Мой друг и брат

Людмила Каштанова
               

                1
         Наконец, река памяти  привела меня  к рассказу о моем любимом двоюродном брате Викторе. Я долго откладывала разговор о нём, потому что это затрагивало больные и щемящие струны моей души.
        Витя был старшим сыном тети Лиды, младшей сестры матери. Он родился от первого её мужа, Фёдора, с которым она развелась по молодости, по глупости. На три года Витя  был меня младше, и это сильно  отражалось на наших отношениях. 
        В детстве, когда ему было четыре года, а мне семь, я была его защитницей от его врагов – соседских пацанов – братьев Гришки и Кольки.
 
         Гришке было шесть лет, а Кольке – пять.  Меня они боялись, как огня. Как только мать приводила меня в гости к сестре,  Витя начинал жаловаться на своих обидчиков, и я, полная благородного гнева,  немедленно шла разбираться к ним, прихватив  топор, которым рубили дрова во дворе. Увидев их, я, потрясая  грозным оружием, гналась за ними до самого их дома с криком:
      - Вы это видели? Если будете Витьку обижать, головы поотрубаю!
       С каким ревом и криком эти сорванцы в ужасе убегали  от меня   - только пятки сверкали! 
        Тетка мне говорила,  что как только они меня завидят, так сразу дёру дают: мол, Людка идёт, надо домой бежать! Я это и сейчас помню: как  видела их,  так и бежала за ними, чтобы задать им трёпку  за Витьку.

       Что и говорить,  в детстве я для Вити была большим авторитетом. Мы интересны были друг для друга и любили друг друга, потому что у нас никого не было из родных братьев или сестер. У Вити, правда, через четыре года появился родной брат, когда мать вышла во второй раз замуж, но он по-прежнему тянулся ко мне.   
       Братец мой рос смышленым и пытливым  мальчиком, но совсем не мог за себя постоять, таким он был миролюбивым, и мне приходилось его защищать. Бывало,  ему доставалось и от меня, но он быстро меня прощал, и мы  продолжали играть или заниматься научными исследованиями, и я была для него научным руководителем, а он - моим ассистентом. Ведь вокруг было столько интересного и неизведанного  для нас.
       Благо, что небольшая наша усадьба располагалась поистине в райском зелёном уголке природы   с лесами, лугами и озёрами, поэтому мы не могли долго обижаться друг на друга, а взяв сачки и банки, бежали на пруд ловить дафнии для аквариумных рыбок, что были  у нас, или бабочек на лугу.
       Витя часто просил мать пойти к нам, на что она нарочно говорила:
        - Людка плохая - обижает тебя, а ты хочешь туда идти!
        - Нет, она хорошая, - не обижает меня! Я хочу к ним! -   говорил он  всегда, чуть не плача.
        Если мать не имела возможности к нам прийти, он просил бабушку Ганну.

                2
        В десять лет мне попалась в руки книга натуралиста В.Плавильщикова «Кто живет в пруду?»,  и я с интересом стала её читать. Меня увлекали  всякие  жуки-плавунцы,  водяные осы–гладыши, личинки стрекоз и другие обитатели прудов. 
        Интересовали также и гусеницы. Оказывается,  гусеницы – очень интересные существа.  А какие они бывают милые и симпатичные  – просто глаз не оторвать! Я у себя в саду находила всяких гусениц и помещала в трехлитровую банку. Для еды давала им листьев с тех деревьев и кустов, с которых их собирала, и каждый день за ними наблюдала.   
        Вот тут я и заметила,  что через некоторое время с моими гусеницами стало твориться что-то неладное: они стали толстеть и мало шевелиться. Я подумала, что гибнут мои гусеницы. Но вскоре  на месте гусениц стали появляться невесть что. Это «невесть что»  в науке называлось куколкой.  Мне хватило ума ждать, что же будет дальше с ними? И примерно через пару недель из куколок стали появляться ночные виды бабочек.

         Так я открыла для себя эту тайну природы.  Когда я Вите рассказала про свое пристрастие, он  тоже им заразился, и мы вместе на летних каникулах  ловили в прудах всяких водяных обитателей и определяли их по книге Плавильщикова.  Из  лягушачьей икры  выводили головастиков и следили за их  ростом. Потом  выросших  лягушат выпускали на волю. Года  три мы увлекались таким естествознанием, пока Витя не увлекся шахматами и филателизмом.
        Меня тоже отец учил играть в шахматы, но мне не очень нравилась эта игра. Я не любила проигрывать, особенно  младшим. Когда меня Витя стал обыгрывать, я не стала больше с ним играть. А он, занимаясь в шахматном кружке, серьезно увлекся этой игрой, изучая всякие партии. Он даже участвовал в соревнованиях между юниорами  и занимал призовые места.
       Если  бы меня кто-то надоумил, что надо уметь проигрывать. Что, проигрывая, человек учится выигрывать, я бы, наверное, полюбила эту игру. А вот филателизмом и я загорелась. И мы вместе стали посещать кружок филателистов в  городском  дворце культуры угольщиков (ДКУ), где располагался в то время дом пионеров. Альбом с марками до сих пор у меня сохранился. Интересно порой в него заглядывать и рассматривать разные марки.

                3

         Я росла медленно, а вот Витя рос, как на дрожжах, и скоро догнал и перегнал  меня в росте. Тем не менее, мы интерес друг к другу не потеряли. 
        Большие праздники обычно отмечали  в  просторном доме Черниковых. Борис Черников - имя отчима, второго мужа т. Лиды, от которого родился сын Сергей, младший брат Виктора. В  их доме по праздникам собирались и семьи  родных братьев Григория и Михаила, а также друзей.
       В детской комнате собиралось немало детей – двоюродных братьев и сестер. Правда, сестра была одна, Маринка, которая на девять лет была меня младше, а из братьев были еще Саша, сын д. Гриши, родной брат Маринки.  Еще бывали дети друзей хозяев дома – шестилетний Андрей, который был очень любопытным и любил подслушивать разговоры взрослых,  и его сестра пятилетняя Иринка – симпатичная курносая девочка.

         Конечно, в такие  шумные праздничные дни мы не могли с Витей уединиться  друг с другом, чтобы поговорить, да это особо и не требовалось. Мы с Витей организовывали для  младшей детворы хороший досуг. Играли с ними,  показывали фокусы, боролись друг с другом,  Витя показывал мне интересные  книги, делился кое-чем. Он отдал мне краткий словарь иностранных слов 1951 года, который для меня стал настоящим сокровищем. Он до сих пор у меня и уже считается раритетом. Я им часто пользуюсь.
         Как-то раз  отец мой сильно перепил на таком празднике, и мама решила остаться у сестры с ночевкой. Но кому-то домой надо было идти, и вот сестры, переговорив друг с другом, отправили  домой меня вместе с  Витей. Мы даже  обрадовались этому. Всю дорогу Витя веселил меня всякими шутками и анекдотами. Я удивлялась  тому, как у него хорошо язык был подвешен. Не заметили, как пришли. Конечно, пока шли,  проголодались, и дома мы  нашли, что поесть: попили чай с бутербродами и колбасой. Потом телевизор посмотрели и пора было укладываться спать.  Сама собралась ложиться на родительскую кровать, а ему  постелила  на диване. Свет потушила, легла.  Вдруг слышу его голос: «Что-то холодно мне! .. Можно к тебе..согреться?»
         - Ишь, чего захотел! – отвечаю. – Согреешься и так! –  а сама думаю: разрешить ему прийти ко мне или не разрешить? Мы  были уже  не такие и маленькие, и кто знает, что могли натворить, но, слава Богу,  я смогла побороть в себе искушение, понимая, что этого делать нельзя.
               
      
         В шестнадцать лет я несколько потеряла интерес к своим  младшим братьям, посчитав себя взрослой.  На меня обратил внимание Василий,   сын дяди Миши – старшего маминого брата. На одном из праздников я уже была не в детской комнате с Витей и другими младшими братьями, а со взрослыми.  Там  был Василий, и мы вместе с ним танцевали под  пластинки  танго. 
          Василий восторгался мной. Он был на девять лет меня старше, но меня это не смущало. Он был симпатичным, высоким, работал  в военной организации в должности инженера, имел звание лейтенанта.  Он сказал, что когда мне исполнится восемнадцать, мы поженимся, и я  была неимоверно  рада. Правда, этому не суждено было случиться, не знаю, почему. Оставалось только гадать и предполагать, но я не сильно расстроилась.

                4

         Иногда, соскучившись, я отпрашивалась у родителей и приезжала к  Черниковым  с ночёвкой. Вот тогда мы с Витей  вволю  наслаждались общением друг с другом и играми.  Часто мы устраивали борьбу друг с другом. Хоть он был высок, но жидковат, а я хоть невысока, но  сбитая  телом и достаточно сильная.  Шуточные схватки  между нами обычно велись на диване, когда никто  не мешал. Как всегда, я его побеждала, распластав  на обе лопатки. Он смешно и наиграно просил пощады, и я его милостиво прощала. Никаких других вольностей  я себе не позволяла, хотя желание его поцеловать было.
       В разговорах друг с другом он делился  своими мыслями, а я – своими.  Однажды  он задал мне странный вопрос:
       - Вот если бы тебе дали в руки автомат, смогла бы ты убить своего врага, самого ненавистного?
        Этот вопрос поставил меня  в тупик. Откровенно говоря, у меня не было врагов. Были, может быть,  недоброжелатели, завистницы, но врагов не было. Тогда я представила себе врагов, которые меня бьют, терзают, и вот дают мне автомат и говорят: «Стреляй в них!  Они ведь тебя  убивали. Теперь убей ты их!» - и я не могла себе представить убивающей их, моих врагов, которые только что меня терзали,  и я, покачав головой, сказала Вите:
      - Нет, не смогла бы!
      - А я, если бы мне дали в руки автомат, смог бы! – серьёзным тоном проговорил он.   
       - Да?  - Я несколько удивленно на него посмотрела. 
       - Да! Если бы мне дали автомат, я бы всех их перестрелял! – и он  показал руками и звуками,  как бы он разделался со своими врагами, будь у него автомат. Бедный Витя!  Я тогда не знала, что его сильно избивала кучка его же одноклассников.  И еще не ясно, что ответила бы я, если бы  испытывала подобное. И надо же было довести этим подонкам добрейшей души мальчика до такого душевного состояния, чтобы он желал с ними расправиться подобным образом!
       Слава Богу,  тетя Лида  выпытала  у него, кто его обижает, и сумела покончить с этим  отвратительным  видом травли, не привлекая школу.

                5

           После окончания школы я, не сумев поступить в университет на иняз, решила изменить своей мечте и поступила  в техникум, а в девятнадцать лет вышла замуж.  На мое  предстоящее замужество Витя  реагировал  мрачными ироничными шутками, что меня несколько обижало.  Я уже знала, что ни в каком родстве мы не состоим, потому что я – приемная дочь, а ему было всего шестнадцать. Тогда было такое поветрие, что девушкам надо быстрее выходить замуж, чтобы не засидеться в девках. Ну, подвернулся нормальный, с виду, парень, вот и решила выйти за него.

          После школы Витя поступил в политехнический институт  на горный факультет. Учился хорошо, с интересом.  Мужа моего не то что не  любил, а даже ненавидел, особенно когда узнал, что тот меня обижает. Правда, он немного успокоился, когда познакомился  со своей будущей женой Натальей, студенткой Дальрыбвтуза, попросту, рыбного института. Эта довольно симпатичная девушка  ему приглянулась потому еще, что  носила фамилию тогдашнего  главы Приморского края  Ломакина.  Конечно, они были просто однофамильцами, но всё же!
        Он с некой гордостью показал мне её маленькую фотографию, размером три на четыре, и я оценила его хороший вкус. Родом Наталья была с Камчатки. По окончании учебы они поженились.  Виктору дали направление на работу в один их отдаленных  угольных районов Приморского края, на одну из шахт. Там молодому женатому специалисту сразу дали хорошую благоустроенную квартиру улучшенной планировки в новом доме.

         Виктор быстро проявил себя  замечательным специалистом на шахте. Начав с мастера смены, он через два года стал заместителем директора. Виктор всем был доволен, в отличие  от жены. Она не захотела жить  в «дыре», далекой от привычного Владивостока, где прожила пять лет, пока училась. Она была рада жить и в Артеме, только бы уехать из этой «дыры», за которую считала поселок городского типа Новошахтинский.  В семье пошли скандалы за скандалами, вплоть до развода.  Желая сохранить семью, Виктор согласился на переезд.
         Наталье удалось сделать неплохой обмен  квартирами между Артемом и Новошахтинском, и они переехали. Виктор устроился работать на шахту маркшейдером, а Наталья – бухгалтером в  торговую организацию.
        Но и на новом месте Наталья постоянно была недовольна мужем, устраивая бурю в стакане воды. Да, она была хороша собой, модно одевалась, строила глазки другим мужчинам, пытаясь показать Виктору, что он её не стоит, и он это терпеливо сносил.
       Тем не менее, в семье у них появилась сначала дочь Аленка, а через пять лет – Аня. Обе выросли красавицами. Одна  - в отца, а другая – в мать.

       Когда я впервые увидела месячную Алёнку, спящую в коляске,  - это милое создание со вздернутым носиком и похожим на Витю, я сказала ему:
       - Вот было бы хорошо, если бы твоя Аленка и моя Светланка подружились друг с другом и дружили так же, как и мы! Как мне этого хочется!
       - Да! Я тоже так хочу! - с радостью согласился Витя.
       - Что? Вы дружили? А как вы дружили? - сразу поинтересовалась стоявшая рядом Наталья.
       - Потом расскажу, - сказал он ей.

       Видимо, Виктор рассказал Наталье про нашу дружбу, потому что  с тех пор семейная жизнь их, на удивление, наладилась. Она превратилась в ласковую и не капризную жену, а ко мне стала испытывать хорошо скрываемую ревность, которую выдавали глаза.
       Конечно, это было уже напрасно. Мы жили далеко друг от друга, хоть и  в одном городе, но каждый жил своей жизнью, своими проблемами и заботами. А дочери наши, действительно, подружились и до сих пор находятся в дружеском, родственном отношении друг с другом.   
   
       Впоследствии, когда встречались на семейных праздниках, мы избегали уединения, и разговоры друг с другом ограничивались  общими фразами, типа:"Как дела?","Как живете?", "Как животик?". Витя был еще тот юморист. Как что-нибудь скажет, так полчаса смеёмся. А вот Наталью его юмор раздражал.
    
          

                6

         С какой  неохотой, с какой внутренней тяжестью я приближаюсь к трагическому концу  моего повествования!  Всё было отлично у них, всё налажено для счастливой жизни,  но в один из летних дней случилось это несчастье. 
         Все произошло так нелепо, просто  до обидного нелепо! Стычка с каким-то отморозком, словесная перепалка привела к тому, что  безоружный Виктор получил несколько приникающих ножевых  ранений в область живота.  Умер он в скорой помощи по пути в больницу. Последними его словами были: «Не хочу умирать! Я жить хочу!»

       На похоронах, когда все собрались в последний раз  посмотреть на Виктора и проститься с ним, я нечаянно задела гроб с его телом у изголовья, когда нужно было выйти из комнаты. У меня машинально вырвалось "Прости, Витя!". Я потом осознала, что таким образом попросила у него прощения за то, что могло сложиться, но не сложилось между нами.
       Вскоре после похорон мне приснился сон.  Будто оказалась я в каком-то большом круглом зале с двумя противоположными выходами. У одного нахожусь я, и вижу, как с противоположного выхода показывается Виктор в сопровождении двух человек в строгих  черных пиджаках.
      Я ему крикнула: «Витя!» Увидев меня, он рванулся было ко мне, но его тотчас схватили эти люди и потянули его обратно к выходу. Он успел только выставить мне свою широко раскрытую ладонь. Позже я узнала, что это знак судьбы.

        Неужели ему судьбой было определено прожить всего тридцать два года? И ведь в жизни ему выпало совсем мало радости. Виктор был светлый, добрый  человек. Он умел заряжать всех положительной энергией, хотя сам в ней нуждался. Был душой любой компании, потому что  любил и умел веселить.  Я не знаю, как  бы сложилась наша жизнь, если бы он  был жив.
        Наталья говорила,  что если бы  Витя был бы жив, он бы всем  помог в это трудное время.  Я в этом   нисколько не сомневаюсь. Иногда меня душит тоска  по нему, о том несбыточном, что могло быть, поэтому для меня он навсегда остался милым, нежным и любимым братом.