесс ухаживания. А тут дочь позвонила, пригласила на премьеру спектакля. Пётр Никитич тут же перезвонил Виктории Сергеевне и пригласил её на совместный выход в свет. Она согласилась и вечером за ним заехала на машине.
В театре Пётр Никитич сидел на почётном первом ряду. Спектакль был молодежным, с огромной массовкой. Пётр Никитич долго искал в толпе массовки дочку, но так и не нашёл по причине того, что лица актеров были раскрашены до неузнаваемости. Оркестр гремел как из Иерихона, главный герой был молод, прыщав и гнусав. Добила Петра Никитича сцена с грязью, когда в декорациях приоткрылись отверстия и главную героиню, включая массовку, обдали несколько струй коричневой жидкости, и эту жижу массовка начала под музыку размазывать друг по другу. На сцене в луже бесновалась куча грязных оборванцев.
После содеянного действа Пётр Никитич окончательно потерял надежду отыскать дочь, с ужасом думая, что вся эта грязь, не дай Бог, утечет со сцены и выльется ему под калоши. Главной героине не хватало только чугунной панамки с дыркой для косички. Хорошо было только от того, что здесь в театре, после мастерской было тепло и сухо. Глаза его прикрылись, очки съехали на нос, и он задремал. Однако вскоре опомнился, встрепенулся, повернулся к Виктории Сергеевне.
– Спектакль – г...но. Зато как здесь тепло! И ноги, ноги тоже в тепле.
Виктория Сергеевна застыла в задумчивости: «Брать или не брать?», вот в чем вопрос.