ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ
Ничто, на мой взгляд, так не раскрывает человека, как отношения с противоположным полом. Это – главная проверка на человечность, на наличие других качеств. И нельзя полно рассказать о чьей-либо судьбе, не касаясь любовной темы. Все мы, по сути, заложники «основного инстинкта» и всю жизнь трудимся на него, порой даже не осознавая этого.
Но, когда слышу традиционный вопрос - а есть ли любовь? – предлагаю вначале определиться, что имеется в виду. Пожалуй, нет другого такого понятия, по поводу которого было бы столько спекуляций. Любовью к женщине называют и страсть, и похоть, и привязанность, и привычку…Психологи, думаю, назовут и другие оттенки этого явления. Но научного понятия любви нет и быть, наверное, не может. «Любовь – это природная ткань, расшитая воображением», - сказал Вольтер. А поскольку воображение у каждого из нас разное, сильно отличаются и проявления любви, и способность к ней в целом.
Мой опыт говорит, что отношение к любви, как и её проявления зависят ещё и от возраста. В течение жизни эволюция здесь неизбежна. Восторженный юноша, впервые поцеловавший девушку, и зрелый мужчина, проживший со своей избранницей много лет, отец семейства - не могут одинаково смотреть на любовь.
Вот прекрасный, благоухающий цветок в саду. Привлечённые яркими лепестками и ароматом, жужжат над ним пчёлы. Они собирают нектар, попутно опыляя растение и зарождая в нём новую жизнь. Но вот красота отыграла свою роль, пожухли и опали ненужные теперь лепестки, но зреют семена, обеспечивающие цветку бесконечное повторение в новых растениях…
Наблюдая этот природный цикл, невольно соотнесёшь его с нашей жизнью. Конечно, всё в ней стократ сложнее, но ведь, в конечном счёте, предназначение наше в том, чтобы реализовать этот великий закон природы, послужив тем самым бессмертию рода человеческого. А любовь – те же лепестки, помогающие людям находить друг друга, соединяться и давать потомство. Лепестки опадут, но жизнь продолжается уже в новом качестве. В том числе и для двоих любящих…
ПЕРВАЯ ДЕВУШКА
В предыдущих главах я упоминал о некоторых своих детских увлечениях. Переход от детства к юности в отношениях с подружками созревает незаметно. Однажды вдруг начинаешь понимать, что одноклассницы – не просто товарищи по учёбе и по досугам, а принадлежат к противоположному полу. Понимаешь это, прежде всего, на телесном уровне. Уже по-другому ощущаются шутливые до недавних пор объятия сверстниц, нечаянные прикосновения к груди… Девчонки возбуждают какую-то неясную волнующую тягу.
Робостью и неуверенностью сопровождался у меня этот переход в юность. Подружки взрослели раньше нас, мы в душе ещё оставались мальчишками. Помню, как однажды пришлось мне провожать вечером одноклассницу, гулявшую в нашей деревне на каком-то празднике. Впервые в жизни был наедине с девушкой и, оказавшись в роли «кавалера», всю дорогу напряжённо молчал.
Не знаю, насколько бы затянулось моё сближение с прекрасным полом, если бы к этому не подтолкнуло стечение обстоятельств.
Мою первую девушку звали Светлана. Она была городская, училась вместе с Галиной из нашей деревни в сельскохозяйственном техникуме. Там они подружились и вместе приезжали, из города, когда случались перерывы в учёбе.
Впервые увидел её зимой. Стройная, в серебристой каракулевой шубке, с ямочками на щеках… Вечером мы вышли на улицу гулять деревенской компанией и начали дурачиться на снегу. Я, помню, был в ударе, девичий смех не смолкал, давая мне тайную надежду, что новенькая Света по достоинству оценит мой талант юмориста.
Потом они вдвоём приехали в деревню на летние каникулы, и я отметил, что моё зимнее выступление не прошло даром, Света присматривается ко мне с любопытством. Как-то вечером наша компания разбрелась, кто куда, и мы остались с ней вдвоём. На этот раз неловкость свою я преодолел, и мы долго гуляли в ласковых, тёплых сумерках, не замечая за разговором, что уже наступила ночь…
С этого вечера начались наши встречи. Каждый день я с нетерпением ожидал, когда дневная жара сменится вечерней прохладой и шёл к знакомому дому. Света встречала меня возле крыльца, и мы шли бродить по окрестностям.
О любви мы с ней никогда не говорили. Да и была ли это с моей стороны любовь? Думаю, что тогда, в свои семнадцать лет я ещё просто не созрел для серьёзных чувств. Ни морально, ни физически. Это была, скорее, юношеская дружба, но я впервые дружил с девушкой, это наполняло меня радостной уверенностью в себе.
Влечение к Свете было скорее платоническим. Я и подумать не смел о том, чтобы прикоснуться к ней. Тайные желания моего юного тела были чем-то отдельным от Светланы. Мы шли купаться на реку, она говорила: «Отвернись!» и, раздевшись, окуналась в воду. Отвернув голову, я смиренно дожидался, пока она, выкупавшись, наденет платье прямо на мокрый купальник. В сухую одежду она переодевалась дома…
Скромностью своего поведения я готов был даже бравировать. Помню, позвал Свету в лес за грибами. Пошли вдвоём и там, в нашем полном уединении, я даже близко не подошёл к подруге... Когда рассказал об этом одному деревенскому ловеласу, он меня не понял. Но я своей сдержанностью гордился.
Не знаю, как к моей «моральной устойчивости» относилась сама Света. Но ни намёком, ни жестом она никогда не провоцировала меня на вольности, хотя, как оказалось, с мальчиками дружила и до меня.
Помню вечер, когда впервые поцеловал девушку. В моей жизни это было событие. Сегодня, когда у молодых «всё» происходит едва ли не при первом свидании, слова мои могут кому-то показаться наивными и даже смешными. Но вот такими мы тогда были.
Нагулявшись по улице, мы сидели с ней на закрытом крыльце. Устроившись на ступеньках, как всегда, говорили, говорили... К тому времени встречи со Светой стали для меня почти привычными. Разговоры наши длились бесконечно, но мне уже хотелось чего-то большего. Однако сделать решительный шаг всё никак не осмеливался.
За дощатыми стенками крыльца была ночь. Мы сидели в полной темноте плечом к плечу, и я слышал её дыхание. И вдруг почувствовал, что в этот вечер должен решиться. Разговор поддерживал по инерции, а мысли уже были заняты другим. И вот, дождавшись очередной паузы, обнял Свету за плечи и припал к её губам …
Придя в себя от собственной смелости, растерянно сказал ей что-то малозначащее и поцеловал ещё раз. Светлана сидела молча, не шелохнувшись. Думаю, она не переживала и сотой доли того, что переживал в те минуты я…
Расстались, мы, когда петух во дворе уже объявил о наступлении нового дня. Солнечным утром я пошёл купаться. Шёл вдоль реки, с накинутым на плечи полотенцем, ощущая себя победителем, совершающим круг почёта. Казалось, вся раскинувшаяся на взгорье деревня знает о моём ночном триумфе и провожает меня любопытными взглядами. А я чувствовал себя человеком, открывшим для себя ещё одну тайну жизни…
К сентябрю мы из деревни разъехались по своим городам на учёбу. Началась у нас переписка. После занятий я бежал в общежитие и бросался к тумбочке на вахте, где у нас складывалась почта. Глаза жадно искали конверт со знакомым почерком и многозначительной буквой «зет» вместо обратного адреса. Переписка была интенсивной, но о каких-то чувствах мы и в письмах, помнится, не говорили.
На осенние каникулы она опять приехала в деревню с Галиной. Мы пошли с ней гулять, и я снова ощутил себя несмелым юношей, впервые оставшимся наедине с девушкой, долго не решаясь возобновить летние поцелуи. Она подарила мне свою фотографию, которую храню до сих пор...
Переписка длилась у нас всю зиму, но к весне письма от неё стали приходить реже, рождая у меня смутные подозрения. Всё прояснилось на майские праздники. Приезда её ждал с волнением, но Галина на этот раз приехала одна. На мой вопрос ответила, что Света встречается с другим парнем и у них дело идёт к свадьбе…
Я переживал, но, надо сказать, недолго. Наверное, за зиму успел отвыкнуть от Светланы. К тому же понимал, что у моей подружки началась уже настоящая, взрослая жизнь и мне в ней места нет.
ПЕРВЫЕ СТРАДАНИЯ
Во время дипломного проектирования я увлёкся Ниной – однокурсницей из параллельной группы. Увлечение было коротким, но довольно сильным, оставившим след на всю жизнь. Кажется, у Нины тоже наметилась симпатия ко мне, над нашим явным сближением подтрунивали однокурсники. Но тут у меня проявилась дурацкая черта характера, воспитанная, скорее всего, ещё в детстве девчоночьим окружением. Думаю, именно тогда в моём поведении появился этот чисто женский посыл. Я считал, что не я должен ухаживать за девушками, а они за мной.
Дальнейший ход событий больно ударил по самолюбию. Кульминация наступила на выпускном вечере, от которого я многого ожидал. Но за Ниной стали ухаживать другие, о моём существовании она словно забыла. Оскорбленный, я ушёл с вечера до его окончания и не спал в общежитии всю ночь…
Потом всё-таки пришлось наступить на горло самолюбию и Нину простить. Начал догадываться, что веду себя не по-мужски - странно и глупо. Но времени на исправление ошибки уже не оставалось – учёба закончилась, мы разъезжались по стране. Она уезжала в Кемерово, а я – в Подмосковье. Запомнились её теплые, бархатные губы, наградившие меня при расставании единственным прощальным поцелуем…
Начал работать в подмосковном Красногорске. На родину всё время тянуло, я пользовался любой возможностью, чтобы приехать в деревню. И вот тут уже перед уходом в армию подружился с Еленой. Она заведовала у нас сельским клубом после окончания культпросветучилища.
Елена была постарше меня, и я у неё был не первый. Среди местных парней пользовалась популярностью, однако девушкой была серьёзной и достойных среди них, похоже, не находила.
Сближение наше началось с долгих бесед, которые мы вели, оставаясь в клубе после кинофильмов. «Разговорный» период длился довольно долго. Несмотря на кое-какой опыт, в деле ухаживания я по-прежнему оставался наивным и нерешительным. Елена тоже не пыталась торопить события, полуночные беседы её вроде бы вполне устраивали. Она с интересом выслушивала мои пространные монологи, делилась своими размышлениями о жизни, и мы засиживались в клубе до глубокой ночи. Конечно, меня просто тянуло к молодой симпатичной девушке.
Приезжать из города удавалось только на праздники. Стояли весенние майские дни, я возвращался из клуба под утро, наполненный счастливым сознанием, что живу интересной полнокровной жизнью. На душе был праздник. Впереди - целая жизнь, и всё пока складывается у меня удачно. Для любой девушки я – как награда. Окончил техникум, непьющий, некурящий…
Кажется, ценила мои достоинства и Елена. Разговоры наши, как и следовало ожидать, переросли в поцелуи. Тёплыми весенними ночами, обнявшись, мы просиживали на скамейке под звёздами до зари, и она с грустью говорила: «Ты для меня, как вон та звёздочка – высока и недоступна. Завидую твоей будущей жене...» Я целовал её, молча соглашаясь, и загадочно отвечал, что каждый в жизни получит то, что он заслуживает. Своё будущее заманчиво рисовалось мне в туманно-розовой перспективе…
Два-три дня пролетали быстро, меня ждала работа в городе. Мы обменялись несколькими письмами. О чувствах в них умалчивали, но как-то Елена написала мне, что на деревьях уже распустились молодые листочки, зелёные, «как твои глаза, Коля»…Эти слова вызвали у меня, не избалованного женской лаской, сердечный трепет…
Бывая в деревне наездами, я как-то не думал, что здесь у молодёжи без меня идёт своя жизнь, и Елена в неё вовлечена. А она, как оказалось, вовсе не собиралась довольствоваться ролью моей восторженной поклонницы. Я был всего лишь зелёным юнцом, которому ещё предстояло служить в армии и к тому же ничего не обещавшим, не предлагавшим. А ей надо было устраивать свою дальнейшую жизнь.
Было уже лето, когда в очередной мой приезд Елена, пряча глаза, вдруг сказала, что из клуба её сегодня проводит другой… Оказалось, что ухаживает за ней только что отслуживший в армии деревенский парень. Он сразу, без лишних ухаживаний предложил ей выйти за него замуж. Колебалась она, видимо, недолго. Так я познал горькую истину, что в любовном соперничестве везёт больше тому, кто к женщине ближе.
Опять девушку у меня уводили «под венец». И, увы, не последнюю. В дальнейшем я с горечью записал в своём дневнике, что противопоставить своим соперникам мне нечего. Обзаводиться семьей рано, и при всех моих достоинствах я для девушек - журавль в небе, а они предпочитают синицу в руках.
Помню, нашу последнюю встречу, когда мы шли в клуб под пасмурным дождливым небом. Шли в клуб, в котором мне теперь нечего было делать. Я горячо упрекал её в непостоянстве, она плакала. Она признавала свою вину, тем самым обезоруживая меня и усиливая горечь расставания с ней.
Было обидно, но все же в глубине души я Елену по-житейски понимал. Каждому из нас предстояло идти своей дорогой, и сошлись мы только на короткое время. Расставание было неизбежным, этой мыслью я вскоре и утешился.
СТАНОВЛЮСЬ МУЖЧИНОЙ
Перед уходом в армию в дневнике я педантично подвёл некоторые итоги прожитых лет. Достижения в любовных делах оказались весьма скромные. Знал, что у большинства сверстников уже имелся сексуальный опыт, а у меня «в активе» были только несколько девушек, с которыми я целовался.
Никто из них не собирался меня ждать, да и я никому ничего не обещал. Никогда, кстати, не понимал парней, женящихся в восемнадцать лет. Связывать свою жизнь с другим человеком, когда сам ещё не повзрослел и с каждым годом меняешься, я считал глупостью. Психологи не зря утверждают, что к восемнадцати годам созревают только женщины, у мужчин относительная зрелость наступает годам к двадцати пяти.
Теперь, оглядываясь назад, вижу, что именно в годы, совпавшие со службой в армии, я из юноши превратился в мужчину. Потребность в женщине стала едва ли не основой моего внутреннего состояния, властно захватывающей и душу, и тело. Этот важный этап внутренней зрелости, разумеется, никакого отношения к службе не имел. Он был естественным, а отсутствие женского общества его только стимулировало.
На последнем году службы я получил десятидневный отпуск на родину. Был март, в воздухе, будоража чувства, витали первые признаки весны. После вечерних сеансов в клубе мы возвращались вместе с Маргаритой, приезжей учительницей, квартировавшей у нас в деревне. И я чувствовал, как меня неудержимо тянет к этой красивой девушке, увлечённо рассказывающей мне о своих учениках.
Кончилось тем, что как-то вечером, на удивление самому себе преодолев сомнения и неловкость, я незваным заявился к ней на квартиру, которую она делила с подругой. Нашлась комната, где мы смогли уединиться…
В ту ночь я едва не потерял невинность. К себе домой вернулся под утро, уснул, как убитый, а потом весь день долго не мог прийти в себя, снова и снова переживая подробности ночного свидания. Но вечером мне надо было уезжать…
Не знаю, насколько тесно мы бы сошлись с Маргаритой, если бы не разлука. В сущности, кроме бурной ночи, распалившей чувственность, меня с ней ничего не связывало. Но она увлеклась, кажется, всерьёз. Её восторженные многословные письма храню до сих пор. А мои чувства быстро улетучились, уступив место любопытству. Я холодно и рассудочно отвечал на её пылкие послания. Словно бы проводил какой-то дурацкий эксперимент, выясняя, до какого же предела можно обижать увлечённую тобой женщину.
Когда вернулся из армии, Маргарита из деревни уже уехала. И тут узнал, что она, изливая душу в письмах, изменяла мне с другим. Оскорбившись, в ответ на её очередное письмо накатал ей грубую отповедь. Но даже и после этого она звала меня в далёкий северный город, где обосновалась. Разумеется, приглашение было мной с возмущением отвергнуто.
Я был максималистом. Не понимал, что нельзя требовать от женщины того, чего не можешь ей дать сам. И, наверное, судьбе угодно было наказать меня за максимализм, когда я после армии безответно влюбился в бухгалтершу Валю из колхозной конторы.
Тяга к женщине меня переполняла, а Валя порхала в клубе, как тропическая бабочка, покоряя милой детскостью, весёлым озорным смехом. Я завелся, что называется, с пол-оборота. Целовать её начал в первый же вечер, стискивая в объятиях за клубной сценой. Потом пошёл провожать и совсем расчувствовался…
Мне по-прежнему казалось, что для девушек, тем более сельских, я – завидный жених. Но Валя повела себя как-то непонятно. После нашего первого вечера стала избегать меня, несмотря на мою настойчивость. Я переживал все муки влюблённого, подстерегал Валю на улице, вечерами бродил под освещёнными окнами её дома…
Продолжалось это недели две, а потом она, видимо, сжалясь надо мной, призналась, что позволила за собой ухаживать всего лишь «назло одному человеку». Получалось, что меня использовали «втёмную» в чужой любовной игре.
Это безответное чувство отравило мне всю радость пребывания на родине. Я съездил в Ленинград, в Нарву в гости к родственникам, но и там мысли о Вале не давали мне покоя. Послал ей письмо, полное горьких сожалений и нежных упрёков. Как потом выяснилось, послание моё, послужило ей неплохой саморекламой.
Окончательно забыть Валю мне удалось только, когда уехал работать в Красногорск. А у неё дальнейшая жизнь сложилась неудачно. Отношения с парнем, кстати, моим одноклассником, у них восстановились, они поженились. Но семейной идиллии не получилось, муж пил, распускал руки. Видимо, от такой жизни Валя тоже стала прикладываться к рюмке и умерла совсем молодой. Муж пережил её на десять лет.
Мог ли я тогда предположить, что это увлечение было только первым классом в мучительной школе безответной любви, которую мне предстояло пройти, попробовав на вкус и бочку мёда, и ложку дёгтя.
МУКИ ЗРЕЛОСТИ
Последняя влюблённость была уже не просто юношескими грустными переживаниями. Меня захватила какая-то стихия чувств, управлять которой было почти невозможно. Я понимал, что стал другим в отношениях с женщинами. «Природа, видимо долго сидела во мне, выжидая своего часа и давая порезвиться уму, - записал я тогда в дневнике. – И вот она во мне проснулась. Я вдруг ощутил, что у меня те же потребности, что и у остальных. Меня не тянет к «излишествам», но против одной потребности чувствую себя абсолютно бессильным – потребности любить и обладать любимой женщиной»…
Я ощущал какой-то переизбыток души, которую готов был отдать чуть ли не каждой, лишь бы она откликнулась на мою жажду любви. Показалась загадочно-нежной улыбка вахтёрши на проходной завода, и я неделю пытался наладить с ней контакт, правда, больше в мыслях. А когда на заводе в энергетическом отделе, куда меня приняли после армии, стал работать вместе с Женей, сразу понял – на любовь с ней я просто обречён.
Женя была направлена на завод после института как молодой специалист. Энергичная, везде успевающая, она покорила меня сразу. Ухаживать за ней я бросился с места в карьер. Некоторые предрассудки относительно своих достоинств у меня ещё сохранялись, и мне казалось, что Женя их вполне оценит. Но не тут-то было!
На работе нас можно было принять за влюблённых. Я млел от её ласкового взгляда, мы вместе ходили на задания, на обед в столовую. С задумчивой полуулыбкой, она слушала мои рассказы о деревенском детстве, я посвящал ей стихи…У неё был вроде бы явный интерес ко мне. Но стоило намекнуть на встречу после работы, как у неё тут же находилась причина для отказа. Я недоумевал, обижался. Приходил к себе в общежитие, садился на койку и, обхватив голову руками, плакал злыми слезами, давая себе клятву наказать её за чёрствость, за неблагодарность, за свои несбывшиеся ожидания…
Случались, правда, и короткие моменты моего триумфа, когда напор мой заставлял Женю уступать. Тогда она позволяла встретить себя вечером из Москвы и проводить до общежития, навестить в профилактории и даже целовать, когда мы гуляли в мартовском, пронизанном мартовским солнцем лесу. Эти маленькие победы искупали все мои муки, вдохновляя на новые попытки покорить Женю. Но по большому счёту она оставалась для меня всё такой же странно недоступной.
Поведение Жени давало все основания подозревать, что у неё есть кто-то другой. Но поверить в это мне, одурманенному чувствами, не хотелось, а задать ей вопрос напрямую я посчитал бы верхом бестактности. В мучительных попытках разгадать и приручить Женьку прошла зима. Я уже догадывался, что она меня водит за нос, и готов был её ненавидеть…
Весной всё стало окончательно ясно. Как оказалось, я со своей любовью появился в жизни девушки очень некстати. У неё уже давно был ухажёр в Москве, он настаивал на женитьбе, а она тянула с ответом. Жених был незавидный - ни жилья, ни образования, простой шофёр из автопарка. В её нерешительности немалую роль играли и мои ухаживания. Но замуж звал он, и она сдалась…
- Эх, появился бы ты в отделе немного раньше – всё могло быть по-другому, - помню, сказала она сквозь слёзы, когда окончательно определила свою судьбу. За эти слёзы я и простил Жене её двуличное поведение. Внутренне перегорев, на все дальнейшие события смотрел уже почти спокойно и даже присутствовал на её регистрации в Доме бракосочетаний.
Семейная жизнь у неё тоже не сложилась. С мужем они враждовали, а через десять лет Женя умерла от рака печени, оставив малолетнего сына…
Надо сказать, что даже в период самого сильного увлечения Женей мысль о женитьбе на ней у меня не возникала. Мне хотелось её завоевать – и только. Для семьи я тогда ещё не созрел.
От этой неудачи отходил долго и мучительно. Чувствовал себя одиноко, неприкаянно и подспудно уже начал сомневаться в неотразимости своих достоинств. Появилась, правда, у меня в этот период Люда из соседнего отдела, напросившаяся на знакомство сама. Но утешала она меня слабо, хотя встречался с ней почти всё лето. В отношениях с ней я усвоил спасительную мудрость - не с каждой девушкой, с которой имеешь дело, нужно входить в губительный вираж, и не по каждой сходить с ума. Понемногу приобретался опыт.
Только не зря говорят, что опыт в любви не имеет значения. Если это, конечно, достаточно серьёзное чувство. Оно настигло меня в конце лета.
В отделе, в нашей группе появилась Ольга, вернувшаяся из отпуска по уходу за ребёнком. Ей и суждено было стать едва ли не главной героиней моего дневника и занять более трети написанной позднее книги.
* * *
Оглядываясь назад, пытаюсь осмыслить происходившее тогда со мной. Мне было двадцать пять лет, и числившийся в отделе инженером, я не чувствовал ни малейшего призвания к своей профессии. Надо было думать о получении другого, гуманитарного образования, искать свою дорогу в жизни. А меня кидало из одной любви в другую, побуждая растрачивать чувства «без отрыва от производства».
Во мне был слишком силён зов природы. Но было ли такое растрачивание себя хуже, чем банальное прожигание жизни, каким занимались многие сверстники? Во всяком случае, это была действительно школа чувств, в которой я познавал и себя, и окружающий мир. «Жизнь несёт меня по женщинам, как по кочкам», - записывал я в дневнике. Главное было не растрясти себя, это я тогда уже понимал.
У Оли был пьющий муж Олег, работяга из литейного цеха, поклонник Чехова. Какой-то интерес к литературе был и у самой Оли, и это выгодно отличало её от «технократической» Жени. Красавицей, строго говоря, она не была, но как-то сразу откликнулась на моё внимание, и я не мог этого не оценить.
В этой любви я прошёл все стадии: очарования, умиленья, восхищения, ревности, обиды, ненависти, прощения…Бочка мёда и ложка дёгтя – это как раз о том периоде моей жизни. Хотя дёгтя в конце было так много, что вкус мёда уже не вспоминался.
Мой интерес явно польстил женскому самолюбию Ольги. Она со мной кокетничала. Это замечали даже окружающие. Пожилые «матроны» из отдела подтрунивали над ней, замечая то её новую причёску, то без повода надетые золотые серёжки…
На работе мы вели бесконечные разговоры, и мне казалось, что и она мной тоже увлеклась. Её ласковые взгляды и улыбки в рабочие отношения не вписывались и говорили мне о многом. Наверное, мы оба вели игру, только отношение к игре было у нас разное. Для замужней Оли это был вроде бы невинный флирт, ей льстило внимание молоденького мальчика. А моя неприкаянная душа жаждала настоящей любви, я мечтал завязать в жизни «роковой узел»…
Она жаловалась на мужа, я видел, какие они разные и умилялся нашей схожести. Воспринимая Олю как родственную душу, увлекался всё глубже и основательней. С работы уходили вместе, я сопровождал её по магазинам, провожал до подъезда дома. Со стороны это, наверное, выглядело слишком заметным, но мне было уже всё равно. Да и она вела себя на удивление смело, хотя о нашем сближении вполне мог узнать муж. Правда, иногда она делала слабые попытки охладить мой пыл, напомнить, что между нами всё-таки существует дистанция. Но это только разжигало мои чувства, и она уступала.
Помню, как впервые поцеловал её. Нас отпустили с работы помочь Оле перевезти мебель с одной квартиры на другую. Закончив дело, Олег с мужиками сели за стол отметить событие, а я вышел проводить Олю до магазина. В коридоре, уже не в силах сдерживаться, обнял её и стал целовать в губы, в глаза в волосы…Она почти не сопротивлялась и только лепетала: «Нахалка я, да? Там муж, а я…»…
Поцелуи для меня всегда обозначали новый этап в отношениях с девушками. Надеялся, что после случившегося и наше общение станет ещё теснее, интимнее. Позволила целовать себя - значит, уже по-настоящему изменяет мужу. Получалось, что терять ей почти уже нечего. Оставался вроде бы последний шаг…
Но Оля, видимо, воспринимала всё менее романтично. В её отношении ко мне ничего не изменилось. Целовать её удавалось редко, и дальше этого дело не шло. Видел, что на последний шаг Оля не пойдёт - она недостаточно испорчена для этого. А я был слишком неопытен и нерешителен.
Любовные отношения не терпят топтания на месте. Они либо развиваются, либо сходят на нет. Мне стало казаться, что мои ухаживания начали Олю тяготить. Иногда она проявляла явную досаду, ввергая меня в обиду, недоумение, ревность… «Не любит меня, значит, любит мужа». Начался у меня длительный нервный период, по сути повторяющий историю с Женей.
Постепенно мне становилось ясным, что Оля, эта «родственная душа», никогда меня не поймёт. Джина любви из бутылки выпустил я, и терзает он только меня. Горькая мысль эта отравила все наши дальнейшие отношения, хотя они продолжались ещё долго.
Мы всё так же работали вместе, мучительные размолвки у нас перемежались трогательными примирениями. Помню поездки с ней в Москву, поцелуи в метро, наш разговор в уютном зале ресторана «Арагви»… Она рассказывала об очередном загуле мужа, об их скандалах. Но я понимал, что от своего непутёвого Олега она некогда не уйдёт. «Ушла бы, да родителей его жалко, без меня он совсем сопьётся»…
Что мне, собственно, было нужно от Оли, я, пожалуй, и сам толком не знал. Хотелось растрачивать себя в любви, быть для неё светом в окошке, видеть её счастливые глаза, улыбку. Но жениться на ней желания не было, и я бы никогда не потребовал от неё уйти от мужа. Наша родственность уже вызывала у меня сомнения, накопился груз обид…
В отношениях явно наступил кризис. В таких случаях люди считают за благо расстаться. Но куда я мог уйти из отдела? Размолвки у нас участились. Мне достаточно было одного её неласкового взгляда, делового вида, чтобы быть несчастным целый день. Я приходил в отчаянье, а её холодность только усиливала его. Признался, что люблю её. И услышал холодно-равнодушное: «Что же мне-то делать?».
Она всё дальше отдалялась от меня, её поведение было для меня не только обидным, но и загадочным. И разгадка скоро нашлась. У Оли, оказывается, были свои планы на жизнь. Она была беременной, собираясь рожать от мужа второго ребёнка…
Это была катастрофа. Ласковые улыбки и нежные разговоры – всё ушло безвозвратно. «Заигрывать с одним, будучи беременной от другого – это не для нашей скромницы», - записал я в своём дневнике злые слова. Любовь моя стала переходить в ненависть. Повторялась история с Женей. Только с той было всё-таки легче. Отношения с Ольгой длились полтора года, и я никак не мог примириться с тем, что женщина, в которую вложил столько души, от меня уходит. Мучительная процедура тянулась месяцами…
Моей утешительницей стала Аня. Познакомился с ней на занятиях литобъединения, куда она пришла, тоже, видимо, спасаясь от одиночества. За плечами у неё было неудачное замужество и неприкаянная жизнь с мечтой о женском счастье. Эта неприкаянность нас и объединила.
Начиналось у нас всё довольно вяло. Мне после мучительного краха с Олей хотелось всего лишь забыться. Аня переживала свою жизненную драму. Оказавшись в двадцать восемь лет, без мужа, без семьи, она боялась остаться в жизни одинокой.
Поначалу я у неё никакой надежды, видимо, не вызывал. Но по мере нашего сближения она невольно такой надеждой проникалась. Хотя повода для иллюзий я не давал. По этой причине отношения почти с самого начала были неровные. «Я не могу с тобой просто так встречаться, - говорила она. – Тебе нужна юная девушка»…
Она не раз пыталась уйти от меня, снова возвращалась. Плакала, рассказывая о своих злоключениях в замужестве, явно рассчитывая на сочувствие. Я принимал её без упрёков, утирал слёзы, утешал. Сочувствовал, но хорошо понимал, что сделать её счастливой не смогу. В роли жены Аню я не представлял.
Она нужна была мне как женщина. Нужна не только физиологически, хотя именно с Аней я впервые ощутил прелести сексуальной жизни. Утратив, невинность, я ощутил в полной мере, что это такое - владеть женщиной по-настоящему, по- мужски. Аня вносила гармонию в мою жизнь. Уезжая в деревню, я согревался мыслью, что в городе ждёт меня она, преданная душой и телом.
Но Аня вызывала у меня всего лишь добрые, тёплые чувства. Любить я продолжал Ольгу. Платоническая любовь к ней, недоступной, удивительным образом уживалась в моей душе с чувственной - к доступной Ане.
Моё нежелание жениться всё больше отравляло Ане общение со мной. Как-то в минуту страсти призналась: «Я люблю тебя и боюсь. Боюсь, что любовь принесёт мне только страдания»… Я её понимал, ей был нужен муж, а она попусту тратила на меня время и душу. Удерживать её лживыми обещаниями мне не хотелось. Встречались мы всё реже и, наконец, расстались совсем.
Дальнейшая судьба у Ани сложилась удачнее, чем можно было ожидать. Она всё-таки нашла парня, который на ней женился, и они прожили вместе около двадцати лет, родив сына.
А мне предстояло изживать своё чувство к Оле. Вынужденный видеть её на работе ежедневно, я ненавидел её, чтобы не любить. Она, скорее всего, моих страданий просто не замечала, лишний раз подтверждая, что никаких чувств ко мне она и раньше не испытывала. Даже сердиться на меня она, видимо, не считала нужным.
Выхода я не видел, находясь в постоянной депрессии. Понимал, что вылечить меня от любви-ненависти может только новая любовь. Но хотелось уже не просто очередного увлечения. Хотелось прикипеть сердцем раз и навсегда. Наконец-то я созрел для женитьбы. Надо жениться, надо найти такую, которая будет верна мне до конца жизни и которую можно любить без оглядки. Меня охватило какое-то нетерпеливое и лихорадочное состояние. Наверное, такой момент наступает в жизни каждого мужчины. Именно в таком состоянии легко ошибиться. Иной ловелас, сменивший немало женщин, и, казалось бы, достаточно их узнавший, поспешно женится, и вскоре обнаруживает свою полную несовместимость с избранницей.
Будь я общительнее, может тоже бы ошибся. Трудно выбирать, когда выбор слишком широкий. Но углублённый в свои внутренние переживания, я, в сущности, вёл довольно замкнутую жизнь. И, наверно, не случайно будущую жену нашёл в библиотеке.
ГДЕ ИСКАТЬ ЖЕНУ
Можно долго спорить, насколько случайна наша жизнь вообще. Один мой знакомый, так и не нашедший в жизни свою вторую половину, прочитав мою первую книгу о годах, предшествовавших женитьбе, сказал: «Если бы прочитал её раньше, жизнь построил бы по-другому. Надо было искать жену в библиотеке»… Можно отнестись к этим словам с улыбкой, и всё-таки, соглашусь, есть места, в которых предпочтительней искать спутницу жизни
Учитывая мою любовь к книгам, мой выбор случайным не назовёшь. Кто-то идёт за утешением в церковь – я нередко шёл в библиотеку. Садился в читальном зале, обкладывал себя сборниками мемуаров, книгами по искусству, читал про знаменитых людей и забывал свои горести. А за окнами шумела реальная жизнь, в которой мне не находилось места, И я, поднимая глаза от книги, невольно ждал, что кто-то оттуда придёт, выручит меня, спасёт от одиночества…
Любу я видел в библиотеке и раньше, но мельком, и повода знакомиться с нею не было. Да и мог ли я, увлечённый сначала Женей, а потом Ольгой, замечать вообще каких-либо других женщин? Подойти к ней заставила тоска. Пожалуй, впервые в жизни я познакомился с девушкой по своей инициативе, а не благодаря стечению обстоятельств. Я сам сделал выбор.
Приглядевшись, отметил, что Люба умна, привлекательна внешне, при этом скромна. У нас с ней явный общий интерес - книги. Однако к моим попыткам сблизиться она отнеслась на первых порах равнодушно. И дело было не только в Любе. Моя поникшая душа, казалось, была уже не способна на чувства. Я потянулся к Любе всего лишь рассудком, не чувствуя к ней ничего, кроме любопытства. А её холодность ввергала в ещё большие сомнения. Стоит ли добиваться её, если я ей неинтересен? И появится ли у меня чувство, толкающее на решительные действия?
Между тем, у меня сразу же возникла и крепла уверенность, что она близкий мне человек. Интересы, предпочтения, взгляды на жизнь, реакция на события - всё у нас совпадало, и это было удивительно. Обычно к женщинам всегда приходилось в какой-то мере приспосабливаться. С Любой я чувствовал себя свободно и раскованно.
Но вначале были безуспешные и мучительные попытки сблизиться, хотя бы банально выманить её в кино. Люба заканчивала учёбу в библиотечном колледже и была сильно занята экзаменами. Ей было не до меня, а мне не терпелось поскорее узнать, чего она стоит и убедиться, что не ошибся в выборе.
Всё-таки отношения понемногу завязывались, мы начали встречаться. С каждой встречей я открывал в Любе всё новые достоинства. Пришёл, наконец, день, когда почувствовал, что воскрес для новой любви, всё у меня было словно впервые - моё признание в любви, первый поцелуй…Все прошлые переживания остались позади - Женя с её двойной жизнью, замужняя кокетка Оля, Аня с её неуклюжей судьбой… Между мной и Любой не стояло ничего, чтобы мешало нашему союзу.
Ещё не узнав её как следует, я уже начал думать о ней как о жене. Мной двигало нетерпение. Услышал, наконец, и от неё эти слова: «Я люблю тебя». Но замуж она явно не торопилась. В ответ на моё предложение сказала: «Это дело серьёзное. Давай поженимся на следующий год», и это стало для меня источником и поводом для новых терзаний. Природа во мне бунтовала, требуя настоящего обладания женщиной, а не юношеской любви. И за это я готов был заплатить своей свободой.
Мучительные наши отношения длились полтора года. Тяжёлыми они были для меня. Любина целомудренность доводила меня до бешенства, я искал ссор, скандалил, хотя понимал, что от неё уже не смогу уйти никуда. Люба меня терпела, хотя ей тоже, наверное, было нелегко.
Мне хотелось настоящей семейной жизни с ней, как с женой. Но упрекая её в нерешительности, сам я совершенно не представлял, с чего надо начинать эту жизнь. Мы жили в разных общежитиях, надо было искать квартиру, подумать о приличном заработке.
Наконец, мы подали заявление в ЗАГС. Не скажу, что был на седьмом небе. То сладостное и нежное чувство, которое даёт ощущение счастья, за полтора года нашего общения стало привычным. Я просто понимал, что Люба - это та самая половинка, с которой мне надлежит связать жизнь, и женитьба на ней была для меня естественна и неизбежна. Я уже побывал у Любиных родителей, свозил её к своей матери в деревню…
Предстоящая семейная жизни делала меня другим человеком. Я удивлялся самому себе. Непрактичный, никогда житейскими делами не занимавшийся, я вдруг стал деятельным, инициативным. Сначала загорелся даже купить дом в пригороде и даже ездил его смотреть. Потом, отвергнув эту идею, стал искать и нашёл съёмную квартиру. В надежде на хорошую зарплату, перешёл из отдела в цех - слесарем…
Началась наша совместная жизнь. Любовные переживания, поиски родственной души закончились. Я приплыл в свою тихую гавань. И сегодня могу сказать, что те качества, которые я сразу разглядел в моей избраннице, позволили без катаклизмов прожить в браке вот уже почти полвека. Но категорически не согласен с утверждением, что все счастливые семьи похожи друг на друга. Если под счастьем понимать благополучный многолетний союз двоих, то оно у каждой семьи - своё.
Своим опытом семейной жизни не рискну делиться с теми, кто вступает на этот путь. Проходить его всё равно каждому придётся самому, преодолевая свои пеньки и кочки. Хотя одно обстоятельство, пожалуй, выделю. Всё-таки должна быть психологическая совместимость супругов. Именно она позволяет терпимо относиться к недостаткам друг друга, неизбежно выявляющихся при совместной жизни. Всё остальное приложиться.
Ничего нет постоянного в мире чувств. Статистика свидетельствует, что примерно половина браков расторгается. А ведь заключались они вроде бы по любви. Но даже если молодожёны действительно любят и уважают, друг друга, их отношения ждут непростые испытания. Говорят, есть мужья, не утратившие влюблённость в свою жену и после десятилетий совместной жизни. К сожалению, обычно бывает по-другому. Будничность отношений, привычка - почти неизбежно лишают любовь романтического флёра, и примириться с этим готов далеко не каждый. А когда начинается поиск свежих ощущений на стороне, семья распадается.
Философ Ницше говорил, что мужчина по сути своей – игрок и охотник. Эти качества не утрачиваются мужчиной и в браке. Если он зациклен только на них - семейное благополучие под угрозой. Здесь важно определиться с приоритетами. Женившись, мужчина вступает в пору, когда надо добиваться признания и побед уже не на любовном фронте, а в социальном плане, найти свое место в жизни, состояться в профессии. Это нормальный жизненный цикл. И здесь нужен крепкий тыл в лице преданной жены, хранительницы домашнего очага.
У меня получилось именно так. В конце книги я коротко говорю, кем стала для меня Люба, как при её содействии нашёл свое призвание. И, может быть, это-то и есть самый важный и главный итог всех моих исканий. Ведь найти свою «вторую половину» - это только половина счастья. В конце концов, любовь может прийти и уйти, а жизненное призвание всегда остаётся с тобой. Нашедший себя в своём деле никогда не будет чувствовать себя сиротой в этом мире, какие бы передряги его не ожидали.
Не буду утверждать, что у меня было всё просто на почти полувековом семейном поприще. Не склонен также считать, что можно полюбить только раз и навсегда. Мы живём в мире людей, вокруг нас столько красивых, привлекательных женщин, и надо просто перестать быть мужчиной, чтобы не реагировать на них. Игрок и охотник так или иначе в любом возрасте даёт о себе знать.
Живёт в нас потребность в романтике, в юношеском трепете души. Семейный быт чаще всего эту потребность удовлетворить не может. И можно по-разному относиться к какому-нибудь седовласому Ромео, который после многолетней, внешне благополучной семейной жизни уходит к женщине, всколыхнувшей молодое чувство. Такое в жизни случается. Сказано же: седина в бороду, а бес - в ребро. Оставленной всё-таки жене есть на кого опереться. Рядом взрослые дети, бытовые проблемы, как правило, в этом возрасте решены. Но едва ли можно оправдать молодого супруга, воспылав новой любовью, бросает ту, которая ему доверилась, с которой успел обзавестись потомством. Это можно назвать только предательством. Влюбился – страдай сам, изживай в себе это чувство, но не заставляй страдать близких, доверивших тебе свою судьбу.
Думаю, многолетний союз двух людей скрепляет вовсе не то романтическое чувство, которое когда-то их соединило. Любовь – праздник, но каждый день не может быть праздником. Чувство с годами становится другим, романтический ореол тускнеет. Зато крепнет взаимное уважение, чувство благодарности за то, что были друг для друга надёжной опорой и в радости, и в горе. Есть в жизни что-то, поважнее, чем капризное чувство любви. Подтверждение тому - горький опыт тех, кто, разочаровавшись в обретенном «новом счастье», возвращается к брошенной когда-то семье.
Не надо думать, что любовь – это некое царство, и стоит только попасть туда, и сразу обретёшь счастье. «Любовь – обманная страна, и каждый житель в ней – обманщик» - сказал режиссёр-поэт Э. Рязанов. Увы, это так. Обманываемся в предмете любви, обманываемся и в самом себе, будучи уверенными в прочности своих чувств…
Можно совершить ошибку, гоняясь за такой любовью всю жизнь, как за сказочной жар-птицей, бесконечно разочаровываясь в партнёрах и не догадываясь, что причина неудач не в них, а в тебе самом. Как сказал в своей популярной «Книге о супружестве» Р. Нойберт, вовсе не обязательно, что бы избранник твой был идеалом. Но он обязательно должен обладать теми качествами, которые дадут вам уверенность, что проживёте с ним долгие годы.
Разумеется, есть примеры любви великой, самоотверженной, бескорыстной. Было бы странно, если бы, учитывая бесконечное многообразие человеческой породы, таких примеров не было. Но если брать массовый уровень, надо признать, что в большинстве случаев люди всё-таки не способны на высокие проявления любовного чувства.
Пожилые супруги не склонны говорить друг другу о любви. Их любовь доказана многолетней совместной жизнью. Семейное счастье ими даже не замечается, как не замечает здоровый человек, что дышит воздухом, что у него две руки и две ноги.
Отмечаю странный на первый взгляд факт: за полвека мы с женой не написали друг другу ни одного письма. (Правда, я писал дневник, когда она уехала в отпуск, а я мучился ожиданием.) Словом, семейная жизнь вообще – тайна двоих и каждая семья счастлива по-своему.
Но случаются «моменты истины», когда вдруг осознаётся истинная цена привычного. Вот запись в дневнике, сделанная мной в деревне осенью 2012 года:
«Люба уехала в Красногорск семь дней назад. Сегодня уезжаю и я. Поначалу вроде рад был одиночеству. Но вот потребность в уединении, кажется, полностью удовлетворена. Идут томительные, как всегда, тоскливые часы перед отъездом. Теперь в деревню вернусь только в мае. И почему-то вдруг представилось, что Любы нет и там, в городе, нет совсем и навсегда… Страшно до слёз! Хватающее за душу чувство утраты.
Вспомнилось, как когда-то она навестила меня в больнице перед операцией. Она пришла, и я вдруг до слёз, до боли ощутил, как мы с ней слиты и как страшно остаться без неё. Она была – как вестник, как частица той здоровой, солнечной жизни. А я, оставшись за бортом, жил в мрачном, больном мире и не знал, выйду ли оттуда. Сидя на койке рядом с ней, опутанный капельницей, я даже прослезился.
…Хочется скорей туда, где она, увидеть её реальную, живую. И опять всё пойдёт, как обыкновенно. Слишком обыкновенно…
Надо жить каждый день, как будто он последний, беречь себя и её. Она-то меня бережёт, у неё, видимо, острее это чувство опасности потерять меня. Звонит каждый день: «Как ты там? Береги себя»… А я в суете порой этого не ценю».
Это написано на тридцать восьмом году нашей супружеской жизни.