Вам могло показаться из названия рассказa, что речь пойдет о приключениях Джека Потрошителя на берегах Темзы, где промозглый туман провоцирует психически неустойчивых граждан на неадекватное поведение... Другие могли решить, что это крик стареющего импотента. А на самом деле история совсем о другом.
В ней, как обычно, перемешались страны, эпохи, судьбы людей и, конечно, алкоголь в немыслимых количествах. Да, и само слово "СМОГ" имеет совершенно другое значение. Сюжет и все персонажи, понятное дело, выдуманы и не имеют никакого отношения к реальным людям. Все совпадения - простая случайность, которая и стала исходной точкой цепи событий, о которой я хочу рассказать.
Bступление.
Началось все с того, что в крошечном городке Свампскот, что расположен севернее Бостона, оказались сразу три человека, родившиеся в разных частях Советского Союза - Юрате Микшите, Феликс Иванов и моя кузина Лена. Шансов на это было мало, но случайность на то и случайность.
Юрате прибыла туда из Каунасса, где много лет жизни посвятила искусству пантомимы. Феликс - из Москвы, где он работал в театре Моссовета и режиссировал "звездные" спектакли. "Иисус Христос - суперзвезда"."Звезда и смерть Хоакина Мурьеты". Ну, а моя кузина приехала из Ленинграда, где расписывала кухонные доски сюжетами из жизни Пушкина, безнадежно сидя в "отказе". Короче, творческое начало просто висело в воздухе. Кузина познакомилась с Юрате, а та уже представила ей Феликса.
Я проживал в те времена в Нью-Йорке, но родственницу навещал часто. Наверно, пытался наверстать все упущенные ленинградские годы, когдa мы практически не виделись. К тому же, Новая Англия - место потрясающее само по себе. Там не нужны врачи. Там под мелким моросящим дождем исцеляются все душевные раны и циррозы.
У Феликса не было детей, зато была жена Оля, которая создавала замечательные театральные маски. А у Юрате не было мужа, зато была дочь-красавица. Как говорят в наше время - модельной внешности. Сама Юрате работала за копейки, но верила, что у дочери все будет по-другому. И модельная внешность не подвела. Дочь вошла в правление финансового стартапа и уже заработала первые сто миллионов. Сейчас они обе проживают в Калифорнии. Короче, Лена и Юрате выполнили свою роль в этом рассказе, познакомив нас с Феликсом, и больше принимать в нем участие не будут.
Я опять сбился с темы. Все потому, что история началась гораздо раньше, на другой стороне земного шара. В 60-е годы прошлого века. Как раз тогда в СССР наступила "оттепель". Все невостребованные советской властью гении ринулись на Тверскую, к памятнику Пушкинa, размахивая гитарами, мольбертами и текстами стихов. Но там было уже занято. Там стояли Евтушенко, Рождественский и Вознесенский. Имелся в Москве еще один замечательный памятник - Маяковскому, который тоже нравился талантам. Они и там пытались обустроиться, но бдительные люди срочно закрыли всю площадь на ремонт.
Tе, кому не хватило места возле изваяний, стали кучковаться по коммуналкам и создавать всякие творческие объединения. Одним из них стал “СМОГ”. “Самое молодое общество гениев”. Вот так. Скромно - oбщество ГЕНИЕВ. И было им всем примерно по 20 лет.
Тут возникает некоторая неразбериха. Kроме СМОГа образовался "Первый круг" и десятки прочих формирований, чьи названия смело потоком истории. Гении метались из одной коммуналки в другую, полностью запутали и КГБ и меня. Не ругайте строго – я поздно родился, не успел на этот праздник жизни и пишу на основании кухонных рассказов друзей.
А может стоит начать еще раньше, с 30-х?. Именно тогда два еврея написали песню про бригантину и несколько поколений русской интеллигенции полностью из-за нее свихнулись. Все стали дружно петь под гитару. Романтика, самоанализ и тревожный взгляд в будущее. Со временем хор так разросся, что перестал умещаться на кухнях хрущевских пятиэтажек. Пришлось срочно перебираться в лес. Родилось бардовское движение. A cледом Грушинские фестивали со своими героями и “нетленками”.
Понятное дело, что среди членов СМОГа и в ближайшем окружении бардов хватало. В основном мужики. Бородатые, полупьяные, мерзко пахнущие, постояно норовящие свалить в тайгу. Hо попадались и барышни. Среди них блистала Вера Матвеева. Она написала такие строки :
Беды не тают, а дни улетают,
Но где-то надежда машет рукой.
Она знала, что серьезно больна. К сожалению, ушла совсем молодой. Вся Москва рыдала. Володя Бережков даже написал песню про нее. Вам интересно узнать кто такой Бережков? Сейчас его имя забыто, а ведь он блистал в далекие годы оттепели, сиживал в жюри "Грушинки" и являлся активным членом группировки СМОГ. Он вместе с Булатом Окуджавой создал Веронику Долину. Она, конечно, была им за это очень благодарна. По-женски.
Мысли скачут и мешают сосредоточиться. Но рассказ называется “СМОГ” и я обязан держаться обозначенной темы. Мой новоиспеченный товарищ Феликс Иванов был одним из СМОГистов. Он умел играть на всемозможных музыкальных инструментах, сочинял непростые для восприятия песни и в тайгу не рвался. Так вот, КГБ разогнал хулиганов всего за год, oдним дали сроки, других упекли в психушку. Наверно, напрасно. Да и гениев там особо не было. Хотя один был. Его звали Леонид Губанов. Грубиян и, понятное дело, алкоголик.
Я беру кривоногое лето коня,
Как горбушку беру, только кончится вздох.
Белый пруд твоих рук очень хочет меня,
Ну а вечер и Бог, ну а вечер и Бог?
Сам он жил не долго, но его стихи, как хорошее вино, будут с годами только набирать ценителей. Его нашли мертвым на кухне, он сидел держа в одной руке стакан с водкой, а в другой ручку. Перед ним лежало незаконченное стихотворение. Да, в его короткой жизни были и дурдом, и бодание с комитетом. Но зато была и большая любовь. Ее звали Полиной. Губанов посвятил ей целую поэму. Совершенно выпавшую из реальности, ведь на дворе стоял унылый советский 1963 год, слегка приукрашенный Новогодними Голубыми Огоньками и КВНами.
Когда я впервые прочитал текст, я сразу влюбился в образ, который сам же и придумал. Почему-то Полина стояла на берегу моря, спиной ко мне. Наверно потому, что на лицо мне не хватило фантазии. Ветер метал ее волосы из стороны в сторону и была она красивее, чем девушка с крышки финского сыра “Виола”.
Губанова не печатали - советская власть чуралась таких идиотов. Хотя нет, вру. Так вышло, что Евтушенко к тому времени набрал силу и вошел в элиту советской поэзии. Он был вхож даже в инкубатор по выращиванию будущих ковбоев - усмирителей Пегаса. А точнее, в редакцию журнала “Юность”, где редактор по утрам разгребал сугробы бессмыcленых рукописей. Но когда он прочел поэму Губанова, которую принес Евтушенко, небольшой отрывок пошел в номер. Скандал получился совершенно замечательный и редактор едва не вылетел из своего кресла . В напечатаном тексте оказались следующие строки :
Холст тридцать семь на тридцать семь.
Такого же размера рамка.
Мы умираем не от рака
И не от старости совсем.
Очевидная крамола. Остается только гадать - было это сделано нарочно или произошла нелепая оплошность? К сожалению Евтушенко умер, а история умеет хранить свои тайны.
Тут вступление заканчивается и начинается сам рассказ.
Переезд из страны развитого социализма в мир, где правит капитал, сложен. Тут и языковый барьер, и незнакомый соус “Табаска”, и дворовая лапта, почему-то, самая популярная игра в телевизоре.
Я впал в какое-то странное душевное состояние, нечто среднее между ностальгией и депрессией. Особого повода, вроде, и не было. Работа, бизнес, поездки по миру. Но чего-то не хватало. Я думаю не мне одному. Не зря же наша эмиграция разразилась целым букетом бардовских слетов на обоих побережьях США.
Организаторы этих торжеств, желая удовлетворить быстро растущие духовные и физиологические потребности гостей, впихнули в ежегодный календарь по два мероприятия - весной и осенью. Попутно поднимая цены и обвиняя друг друга в стяжательстве и плагиате.
Я и так не большой любитель мокрых палаток, а тут еще и демисезонные холода. Сидишь с утра, держа в окоченевших пальцах стакан чая, а соседи заводят спор кто полный бард, а кто нет. Я сперва думал, что разговор идет о размерах организмов и представлял себе полного барда этаким пузатым коротышкой, идущим по лагерю в тельнике с гитарой на выпирающем животе. А оказалось, что диспут о творчестве. Полный бард - это тот, кто пишет музыку, текст, а потом еще сам и исполняет. После двух стаканов утренней водки переходили к обсуждению следующего важнейшего вопроса - являются ли Высоцкий и Розенбаум бардами. Я предложил включить в список Галича и Вертинского, но меня только обдали презрительными взглядами.
Стало ясно, что пора возвращаться к цивилизации. Так родилась идея домашников. Понятное дело, что литературные и музыкальные салоны существуют веками во всех европейских культурах. Но для меня лично дело было новое, интересное и даже по-своему светское. Я исправно расставлял стулья перед началом, собирал оплату, таскал аппаратуру и снимал происходящее на видео. После окончания стулья отправлялись на исходные позиции, тонны пустых бутылок летели в мусор и специально нанятая тетя пыталась отмыть расцарапанный каблуками паркет. Короче, было очень весело.
Признаюсь без ложной скромности - за несколько лет через мой дом прошли все местные знаменитости и огромное количество приезжих, включая ту самую Веронику Долину… Ее выступление задерживалось - много гостей застрялo в жутких Нью-Джерсийских пробках. Вероника ходила по кухне, заламывая руки. Я поинтерсовался в чем проблема. Бардесса ответила, что не понимает как ей петь в семь часов вечера шестичасовые песни. Но, несмотря на ее опасения, все получилось хорошо.
Постепенно, зрители пообвыклись в моем доме и стали напиваться перед концертами уже по-взрослому : с битьем посуды, с курением во всех помещениях. И когда, наконец, я стал находить окурки в ботинках, стало ясно - салон пора закрывать.
В какой-то осенний день неожидано позвонил Феликс и сообщил, что он перебрался в Нью-Йорк. Его взяли на работу в главный театральный институт города преподавать сценическое движение. Они с Олей поселились на Брайтоне, с видом на океан. Я немедленно примчался в гости. Все стены квартиры были украшены масками, оставшимися от прошедших спектаклей. На полу возвышались столбики из альбомов по искусству. Сели за чай, Феликс похвастался, что по утрам делает зарядку прямо на пляже, перекидывая в руках огромное бревно (традиционное упражнение еще с московских времен) и уже собрал группу русскоговорящих последователей. Посмеялись.
Появление Феликса внесло некоторое разнообразие в монотонные будни. Меня стали приглашать на выпускные студенческие спектакли. А ставили они все - от “Вишневого сада” до “Зимней сказки” Шекспира. Последняя вызвала у меня странные чувства. Студенты играли со старо-британским акцентом, что делало пьесу невозможной для понимания, и шло действие около двух часов. Когда, наконец, все закончилось и я собрался уходить, выяснилось, что это было только первое отделение. Пришлось мучаться еще час. Если бы не имя автора, я бы сказал, что пьесу писал сумасшедший. (Кто не верит, почитайте ее сюжет на интернете)
Потом в Нью-Йорк приехал из Тбилиси сам Резо Габриадзе. Он привез совершенно замечательный спектакль, в котором главный герой (кукла-марионетка) совершает самоубийство, пережигая горящей свечой нити, на которых сам же и висит. Музыку написал мой товарищ Феликс. В конце спектакля раздвинули задник и открылся вид на вечерний Манхэттен. Как раз в этот день случился салют и финальная сцена получилась немыслимо красивой.
Через какое-то время пришлось по просьбе Феликса устроить выступление для одного молодого человека, назовем его Иваном. Тот в свое время написал гимн Владивoстока, за что прослезившиеся от умиления отцы города послали юное дарование в Канаду учиться в консерваторию. Иван (оказался не дурак) тут же подал заявление на постоянное место жительства. Все шло хорошо, но его пригласили во Францию, на конкурс пианистов. Адвокат подвердил, что Иван может поехать за границу без проблем. К сожалению, он не объяснил, что с возвращением будут сложности. Гения задержали в аэропорту Нью-Йорка при пересадке на самолет или другими словами - при попытке нелегально пересечь границу сопредельного государства.
В кругах творческой интеллигенции началась чернышевская паника - что делать? К счастью в Канаде проживал некий театральный деятель, в свое время сбежавший из России. Он удачно женился в Торонто на богатой вдове и та долгие годы содержала и его самого и никому не нужный русский театр. Узнав о проблемах Ивана, деятель вызвался ему помочь (видимо у вдовы еще оставались кое-какие сбережения), но требовалось время. Феликс позвонил мне и сказал грусным голосом, что у Ивана денег нет совсем. Надо бы устроить ему концерт.
Я не мог отказать товарищу. Но для этого как минимум требовался концертный рояль. Этот странный предмет мебели нашелся в доме моего обеспеченного друга. Собрали гостей, скинулись. Иван вышел к публике в концертном смокинге. В том самом, в котором выступал в Париже. Возможно у него просто не было с собой другой одежды. Он честно отработал два часа, сорвал кучу аплодисментов. В конце прозвучал естественный вопрос ”А Мурку можешь?” И мы получили еще получасовку блатных песен.
Но, я опять отвлекся. Творческий салон в моем доме закрыл свой двери и как казалось навсегда. Я стал ходить на вернисажи и прочие городские развлекалки. Слава богу, жизнь столицы мира набита событиями как мешок Деда Мороза подарками перед Рождеством. Но, тут раздался звонок. Понятно, что звонил Феликс.
Оказалось, что в Нью-Йорк прибыл с творческим визитом Владимир Бережков. Тот самый из начала рассказа - московский СМОГист, бард и прочая и прочая. Феликс попросил меня устроить заморскому гостю концерт. Я вспомнил ботинки полные окурков и стал отнекиваться, постепенно добавляя в голос все бoльше дрожи. К тому же в доме реально начался ремонт. Одна из комнат вообще стала непригодна для обитания - на стропилах висели грязные тряпки и дико воняло краской.
Феликс стал приводить всевозможные исторические аргументы, в которых доказывал важность поддержки творческого начала. Я ссылался на возраст гастролера, интересуясь о каком начале может идти речь. И тут Феликс вдруг заявил, что Бережков едет не один, с ним будет Полина. Девушка моментально заняла свое место на берегу моря. Я знал, что Полина уже много лет живет в Португалии и шансов ее увидеть нет. Феликс продолжал бубнить какую-то ерунду. Я по инерции еще отбрыкивался, но мысленно уже расставлял стулья.
Народу пришло много. В ожидании появления заморских гостей сгрудились на кухне. Пили стоя. Я волновался как юноша на первом свидании. Почему? Никаких похотливых планов у меня на Полину не было. Просто хотелось увидеть ожившую мечту, хотя я и понимал, что прошло немало лет. Но шарм ! Шарм должен был остаться.
И тут распахнулись двери и в дом вошла процессия. Сперва появился Феликс. В руках он нес гитару и желтый чемоданчик с книгами и дисками Бережкова. Было очевидно, что содержимoе чемоданчика предназначалось для продажи потрясенной аудитории после триумфального концерта. Следом вошел сам исполнитель. Его вели под руки с двух сторон. С одной стороны - Ольга, жена Феликса, а с другой какой-то маленький толстожoпый клоун. Клоуна одели в кремпленовый брючный костюм коричневого цвета, вполне уместный на приеме у вождя какого-нибудь африканского племени, лет 40 назад. Из головы торчали во все стороны ярко желтые волосы. Мне показалось, что толстяк сейчас заплачет и выпустит две струйки слез из прищуренных глаз. Я шепотом спросил у Ольги кто это, хотя и сам прекрасно понимал, что услышу.
Сказать, что маэстро был абсолютно пьян, означало бы сделать ему комплимент. Он был никакой. Мы поставили его перед публикой, слегка покачивающегося. Всем стало интересно - упадет он или нет. Но Бережков имел за плечами огромный опыт выступлений в пьяном безобразии, он качался, но не падал. При этом гастролер рассказывал заготовленные смешные истории. А что еще он мог делать? Он не помнил тексты песен. Как-то закончили первое отделение.
Снова собрались на кухне - обмыть успех. В глазах гостей таилось сомнение - бить морду мне или Бережкову. Вдруг раздался вопрос - А где коньяк ? Я же принес бутылку. Люди еще наивно пытались ее найти, а я уже знал ответ.
Бережков прятался за стропилами сидя на полу, он пил из горлышка. Жадно. Он понимал, что его рано или поздно найдут и поэтому торопился. Я вырвал бутылку из скрюченых рук. Говорить было не с кем. Я вел маэстро к выходу, держа за воротник. Он вырывался и пытался продавать книги. Сцена получилась дурацкая. Они покидали дом в обратном порядке - сперва вывели маэстро, он упирался и не хотел покидать помещение. Клоун толкал его головой в спину, а Оля тянула за хобот. Феликс делал вид, что не имеет никакого отношения к безобразию.
Зрители громко хлопали и понемногу успокаивались. А потом мне пришлось взять гитару и петь, чтобы хоть как-то исправить ситуацию. В конце концов все остались довольны. Вот такой получился СМОГ.