Реальная история-быль, произошедшая 9 мая 1989 года в одной из ракетных дивизий РВСН СССР.
Надвигался очередной майский праздник, а за ним – мои именины. По правилам хорошего тона полагалось проставляться. Сделать это было проще простого. Неподалеку от нашей части проходила железнодорожная ветка, которая заканчивалась тупиком. В этом тупике работала бригада грузчиков, загружавшая лесом вагоны. Получали они по тем временам неплохо, и один из наших дембелей, Юра Мурин, остался у них на полгода поработать. Вот к нему-то я и отправился, когда сменился с дежурства, чтобы договориться насчет выпивки. С этим проблем не будет, сказал Юра, весело улыбаясь. Именины, значит? Ну, поздравляю. Приноси десятку, и через два дня приходи за товаром.
Легко сказать – приноси десятку. Занять было практически не у кого. Самую большую получку в нашей части среди рядового и сержантского состава получали только диспетчера энергоснабжения боевой дежурно-технической смены. По тем временам это была умопомрачительная сумма в 27 рублей 50 копеек. Диспетчер залетать не должен, поэтому приходилось работать по-тихому. Наши шофера, возившие после субботника мусор на дивизионную свалку, рассказывали, что там живет какой-то дед. Я решил попытать счастья на стороне, а заодно поискать офицерскую шинель для дембельского альбома.
Свалка, естественно, находилась за забором части. Забор состоял из одного ряда колючей проволоки, вплотную к забору рос молодой сосняк, что позволяло перебраться через него быстро и незаметно. Шалаш деда я нашел по дыму костра. На зов появился его обитатель, шустрый грязноватый мужичок лет 60-ти.
- Дед, ты тут офицерской шинели нигде не видел? На альбом надо.
- Как не видел, видел. А у тебя сапог нет 40-го размера? Мне сапоги нужны.
Это было уже что-то. Мой напарник, Серега Хорохорин, готовился к дембелю, но под конец решил ехать домой в гражданке. В нашей комнате отдыха, за тумбочкой, стояли его новехонькие сапоги именно 40-го размера.
- Есть отличные сапоги, и размер подходящий. За сколько возьмешь?
- Ну, если новые, и размер мой – за десятку возьму.
Ударили по рукам, и, отыскав в указанном месте чудесную серо-голубую шинель с изодранной подкладкой, я отправился за сапогами.
Здание штаба стояло вдоль забора части, окна Технического пункта управления, в обиходе – ТехПУ, выходили на лес. Внизу, на первом этаже, находился актовый зал для господ офицеров.
За время моего отсутствия праздничное построение прошло, и теперь все офицеры собрались в актовом зале на торжественную часть. Чтобы не светиться с сапогами у входа в штаб, я подошел к нашим окнам и тихонько посвистел. Сергуня мгновенно появился в окне. Перспектива реализовать сапоги его крайне заинтересовала, особенно после того, как я пообещал вернуть десятку после получки. Он мигом слетал в комнату отдыха и вернулся с сапогами.
Старый замполит, начинавший службу еще в суворовском училище, не так давно получил новое назначение на должность начальника штаба где-то под Иркутском. Нам прислали нового замполита - маленького лысоватого майора-татарина из понтонного батальона. По-русски он говорил нетвердо, и когда волновался, начинал запинаться и заикаться. Его-то мы и подвели, причем, как оказалось, довольно неуважительно.
День был теплым, солнечным, в лесу пели птицы, а из-за полуоткрытых окон актового зала доносились обрывки замполитовской речи. Тут моего сержанта стала мучить совесть. Сбрасывать сапоги в то время, как внизу идет офицерское собрание, он отказался наотрез. Пролеты перед самым дембелем были ему не нужны. Я кое-как уговорил его бросить их так, чтобы они пролетели между окнами, тогда в зале их никто не увидит. Естественно, что угадать силу и направление броска ему не удалось ни с первого раза, ни со второго. Дальше произошла немая сцена. Сапоги оказались не 40-го, а 43 размера. Сергуня второпях принес мои новые сапоги, которые я получил на днях у старшины и тоже поставил за тумбочку. После короткой мимической пантомимы мы решили поднять мои сапоги на шпагате, а его – сбросить вниз, уже не скрываясь. «Пролет»* шел по полной, и терять было нечего.
*Пролет – действия военнослужащего, уставом не предусмотренные. Обычно поощряются внеочередным нарядом по службе или содержанием на гауптической вахте, - моё.
Дальнейший ход событий удалось восстановить по рассказам офицеров, заступавших в смену на дежурство.
Актовый зал в штабе был длинным и неудобным – кресла, наподобие тех, что бывают в кинотеатрах, стояли вдоль стены в несколько рядов. Напротив, между окнами, находилась трибуна. Собрание шло полным ходом. Слово для поздравления было предоставлено замполиту. Его речь, безусловно, полезная и содержательная, хотя и прерывалась аплодисментами, получилась длинной, в зале было душно, и офицеры на задних рядах, томясь от жары и вынужденного безделья, начали понемногу засыпать. Солдатский сапог, пролетевший в окне за спиной замполита, вызвал легкое оживление в зале. Второй сапог последовал за ним через несколько секунд. Спустя какое-то время сапоги появились снова, но уже в соседнем окне. Один за другим они медленно поднялись вверх на тонкой веревочке и тотчас же разом упали вниз. Задние ряды отреагировали мгновенно, захлебываясь от сдавленного хохота. Постепенно к ним присоединились первые ряды. Наступила разрядка, и смех стал всеобщим, переходя в гомерический.
Замполит, не понимая в чем дело, стал оглядываться, пытаясь найти причину столь необузданного веселья, заволновался, но быстро взял себя в руки и продолжил выступление. Тем не менее, кто-то из командования части, кажется, начальник штаба, отсмеявшись вместе со всеми, дал команду выяснить и разобраться, что к чему. Впоследствии злые языки утверждали, что офицеры на задних рядах даже спорили на деньги, в каком окне снова появятся сапоги, появятся ли вообще, и если появятся, то сначала левый, а потом правый, или наоборот…
Минут через двадцать я воротился с желанной десяткой в кармане. Офицерское собрание все еще продолжалось. Шинель для альбома была припрятана в лесу, настроение в предвкушении предстоящих именин было отличным, и его не испортили даже несколько молодых лейтенантов, влетевших к нам на ТехПУ для расследования инцидента. Утирая мокрые от слез лица и трясясь от хохота, они категорически заявили мне и младшему сержанту Хорохорину, что впредь ни при каких обстоятельствах не следует проводить никаких подъемных работ во время праздничных мероприятий, в особенности во время выступления нашего замполита.
Пришлось изобразить муки совести и крайнюю степень стыда, выразить соболезнование по поводу случившегося и поклясться, что содеянное имело место исключительно по производственной необходимости, без какого-нибудь подвоха или желания кого-либо оконфузить.
Инцидент был признан исчерпанным, и высокие договаривающиеся стороны разошлись к местам постоянной дислокации. Напоследок один из лейтенантов, глядя на нас восторженными глазами, произнес: «Ну, парни, молодцы – такую штуку отмочили! Но больше так не делайте!» Вытянувшись по стойке «смирно», мы дружно отдали ему честь. Козырнув, он исчез за дверью. А через несколько дней я благополучно отпраздновал свои именины в кругу однополчан, но это была совсем другая история…