От автора
Сегодня наблюдается повышенный интерес к истории Советского Союза. Для старшего поколения – это ностальгия по прежним временам, по периоду их молодости, по более справедливой и созидательной эпохе. У молодых людей непознанная практика жизни тех времен – периода взросления и становления их родителей. Порой современное поколение имеет фрагментарные и "искривлённые" понятия о недавней истории собственной страны, очень мало знает о своих родителях, с которыми даже живёт бок о бок. Как свидетель и участник тех событий я попытался восстановить частичку нашей недавней истории.
СССР-live: один день из жизни страны (основано на реальных событиях)
Москва, 2021
Встреча на Павелецком вокзале. Пребывает поезд. Встречаются товарищи детства, которые учились вместе в провинции, в региональном университете почти 35 лет назад. «Полжизни» прошло. Другая эпоха, другое поколение, которое не было очевидцами тех уже далёких для них событий…
До этого друзья виделись крайне редко, больше перезванивались и переписывались по электронной почте. У каждого из них своя жизнь, свои заботы и свои интересы. Но тогда, 35 лет назад, будучи студентами университета, они были близки по совместной учёбе и творчеству. Остались близки по духу и отношению к действительности и сейчас.
… Вдали показалась кабина локомотива. Как и десятилетия назад, поезд двигался неторопливо и лениво. Словно замерла страна. Сделав прыжок в 70 лет, осветив мир лучами нового социального устройства – первого в мире социалистического государства - устала от утрат и потрясений, выпавших на её граждан и потраченных сил, залегла зализывать раны. Накапливать силы для нового броска, или раствориться в безвременье? Хватит ли сил после того, как десятки миллионов граждан погибли в борьбе с фашизмом, лучшие, самые сильные духом и верой в завтрашний день… И по сей день отголоски войны, неисчислимые и невосполнимые потери лихолетья сказываются на развитии общества.
Поезд прибывает. Последние метры ползёт состав до полной остановки. Открываются двери, выходят пассажиры, прощаются с проводницей. На перроне, поверх голов прибывших и встречающих, «проносятся» слова песни в исполнении Олега Газманова: «Москва - звонят колокола. Москва - златые купола. Москва - по золоту икон. Проходит летопись времен…»
(звучит торжественная мелодия)
- Привет, Володя! – к прибывшему пассажиру с седой бородой и по внешнему виду похожему на профессора, подходит мужчина с короткой стрижкой чуть поседевших волос. Крепкое мужское рукопожатие.
- Привет, Алексей! – произносит бородач. Энергично отвечает на приветствие, поправляя одновременно рюкзак за плечами, и стараясь подхватить спортивную сумку, плотно набитую вещами.
- Как добрался? - Алексей пытается помочь своему товарищу нести поклажу.
- Всё штатно, - отмахивается его коллега. – Совсем не тяжело.
- Давай-давай, - Алексей тянется решительно к сумке.
- Привёз «спецгруз»? – заговорщическим голосом спрашивает Алексей.
- Да, - громко откашливаясь под смогом плотного «бензинового» московского воздуха, произносит Владимир. – Ну и задал же ты мне задачку – доставить такую необычную и ценную посылку. – Зачем тебе всё это понадобилось вдруг, в наш то цифровой век?
- Скоро узнаешь, - Алексей хранил тайну, явно не желая делиться ей на вокзале, при таком большом стечении народа. Как будто они, спешащие по своим делам, могли подслушать их незамысловатый разговор, который ежечасно случается при приходе очередного поезда.
- Ты надолго в столицу? – спросил по ходу Алексей.
- Да на пару-тройку дней в командировку, - пробасил Владимир, - поработать в архиве и встретиться в редакции научного журнала. Ты же знаешь, сейчас особо то командировочные у ректората днём с огнём не выбьешь. Экономия типа, хотя себе зарплату как заправские художники рисуют.
- Значит у нас будет с тобой энное количество часов в течение нескольких дней, чтобы разобрать привезённое и пообщаться за чашечкой твоего любимого кофе. Или ты готов чего покрепче?
- Да-да, а после этого ещё и потанцуем… - Владимир широко улыбнулся. – Я специально все встречи и дела перенёс «на потом», чтобы с тобой пообщаться, передать «ценный» груз и услышать наконец-то интригующие подробности «сюрприза», о котором ты мне говорил по телефону и обещал рассказать при встрече. Считай, что ради этого только и приехал…
- Пойдём, - Алексей уверенно потянул своего спутника за рукав налево. – Сейчас пройдём сотню метров, должно подъехать вызванное мною авто. Алексей достал свой мобильник и набрал карту, чтобы посмотреть, сколько осталось времени до прибытия заказанного такси. – Вот, уже подъезжает…
Ловкий и горячий джигит лихо вывернул свой жёлтый автомобиль и остановился как вкопанный рядом с ними, видя поднятую руку Алексея, который по номеру разглядел нужное им средство передвижения.
Пару секунд и друзья уже едут по улицам столицы. Владимир озирается по сторонам.
Москва с утра, как и почти всегда, впрочем, утопала в пробках. Водитель напряженно всматривался в свой навигатор, словно ждал от него того, что он найдёт направление, где совсем не будем машин. И тогда джигит, как на лихом коне, промчал бы путников с ветерком. Но не получалось. Всё время приходилось замедлять скорость и упираться в зад впереди идущего транспортного средства. Машина тянулась в час по «чайной ложке». Молодой таксист нервничал, всё время про себя что-то шептал. Наверное, ругался по-своему.
- Алексей, - начал Владимир, - зачем ты придумал ехать на такси? – Спокойно добрались бы на метро.
- Да, вот, хотел прокатить тебя с ветерком, - Алексей задумчиво смотрел на дорогу. К тому же ты с такой тяжёлой поклажей приехал. А тут такой попадос. Ничего, сейчас поедем «на выезд» и полегчает, так как трафик весь будет в город.
- Вообще чуднО! – произнёс Владимир глубокомысленно. «Полстраны» согнали в Москву. А зачем? Вместо того, чтобы развивать провинцию, всё в одну точку. Как будто кто-то специально водит маркером по географической карте страны, чтобы стереть с лица земли деревню. Разве может быть полноценной жизнь в крупном мегаполисе, скажи?
- Согласен с тобой, - что для нормальной здоровой жизни нужно быть как можно дальше от такой «цивилизации», которая приносит каждодневный стресс и испытывает организм на прочность. Но вот такие метаморфозы случились с древнерусским городом мастеров и ремесленников, который корнями питался от деревни. Современных крестьян фактически насильно заставили бросить свою землю и переехать в «сытый» город, сесть тут на выдаваемый «корм» от агрохолдингов.
- Да, тут много рукотворного, - согласился Владимир. – Это только так здорово некоторые эксперты описывают прелести и неизбежности урбанизации и обязательного переселения в крупные города. На самом деле, если бы развивали экопоселения, давали бы реально надел земли, помогали личным подсобным хозяйствам, то многие не поехали бы в столицу в поисках «лучшей доли», на заработки. Это ведь от безнадёги люди срываются с насиженных мест и рвутся за рублём и комфортом в столицу. А какая тут жизнь среди пробок и асфальта?
- Опять придётся во многом согласится с тобой, - Алексей был сегодня настроен достаточно миролюбиво, хотя разговор уже повышался в градусе. – Если вспомнить о чём писал наш писатель Глеб Успенский в книге «Власть земли», да и других авторов, то выходит, что для русского человека вообще важно жить в близости с лесом, чувствуя его постоянное дыхание и поддержку, работать в поле и на своем приусадебном участке или даче. Причём сегодня обратная тенденция наблюдается – люди ищут способ сбежать из столицы поближе к свежему воздуху и зелени. Только вот далеко не у всех пока получается. Да и сама Москва, словно спрут, растёт как на дрожжах и пожирает в свой «каменный мешок» всё больше пригородного пространства.
- Да мы скоро последние гектары тайги пустим на кругляк и отправим за границу, - стал ещё больше горячиться Владимир, глядя по сторонам из окна автомобиля и ища глазами хотя бы какой-то скверик по пути следования.
- Но вот в Москве велодорожек понаделали. Бери велосипед или самокат и катайся вдоволь, - Алексей попытался немного пригасить пыл дискуссии и перевести её в другое русло.
- А противогаз выдадут? – Владимир явно не хотел идти на мировую и сдаваться. – Или медицинской маски будет достаточно, чтобы «коньки не отбросить», перемещаясь вдоль дорожного полотна? Вряд ли она вообще от чего может помочь, кроме как создать бутафорию мнимого спасения от пыли и вирусов. Такое ощущение, что очень плохо учили наши современные управленцы биологию в средней школе. Это же элементарные знания, которые надо знать с детства и не попадать в ситуацию, когда тебя на мякине пытаются развести.
Джигит-водитель стал проявлять явные признаки беспокойства, пытаясь двигать баранку авто вправо и влево.
- Что случилось? - спросил его Алексей.
- Да, перекрыли неожиданно дорогу, вот видите на навигаторе. – Он показал экран смартфона, воткнутый в переднюю панель автомобиля. – А ведь только пару минут назад всё было зелёным цветом. - И как это теперь объезжать? – продолжил от с характерным южным акцентом.
- А ты выключи совсем это электронное устройство и езжай просто, без него, чтобы оно ни тебя, ни нас не нервировало, - резко заметил Владимир, так как таксист нарушил своим возгласом течение дискуссии.
- Как же это я без него поеду? – водила явно был обескуражен таким предложением своих пассажиров. – Это же мои глаза. Без них я и метра не проеду.
- А зачем тогда вообще приехал в Москву? – наступал Владимир, пытаясь допытаться от водилы «правды-матки». – Чего не хватало у себя?
- Работы там нет, - спокойно ответил джигит. В Москве жить непросто. 12-14 часов за рулём, чтобы хотя бы что-то заработать. Вот семью хочу сюда перевести, квартиру снимаем с моим земляком.
- А земляк где и кем работает? – Владимир явно вошёл в состояние лектора, который старался докопался до студента на экзамене.
- Он работает курьером, развозит заказы по квартирам.
- Вот, Володя, - вступил в разговор молчавший до этого Алексей. – В период бурного расцвета цифровых технологий, увеличивается не производство, а извоз. И мы, как это писал наш другой русский писатель Николай Лесков, опять можем вернуться во времена мракобесия…
- В пещерный век мы вернёмся с таким развитием цивилизации, - Владимир констатировал, словно врач, диагноз пациенту.
- Ладно уж, проведём дома у меня расширенный консилиум, с привлечением зарубежных специалистов, - Алексей снова пытался создать более позитивное настроение своему другу, который с дороги, да ещё без кофе был настроен очень критически и безаппеляционно.
Слово «зарубежных» специалистов он явно прослушал, а то бы обязательно постарался уточнить.
Джигит неожиданно оживился и заёрзал на водительском кресле в нетерпении. Дали «зелёный» свет его чудо-навигатору, и он, словно получив в руки нить Ариадны, понёс своих спутников на своём коне к намеченной цели.
Через полчаса друзья были у дома Алексея.
- Давай, выкладывай свой саквояж, - Алексей помог товарищу повесить снять верхнюю одежду при входе в квартиру.
- А где твои все? – поинтересовался Владимир.
- Ты же знаешь, что у меня другая семья – ответил Алексей. - Все мои вне дома. Супруга убежала на работу. Им вернули режим очной работы после такой долгой удалёнки. Дети-школьники отправились грызть гранит знаний. Так что мы одни и сможем спокойно пообщаться, пока кто-нибудь не вернётся «со службы».
- Сейчас, - Владимир прошёл на кухню. – Скромно живёшь, без шика – произнёс Владимир, разглядывая квартиру и присаживаясь за столом.
- Я сварю кофе в турке, - сказал Алексей, - А ты располагайся.
- Спасибо, сейчас вот выложу всю поклажу. Вот тебе книги, а вот и самая ценность – «саратовская гармошка». Еле отыскал. Ты скажи, зачем тебе книги по истории Саратова и эта чудо-гармонь? – теперь уже Владимир ждал исчерпывающего ответа на свои вопросы.
- Садись поближе к компьютеру, сейчас всё сам увидишь и узнаешь, - произнёс Алексей с ноткой таинственности в голосе.
Алексей, как заправский пианист, пробежал руками по клавишам. Включился скайп…
Через несколько гудков на экране появился мужчина и, увидев Алексея, радостно воскликнул:
- Хеллоу!!!
- Привет, - невозмутимо парировал Алексей.
Владимир, замешкавшись на мгновение, тоже поздоровался, правда официально, без особых эмоций, как и полагается делать с вроде бы как незнакомыми людьми: «Добрый день» - буркнул он.
- «Добрый день», «добрый день», - заревел голос с той стороны экрана. – С какого это времени, Володя, ты развил в себе такие интеллигентские замашки? Собеседник явно узнал сидящего по эту сторону экрана. Однако, Владимир никак не мог вспомнить говорящего. Какой-то до боли знакомый голос, но с таким акцентом на иностранный лад и эти замашки? Кого-то они ему явно напоминали.
Он обратил свой вопросительный взор на Алексея.
- Давай, Николай, рассекречивайся, а то у Вовки крышу снесёт!
- Ты что ли, Митька! – Володя очумело смотрел на экран, не веря своим глазам. И, словно вспоминая советский мультфильм про Карлсона, невпопад спросил о том, что он там делает, в этом экране, и почему он сейчас не рядом с ними, коли уж захотел пообщаться?
- Николай Митин, - наш с тобой одногруппник по университету, давно уже не Николай, и не «Митька», как его звали в группе по прозвищу, а Николас Мэток, живёт в Америке. Нашёл мой адрес через социальные сети и публикации. Мы с ним списались, и он попросил устроить нашу встречу и заодно попросить тебя привезти ему в Москву тот самый багаж, который ты привёз сейчас, чтобы я смог переслать ему по месту назначения, – пояснил Алексей.
- Что же ты не сказал раньше? - Владимир был явно обескуражен встречей через скайп и тем, что его так провели по-детски, и он «сел в лужу», не признав в Николасе Мэтоке своего коллегу «по цеху».
- И зачем тебе гармошка? – Володя явно пытался окончательно понять, что происходит и что это всё вообще не розыгрыш.
Владимир слышал ранее, что вроде бы Николай давно уже уехал жить и работать за границу, но до сих пор не знал, так ли это, где он реально находится и чем занимается, так как его товарищ не подавал «признаков жизни» и желания общаться. Жизнь вообще штука странная: соединяет людей, разъединяет, вновь салкивает нос к носу…
Вот такая видеовстреча!
- Ты хочешь сказать, - громыхал от полученного удовольствия и произведённого эффекта с экрана Николай, - зачем козлу баян?
- Я уж про книги по истории Саратова и не спрашиваю, - отреагировал Владимир.
- Ага, - вскричал Николай, - зачем мне гармошка тебя ещё удивляет, а вот что мне вдруг понадобились через столько лет книги по истории родного города, это ты считаешь, само собой разумеющимся?
- Ну, как-то так, - умиротворённо ответил Владимир, постепенно также включаясь в «игру», которую ему предложили собеседники.
- Гармошку я пообещал подарить своей супруге-«американке», и поэтому решил во что бы то ни стало найти её, а книги и открытки с видами старого Саратова хочу получить для себя, так как имею привычку ностальгировать по родному городу и альма-матер. А теперь хочу более глубинно ещё познакомить с историей России своих детей.
- А тульский самовар тебе не прислать? – Владимир продолжал наступление, пытаясь раззадорить своего товарища, зная его привычку начать петушиться по любому поводу, где можно было бы показать свои «перья».
- Самовар у нас уже есть, - Николай четко отпарировал удар, как будто был к нему заранее готов. - Его раньше привезли выходцы из нашей страны. И теперь мы, эмигранты из России, часто встречаемся вокруг него нашей диаспорой, ведём светские беседы, обсуждаем последние новости с нашей Родины. Вот, правда, пряники тульские мы давно уже съели, а новых поставок пока нет…
- А что сам то не приехал на родину предков, чтобы забрать столь ценный для себя багаж, - по-доброму съязвил Владимир.
Он решил перейти в контрнаступление и показать своему одногруппнику, что тут не киселя хлебают и не лыком шиты, как может показаться из-за океана.
- Смог – не смог, - Николай явно не собирался менять свою студенческую привычку всех подкалывать, хохмить и подвергать остракизму. – 2020 год, как ты понимаешь, у нас у всех практически «украли» из-за этой самой так называемой пандемии. И самолёты, как известно, сильно то не летали. А в Россию вообще от слова «совсем». Раньше же у меня не было ваших позывных… Николай отбил азбуку Морзе на столе – точка тире, тире две точки… - А сейчас, когда забрезжил луч надежды на полёты, я совершенно не настроен колоть себе всякого рода жидкости, чтобы получить право на путешествие. Хотя встретиться вживую мне бы с вами очень хотелось. Вы даже не представляете, как – просто до слёз…
Чтобы друзья не видели проявления излишней сентиментальности на его лице, он заторопился отойти на время от экрана.
- Сейчас налью себе колы и вернусь, - Николай исчез за рамками трансляции и вернулся через пару минут с пластиковой бутылкой «наркотического» напитка и стеклянным стаканом.
Алексей и Владимир налили себе домашнего кваса.
- Ну что, за встречу! – Николай чокнулся стаканом с налитой в него жидкостью. – А помните события нашей студенческой жизни, которые произошли три десятка лет назад! Давно это было, а как будто вчера. Я помню всё до мелочей. Но всё-таки, Алексей, тебе надо быть основным рассказчиком. Ты же, в итоге, стал главным героем наших прежних баталий. Как ты это тогда пережил, я до сих пор удивляюсь.
Алексей начал вспоминать о событиях их студенческой молодости… (переносятся на 35 лет назад).
(Звучит песня «Как молоды мы были»)
***
Саратов, 1987 год
Утром я проснулся ни свет, ни заря. Ещё с вечера ощущал какую-то неясную тревогу, хотя ничто, казалось, не предвещало того, что завтрашний день будет каким-то особенным, не таким, как сегодня. Ночной сон, в котором я сражался с демонами, также не прояснил ситуации. Ясновидения не получилось. Сказочные монстры растворились в мгновение ока в момент секундного пробуждения, и я тут же забыл «киношку». И всё же что-то явно будоражило мои нервные окончания. Мозг работал на полных оборотах, как это вообще можно себе представить, учащенно билось сердце. Может быть, это просто ранняя и такая бурливая весна? После долгих морозов, снег резко стал таять. Не успело солнышко усилить выбросы своих килокалорий, как совершенно по-весеннему запели птицы. Видимо, они меня и разбудили своим пением? Я даже как-то обрадовался этой банальной и спасительной мысли. Точно, это просто весна будоражит организм, заставляя кровь двигаться по сосудам в ускоренном ритме. Я ударил себя по лбу. Эта успокоительная фраза помогла мне стряхнуть последнюю пелену сна.
Отец уже ушёл на работу. Он вставал спозаранку и с армии привык жить по «законам жаворонка». В 8 часов уже быть на производстве, а в 17:00 «гудок» извещал о конце смены, когда я в школьные годы частенько забегал к нему, чтобы встретить и вместе идти домой.
Из кухни были «слышны» запахи завтрака. Но мамы там уже не было. Она заботливо вскипятила чайник и заварила вкусный чай, сварила кашу, сделала бутерброды и удалилась в зал.
Во сколько же она проснулась, если уже всё готово, а я и не слышал шевеления ложек и поварёшке? Она что, тоже уже ушла? Да нет, вспомнил я вчерашний разговор за ужином. Её преподавание в музыкальной школе сегодня во второй половине дня.
Маму я обнаружил сидящей за фортепиано и разбирающей по нотам какое-то музыкальное произведение.
- Доброе утро, мама – произнёс я ещё полусонным голосом – Это ты играла на фано, и я сквозь сон слышал твою мелодию, которая меня так резво пробудила ото сна – произнёс я уже более проснувшимся, с «озорным» акцентом тембром?
- Нет, я вела себя как мышка, ходила тихо и ждала, когда проснёшься, – шутливо отреагировала она на мою реплику. Вечером ты говорил, что у тебя будет непростой день. Я уж старалась не шуметь, давая тебе выспаться.
- Спасибо, мама. Я подошёл и обнял её.
- Завтрак на столе. Давай, иди ешь, а то опоздаешь на лекции.
Мама, собственно, как и всегда, сказала это своим умиротворяющим бархатистым голосом, от чего веяло теплом и спокойствием. Мне, однако, было уже не до завтрака. Моё сознание резко «прошибла» молния. Я вспомнил то «главное», о чём, видимо, мои мозги пытались забыть, как о ненужном и второстепенном действе и лишь всполохом прошли и вылетели через сон.
Вчера меня, как парторга группы, вызвал к себе секретарь парткома факультета и предупредил о том, что часть наших представителей, студентов-коммунистов и комсомольцев, должны будут завтра собраться после занятий, чтобы отправиться на общеуниверситетское собрание актива. Вот чему я не придал вначале значения. Теперь же это разговор всплыл в моей памяти и застрял на передних лобных долях «занозой». Так вот что подспудно волновало меня все это время?
***
А я ведь после занятий собирался съездить навестить бабушку, которая жила отдельно, в другой части города. Любил я эти не такие частые, как хотелось бы, но теплые встречи. Это был другой мир. Пространство уже прошедшего, но сохранившего сдобный и шоколадный вкус детства. Дома у бабушки меня ждали ею изготовленные булочки и пирожки с капустой и вишней, домашний квас на чайном грибе. Но ещё больше я любил зайти за бабушкой в консерваторию, заглянуть в класс № 50, где она давала уроки вокала. Так ненавязчиво намекнуть на то, что её занятия давно уже закончились. Это была некая традиция, выработавшаяся ещё с периода моей учёбы в школе, и которая прервалась лишь на время службы в армии.
Бабушка игриво и театрально, благо до этого пела в театре оперы и балета, вскидывала свои горящие карие очи, смотрела на часы и качала головой, как бы извиняясь и передо мной, и перед своим студентом. Типа, ну что делать, вот внук пришёл, пора домой – официальное время занятий то уже давным-давно закончилось. Любила она свою работу.
Порой удавалось органично совмещать и пироги, и музыку. Это случалось довольно часто. Бабушка запросто могла пригласить к себе домой на «распевку» и дополнительные занятия одного или нескольких студентов, причём и в будни, и в выходные дни. Тогда на столе оказывались домашние пироги и ватрушки, приготовленные её стараниями хлебосольной кухарки, и звучали на всю квартиру голоса меццо-сопрано, альтов и баритонов. Всё это действо с сотрясанием стен продолжалось до тех пор, пока утомлённые длительными выступлениями соседи снизу и сверху не начинали стучать по трубам отопления, с благодарностью за концерт, и одновременно требуя покоя, намекая на то, что пора сделать перерыв и отпустить их на антракт.
Её волевая натура смягчалась и выгоняла всех студентов, приговаривая, что пора в студенческой жизни вспомнить и о досуге. Под предлогом, что и ей самой пора немного отдохнуть.
Это она в период лихолетья, в годы войны ни себе, ни другим спуску не давала. Самозабвенно учила арии и романсы и вместе с творческой труппой театра выезжала на линию фронта выступать перед солдатами, чтобы поднять боевой дух. Возвращаясь в прифронтовой Саратов, спешила с концертами в эвакогоспитали, которые были развернуты в городе и куда поступали раненые со Сталинграда и других горячих точек боев. Петь и лечить раны музыкой и своей энергетикой.
***
И вот теперь такую душевную встречу, к которой я готовился целую неделю, должен буду пропустить из-за какого-то «суперважного» общественного мероприятия в университете.
- Как это всё не вовремя! – с грустью и явным раздражением подумал я.
Да ещё весна, музыка в душе, когда хочется напевать в тон пения птиц, чувствовать лучи солнца на своем теле, любить. А тут, вот тебе альтернатива – сидеть в душной аудитории и слушать длинные и подчас совершенно заунывные выступления парт/комсомольских бонзов о текущем моменте и призывы «выполнить пятилетку за три года». Нет-нет, ровным счётом всего этого мне явно не хотелось. Особенно сегодня, в такой солнечный день.
Вот значит, что меня так тяготило… Парадокс заключался в том, что я не убегал от общественной работы, а, напротив, - искал собственной реализации в разных социальных проектах. Именно поэтому, ещё служа после школы в армии, вступил в члены КПСС. И не для того, чтобы быть «как все» вступающие, и не для того, чтобы за счёт этого строить карьеру по службе, прикрываясь партбилетом. Мне важно это было для того, чтобы иметь возможность влиять на ситуацию изнутри, предлагать свои идеи, участвовать в реальных проектах. Так, по крайнее мере, мне наивно тогда казалось.
И ещё, со школы, я ох как не любил всякие заорганизованные пионерские и комсомольские собрания, где велись вроде бы правильные по форме, но пустопорожные по содержанию разговоры о планах на будущее, строились «воздушные замки» и заслушивались отчёты. Я тут же предлагал идти собирать металлолом и макулатуру по домам, вместо того, чтобы сиднем сидеть и разглагольствовать на тему «что нужно сделать, чтобы жить стало лучше».
Подходя к студенческой аудитории, я соображал, какими доводами сам, нежелающий идти на собрание, смогу убедить своих одногруппников последовать типа моему примеру. Как-то кисло получалось. У них же тоже сейчас найдутся вполне весомые аргументы, куда им надо быстро слинять после занятий. К тому же это в основном были ребята с подготовительного отделения и после армии и мои антимонии по поводу того, что кому-то это «надо», имели мало веса.
Зайдя в учебную аудиторию, я сразу решил идти «ва-банк». Убеждать в правильности «политики партии» было сложно: на дворе «шагала» перестройка и ускорение, которое должно было привести всех нас к социализму «с человеческим лицом». С телеящика практически каждый день выступал «Миша-Кашпировский», выливающий на головы невольных слушателей ушат красивых заклинаний. Конкретики было мало и, естественно, поверить в то, что тебя зовут с серпом и молотом в светлое будущее, тоже было трудновато. Но энтузиазм масс, истосковавшийся по свежему глотку воздуха, желавших перемен и движения «любой ценой», был налицо.
Вот этим моментом «весеннего паводка» и разлома в мозгах я и решил воспользоваться. Первым из тех, кого я должен был обработать, был мой закадычный товарищ – Владимир. Что могло сподвигнуть его отправиться после лекции не в его любимый архив, где он занимался реальным делом по восстановлению дореволюционной истории родного университета и биографии персон, хлопотавших за его открытие, а пойти на непонятное с точки зрения смысла собрание? Только обещание того, что я в следующий раз пойду помогать ему в «сдувании» архивной пыли и восстановлении исторической правды.
- Володя, - начал я издалека, – сегодня после занятий нам надо быть в химическом корпусе университета на важном общеуниверситетском собрании.
Он поднял на меня свои ошалелые и красные от недосыпания глаза.
- Ещё чего! Это зачем? Что я там забыл? – буркнул он мне в ответ.
- Ты пойми, - продолжал я наступление, - это важное мероприятие. Мы должны будем на нём рекомендовать в органы власти представителя вузовского сообщества. От нас ждут активности и вовлеченности в процесс нашей жизни, наших предложений…
Я понял, что «Остапа» понесло не туда, и заткнул свой «фонтан». Лишь небольшой «кусочек» фальши в моих устах и мой коллега сбежит от такой общественной нагрузки быстрее гепарда, не попрощавшись.
- А завтра, обещаю, - сказал я вкрадчивым голосом, - мы пойдём вместе разбирать завалы истории.
- Ладно, давай уж сходим на «твоё» собрание, коль уже так надо, - переменив гнев на милость, неожиданно ответил Владимир.
Заручившись такой важной поддержкой «с фланга», как говорят военные, я должен был подумать теперь о наступлении на главном направлении боевых действий. Предстояло уговорить ещё одного моего одногруппника – Виктора. Он был ещё тот «тяжеловес». Человек с рабочей профессией, имевший своё мнение, за словом в карман не полезет, даже для меня был «крепким орешком». Он и внешне был похож на коренастого богатыря типа штангиста Жаботинского. Усы же придавали ему сходство с легендарным русским борцом прошлого – Иваном Поддубным. К тому же он был женат и в семье рос маленький ребёнок. Какие аргументы можно было применить к отцу семейства и «правдорубу»? Только разве что сыграть на самолюбии, что мы идём добывать и отстаивать правду! «Совладать» с ним я мог только при поддержке Владимира. И мы вместе с ним пошли наносить основной удар.
Виктор вначале вообще не понял нашего подкатывания «не по теме» занятий, а потом и уговоров издалека о том, что сегодня нужно будет «немного» задержаться. Но тут «из-за поворота» показался вечный весельчак-балагур и «философ» Колька Митин и заговорщическим голосом произнёс над самым ухом Виктора:
- Опять что-то затеваете? Уж не революцию ли?
Виктор невозмутимым голосом решительно осадил весёлого и находчивого трибуна.
- Не революцию, а перестройку. Телевидение надо внимательно смотреть, газеты ежедневные читать и радио по утрам включать и хорошенько слушать. Виктор не отказал себе в удовольствии провести пальцами по своим усам, показывая, кто тут собственно претендует на роль оракула и главного идеолога Всея Руси. И тут же, раззадорившись этой перебранкой, повернулся ко мне, согласившись задержаться, если этого «требует политическая обстановка».
- Да у меня в комнате в общежитии и радио то нет, – пытался шутливо оправдаться Николай. Но его уже никто не слушал.
Девушек-комсомолок-активисток и просто симпатичных особ женского пола долго уговаривать не пришлось. Посовещавшись и пошушукавшись для приличия, они торжественно заявили, что составят нам кампанию.
- Девушки-красавицы, - воскликнул по такому случаю Николай, - мы вас не на свидание приглашаем, а на собрание! Чувствуете разницу?
- А могли бы, - поддавшись чуть вперёд и при этом хитро улыбаясь, произнесла Татьяна.
- В следующий раз – обязательно, - раздался вновь баритон Николая. И мороженое за мной. На всех!!! Николай явно хотел подсластить свои слова и усилить впечатление от сказанного.
- Вот ещё, мороженое, - «обиженно» и демонстративно поджав губы, произнесла, сверкнув своими упитанными щёчками, Ирина. – Может быть, всё-таки чего-нибудь другого предложите?
- Ладно уж, - глядя на часы, - прервал их словесную дуэль я. – Пошли, а то опоздаем!
Наш актив-отряд из 7 человек двинулся на троллейбус, так как предстояло ехать в центральный городок университета с нашего старенького здания истфака.
Мы приехали уже тогда, когда свободные сидячие места остались лишь на галёрке. Конечно, студенты других факультетов, которые учились недалече, успели облюбовать места поближе к президиуму.
Аудитория была амфитеатром, и зайдя вовнутрь и видя такое оживление в зале, я ещё подумал: «Как в цирке!» Все кричали, суетились, двигались с места на место, будто ждали появления либо весёлого клоуна, либо дрессированных животных, которых можно будет погладить и покормить с рук.
- А хорошо, что мы оказались на «камчатке» - произнёс Николай, пытаясь острить, зажатый между суровым Виктором и пылкой Татьяной.
- Чего хорошего то? - буркнул Владимир. - С первых мест, как только закончится сие мероприятие, можно было бы быстрее покинуть помещение. А если бы от тронных речей стало совсем невмоготу, можно было сослаться, например, на резь в желудке и сдёрнуть с середины этого действа.
Володя был явно не в духе, чувствуя подвох и не ожидая от предстоящего события ничего путного.
- Нужно проявлять солидарность и хранить спартанское терпение, - вступил Виктор.
Его речь была прервана зашедшим в аудиторию секретарём парткома университета Виктором Фёдоровичем Беговым. За ним следовал его верный оруженосец, практически «Санчо Панса» - Сергей Налимов – секретарь комсомольской организации нашего универа.
Зал притих на время, желая, чтобы огласили повестку дня и всех намеченных выступить, чтобы понять, насколько затяжным по времени и пафосу будет сегодняшнее собрание.
В президиуме лихорадочно перебирали бумаги, явно желая найти какой-то важный документ. Однако, эта «ценная» информация не находилась. Зал потихоньку начинал роптать…
Тут открылась дверь, показалась голова сотрудницы из отдела кадров вуза. Она высунула какой-то лист бумаги, показывая всем видом, что принесла спасение ведущим. Комсомольский вождь с быстротой лани кинулся к двери, схватил принесенную бумаженцию и тут же «в клювике» вручил её председательствующему. При этом получил устную благодарность в виде характерного кивка головой босса.
- Дорогие товарищи! – умиротворённо и уверенно в себе начал партсекретарь свою речь, получив спасительный документ. – Сегодня у нас особо важное, можно сказать политически важное мероприятие. Ведущий сделал акцент на слове «политический».
- Что-то он темнит, - шепнул Николай. – «Важное», «политически важное», - перездразнил он докладчика. – Как будто сейчас корову продавать будет, - продолжал ёрничать студент.
- Тихо, - Виктор дёрнул за рукав соседа, тем самым прервав на полуслове соловьиную трель товарища. – Дай послушать повестку.
- Огласите весь список, пожалуйста, - Николай явно был в ударе, вспомнив фразу из популярной советской комедии, и не желая просто так сдаваться. Рядом захихикали студентки группы. Он уже собирал себе поклонников и поклонниц с других факультетов, которые сидели выше и ниже на скамейке. Николай, показывая такой темперамент, явно желал, чтобы именно ему, а не стоящему на трибуне, рукоплескал собравшийся зал.
Что-то в это раз ведущие никак повестку дня оглашать не собирались. Но как же так, без формальных атрибутов, которые железобетонным форматом пронизывали всю бюрократическую жизнь парт/комс. структур?
- Попрошу внимание, - раздался зычный голос из президиума. – Предлагаю пройти к нам в президиум студентку 2-го курса химического факультета… - политрук склонился к принесённому документу, как будто ещё раз сверяясь с текстом, чтобы не дай Бог, не ошибиться … Инну Игнатьеву.
- Симпатичная девчонка, - заметил про себя я.
Стройненькая девушка - будущая «химичка» проскользнула с первого ряда аудитории в президиум и воцарилась между партийной и комсомольской властью. Покраснев, видимо, с не привычки, от смущения при таком количестве смотрящих на неё в упор глаз и озаряя рядом сидящих ярким лучезарным светом своего «горящего» лица.
Пафос и налёт скучности происходящего как-то сразу улетучился, сменившись любопытством и интересом к представленной фигуре. Все ведь приготовились выслушать очередной доклад партайгеноссе о текущем моменте. А теперь что? Какой-то прямо слом традиционного сценария намечался, вместе с перестройкой сознания?
Я даже отложил журнал в сторону, который уже достал для того, чтобы скоротать время за заинтересовавшей меня ещё утром статьей про сталинский период.
- Сегодня основным «докладчиком» будет студентка-активистка, комсомолка, и просто красивая девушка, - начал Николай свой новый заход для того, чтобы привлечь к себе внимание студенток. – Вот она сейчас нам нахимичит! Только где колбы и реактивы? – продолжал хохмить он, набирая обороты речи.
А с президиума продолжало доноситься басом.
- Как вы знаете, скоро должны состояться выборы депутатов. Это крайне важное и ответственное для всех нас событие. Всем нам предоставляется шанс реализовать свои гражданские права и выбрать депутатов областного уровня. Голосовать вы все, кому на эту дату исполнится 18 лет, будете на избирательных участках позже. Сегодня же мы собрались здесь для того, чтобы определиться с нашей позицией.
Виктор Фёдорович усиливал свои фразы речи и пафос, тем самым повышая градус важности происходящего.
- Нам доверена почётная миссия, - чеканил как дробью докладчик, - выдвинуть от университета своего кандидата на право внесения в список для всеобщего голосования. Мы долго обсуждали разные кандидатуры между собой. Предлагаем направить таким представителем, который потом может стать реальным депутатом, студента, а точнее – студентку 2 курса химфака. Вот она перед вами – делегат от студенчества – отличница учёбы, общественница…
Тут политработник как-то споткнулся на полуслове, пытаясь подобрать конкретику и ёмкие образы, чтобы заразить собственным энтузиазмом и верой аудиторию…
- В свете происходящих в стране перемен, в рамках углубления демократических принципов развития общества, - перешёл докладчик на известный и близкий ему сленг, - мы сейчас должны вот обсудить предложенную кандидатуру.
Тут опять Николай «не вовремя» пошутил, предлагая, как бы про между прочим, и копируя Шурика из «Кавказской пленницы», «огласить весь список» возможных кандидатов.
Виктор, сидевший рядом, но в отличие от Николая с напряжением следивший за разыгрывающимся спектаклем, развел в стороны руками, как будто отмахиваясь от своего товарища, как от назойливой мухи, и решительно поднял руку вверх.
- Да? У вас есть предложение? – ведущий собрания обратил взор наверх. – Согласны с данной кандидатурой?
- Коль уж нам всем так рьяно на всех уровнях говорят про демократию, так давайте сегодня в этом зале реализуем данный принцип, – по-солдатски, чеканя каждое слово, произнёс Виктор.
- Что вы имеете ввиду? – снизу вступило соло комсомольского вожака. Он знал нашу «неспокойную», а по его личным убеждениям, даже неблагонадёжную четверку и пытался работать на опережение.
- Мы и так здесь собрались для того, чтобы студенты смогли избрать СВОЕГО (!) представителя во власть, - зычно и трибунно доносился голос с президиума. – Когда вообще такое было в истории? Вы же сам историк, и должны понимать всю важность переживаемого «исторического» момента.
Шеф комсомола старался угодить своему партбоссу, лез из кожи вон. Виктор Фёдорович тут же поддержал своего юного коллегу «по цеху».
- Понимаю, что у каждого из нас сегодня много дел, - бросил он в аудиторию последний, как ему казалось, спасительный аргумент. – И мы должны оперативно заслушать коллегу и своего товарища, которого мы вам представили, и принять решение по существу вопроса.
Сидящий рядом комсомольский вожак стёр пот со лба, так как напряжение в зале нарастало ежесекундно, и ему становилось неудобно от того, что ситуация начала выходить из-под контроля и готова была идти не по их простому одномерному сценарию.
Виктор терпеливо стоял и ждал, когда оратор закончит свой пафосный спич, чтобы вставить свои настоящие «пять копеек». Его желваки ходили ходуном. Мне передалось его внутреннее волнение, словно я сидел рядом с ним и мне перетекала огромная энергия с электростанции. В зале «запахло» грозой. Я понимал, что он закусил удила и сейчас пойдёт до конца.
Партбосс, находясь мысленно в своём окукленном состоянии, еще, видимо, не понимал, с кем связался. Вот пришёл бы он хоть раз к нам на лекцию, а ещё лучше – на семинар по новейшей истории, то понял бы, как скрупулёзно мы пытались найти истину…
***
Я мысленно перенёсся на одно из таких занятий. Игорь Васильевич был уже в годах, профессором, участником Великой Отечественной войны. Замечательный лектор, знаток своего предмета и просто человек. Он порой пасовал перед напором Виктора, когда тот входил в раж и резал правду-матку, не обращая внимания на лица.
- А вот скажите, профессор, – задавал он свой очередной сакраментальный вопрос, - был ли прав Хрущёв, когда разоблачал так называемый культ личности Сталина, но при этом сам был одним из тех, кто рьяно просил увеличить «квоту» на репрессированных?
Профессор в этом случае, как правило, брал длительную паузу, надеясь на то, что вступят в схватку другие студенты, завяжется словесная потасовка, постепенно запал пройдет и буря минует стороной. Но часто такой фокус преподавателю не удавался. Группа сидела в напряженном ожидании ответа лектора, а на помощь Виктору в это время подходили свежие резервы в лице Николая или Владимира. Да и я тоже не прочь бы вступить в перепалку-дискуссию дабы найти истину. Тогда профессору приходилось совсем туго.
Подспудно мы понимали, что наш старший коллега не хотел говорить или комментировать определённую информацию не потому, что не знал ответа или чего-то боялся, а потому что по-человечески ему было сложно и тяжело объяснить недавнюю историю без преукрас. Но мы напирали, так как жаждали свежего глотка Правды! Мы искали её словно путник в пустыне, ищет ручеёк с живительной влагой. Для нас профессор был не столько знатоком прошлого, а таким нравственным ориентиром. У нас же на дворе шла перестройка. На нас, как из ушата, выливалось огромное количество новой, противоречивой, будоражившей сознание, информации. Юношеский мозг с трудом справлялся с этим сильным горным потоком, чтобы не захлебнуться в его волнах.
Профессор кряхтел. Пытался свернуть нас на столбовую дорогу «классического» повествования по учебнику. При этом понимал бесперспективность своего «побега» из-под артобстрела, под который попал, затронув в своем рассказе острою тему.
- Власть и конкретные её представители, всегда должна нести нравственную ответственность за свои поступки и решения перед своими гражданами, - наконец изрекал он глубокомысленно. При этом погружался в какие-то свои потаённые мысли, куда нам, мальцам, был вход закрыт.
- Вот сейчас на вашем «суде истории» Хрущёв. Мы изучали этот период в нашей советской истории на прошлых занятиях. Будет на месте этого чистилища богини правосудия и нынешний генсек, и следующие правители, хотят они этого или нет. И главное требование будет к ним по поводу того, как они смогли понять душу русского человека. И если не сумели «умом понять Россию» и почувствовать её всем сердцем, а работали «на себя» любимого и ближайшее окружение, то и расплата придёт в забвении потомков.
- А если конкретный правитель проявляет волюнтаризм, уничтожает отечественную генетику руками бездарей типа Лысенко, насильно заставляет засевать поля кукурузой вместо пшеницы и фактически своими действиями провоцирует продовольственный кризис в стране, как тогда быть? – горячился Виктор, задавая любимому преподу очередной каверзный вопрос.
- Волюнтаризм, - перебивая Виктора, включался сидевший в засаде Николай. - В моём присутствии попрошу не выражаться, - вспоминал он очередные знакомые всем слова из культовой советской комедии Гайдая. Девчонки прыскали от смеха, и профессор тут же пытался схватиться за спасительный круг. Глядя на часы, он предлагал подумать над ответами дома. Лекция подходила к концу…
***
- Что же на этот раз задумал Виктор? Какую мину замедленного действия решил он подложить под президиум? – подумал я. – Ведь сегодня всё-таки не семинар, и перед нами не лектор-фронтовик, разрешающий вольницу при обсуждении того или иного вопроса, а современный партийный функционер?
В ту же секунду всё моё тело прошибла молния от сказанного моим товарищем. Моё расслабленное состояние вмиг улетучилось, когда я услышал свою фамилию.
- Я предлагаю, - произнёс с придыханием Виктор, - поступить в высшей степени демократично. – Вы же к этому нас сегодня призываете, - обратился он к ведущему и апеллируя к гражданским чувствам студентов, и заслушать ещё одно выступление – моего одногруппника Алексея…
Партийный лидер был «тёртый» калач, которого трудно было провести на «мякине». Он понимал, что его сценарий рушат на корню вольнолюбивые речи студента и пытался перевести всё в привычную для него бюрократическую плоскость, надеясь замотать вопрос в нюансах, не допустив главного.
- Вы хотите, чтобы собрание растянулось надолго? – певуче, с растяжкой, вопрошал он, ища поддержку аудитории.
С первых рядов раздались крики несогласных к бунту «штрейкбрехеров».
- Давайте быстрее заканчивать, - послышался голос представителя профкома из первого ряда.
- И мне скоро на лекцию, - поддержал его преподаватель, сидящий напротив президиума, который, видимо, очень хотел показать свою лояльность перед начальством.
- Вот видите, какие настроения превалируют в зале, - вступил в перепалку комсомольский вожак, пытаясь внести свою весомую лепту в происходящее, чтобы попытаться вернуть течение собрания в нужное «правильное» русло.
Однако студенты уже не хотели возвращаться в подготовленное им стойло. Последняя речь оказалась тем спусковым механизмом, когда, как говорят, лавина сорвалась и пошла вниз. Остановить её было уже невозможно. Подавляющая масса студентов, к моему личному удивлению, стала требовать выслушать обеих претендентов.
- Что вы делаете, я же не готов совсем, - начал я скороговоркой оправдываться перед товарищами, неожиданно прозрев и поняв, что шутки закончились.
Но по их каменным лицам я понял, что пути назад нет. Ставки сделаны: студентка химфака от администрации и парткома университета, или студент истфака от самих студентов, и теперь уже не только исторического факультета.
Подбадриваемый криками разгоряченной студенческой массы я привстал со скамейки, словно был к ней плотно приклеен и медленно, на ватных ногах, обречённо «полетел» вниз.
И вот я уже в президиуме и в голове у меня шарик за ролик пытается зайти от ужаса по произошедшему со мною несколько мгновений назад. Мозг усердно пытается найти ответ на сакраментальные и извечные вопросы: «Что делать?», «Зачем всё это?»
Секретарь парткома, видя такое настроение учащихся, фактически попал в западню, которую сам же так усердно обижахивал игрой в демократию. Ему больше ничего не оставалось, как собственноручно объявить первого выступающего.
Инна, которой предоставили слово, подошла к трибуне и начала по листочку уверенно зачитывать согласованную и, чувствуется, заранее неоднократно отрепетированную программу действий, которую она могла бы реализовать при условии, если её выберут в представительный орган власти.
- Красивый голос, слаженная речь, правильное, до оскомины в зубах, выступление, - я аж на мгновение заслушался.
- Минуточку, - сказала другая часть моей коры головного мозга. – Что ты сидишь как истукан? Тебе же самому через десяток минут идти на трибуну! Что ты скажешь своим сверстникам, многие их которых тебя сегодня видят впервые? - напирал мой внутренний голос. – И характеристики на тебя из отдела кадров нет, и придётся отдуваться самому по полной.
Мозги работали как электростанция.
- Так, стоп, пора выстроить свою программу действий в голове. И я начал лихорадочно «набрасывать» тезисы о текущем моменте. Благо дело уже были прочитаны тома с выступлениями и трудами многих видных руководителей государства и революционеров, учёных и мыслителей. Теперь можно было что-то позаимствовать из их теоретического наследия.
Слушая фоном о чём говорит мой «конкурент», я писал свою программу максимум, всё более понимая, что и мудрецы прошлого мне вряд ли серьёзно сегодня смогут помочь, так как студентам нужна не академическая лекция, а мой взгляд на то, как решать те или иные проблемы.
Неожиданно ко мне придвинулся комсорг Сергей и заговорщическим голосом произнёс:
- Зачем тебе это всё надо, откажись, пока не поздно. Ты же коммунист, парторг группы, нельзя идти поперёк той кандидатуры, что утверждена самим ректором!
Я как баран замотал головой, словно пытаясь отбиться от писклявого комара и соображая, что мне собственно ответить на эти слащавые и одновременно грозные трели-предупреждения комсомольского вожака.
- Ты ведь понимаешь, что дуть против ветра, и если не отступишь, то могут быть санкции, - добавил он для острастки. – А так – почёт и уважением старших «товарищей».
И тут, как говорится, меня прорвало.
Я уже не слышал, что мне на ухо шептал комсомольский функционер. Я отошёл от наваждения, вспомнив свой сон. Вот с кем я, видимо, боролся…
Я твёрдо понял, что у меня дороги назад нет, отступать нельзя, так же как в войну, когда позади наших бойцов была Москва. Почему-то на память пришли строки нашего земляка, политрука Василия Клочкова из школьного учебника: «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!» Я мысленно поставил на своё место отца. Отступил бы он в такой ситуации, не поддержав товарищей «по оружию»? Нет, он подводник, рабочий самого высокого разряда, орденоносец и промолчал бы? Да ни за что! А дед, мой тёзка, который погиб в первые месяцы войны, уйдя на фронт, несмотря на то, что у него была «бронь» от завода?
Направляя во все архивы Министерства обороны запросы, я так и не смог добиться правды о месте и времени его гибели.
(сюжет о войне или военная хроника)
Я наклонился к уху комсорга и твёрдо с напором произнёс.
- Поздно, уже не могу.
Это означало, что я не принял их «правил игры» и буду следовать своей логике поступков. И зову предков.
Комсомольский секретарь что-то ещё хотел добавить, но тут парторг вызвал его зачитать характеристику на студентку, которая закончила представлять свою программу. Он оторвался от меня и пошёл исполнять своё предназначение на данном действе.
Итак, ещё есть пару-тройку минут, чтобы сосредоточиться перед выходом на трибуну. Теперь я был спокоен как в танке. Решение принято, мозги «дописывали» последние строки тезисов выступления. Зал ждал моего выхода, чтобы достать «фигу» из кармана и показать бюрократии, что они тоже не лыком шиты и у них, то есть студентов, есть типа свой достойный кандидат.
Не помню, как я попал на трибуну и бодрым голосом начал излагать своё видение стоящих задач:
- Повысить качество обучения путём расширения возможностей практики для студентов на предприятиях.
- Иметь возможность стажировки в столичных и других ведущих научных центрах страны.
- Прекратить бездумную практику направления студентов на сельхозработы, когда осенью с занятий снимают на месяц и используют учащихся в качестве дармовой рабочей силы, не создавая при этом нормальных условий для работы и проживания…
Мне казалось, что я говорил недолго, но тут председатель собрания остановил, сказав, что время моё истекло.
В зале раздались бурные аплодисменты. Вот они овации благодарного зрителя. Я сел на место в президиуме. Комсомольский секретарь демонстративно отвернулся и больше не смотрел в мою сторону. Его лицо напоминало человека, который или проиграл в казино крупную сумму, либо у которого увели любимого коня. Но мне было уже всё равно. Что могло случиться – уже произошло. Я плавал в волнах студенческой поддержки, и она согревала душу каким-то особым теплом, придавала уверенность в правильности сделанного шага. «Бороться и искать – найти и не сдаваться», - вспомнил я любимые слова из произведения Вениамина Каверина «Два капитана». А ведь мало кто знает, что это девиз русского капитана Крузенштерна - мореплавателя, возглавлявшего в 1803—1806 годах первое кругосветное плавание. А два капитана - реальная история, рассказанная когда-то Михаилом Левашовым, которую в художественной форме донёс до нас всех писатель Каверин.
Написанной и заверенной красивой печатью характеристики на меня, естественно, заранее заготовлено не было. Мой закадычный товарищ – Владимир – вызвался представить мой портрет для собравшихся, как того требовал регламент мероприятия.
- Я знаю Алексея уже почти три года. Вместе учимся в одной группе. Принципиальный, честный, отзывчивый товарищ, отличник учёбы… Прошёл службу в армии, победитель всесоюзного конкурса научных работ, занимается лыжным спортом… От себя добавлю: в органы власти должны предлагаться не по чистенькой анкете, а с жизненным опытом, готовые приносить пользу людям…
Председательствующий, после выполнения всех формальностей, поставил вопрос на голосование.
- Кто за то, чтобы делегировать от университета такого-то, и такую-то … кандидатом в депутаты от университета для внесения в списки для тайного голосования по такому округу.
Лес рук был за меня.
Виктор и Владимир больше меня радовались такой развязке. После таких напряженных дебат всем хотелось сбросить накопившееся огромное напряжение внутри. Я сам находился в какой-то прострации. Но мы победили, выступив солидарно и с аргументами против костной и «неживой» системы, которая пыталась свести все демократические процедуры к антуражу.
Мы выиграли только бой, но впереди ещё было генеральное сражение. И мы пока не понимали, на что и на кого подняли свой голос. Но точно знали за какие ценности так рьяно выступили плечом к плечу, несмотря ни на что.
Мне стало как-то искренне жаль свою конкурентку. За что пострадала будущий химик? Только за то, что взрослые дяди, движимые собственными корпоративными интересами, подсунули ей эту «дохлую кошку» в виде сладкой пилюли депутатства? Уговорили её стать красивой «куклой», поманили и бросили? Или тщеславие и желание быстро прославиться сыграли злую шутку с этой девушкой, которая не смогла умерить свой пыл и излишние амбиции?
Собрание закончилось, аудитория опустела. Партийный и комсомольский секретарь пошли докладывать ректору о произошедшем «ЧП».
По-настоящему демократическое собрание пошло сегодня не по расписанию и канонам, спущенным «сверху». Мы учились жить в условиях плюрализма мнений.
Мы вышли из зала и пошли к выходу из нашей «альма-матер».
- Можно представить их кислые физиономии, когда они будут рассказывать байки про итоги сегодняшнего демократического собрания, - съязвил Николай, неожиданно возродившийся из пепла словно Финист-Ясный Сокол.
- Надеюсь, что со временем идеи гражданского общества обретут свою силу, а самоорганизация и солидарность масс будет противоядием от бюрократии и авторитаризма, глупости и чванства – торжественным «гимном» вступил Виктор, словно лектор на трибуне.
- Надо, прежде всего, анализировать уроки истории, - со всей своей горячностью вступил в диалог Владимир. – Особенно, если мы хотим быть продолжателями идей шестидесятников.
- Значит, мы «восьмидесятники»? – опять зазвучало соло Николая. – И о нас когда-нибудь сложат книги и будут снимать кинофильмы?
- Если мы сможем сохранить то, что ценно. А то ведь порой, мудро говорится, что имеем – не храним, а потерявши - плачем… Чтобы такого не допустить – сказал глубокомысленно я. – А то напишут лишь как о потерянном времени и возможностях… И чтобы наши дети смогли впитать в себя все самые важные достижения своих родителей, и учились на ошибках своих предков, а не наступали на те же самые грабли.
- Да, «грабли» в истории – это вообще самое главное орудие познания действительности – глубокомысленно, хитро подмигивая, произнёс Николай.
- Володя, - раздался певучий женский голос у нас за спиной. – Перед нами стояла студентка первого курса филфака и мило улыбалась, пытаясь украсть у нас товарища. Володя покраснел, и ретировался, догоняя девушку.
Жизнь вне университета брала своё, била ключом и манила молодостью и приключениями.
Оставшись втроём, без покинутого нас друга, мы попрощались и разошлись в разные стороны. Каждый из нас пытался понять, что произошло и чему сегодняшний опыт мог быть для нас ценен в дальнейшем.
Как ошибались мы тогда, веря в возможность разумного построения общественных институтов. Но даже в наивном оптимизме мы выступали с позиций правды и справедливости, которые ещё никто и никогда в истории человечества не мог сокрушить с пьедестала, как ни пытались над ними надругаться, их отвергнуть и предать забвению.
Как впоследствии выяснится, вот этим собранием моя биография будет «переписана», в неё впишутся новые строки и жизнь сделает крутой вираж. Кто-то скажет, что это судьба.
P.S. Через несколько месяцев моя фамилия буде внесена в список для тайного голосования на выборах депутатов областного Совета народных депутатов. И только позже пойму, что тем решением я не просто пошёл вопреки уже утверждённым решениям университетского руководства.
Выдвижение моей скромной персоны, вопреки одобренной ранее студентки, это было ещё полделом. Своим поступком я покусился на святое сложившейся нерушимой монополии мнения сверху, и чуть не нарушил гендерное представительство. В те годы советская власть контролировала разнарядку на квотный принцип попадания в представительный орган власти: столько-то рабочих, столько-то крестьян, молодежи, женщин… Хотя по большей части в выборных органах пребывали представители партхозноменклатуры, контролировавшие самих себя.
В этот раз университету дали разнарядку на выдвижение двух человек – девушки-студентки и ректора-мужчины, члена обкома КПСС. Моё появление в этом списке рушило весь этот домик на глиняных ногах, ни много, ни мало – перекрывало дорогу в депутаты самому ректору.
Ему, правда, потом нашли местечко для выдвижения в каком-то сельском округе, но сам принцип подконтрольности депутатского корпуса получил серьёзную брешь. Они сразу стали думать, как заделать «пробоину» и постараться, чтобы никогда больше не допустить осечки, и не сесть на мель…
Они постараются отомстить мне через два года, когда я буду оканчивать учёбу в университете.
Пока же я вместе со своими товарищами пребывал в эйфории «праздника демократии», с нетерпением ждал исхода Больших выборов, на которых за меня должны были голосовать граждане избирательного округа, а не только студенты…
***
Москва, 2021 год
(Друзья снова продолжают диалог, сидя за скайпом)
- Надо бы второй тост за ушедших. Давайте поднимем «бокал» за Виктора - нашего товарища, который уже покинул этот мир, - произнёс печально Владимир.
- А что произошло? – спросил Николай. – Я знаю, что его давно уже нет в живых, но расскажите подробности.
- Да что тут рассказывать, - в сердцах бросил Владимир, - вначале жена ушла к другому, потом 90-е с безденежьем и безнадёгой. На всём этом фоне у него, чувствуется, обострилась опухоль лимфатической системы, которую он пытался лечить, и всё, каюк. Был человек, и нету. А наша хвалёная современная медицина, которая работает в интересах транснациональных фармацевтических компаний и оцифровывает наши медицинские карты, так до сих пор и не научилась по-настоящему лечить многие болезни. И даже не знает точно, откуда они вообще берутся.
- Тут, как мне кажется, я этой бестолковой колой не обойдусь. Я пошёл налью себе виски, - Николай опять скрылся из «объятий» экрана.
- Есть у тебя нашенская, беленькая, - обратился Владимир к хозяину. – Плесни 100 грамм.
- Сейчас, - произнёс Алексей, - поднимаясь из-за стола и направляясь к шкафу, где стояла не раскупоренная бутылка водки, купленная специально по случаю приезда его закадычного друга.
- Давай, будем, - Владимир, не дожидаясь закуски и появления своего американского визави, - опрокинул стакан. - Помянем, не чокаясь, - и тут же налил себе снова.
Алексей налил себе немного, за океаном присоединился Николай, придя к экрану с начатой бутылкой виски.
- Ты совсем забронзовел, то есть заамериканизировался, - произнёс Владимир, глядя на экран и обращаясь к Николаю. Кола, виски, ещё гамбургер и «джентльменский» набор современного ковбоя налицо. Только винчестера не хватает для полноты картины.
- Смейся, смейся, - Николай миролюбиво вынёс выходку товарища, отнесся её на его эмоциональное состояние, и даже, как он любил по обыкновению схохмить, не стал это делать. – Я ведь вначале обиделся на весь белый свет, на СССР, который у меня «украли» в 91-ом, на новую Россию 90-х, которая не дала мне возможности для творческой реализации – преподавать, заниматься любимой философией и писать книги. Полстраны было обречено на то, чтобы стать «челноками». Помните ведь, надеюсь, как вчерашние инженеры, врачи, учёные, чтобы не умереть с голода и прокормить семью, вынуждены были уходить работать в торговлю, нанимаясь во всякие коммерческие магазины со звучным, но пугающим названием «комок» и заниматься посреднической деятельностью в режиме «купи-продай». Сгоряча подписал контракт с американским университетом и уехал. Николай остановился на мгновение в задумчивости, как будто желая что-то спросить у товарищей, но потом передумал и продолжил свой рассказ.
- За океаном я встретил свою вторую «половинку», женился на «американке» русского происхождения. Она физик, тоже переехала в Америку по контракту, сейчас работает преподавателем того же вуза. У меня взрослая дочь и сын. Кстати, имена я им дал славянские, как бы в протест тому засилию Джонов и Биллов, что наблюдал на американском континенте: сын Милослав и дочь Мира. Чувствуете, как звучит! Девочка мИра! Вся вселенная в её руках. И она несёт мир. Согласно японской версии значение имени Мира - "сокровище будущего".
- Красиво и патетично звучит. А сыну ты имя не из популярной советской комедии «Иван Васильевич меняет профессию» позаимствовал? - шутливо отреагировал Владимир, - вспомнив одного из героев картины – князя Милославского?
- Нет, я из более дальней истории выкопал эти имена, - произнёс миролюбиво Николай и не обращая на сентенцию своего коллеги, продолжал. - Несмотря ни на что, я всегда в душе жил Россией, в моей крови «живёт» ген Советского Союза, и, как это в Интернационале, «кипит мой разум возмущенный» по поводу того, что с ним сотворили… Теперь я окончательно понимаю, что виноваты в моём исходе с Родины не страна и даже не обстоятельства, а конкретные правители, которые предали свою страну и пустили её под откос. Это те самые партбонзы. Властолюбцы, которые говорили правильные речи с трибун, а потом разорвали её на части, стараясь прихватить себе лично самые сладкие куски собственности. Заводы и пароходы, которые строились всем миром, оказались в частных руках не за понюх табаку у прежней номенклатуры, и были поделены по-семейному между «своими». Русский мир, разбросанный брызгами по всему белу свету, нужно собирать. Время разбрасывать камни прошло. Теперь то я понимаю, что хорошо там, где нас нет, и то, что нужно было оставаться в своей стране и бороться за её будущее. Хотя, конечно, как это мудро отмечено в аюрведе про «природу вещей», власть – это отдельная субстанция, и туда не идут нормальные люди, не обремененные жаждой тщеславия и корысти.
- Вот, наконец-то прозрел на старости лет, - теперь уже Владимир перехватил у товарища эстафетную палочку по поводу вставления «шпилек». – Как говорится, рыба ищёт где глубже, а человек – где лучше!
- Ребята, ребята, - вступил в спор Алексей, выполняя роль арбитра. - Вы же историки, и должны понимать, что история не приемлет сослагательного наклонения и разглагольствований типа «что было бы, если бы, да кабы». – Надо жить настоящим, но постараться понять и приподнять завесу над тайнами истории и её намеренным искажением. Против чего неистово боролись лучшие умы России типа Михаила Ломоносова и других.
Тут ещё серьёзно предстоит поработать «брату историку», чтобы оценить истинный смысл ведической русской культуры – обращению к опыту предков и силе природы, – вступил в уже научную дискуссию Владимир. – Вот, например, как мало наших людей знают о том, что языческая религия славян была не богоищущей или богоподражательной, как у греков, а природоведческой. Древние славяне пытались максимально взаимодействовать с природой, с её стихиями, изучать и жить в соответствии с её законами. По сути, религия стала отступлением от ведичества (знахарства) в сторону противопоставления себя (кучки избранных, захвативших власть) всему остальному окружающему миру.
- Религия базируется на вере, а ведичество на знании. Ведать – означает «знать». Веру невозможно проверить, а знания проверяемы – вставил свои «пять копеек» Алексей.
- Да, раскрыть глаза на правду истории ещё только предстоит, - поддержал тон и высказанную мотивацию своего товарища Николай. – Вот только осилим ли мы этот процесс, или так и будем плыть по течению и воспринимать лишь ту единственно верную «линию партии и правительства», что нам будут спускать в качестве готовых рецептов к употреблению «сверху», при этом сдабривая эти заклинания красивой сказкой?
- Представляете, какая перед нами, одной ногой стоящими в СССР, а другой в современной России, важная историческая и просветительская миссия. Ответственность перед нашими детьми. Мы ведь являемся живыми очевидцами уходящей эпохи, и поэтому должны рассказать настоящую правду о событиях советской эпохи, нашей молодости. А то ведь порой молодежь не знает не только истинную историю своей страны, но и биографию своих родителей, с которыми живут бок о бок много лет, ведут беседы на кухне в процессе трапезы.
(на улице прошла шумная компания подростков, у которых из динамиков их гаджетов громко звучала музыка Моргенштерна) …
Конец первой части