СТАДНЫЙ ИНСТИНКТ.
На днях, рано утром, сдав смену, как всегда пошел с работы пешком домой. Надо идти пять километров, в основном в промзоне, где в это время почти не бывает людей. Не успел по шпалам пройти и полкилометра, сзади раздался громкий многоголосый лай собак. Оглядываюсь – на меня стремительно, на полной скорости несется целая свора громко и злобно лающих собак. Впереди – огромная лохматая черная грязная псина, большие зеленовато-красные глаза угрожающе светятся сквозь свисающие лохмы, мне даже на мгновение почудилось, что она изрыгает огонь из пасти при лае – ну точно собака Баскервилей, чуть поодаль мчатся еще семь-восемь собак. Им осталось добежать до меня метров двадцать, это секунды две-три. Зрелище жутковатое. Но я нисколько не испугался. Я знаю, что такое стадный инстинкт. Очень хорошо знаю. Поэтому сориентировался мгновенно – повернулся к ним, наклонившись, сделал вид, что достал с земли камень, громко закричал – А ну пошли вон! – сделал несколько быстрых шагов им навстречу, одновременно сделал замах рукой, будто бросаю камень. Собаки бросились врассыпную, отбежали в сторону и назад, остановились и продолжили лаять оттуда. Стадный инстинкт – один побежал назад, и все побежали врассыпную. А бывает наоборот – один набросился на человека, и все набросились. Так и с людьми.
Вот опять нахлынули воспоминания. Наверное, этому способствовали и недавние новости из интернета (я телевизор уже много лет не смотрю) – то спортсмена борца в Москве толпой убьют, то спецназовца. И психологи объяснили это стадным инстинктом. Вот сейчас сижу на работе, уже поздний вечер, можно поработать за ноутбуком – я несколько месяцев готовлю папину книгу на русском языке, художественно-публицистическую. Поэтому в соцсетях почти не появляюсь – днем стройка в Мактаме. Времени совсем нет, даже ленту новостей быстренько пролистать не успеваю. Но сегодня вечером все же решил написать про стадный инстинкт. Только что вышел из будки охранника закрыть ворота, недалеко не умолкает утробный низкий лай-завывание какой-то большой собаки, опять на ум пришла зловещая собака Баскервилей.
Это случилось вечером в последний день зимы уже далекого 1993 года. Мой брат Мансур возвращался вечером домой, уже в темноте, через пустырь. До дома оставалось всего несколько десятков метров. Навстречу ему шла толпа подвыпивших подростков – десять человек. Вот они поравнялись с Мансуром, почти все прошли мимо него, и вдруг последний сказал: - я такую же шапку хочу! И сработал стадный инстинкт - толпа развернулась и набросилась на Мансура. Он вырвался, побежал к дому. Но они догнали его, прижали к стене дома, окружили полукругом, один с разбега пнул ботинком в грудь, другой ударил ножом в бедро, перерезал артерию, кто-то крикнул – кровь! – и все бросились врассыпную. Кровь ударила струей выше человеческого роста, Мансур побрел в сторону своего подъезда, на стене оставался кровавый след. Упал в соседнем подъезде, выходящие жители вызвали скорую, но было поздно, Мансур умер в машине скорой помощи от потери крови. Двое маленьких детей остались без отца. Через несколько месяцев был суд, на котором защитники, учителя школы, родители говорили, какие они хорошие, эти подростки, давали замечательные характеристики. Каждый из десяти подростков на суде рассказывал подробно, что случилось в тот роковой вечер. Потом суд отправил дело на доследование. Через месяц снова состоялся суд, и мы с вдовой Мансура опять десять раз с болью выслушали подробности. Двое подростков получили сроки.
Прошло несколько лет. В марте 1996 или 97 года я пошел в свой садово-огородный участок проведать, не сожгли ли домик. Настроение было никакое. На заводе месяцами не платили мизерную зарплату, семью кормить было нечем. Я из успешного человека превратился в ничто. Семья разрушалась. В тяжелых раздумьях, с опущенной головой, я тихо брел к заводскому саду-огороду с тыльной стороны чулочно-носочной фабрики…
Сижу, пишу, и вот сейчас я опять услышал неумолкающий лай нескольких собак, поднял глаза, смотрю – над горизонтом появилась большая, оранжево-красноватая луна, мне она даже показалась кровавой. Оказывается, сегодня полнолуние. На луну, что ли лают эти собаки?
Не буду отвлекаться, продолжу воспоминания. Вот я почти добрел до сада-огорода. Поднимаю голову и вижу – толпа подростков вскрывает один из крайних домиков. Их человек семь. У двоих в руках большие советские топоры. На вид им лет по восемнадцать, сосредоточенно орудуют топорами. Остальным – лет по пятнадцать – шестнадцать, они смотрят на топоры, которыми вскрывают будку. Расстояние от меня до них – метров пятнадцать-двадцать. В голове лихорадочно мелькнуло – что делать? Они меня еще не увидели, но уже через секунду могут оглянуться, и сработает стадный инстинкт. Что делать? Подойти к ним и попытаться уговорить их не ломать будку? Глупо и смертельно опасно. Или немедленно бежать назад? Ведь могут побежать за мной и кинуть в меня топором, камнями. А вокруг на сотни метров ни одной живой души. Конечно, в это мгновение в голове мелькнула история гибели брата. И все это – в течении нескольких мгновений, наверное, я не успел сделать и двух шагов после того, как поднял голову и увидел эту толпу. Вдруг, неожиданно для себя, я дико заорал во весь голос и помчался на них, в сапогах, разбрызгивая мокрый снег и грязь. Подростки оглянулись, увидели, что на них несется что-то темное, громко орущее, и бросились врассыпную. Сработал стадный инстинкт! Они разбежались и исчезли. Я даже не заметил, куда. Что же делать дальше? Ведь подростки могли недалеко убежать, увидят, что я один, а их много, и у них топоры, и опять сработает стадный инстинкт. К тому же, они не должны увидеть, где мой участок, тогда точно сожгут домик. Что делать? Я быстро прошел на свой участок и спрятавшись за домиком, начал осторожно выглядывать из-за угла. Минут через десять увидел их. Они собрались на возвышении возле забора чулочно-носочной фабрики, находящейся метрах в трехстах от сада-огорода, присели на корточки и стали смотреть в мою сторону. И это длилось, наверное, полчаса. Они совещались, что делать, я тихонько наблюдал за ними из-за угла. Потом они пошли в сторону города, наверное, не рискнули идти в неизвестность. Вскоре и я пошел домой.
Летом я встретил хозяина того участка, где вскрывали домик, по фамилии Меркулов, раньше мы с ним жили в одном подъезде, он работал участковым, и рассказал ему эту историю, как я шуганул подростков с его участка. Меркулов весело рассмеялся. На мой удивленный взгляд он сказал, что весной нашел у порога домика два замечательных больших топора. А я и не знал, что подростки побросали топоры, ведь, когда я несся на них, я все силы вложил в крик, наверное, поэтому ничего не видел. Если бы знал, забрал бы топоры себе, как военный трофей.
Прошло много лет. Давно уже нет того сада-огорода, пожгли-поломали все будки-домики, умерли многие владельцы участков, и одним из первых – тот самый Меркулов, не выдержало сердце. Сейчас идет отсыпка грунта на месте сада-огорода, здесь будут вести строительство. Семью мы сохранили, сколько пережили, сами только знаем. Заводскую квартиру продали, построили дом в Мактаме, развели другой сад-огород. А Мансура мне очень не хватает. Столько проблем, вдвоем их легче было бы решать.
Вот я кончил писать, и опять поднял голову. Луна поднялась высоко, и уже имела обычный желтый золотистый цвет. Собаки замолкли. Зато приехали два огромных цементовоза за продукцией завода для буровых. Носит их нелегкая по ночам, ведь я думал прилечь отдохнуть, ведь завтра, нет, уже сегодня, много дел.
P.S. Прошло три дня, я опять сижу вечером на работе и дописываю послесловие. В ту ночь я не выложил в интернет написанное, помешали цементовозы. А утром, когда шел домой по шпалам пешком, вдруг, неожиданно, встретил ту самую огромную черную лохматую собаку. Была она абсолютно мирной, неагрессивной, позволила сфотографировать себя и равнодушно отвернулась. И была она не черной, а темно-серой с проседью. Агрессивной она вновь станет в стае. Все как у людей.