25 января 1875 года помощник пристава 1-ой полицейской части губернского города Смоленска около половины восьмого вечера составлял протокол со слов временноотпускного рядового Василия Ефстафьева. Тот, шмыгая носом и разя перегаром, разъяснял, что приехавши в Смоленск из Чащино Духовщинского уезда утром познакомился с временноотпускным рядовым Иванам Екимовым. Тот позвал его к своей сестре пить водку. Так Ефстафьев оказался в деревне Силино Солдатской слободы в доме безсрочноотпускного рядового Лариона Меркулова.
Полицейский чин тяжко вздохнул. Ну, сколько вас таких уже на моей памяти было, пьяниц, и сколько ещё будет. Водки вам, идиотам, выпить негде и не с кем. Кабаков вам в городе мало. А потом являетесь в часть, размазывая сопли, а то и кровь по харе, да голосите, что вас ограбили. Если уж «нехороший человек» тебя в толпе выделил, да зовёт не пойми куда водку пить, то значится у тебя на роже аршинными буквами написано, что ты не откажешься, что казённое вино тебе ближе матери родной. Тяжко вздохнул помощник пристава, и вновь обмакнул перо в чернильницу.
В доме Меркулова новые знакомцы знатно нажрались. Екимов раз сбегал за добавкой. Но, как всегда бывает, водка кончилась раньше, а желание выпить осталось. Ларион Меркулов, пришедший в часть вместе с Василием, ревел ярмарочным медведем, что Ефстафьев сам отдал часы Екимову, чтобы тот их сбегал и заложил. Полицейский от него только отмахнулся. Знаем мы, мол, Ваньку Екимова, сидел он уже за кражу один раз. Видать, опять за старое взялся. По словам духовщинского крестьянина у него пропали серебряные часы с цепочкой, кожаный бумажник, а в нём, не много ни мало, двадцать пять рублей ассигнациями. Проспавшись, Ефстафьев не увидел в доме своего нового знакомца, и отправился в полицию. А с ним и Меркулов увязался. Ларион всё орал, что часы Васька сам отдал, а денег от него никто и не видел. Ведь ежели б деньги были, на хрена часы закладывать. Купили б ещё водки, вот и вся недолга.
Пока протокол, то да сё, десятские приволокли из Солдатской слободы Екимова. Был он сильно пьян, но на ногах держался и говорил более-менее связно. Да, взял часы у Ефстафьева, так он сам их мне совал, когда водка кончилась. Иди, мол, заложи, только не меньше чем за семь рублей. Я и побёг. Целовальник в кабаке часы брать не захотел, ему по закону не положено, а Егорка Васильев знакомец мой старый взял за три рубля. Я с водкой к Лариону домой вернулся, а там уже и нет никого. А потом десятские заявились. У Екимова при обыске нашлось только пятьдесят копеек, каковые и вернули Ефстафьеву. Ваньку отправили в арестный дом при земской управе, а остальных по домам.
Полицейское следствие было недолгим. Допросили Кондрата Егорова, того самого целовальника, да Егора Васильева, который показал, что часы он взял в залог за данные Ивану Екимову три рубля серебром. Оформив все протоколы, пристав передал дело на рассмотрение по подсудности мировому судье. В качестве свидетелей в камеру мирового судьи Александра Васильевича Рачинского были вызваны Ларион Меркулов, жена его Елизавета Семёновна Меркулова, она же сестра обвиняемого Ивана Екимова, целовальник Егоров и Егор Васильев. Судья Рачинский, рассмотрев материалы дела и выслушав свидетелей, пришёл к выводу, что обвинить Екимова в краже нельзя. По законам Российской Империи вменить в вину Ивану свет Семёновичу можно лишь укрывательство вырученных за заложенные часы трёх рублей. Кражу двадцати пяти рублей у Ефстафьева доказать не удалось, да и не нашли ни в доме Меркулова, ни у самого Екимова этот самый бумажник с деньгами. Присудил мировой судья Ивану Екимову три месяца тюрьмы. А тот собственноручно, грамотный ведь как-никак, бывший старший писарь 6-й артиллерийской бригады, накатал апелляционную жалобу в Съезд мировых судей. А ведь зря он это сделал, ох зря. И такая тут канитель завертелась.
Съезд перед рассмотрением апелляции запросил у всех мировых судей сведения о Иване Семёновиче Екимове. И тут выяснилось, что суд по делу Ефстафьева уже третий в нелёгкой судьбе Екимова. Дальше господа Съезд и разбираться не стали. А стоило бы покопаться в законах Империи, стоило. По мнению Съезда мировых судей, под председательством А.Н. Вонлярлярского Иван Екимов попадает под действия закона о рецидивистах. Так как судился в третий раз за одинаково преступление – кражи. Мировым судьям он теперь не подсуден, и дело его нужно передать прокурору Смоленского окружного суда. Прокурор, чиновник всё ж таки с юридическим образованием, должен бы был разобраться, что там нагородили выборные мировые судьи. Но и он подошёл к делу спустя рукава. Не изучив материалы уголовного дела, отписал оное судебному следователю для предварительного следствия.
Следователь отправился в арестный дом при земской управе, решив для начала поговорить с обвиняемым. Там ему рассказали, как Екимов отреагировал на решение Съезда мировых судей. А Ванька взялся буянить. Ломал нары в камере, орал благим матом, бился с разбегу в запертые двери. Сторож Александров , решив урезонить буяна, открыл двери камеры. Пред ним предстал Иван свет Семёныч, почему-то одетый в пиджак другого заключённого, и грусным голосом поведал, что как-то скучно ему тут сидеть. Пошли, мол, дорогой вертухай, посмотрим, что за контингент у вас в женской камере обитает. Вы представьте себе какая у этого человека была харизма, сколько личного обаяния, что сторож повёл его на смотрины в женскую камеру. Бабы, мягко говоря, охренели от появления в дверях двух мужиков, стоявших в обнимку и в громко обсуждавших их достоинства и недостатки. Екимов заявил, что и тут всё не так как надо, ит двери женской камеры закрылись. А Ванька приказал Александрову вести его до ветру на двор управы. На резонный вопрос, а чем собственно его параша в камере не устраивает, Екимов заявил, что надоело ему это вонючее ведро хуже горькой редьки. Хочется ему в нормальном сортире посидеть. И ведь уговорил сторожа, уговорил паразит! А на дворе управы Екимов рванул в ворота быстроногим сайгаком. Поняв, что остался в дураках, Александров завопил и кинулся вдогон. За ним побежали и несколько десятских, что были в тот момент в управе. Догнать долго не могли, настигли только на крыльце дома Лариона Меркулова. Екимов понуривши голову сидел на ступеньках, тяжко вздыхая. Нету, мол, никого дома, а я так спешил.
Следователь с санкции прокурора окружного суда перевёл Иван Екимова в Смоленский тюремный замок, что называется, от греха подальше. А сам взялся изучать материалы уголовного дела. И тут же нашёл нестыковки. Рецидивистом по закону мог быть объявлен человек, трижды судимый за одно и тоже преступление, и трижды отбывший срок наказания. А Иван Екимов сидел в тюрьме всего лишь один раз. Судом по краже у некого Мальцева он был оправдан. Написав заключение по делу, следователь с лёгким сердцем вернул его мировому судье. Тот, также легко впаял Ивану те самые три месяца тюрьмы, тем более, что Ванька уже в тюремном замке и обретался.
Полностью отбыв срок наказания, Иван Семёнович Екимов был выпущен под особый надзор полиции. Но, то ли надзор был действительно «особый», то ли у полиции дел без Ваньки хватало, но в самом начале 1876 года Екимов из Смоленска испарился. У смоленских полицейских не было про Екимова никаких вестей. Хотя человек с похожими приметами был подозреваемым в нескольких мошенничествах в среде богатых евреев Могилёвской губернии. Он же подозревался в убийстве еврея, торговавшего золотыми украшениями.
Подозрения к делу не пришьёшь. А высокий, рыжебородый голубоглазый мужчина, лет тридцати пяти, с большой лысиной, появился на улицах уездного города Дорогобужа. Да-да, это и был Иван Екимов. Но в каком виде. Шапка-пирожок из бобра, дорогое драповое пальто, высокие сапоги в гармошку. Дорогобужские обыватели принимали его, то ли за богатого купца, то ли вовсе за дворянина-помещика. А Екимов ходил по трактирам, пил чай, да внимательно приглядывался к трактирным приказчикам да сидельцам. В одном из трактиров его узнал бывший сослуживец по 2-й батарее 6-й артиллерийской бригады Ермолай Самойлов. Слово за слово, этим самым по столу, Ермолай проставился водкой за встречу. Ему Иван рассказал, что служит у богатого помещика и в Дорогобуже по его делам.
А вот Иуде Яковлевичу Хомичеву, приказчику в трактире купца Трофима Дмитриевича Елисеева Ванька рассказал совсем другую историю. Заявился он в трактир ближе к девяти часам вечера, спросил чаю. Потом, разговорившись с приказчиком, рассказал оному, что является сыщиком, присланным Смоленским полицейским управлением для розыска церковных вещей и денег, украденных из церкви Святого Николая в Офицерской слободе. И есть, мол, уже у него сведения, что некий еврей Янкель здесь в Дорогобуже хранит у себя покраденное. Показал он приказчику и красивые бумаги с большими сургучными печатями. Совсем не зря присматривался Иван Екимов к трактирным приказчикам. Выбрал именно того, кто был неграмотен. Переночевав в комнате притрактире, сыщик выпил чаю, перекусил и отправился, как он сказал Иуде, на разведку. Все его расходы просил записать за ним, после окончания миссии он лично сходит с приказчиком к исправнику, и тот оплатит все расходы. Вернулся после полудня, весь из себя довольный. Сказал, что всё нашлось у Янкеля в подвале, еврей и его пособники арестованы. Но ниточки дела ведут в Смоленск, и ему нужно срочно отправить несколько писем. А для этого он попросил у приказчика рубль медью и рубль серебром. Иуда вроде как заколебался, деньги как-никак, но сыщик его уговорил, оставив в залог свои красивые бумаги с печатями. Получив деньги, гость ушёл в город, чтобы уже никогда не вернуться. Ждал его Иуда до утра, а потом отправился в полицию.
А надзиратель 1-й части города Дорогобужа Василий Сергеевич Крапухин уже снимал показания с отставного рядового еврея Янкеля Мануиловича Хотискара. Ему неизвестный, рыжебородый лысый хорошо одетый господин высокого роста, голубоглазый, предлагал намедни купить у него бочку сельдей, ящик конфект и пуд чухонского масла. Янкель ему ответил, что он в своей лавке таким товаром не торгует, но может свести господина с Лейзером Петрейко, которого этот товар может заинтересовать. Встреча состоялась на следующий день у Янкеля дома. После долгих препирательств, Лейзер попросил принести несколько сельдей из бочки для образца. Господин ушёл и вернулся лишь после обеда, принеся завёрнутый в мочало пяток селёдок. Качество товара Петрейко устроило, и он согласился купить бочку за 9 рублей 50 копеек серебром. Рыжий незнакомец сказал, что доставит бочку в лавку Петрейко и попросил руль пятьдесят авансом. Мялся Лейзер долго, но деньги всё ж таки дал. После чего продавец уехал на извозчике, чтобы никогда уже не вернуться.
Иуда Хомичев поведал полицейским свою историю от сыщике из Смоленска, который должен был арестовать какого-то Янкеля за кражу церковных вещей. Хотискар возопил громче иерихонских труб, что он честный торговец, и это его обманули и его друга Лейзера Петрейко обокрали. Иуда предъявил надзиратьелю красивы бумаги, оставленные в залог рыжебородым. Это оказались ремесленные свидетельства на некого калужского мещанина Мухина, проживающего в Рославле Смоленской губернии.
Через неделю Иван Семёнов сын Екимов был задержан десятскими на ярмарке в городе Ельне за бездокументность. К тому времени в Дорогобуже Ермолай Самойлов уже дал показания, полиция уже знала кто таков рыжебородый. Екимова из Ельни переправили этапом в Смоленск. У судебного следователя Иван Семёныч очень быстро сознался в двойном мошенничестве в Дорогобуже. Ну, очень уж быстро. Видимо хотел побыстрее сесть в тюрьму, чтобы не проявились его Могилёвские художества. Мошенничество вроде и копеечное, два рубля двадцать семь копеек забрано было у Иуды Хомичева, да руль пятьдесят у еврея Петрейко. Но срок Екимов получил вполне себе реальный.