Санкт-Петербург.
28 января 1905 года.
Однажды Леночка пришла на час позже.
- Заходила на рынок, - как бы оправдываясь, объяснила она. – Купила три фунта клюквы. Ягода такая хорошая, крупная, и замечательно дешево – всего три копейки за фунт. Сейчас я сделаю морс. Аполлон Иванович сказал, что вам нужно, как можно больше пить. А клюквенный морс – самое лучшее при болезни.
Леночка кинула в рот несколько ягод и сощурилась от удовольствия.
- Совсем сладкая, осенняя. Я люблю бруснику, клюкву. Особенно весной сразу из-под снега, она такая вкусная! А вы любите подснежную клюкву?
Говоря это, она ловко растолкла большим пестиком темно-красные ягоды в большой деревянной плошке, переложила их в банку и залила кипятком. Двигалась она легко и грациозно, и Алексей откровенно любовался ею.
- Вы знаете, Леночка, я никогда не ел весенней клюквы. Честно говоря, даже не знал, что такая бывает.
- Вы даже представить не можете, как это хорошо – собирать клюкву весной! Ну, ничего, вы поправитесь, и в апреле мы все поедем к нам на дачу. У нас дача в Териоках. – пояснила она. - И пойдем собирать клюкву. Хорошо?
- Договорились, - улыбнулся Алексей. Ему почему-то стало хорошо и спокойно. Он даже не мог припомнить, когда он последний раз чувствовал такое умиротворение. Неужели ему так понравилась эта девушка? Да, наверное. Леночка очень милая. Но дело, конечно, не только в этом. Ему вдруг показалось, что он дома. У него очень давно не было такого места, которое он мог бы назвать домом. В огромной девятикомнатной квартире доктора он обитал уже более двух недель. Да и Леночка так часто оставалась здесь ночевать, что у нее была своя комната.
Напоив его морсом, действительно очень вкусным, Леночка стала собираться.
- У меня сейчас урок, так что вам, Николай, придется поскучать одному. Ведите себя хорошо, не вставайте. Морс в кувшине на тумбочке.
Она помахала ему рукой и выпорхнула из комнаты.
Алексей задремал, а когда он проснулся, короткий январский день уже подходил к концу. Окно темнело, в комнате по углам густели тени. За дверью раздались шаги. У Алексея радостно трепыхнулось сердце, но тут же он понял, что шаги тяжелые, мужские. И действительно, дверь открылась, и на пороге появился Аполлон Иванович.
- Добрый вечер, Николай Иванович, добрый вечер, – на лице пожилого доктора была привычная добродушно-снисходительная улыбка. – Ну-с, как мы себя чувствуем?
- Добрый вечер, - ответил Алексей. - Спасибо, чувствую себя уже лучше.
- Позвольте ручку, - Аполлон Иванович присел на край кровати, достал из жилетного кармана массивные часы на серебряной цепочке и, взяв Литвинова за руку, стал считать пульс.
- Ну что ж, - заключил доктор, убирая часы обратно, - действительно уже лучше. Пульс ровный хорошего наполнения. Да-с, скоро на поправку, уже скоро. А пока давайте-ка сообразим чайку.
Он задернул плотные коричневые гардины, зажег свет. Через несколько минут на столе у окна уже пофыркивал самовар, а Аполлон Иванович резал свежий ситник на большие аппетитные ломти. Лампочка под потолком внезапно мигнула и погасла.
- Начинается, - проворчал доктор. – Ну, ничего, сейчас я свечи, – он вышел из комнаты и вскоре вернулся с большим старинным шандалом, в котором стояли четыре высокие стеариновые свечи.
Чуть колеблющееся желтоватое пламя разогнало тьму по углам. Комната сразу стала маленькой и уютной. Они, не торопясь, пили крепкий обжигающий чай и беседовали. О чем? Да ни о чем. И обо всем. О философии Канта. О русско-японской войне. О бездаре Куропаткине. О рыбной ловле. Об Эйфелевой башне: все же украшает она Париж или уродует? О последнем романе Льва Толстого.
А потом в голове у Алексея прозвучал негромкий звоночек. Он насторожился. Продолжая говорить, он быстро проанализировал ход их разговора. И тут же понял, что разговор только с первого взгляда мог показаться бессистемным и случайным. Ушлый доктор искусно подбрасывал ему все новые темы в точно рассчитанном порядке. Это же экзамен, проверка. Он тестирует уровень образования, словарный запас, степень компетенции в военных вопросах. И все это тонко, непринужденно, с ласковой улыбкой. Непрост доктор, ох, непрост. С этого момента Литвинов стал очень внимательно следить за своими ответами.
Тем временем Аполлон Иванович полез в карман брюк, достал оттуда небольшую, богато украшенную черепаховую табакерку и открыл ее.
- Табачку понюхать не желаете-с? Нет? А я люблю, грешным делом. Табачок сам смешиваю, по своему собственному рецепту. Такого в лавке не купишь, – он взял щепотку, тщательно заложил ее в ноздрю, подождал некоторое время, и потом оглушительно чихнул.
- Итак, молодой человек, я думаю, что нам пора поговорить. – проговорил Аполлон Иванович так, как будто он только что вошел в комнату и не было вовсе их длинной беседы.
- Вы уже, наверное, поняли, что волею судьбы - а эта дама весьма капризная - вы попали в организацию социалистов-революционеров. - Он взялся руками за проймы жилета.
Да у него револьвер в кармане, - наметанным взглядом определил Алексей.
* * * * *
Леночка спешила. Почти два часа она занималась со своим учеником и очень устала. Она сговорилась с родителями Мишеньки, великовозрастного балбеса, давать уроки по математике и словесности. Заниматься тот не хотел. Зачем учиться, голову напрягать, когда у отца три скобяных лавки да питейное заведение? Научить чему-нибудь его было крайне трудно, и Леночка давно бы бросила эти занятия, но не могла. Платил его отец, купец первой гильдии более чем хорошо (два рубля за урок!), а деньги Леночке сейчас очень были нужны.
Сегодня она устала до чрезвычайности и чувствовала себя совершенно опустошенной. Родная Лихачевка была недалеко (дом купца был на набережной), но она торопилась туда на Четвертую линию. Можно было бы взять извозчика, но жалко было гривенника.
Дверь она открыла ключом, который ей дал доктор. Быстро пройдя по коридору, она толкнула тяжелую дверь. С первого же момента, она поняла, что обстановка в комнате напряженная. Достаточно было взглянуть на лица обоих собеседников, чтобы осознать – разговор идет нешуточный.
- Аполлон Иванович! – удивленно спросила Леночка. – Что у вас тут происходит?
Гоголь Николай Васильевич называл это немой сценой. Оба уставились на нее, а у Аполлона Ивановича даже нижняя челюсть слегка отвисла.
- Э-э-э, да это никак Леночка! А я думал, что ты в Лихачевке сейчас. Ну, проходи, проходи, садись вот сюда, - доктор уже оправился от удивления, поднялся со стула и, кряхтя, потащил из угла комнаты кресло.
Алексей с восторгом смотрел на Леночку. Ее появление было для него как нельзя кстати.
Леночка прошла мимо него и уселась на кресло. Глядя на нее, Алексею живо припомнилась виденная им в одном из журналов гравюра под названием «Царица Египта Клеопатра объявляет смертный приговор казнокраду».
- Ну, что же я тоже хочу участвовать в вашем разговоре, Надеюсь, ничего непристойного вы не обсуждали?
- Ну, как ты могла такое подумать?! – всплеснул руками доктор.
- Конечно, Леночка! Сейчас мы побеседуем вместе, – сказал Алексей. Ситуацию нужно было срочно использовать, а девушка была для него крайне ценным свидетелем. – Дело-то пустяковое. Просто у Аполлона Ивановича возникли ко мне совершенно естественные вопросы: кто я, откуда, в какого бога верую. Вот и все.
- Это верно? – Леночка повернулась к доктору.
- В общем, верно. Ты пойми, Леночка, у меня гораздо больше опыта, чем у вас всех вместе взятых, и я хорошо знаю коварство третьего отделения. - Аполлон Иванович, не торопясь, достал табакерку, извлек оттуда понюшку табаку, засунул ее в нос, несколько раз чихнул. – И у меня действительно накопились вопросы к господину, э-э-э, Николаю. Ведь это не настоящее ваше имя? Это мой первый вопрос.
- Да. Это мое ненастоящее имя, - Алексей уверенно смотрел доктору в глаза.
- Очень хорошо, - наклонил голову Аполлон Иванович. - Я подозревал это с самого начала. Вы медленно реагировали, когда вас называли Николаем, значит, еще к этому имени не привыкли. Так как ваше имя, сударь?
- Алексей.
- Вы дворянин?
- Да. Потомственный.
- Вы из Петербурга?
- Нет. Но некоторое время жил здесь.
- А в последние годы?
- Последние годы я провел за границей довольно далеко от России.
Леночка сидела прямая и напряженная, как струна, переводя взгляд то с Алексея на доктора и обратно. Допрос, а разговор теперь больше всего напоминал именно допрос, продолжался.
- Вы были в эмиграции?
- Нет. Если вы имеете в виду, не был ли я связан с какими-нибудь революционными организациями за границей, то – нет. Я не связан с какой-либо организацией социалистов. Ни заграницей, ни здесь, в России.
- Так чем же тогда вы занимались за границей?
- На этот вопрос вы ответа не получите. Уж извините.
- Хорошо-c. Связаны ли вы, милостивый государь, каким-либо образом с сыскной полицией?
- Я уже имел честь говорить вам это. Повторяю еще раз. Я никоим образом не связан ни с отдельным корпусом жандармов, ни с сыскной полицией, ни с другими подобного рода организациями.
- Слово дворянина?
- Если я говорю, - твердо глядя в глаза доктору, медленно проговорил Алексей, - то это и есть слово дворянина. А если вы в нем сомневаетесь, зачем тогда весь этот разговор?
- Вы правы, вы правы, - чуть подумав, сказал Аполлон Иванович. – Тут либо верить, либо нет.
- И вы не верите Алексею? – Леночка, прищурившись, смотрела на доктора. Руки ее, сжимавшие подлокотники кресла даже побелели от напряжения.
- Верю, - отчего-то тяжело вздохнув, сказал доктор. - Верю. Да я и раньше не очень сомневался, но непременно нужно было выяснить все до конца. Уж таким делом занимаемся. Приношу вам свои извинения за сегодняшний далеко не самый приятный разговор.
- Принимаю, - наклонил голову Алексей, – и надеюсь, что никакого недопонимания между нами нет.
- Вот, Леночка, и все, – он повернулся к девушке. – Я же говорил – небольшой разговор.
- Ничего себе – разговор! Это же допрос, как в жандармском, право! – она все еще сердито смотрела на доктора, но уже успокаивалась. – Хорошо, хоть извиниться догадались!
- Сейчас, извините, я вынужден ненадолго вас покинуть, - засуетился Аполлон Иванович.
Когда дверь комнаты закрылась за доктором, Леночка встала с кресла и подошла к постели.
- Значит, вас зовут Алексей, - она смотрела ему в глаза.
- Да, Леночка, так уж получилось, я вам раньше я не мог этого сказать, - он попытался приподняться.
- Что вы, что вы, - забеспокоилась Леночка, увидев на его лице гримасу боли, - вам нельзя вставать! Нельзя! – Она наклонилась, чтобы поправить сбившееся одеяло, и Алексей вдохнул тонкий запах ее духов. И вспомнил Ксению. Когда он забыл запах ее духов?
Леночка, поправляя одеяло, коснулась запястьем его подбородка, еле-еле, мимолетно. Смутившись и покраснев, она отдернула руку и резко отстранилась.
- Ну, молодежь, - Аполлон Иванович, бочком вошел в дверь держа в руках огромный поднос, на котором стоял высокий хрустальный графин, рюмки и тарелки с какой-то снедью. – Сейчас мы ужинать будем. Жаль, кухарка уже ушла, а то можно было ее в лавку послать, чтобы вина сладкого принесла или мадеры.
* * * * *
Свеча в шандале затрещала и погасла. Остальные четыре свечи пока еще горели, но видно было, что надолго их не хватит. Графинчик с коньяком почти опустел. Только самовар бодро попыхивал горячим незаметным для глаза дымком. Они сидели уже больше часа. Леночка сделала всего один большой глоток пахучей темно-янтарной жидкости. Рот сразу обожгло, как огнем. Она поперхнулась, закашлялась:
- Лучше уж чай.
- А ты, Леночка, тогда добавляй коньячок понемножку в чай, - посоветовал Аполлон Иванович.
Леночка попробовала. Оказалось, очень пикантно. Она пила маленькими глоточками из маленькой чашечки костяного фарфора. Пила и слушала разговор мужчин. Именно слушала, не особенно вдумываясь в смысл. Тем более что говорили они о совсем неинтересных вещах. Маньчжурия, война, броненосцы, бризантные снаряды, Порт-Артур, Стессель, Руднев, Куропаткин. Все это было ужасно скучно. Леночка сидела, уютно устроившись в кресле, и смотрела на Алексея. Какое у него волевое лицо! Уверенное и мужественное. Потом она услышала, что разговор идет уже не о броненосцах, и прислушалась.
- … она была необыкновенной. Я никогда ни до того, ни после не встречал подобной женщины. За ней можно было пойти в огонь, на край света, в каземат. Наверное, так шли французские латники за Жанной Дарк. – Аполлон Иванович глубоко вздохнул. - Да-с. А любил я другую женщину. Как это сочеталось - не знаю, но сочеталось. Любил одну, а боготворил другую.
«А ведь доктор захмелел, - удивленно констатировала Леночка. - Вот интересно, никогда не видела его пьяным!».
- … тогда она мне отказала. Не взяла. Правда, накануне у меня была высокая температура, горячка, но дело было не в этом. В чем? Не знаю. До сих пор ломаю голову. Хотя желающих было, хоть отбавляй. Соня[15] сама все проверила. Бомбы, расстановку метальщиков. Все прошло отлично, – он помолчал. - Когда ее казнили, во мне потух какой-то огонь. Навсегда потух.
- А та женщина, которую вы любили, что стало с ней? – не удержалась от вопроса Леночка.
- Что с ней? – Аполлон Иванович посмотрел на Леночку. Глаза у него были жалобные. – Мы с Оленькой поженились. Мы очень любили друг друга.
- Так вы были счастливы?
- Да. Целых три месяца. А потом все и случилось. Мы готовили покушение на Петербургского обер-полицмейстера генерал-майора Козлова. Вы такого, небось, и не помните. Тогда высочайшим указом градоначальника упразднили, а вместо него стал полицмейстер. Да-с. Готовили мы покушение. Хотели показать властям, что со смертью Перовской наше дело не остановилось, не умерло. Бомбы мы готовили сами. Гремучая ртуть, химический взрыватель. Это очень опасно – готовить такие бомбы. Поэтому и занимались этим на даче в Комарово. Оленька это делала лучше всех в нашей группе, пальцы у нее были самые чуткие.
Леночка видела, как доктор судорожно вздохнул и вытер рукой лоб.
- Как-то раз я в лавку пошел за хлебом. Уж не знаю, что у нее там случилось. Наверное, рука дрогнула. Взрыв такой был, что в округе у всех стекла повылетали. Когда я на место прибежал, от дома даже головешек не осталось. Даже пожара не получилось. Просто – ничего. А Оленька… от нее тоже – он замолчал.
Пораженная его рассказом, Леночка молча смотрела на замирающее пламя свечей. «Какая страшная судьба, - думала она, - как же он это все перенес? Судьба. Судьба».
Пламя последней свечи взвилось вверх и замерло. Комната погрузилась во мрак.
- Однако засиделись мы, - прервал молчание доктор. - Спать пора. Леночка, я постелю тебе во второй спальне. Не пойдешь же ты сейчас ночью в свою Лихачевку. Да я и не отпущу. Линейцы совсем распоясались.
- Что за линейцы? - не понял Алексей. - Никогда такого слова не слышал.
- Хулиганье, - коротко сказала Леночка.
- Хулиганье, - подтвердил доктор, - но организованное и опасное. Их еще котами называют или лобузами. По городу сейчас таких банд несколько: «Гайда», «Роща», «Пескари», ну а у нас на Васильевском – «Линейцы». Молодые люди, понимаете ли, ходят по улицам, как стемнеет. У них палки, ножи. Кто не понравится – избивают и тут же разбегаются. Полиция, может, и хотела бы что-нибудь сделать, да не знает с какого конца взяться. Даже на Невском шалят. Да-с.
* * * * *
Алексей проснулся от шороха. В комнате было совсем светло. У кровати на стульчике сидела Леночка, свеженькая и подтянутая, и читала какую-то книгу.
- Ой, я вас разбудила!
- Утро доброе, Леночка, - улыбнулся Алексей. – Как вы почивали?
- Хорошо. Спасибо. Сейчас я вам завтрак приготовлю. Аполлон Иванович на службу ушел. У него кабинет для приема больных на Большом проспекте, - пояснила она. – Он очень хороший врач. Только дела у него последнее время плохо идут. Он мне сам рассказывал. Недавно на Невском несколько частных врачебных практик открылось, и часть больных к ним и перешли. Вот ваш морс. Пейте. Пейте, пожалуйста, - настойчиво сказала Леночка, видя, что Алексей медлит. – Вам нужно больше пить, тогда вы скорее поправитесь.
Алексей улыбнулся и медленно выпил кисло-сладкую жидкость. От нее пахло лесом, хвоей, весенним воздухом. И ему вдруг захотелось оказаться сейчас в лесу, и чтобы на круглых коричневых кочках меж зеленоватой травы. И чтобы рядом была … Кто?
- Наша группа начинает активную революционную деятельность, - тем временем рассказывала Леночка. – Владимир разработал операцию. Вы понимаете, для партии, для революции нужно много денег, очень много. Поэтому мы в понедельник проводим «экс» на железной дороге Петербург-Вильно. Будем брать, - она с удовольствием повторила это слово, - брать кассу железной дороги. И меня тоже берут с собой. Да вы не беспокойтесь, - стала успокаивать она Алексея, у которого на лице явственно читалась тревога. – Все рассчитано по минутам. Ошибок быть не может.
Алексей действительно был обеспокоен. Что думает этот Владимир? Идти на операцию, имея в составе группы желторотых студентов, неопытных рабочих и барышень с Бестужевских курсов? Поговорить бы с ним.
- А Владимир сегодня будет здесь?
- Нет, - покачала головой Леночка, - он уехал в Вильно. Для подготовки операции. А сейф будет вскрывать профессиональный взломщик.
Профессиональный взломщик. Медвежатник. У Алексея возникло неприятное чувство. Он знал это чувство: опасность, опасность, опасность.