Как Охрим Горобец стал Левым Страусом
- А шо мне утаивать? Тут никакого секрета нет. Можно сказать - всё на виду. – Охрим указал на пришитую к клапану нагрудного кармана джинсовой куртки нашивку: SPARROW.
Всё началось с того, шо после развала Союза я оказался безработным. Партию упразднили, а секретарям указали на дверь. Нужно было решать, как выживать. На одну зарплату учительницы начальных классов нам было не выжить, а до пенсии мне не хватало лет. Тут-то я и решил удариться в бизнес. Хорошо, шо был советский опыт поездок в Польшу за аппаратурой. Не давала покоя мысль «Чем заниматься?» Аппаратурой уже никого было не удивить. А деньги таяли, словно апрельский снег. Когда финансовые запасы иссякли, я поехал продавать в райцентр свой старенький «Мерс». С покупателем договорился заранее – помогли райкомовские связи. Продав автомобиль - решил это дело обмыть. На глаза попалась пивная палатка, где продавали пиво на разлив. Перед палаткой была очередь минут на сорок, а то и больше. Мужики стояли с бидончиками и стеклянными банками разной ёмкости. У меня не было никакой тары, чтобы купить пиво. Заняв очередь, забежал в соседний магазин и купил трёхлитровую банку берёзового сока. Выйдя из магазина, вылил сок под забор и радостный занял своё место в очереди. Пока стоял среди любителей пенистого напитка, обдумывал, во что вложить начальный капитал, полученный от продажи автомобиля. Но ни одной разумной мысли в голове так и не появилось.
Стойко простояв положенное время и, готовясь подавать 3-х литровую банку в окошко, почувствовал, что кто-то дергает меня за рукав. Это был помятый мужичок с просящими глазами.
- Парень, пусти без очереди. Плохо мне, могу помереть, пока достою эту очередь.
Толпа естественно зашумела. Одни возмущались, другие готовы были пропустить мужичка.
- Ну, давай свои банки, - пожалел я несчастного.
Наполнив свои емкости, мы с мужичком зашли за палатку и жадно припали к янтарному напитку.
- Тормози, Охрим! – Степан остановил рассказчика. - Ты так красиво рисуешь свою байку, шо аж самому затребовалось хлебнуть заморского напитку.
Начальник Клуба налил всем по полному стакану и байкари стали наслаждаться горьковатым напитком.
- Ну и заморцы, мать-перемать! И де воны так научились гнать свое пыво? Жаль маловато ты прынис. А чи не в нашому сильмаге купувал його?
- Какое там, в нашем? У нас такого ни в жизнь не купишь. Это моя Галинка привезла с райцентра.
- Ну, я ж кажу, шо твоя Галинка мудра баба. Знает шо привезти мужику. Давайте, байкари запьемо пенный напиток моим «борщом».
Семён налил из графина самогонки и, мужчины сдвинув стаканы, выпили за мудрых баб, которые знают, что нужно мужикам. Охрим продолжил рассказ.
- Пиво, скажу я вам, примеряет человека с действительностью и потому между нами завязался разговор о жизни. Когда мужичок выслушал мою историю про то, шо я остался без работы, про проданный автомобиль и желание заняться бизнесом, лицо его преобразилось.
- Меня зовут Ефим Моисеевич. Друзья называют Фима. Вот и ты так меня зови.
Я назвал своё имя, и Фима стал учить меня жизни.
- Охрим, разве это проблема? Как любила говорить моя покойная супруга, её, кстати, Сарой звали:
«Мало знать себе цену – надо еще пользоваться спросом».
Так вот мы с вами должны создать спрос на наш будущий бизнес. Запомните, Охрим, одна голова – хорошо, а с туловищем лучше. Так вот мы сейчас с вами – это голова с туловищем! Вы понимаете, про что я вам рассказываю?
Я закивал ему в ответ, потому что его говорливость отняла у меня дар речи.
- Знайте, что удачливый еврей никогда не думает о себе плохо. Для этого у него есть друзья. Так вот вы сейчас не должны думать о себе плохо и стать немножечко евреем.
Вы знаете, уважаемый Охрим, почему в аэропорту Бен-Гурион приезжающих встречает плакат: «Будьте красивыми!»?
- Потому что умные тут все. Так вот моя Сара всегда говорила мне: «Фима тебе не надо улетать в этот Бен-Гурион – ты у меня и так и красивый и умный!» Поверьте, Охрим, я не хвалю себя, так есть на самом деле.
- Мать-перемать, Левый Страус! Шо ты нам лапшу вешаешь про энтого Хвиму? Давай рисуй по делу! – не выдержал такого длинного отступления от главной темы Семён.
- Вас понял, рисую по существу. Так вот этот Фима и говорит:
«Я портной высшей категории. Предлагаю открыть общее дело – будем шить джинсовые брюки и куртки. Сейчас идём ко мне домой, и я тебе в благодарность за пиво сошью куртку и штаны похлеще фирменных. А заодно и решим вопросы совместного бизнеса.
Так оно и вышло. У мужичка отрез ткани имелся на не один десяток штанов и курток.
«Это мой дружбан привозит в Одессу», - говорит мне Фима. – «Он помощник капитана на торговом судне. Будем заказывать ему, как постоянные заказчики. И ему и нам выгодно. А реализовывать товар станем в райцентре и в соседних областях. У меня есть кое-какие контакты. Будем работать под Лейбу Штраусса».
- А кто это? – поинтересовался я у мужичка?
- «Лейба Штраусс, он же Ливай Стросс и он же Леви Страус. Странно представить, но джинсы, которые кажутся нам столь современными, появились еще в середине XIX века. Своим рождением они обязаны Лейбе Штраусу, в 1847 году эмигрировавшему в Америку из Германии. Приехав в США, восемнадцатилетний юноша сменил свое имя на Леви Страус — и под ним навсегда вошел в историю».
- Так я шо то не понял, он шо стал президентом всех мериканцев, шо вошёл в историю? – Семён перестал разглядывать этикетку на бутылке чешского пива. – А при чому тут ты со своими жинсами?
- Всё дело в том, шо мы выдавали наши подпольные джинсы за американские, фирмы «Леви Страус». А многие слышали это имя, как Левый Страус. Мне приходилось утверждать это всем, кому втюхивали наш товар. Вот поэтому меня и стали звать Левый Страус. Но я не в обиде. Как у нас говорят: «Хоть горшком назови, только в печку не ставь». Мы тогда с Фимой хорошо заработали на нашем товаре.
- А шо энто у тебя на кармане нарисовано не по-нашенски? – Семён ткнул вилкой в куртку Охрима. – Твой Левый Страус?
- Это мой фирменный знак «SPARROW», которым мы с Фимой помечали наш товар.
– И шо энто значить? – не унимался Семён, указывая вилкой в грудь Охрима.
- Это моя фамилия на английском языке, - потупив глаза в стол, скромно признался Охрим.
- Шо, Горобец, шо ли? Ха-ха-ха!- заразительно рассмеялся начальник Клуба байкарей.
- Не-е-е, Горобец – это по-нашему, по-украински, а на русском – воробей…
- Так ты шо, москаль, чи шо? Мать-перемать! Ты Горобец, чи Воробей?
- Семён, ну что ты прицепился к Охриму, словно… - не выдержал Пётр.
- Словно шо? Чого не договарюешь? Лайно, шо ли? – прищурив правый глаз и сжав губы, Семён готов был рынуться на Петра.
- Ну, что ты начинаешь? Снова за старое? Хочешь поругаться?– обиделся Пётр.
- Энто я начинаю? Мать-перемать! Или може ты сам, решив напомнить мне про «пана»?
- Ладно, не нравиться тебе пан, так мы тебя сегодня так и не называли. Хочешь, будем звать тебя… - Пётр на пару секунд задумался, а затем предложил, - …сэр полковник?
- А энто ще як, «сер»? От слова серун? Мать-перемать! – ещё больше обозлился Семён.
- Сэмэн, ну шо ты накинулся на Толяныча? – решил заступиться за соседа Охрим.
– Сэр – это такое почтительное обращение к мужчине в некоторых странах. А ещё, так обращались к рыцарям в средние века.
- Энто точно, чи знову лапшу мне на вуха вешаешь?
- Да какую лапшу? Не веришь – спроси у Толяныча.
- Семён, в англоязычном мире, сэр – это вежливое обращение к мужчине, обычно к начальнику, старшему по званию. Вот, как к тебе, «сэр полковник».
– А шо ты мене раньше об энтом не рассказував? – смягчился Семён. – А хто ще есть у нас сэр?
- У нас нет никого. А вот у соседей в России этого титула удостоен актёр Василий Ливанов.
- А его-то за шо? Мать-перемать!
- Он был удостоен звания рыцаря именно за незабываемое воссоздание в киносериале литературного образа Шерлока Холмса.
- Энто шо, того якой бул разведчиком у главном немецком штабе?
- Нет, ты ошибаешься, Шерлок Холмс был знаменитым сыщиком.
- Ну, тады я согласен, оцэ дило, шо я у нас тольки один такой сэр полковник. Так меня с энтой минуты и зовите, - утвердил свой новый титул Семён и наполнил стаканы самогонкой.
- За сэра полковника! Будьмо! Шо там далее було с твоей подпольной мастерской? Давай рисуй Левый Страус – Горобец. А ты, Толяныч переверь, як запись идёть, чи не идёть.
Пётр, взяв в руки диктофон, убедился, что он работает исправно и кивнул начальнику. Охрим, пережевав толстый кусок сала, продолжил свою бизнес-историю.
- Чтобы не привлекать к себе внимание налоговиков и милиции, мы решили представлять свою продукцию за итальянскую. Вот тогда и стали пришивать знак «SPARROW». Но однажды на нас «наехали» бандиты и предложили крышу за 10 процентов от месячного дохода. Пришлось согласиться, чтобы не остаться без бизнеса. В 1999 году случилась трагедия. Нашу крышу «порешили» другие бандиты и уже они затребовали платить им по 10 тысяч долларов ежемесячно. Компаньон Фима сразу «слинял» в Израиль на ПМЖ. Мастера не стало, и бизнес вмиг прогорел, я влез в долги. Пришлось продать квартиру в райцентре, чтобы расплатиться с бандитами. Дома остались нереализованные джинсы и куртки. Стал продавать их хуторянам. Кто-то из них узнал про прежнее название нашей продукции, тогда и прицепилась ко мне кличка Левый Страус.
- И как же вы дальше жили, только на зарплату жены? – не удержался от вопроса Пётр.
- Куда там? Галинка договорилась со своим одноклассником Перебейносом взять меня на работу. Вот у него-то я и доработал до пенсии на должности кладовщика на складе.
- А шо, джинсы и куртки усе распродал? Чи шо осталось?
- Да кому их в нашем хуторе реализуешь? Их носит молодёжь, да я вот не вылезаю из джинсу уже второй десяток лет. Кстати, ткань очень прочная. А знаете, как из ткани стали шить штаны? Хотите расскажу?
Семён и Пётр потягивали пиво и наслаждались летним августовским днём. Было похоже, что слушая истории Охрима о зарубежных штанах и куртках, они совсем забыли, зачем собрались.
- Давай, байкарь, рисуй далее свои байки. Мы як раз их записуем для истории, - лениво согласился Семён.
- Так вот. Вначале джинса была простым холстом для палатки. Страус обосновался в Нью-Йорке, занимался мелкой торговлей, но еле-еле сводил концы с концами. Как я после развала Союза. Тем временем в Калифорнии вспыхнула золотая лихорадка. Леви решил попытать счастья и отправился в Сан-Франциско. Но он не собирался становиться старателем и мыть золото. Страус хотел всего-навсего продавать холсты для палаток и скромно жить на небольшую прибыль.
Охрим, закашлялся и потянулся к бутылке с пивом. Налив половину стакана, он не спеша выпил и прокашлялся, словно проверял свои возможности для продолжения рассказа.
- Так може дерябнем по стопочке «борща»? – предложил Семён.
- Чуть позже, а то забуду, шо хочу рассказать, - отказался Охрим. – Так вот. Между тем, бизнес Страуса совсем не развивался. Почему-то старатели не спешили расхватывать товар.
Леви был на грани разорения, но счастливый случай изменил всю его жизнь. Опять же, как у меня с Фимой. Один из старателей пожаловался ему, шо на этой тяжёлой и грязной работе обычные штаны рвутся просто моментально. Работягам едва ли не каждую неделю приходится покупать новые, а в прочных кожаных невозможно работать - слишком жарко и неудобно.
- А я бы от кожанных ни в жизть не отказался, мать-перемать! Уж кожаны энто точно, шо лучшее моих спортивок, - Семён встал из-за стола и осмотрел свои старые вылинявшие спортивные штаны с пузырями на коленях. – А ты Толяныч согласился бы на кожаны штаны?
- Как тебе сказать? – Пётр задумался, словно искал маршрут движения на топографической карте.
- Скажи усё, як есть, по чеснаку!
- Я как-то привык к своему костюму-тройке. Даже не могу себя представить в кожаных брюках.
- А шо тут представлять? Тута одягать надыть и ходить кажный день. Нам же в них не работать, - убеждал Семён. - Ну, а табе, ясен перец, у них було бы классно наблюдать у телескопа тарелки, - подколол Семён соседа.
- А тебе - варить фирменный «борщ», - Пётр ответил уколом на выпад Семёна и они оба рассмеялись, представляя друг друга в кожаных блестящих штанах за любимыми занятиями.
- Так, шо, далее рассказывать? – не удержался Охрим, прерывая заразительный смех соседей.
- Давай рисуй, мать-перемать! Мы поки походимо у своих штанях… Ха-ха-ха! – хохотнул начальник Клуба и дал разрешение на дальнейшее повествование.
- И тут Страуса озарило — а ведь из прочной холстины штаны будут более долговечными! Он тут же отправился к портному и заказал первые брюки из палаточного полотна, а затем начал продавать их в своем магазине…
Вскоре старатели прослышали о чудо-штанах, которые не мнутся, не рвутся, легко стираются и весьма удобны для работы. К Леви потянулись толпы покупателей, и денежки потекли рекой.
- Кода же энти денежки потекуть рекой до нас? – мечтательно произнёс Семён.
- Страус учитывал все пожелания клиентов - старатели требовали, шобы для большей прочности на штанах была двойная строчка, имелось бы множество крепких карманов для золотого песка, петли для кожаных ремней.
Охрим встал из-за стола и продемонстрировал наличие всех перечисленных прибамбасов на своих джинсах. – Вот, как на моих! И получившиеся у Страуса брюки в результате устраивали самых привередливых покупателей.
- Я где-то слышал, что прочность и долговечность джинсов вызывают изумление. В конце девяностых годов в одном из американских штатов на шахте была выкопана грязная тряпка. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это старые джинсы. Экспертиза установила, что они были изготовлены не то в 1870, не то 1880 году! После реставрационных работ эти штаны были проданы на аукционе за 46 тысяч долларов. Купили джинсы-реликвию представители самой фирмы «Леви Страус» и затем выставили их в качестве экспоната в самом большом магазине компании. А затем в честь этих джинсов выпустили партию, полностью повторяющую легендарный оригинал. Джинсы были сделаны из искусственно состаренной ткани, имели точно такие же швы, пуговицы и даже кармашек для инструментов…
- Да, ранише были штаны, а зараз остались тольки дырки, мать-перемать! И як у таких можна ходить на людях?
- Семён это мода такая. Как ты не понимаешь? – пояснил Пётр.
- Мода така? – Семён удивлённо оценил взглядом брюки Петра Анатольевича, а затем джинсы Охрима. - Вот ты мне, Левый Страус, як знаток у вопросах жинсовых штанов, скажи, чому дырки на жинсах - энто модно, а на носках - нет? – Семён снял с правой ноги грязную калошу и продемонстрировал байкарям дырявый носок с торчащим большим пальцем.
- Да кто ж эту современную моду поймёт? – оправдался Охрим, и пожал плечами. - Я сам не понимаю, когда носят рваные джинсы. Но тогда уж носите их с рваными носками. Смотришь и думаешь, то ли мыши прогрызли, то ли моль завелась, то ли не хватает вентиляции в штанах.
- Ой, байкари, сейчас умру! – Пётр залился раскатистым смехом. – Вспомнил анекдот. Вот послушайте:
- Хаймович, как вам не стыдно, на вас рваные джинсы! - Таки это модно! – Таки модно – понятно, но через них видны и ваши модные трусы! Так что не горюй, Семён, выставляй свои носки напоказ. Пусть все думают, что они сейчас в моде.
Семён снял с ноги галошу и стал разглядывать рваный носок с выпирающим пальцем.
- Так, шо, мне таперича босиком ходить, шобы усе видели, який я модный?
- Это уже ты сам решай, как тебе удобнее, - продолжил смеяться Пётр.
Охрим воздержался от смеха над начальником Клуба, но улыбка озарила и его лицо.
- Скажи, Страус, а у твоих хвирменных жинсах, шо не проданными лежат, дырки у наличии?
- Нет, откуда? Мои были в продаже до того, как появилась мода на дырки.
- Интересно бы узнать, а кады у Союзе появились первы жинсы?
- Насколько мне известно, джинсы впервые попали в СССР в 1957 году, во время Всемирного фестиваля молодёжи и студентов, - поделился знаниями Пётр. - В первую очередь с джинсами познакомились жители Москвы и Ленинграда, где раньше всех начали появляться иностранные туристы и студенты. Из этих двух столиц чаще выезжали делегации за границу. Поэтому западные вещи раньше всех появлялись у жителей именно этих городов, и ряда портов - Одессы, Калининграда, Владивостока. Также именно в этих городах стали в 1964 году впервые открываться магазины «Берёзка», где в ассортименте имелись и джинсы.
Кстати, в эти же годы джинсы начали упоминаться в произведениях отечественных писателей и поэтов: Василия Аксёнова и Евгения Евтушенко. В 1963 году во время известной встречи Хрущёва с творческой интеллигенцией Никита Сергеевич укорял Андрея Вознесенского за то, что тот явился на встречу в джинсах.
- И шо, Микита только укорил, и усё? И даже не стучал по трибуне своим башмаком, мать-перемать?!
Пётр и Охрим, от упоминания о выступлении Хрущёва на Генеральной Ассамблее ООН в 1960 году, невольно заулыбались, но отвечать не стали.
- А я слышал о том, что в 1961 году двое фарцовщиков были расстреляны за валютные операции. Торговля джинсами в их деле фигурировала, как один из пунктов обвинения.
- Ото вам с Хвимой повезло, шо вы торговали своими жинсами не в Союзе, а то не ел бы ты сейчас с нами хвирменного «борщу», - грустно подытожил Семён, пережёвывая пёрышко зелёного лука.
- Да, что говорить. По себе помню, как хотелось иметь джинсы, - задумчиво произнёс Пётр. - Юноша или девушка, не имеющие в гардеробе джинсов, не считались своими в определенных кругах, и ощущал себя людьми второго сорта. До сих пор помню цены на эту популярную среди молодёжи одежду. Цена настоящих джинсов доходила до 200;250 рублей - при средней зарплате в 120 рублей…
- Шо и говорить, джинсы - это джинсы, а не какие-то там брюки галифе, - Охрим постучал себя по синим джинсам. – Между прочим, на фотографиях оперативников некоторых западных спецподразделений - не говоря уж о боевиках всех мастей - вместо камуфляжных штанов можно увидеть банальные джинсы. Зачем хорошо обученным профессиональным бойцам воевать в почти цивильном виде?
- Я читал в сети, что это пошло с разведывательно-диверсионных групп «морских котиков» ВМС США, воевавших во Вьетнаме, - пояснил Пётр.
Появившееся в 1962 году спецподразделение американского флота выросло из идеи президента Кеннеди «скрестить» флотских боевых пловцов-диверсантов с контрпартизанскими егерями, способными работать на враждебной территории. Не успев появиться, «котики» немедленно отправились в джунгли Южного Вьетнама, где понемногу разгоралась война.
- Толяныч, мать-перемать! А шо ты мене никады про энто не рассказувал?
- Ты не спрашивал, а я и не рассказывал. Я думал, что тебе только про НЛО интересно.
- То-то и воно, шо про тарелки я завсегда готов узнать. Но и про мериканских «котиков» тож антиресно! Шо там ще про них знаешь?
- Работать «котикам» приходилось в густых джунглях, среди бесчисленных гор, холмов и ручьёв. Дикая влажность и жара, везде сучья, бамбук и шипы. А стандартная армейская форма - не всегда выдерживала испытания. В глубоком рейде штатные штаны успевали превратиться в изодранные лохмотья до выхода на «большую землю». Сменившие обычные оливковые «тигровые» камуфляжные костюмы, выбранные «котиками», были немногим лучше. А таскать с собой запасные штаны, когда каждые сто грамм на счету, - идея так себе. Да и треск материи в самый неподходящий момент мог стоить группе во вражеском тылу срыва задачи или даже жизни.
Методом проб и ошибок диверсанты ВМС США пришли к выводу, что идеальная замена непрочным форменным штанам - это плотные, прочные, американские джинсы. Рабочая одежда, способная выдержать очень многое. В деньгах «котики» не слишком уж купались, так что стоимость тоже имела значение - покупать их приходилось за свои кровные. А особую популярность получила модель Levi’s 501.
- О, Страус, ты понял, яки популярны жинсы вы выпускали со своим Хвимой?
- Естественно, спецназу позволялось многое, за что обычным войскам немедленно бы «влетело» по самое не хочу.
Обычные солдаты и морпехи смотрели на бравых «котиков» в неуставных джинсах, бывших в 60-е на пике моды, и отчаянно завидовали. Джинсы и без того воспринимались американцами как одежда глубоко национальная, патриотичная и глубинно-народная, а теперь они превратились ещё и в признак особой крутизны, тактикульности и спецназовости.
- А я видел по ящику, как показали бойцов американской частной военной компании Blackwater в Ираке, - припомнил телевизионные сюжеты Охрим. - Так они почти все носят джинсы.
- Что и говорить. Теперь джинсы можно увидеть на спецназовцах по всему миру. Впрочем, ныне это признак не столько военных, сколько полицейских спецподразделений: американского ФБР, их немецких коллег и некоторых отрядов той же специфики из других стран, на подобии, нидерландских.
- Шо ты там увесь час разглядуешь? – Семён окликнул Горобца, который изучал потолок кухни. - Думаешь, шо табе из небес шось нальють? Трымай стакана, та не горюй, пристроим мы твои жинсы, мать-перемать!
Семён плеснул всем в стаканы самогонки и предложил: - Байкари, давайте выпьемо за нову хворму для нас – жинсы и куртки, шо осталися у Страуса. Як вам такая композиция?
- А шо, это хорошая идея! – порадовался предложению Семёна владелец нереализованных джинсовых изделий. - Нам нужно как-то отличаться от всех других хуторян. Джинсы и куртки – самое то, что нам подойдёт. Продам недорого, думаю, шо по три сотни за комплект. Самая достойная цена.
- Э-э-э, Левый Страус, так дела не пойдуть! Яки таки три сотни? Ты шо, з дуба рухнул? Толяныч, ты глянь на энтого спекулянта! – Семён решил найти поддержку у Петра.
Тот, грустно поглаживал ладонью свою любимую жилетку, просовывал палец под шёлковую подкладку, на манер Ильича, снимал невидимые пылинки…
- Толяныч, ты шо уснул, мать-перемать! Ты чуешь шо я тебе рассказую?
- Ну, да, конечно я всё слышу. Охрим хочет, чтобы мы все переоделись в его джинсовые комплекты, - продолжая разглаживать жилетку, ответил Пётр.
- Да ты, шо, Толяныч? Он не так просто хочить, а за триста рубликов. Тю, яких рубликов-бубликов? Гривен, мать-перемать! – неистовствовал Семён. – Та шоб ты знал Страус, так ты энти свои триста руб… гривен уже давно пропил у меня! Ты шо думаешь, скольки от энтот грахвин «борщу» стоить? А? Шо молчишь? Не знаешь, скольки? Так я тоби расскажу – за два литры горилки ты у сельмаги отдашь 400 наших ридных бабулек. А скольки ты вже мого «борщу» выпив, не считав? Ото и воно! Так шо мы у расчёте! Гони свой жинсовый комплект! – Семён в запале грохнул кулаком по столу так, что пустой графин подпрыгнул, а тарелки сдвинулись со своих насиженных мест.
- Не, Пётр, ты слышал? Ты слышал, шо он такое говорит? Это я выпил весь его дерьмовый «борщ»! Да ты, Сэмэн, лучше сам посчитай, сколько ты выпил пива, шо я приносил. Ты шо, думаешь, шо оно мне бесплатно досталось? А оно, кстати, не только наше, но и импортное! А это тебе не малые бабульки, как ты говоришь. Так шо никаких тебе бесплатных джинсовых комплектов! Хочешь ходить в новом наряде – гони три сотни! Ещё и спасибо скажешь, шо переоделся во всё новое, не то шо эти твои штаны с пузырями и засаленная безрукавка. Тоже мне, модник хуторской нашёлся! Если у Петра костюм - классическая тройка, то твоя тройка – это шарфик, майка и трусы.
- Энто чем тебе моя одёжка не по вкусу? Ты сам-то на себя смотрелся у дзеркало? Шо у тебя окромя твоей жинсы есть? Мать-перемать! Да ты, кады на тебе не посмотришь, весь час у своей жинсе? Шо она вросла у твою кожу? Ты, наверное, и вночи у ней спишь? Три сотни ему подайте! Да катись ты со своей жинсой колбаской по Малой Спасской! Чи вон по нашей хуторской пылюке до своей хаты! И шоб ноги твоей у моему двори не ступало! Левый Страус мериканский! Та шоб ты знал, мне отношения с тобой не в масть! Комуняка большевицкий! Секретарюга недобитый!
Охрим, не желая слушать таких обидных слов в свой адрес, выскочил из-за стола.
- Если у меня одежда вросла в кожу, то твоё, вонючее старьё – стало твоей кожей, как и ты сам весь вонючий! А недобитый – это не я, а ты! Бандеровец и националюга!
Высказав всё, что думал, Горобец быстрым шагом направился к выходу со двора. Затем остановился и, повернувшись к Семёну, выкрикнул: - Да провались ты со своим Клубом, хрен старый!
После это почти бегом выбежал на улицу.
- Не, Толяныч, ты слыхал, шо энтот Страус тут нарисувал? Энто я, бандеровец и нацианалюга? Да он сам мериканец недобитый со своими паршивыми жинсами! Триста рублёв ему подавай, мать-перемать! Да пошёл он сам на органы до пришельцев с летючих тарелок! – негодовал начальник разваливающегося Клуба местных байкарей. Его глаза налились кровью, кулаки сжались, словно Семён готовился к кулачному бою, а лицо перекосилось от ненависти к джинсовому хуторянину.
- Зря ты так Семён. Обидел мужика. И чего сцепились? Из-за каких-то штанов. Я, например, даже и не думал, менять свой привычный дресс-код на джинсовый.
- При чому тут якой-то кот? – глаза Семёна источали лютую ненависть. – Ты шо не слухал, шо энтот Страус тут мне понарассказувал? А мы его ще до нас у Клуба прийняли. Спекулянта энтого. Триста рублёв ему подавай! А дулю з маком не хочет? Мать-перемать!
- Семён, успокойся, угомонись! Ты в последнее время какой-то вспыльчивый стал, я тебя не узнаю…
- Ты краще выключай свою записульку. – Семён указал на диктофон. – Он шо зарисувал всю нашу ругань? Ты энто, сотри потом, дома. Хоча, нет, не стирай! Хай будеть, як обвинительные хвакты на Страуса.
Семён на некоторое мгновение умолк, словно анализировал произошедшую ссору. Затем потянулся к графину.
- Давай лучшее выпьемо! Идеть воно усё пид тры чорты с энтим самым Стаусом и его империлисткими жинсами. Жили без него и дальше проживемо у спокое и без нервов. Взяв в руки графин, Семён удивлённо отметил, что он пуст. Переведя взгляд на пивные бутылки, обратился к Петру.
- Ты глянь, Толяныч, а мы, як-то незаметно усё сожралы, та повыпывалы. Даже пыва ни грамму не осталось
Семён поочерёдно проверил пустые бутылки, переворачивая их над стаканом. И только несколько капель выпали из них вместо пенистой бурлящей жидкости.
- Не горюй, байкарь, Толяныч. Жизть продолжается. У нас у запасе ещё много хвирменного «борщу», - вставая, Семён похлопал соседа по плечу и, взяв пустой графин, пошлёпал в дом.
Но настроение у Петра Анатольевича было испорчено.
«Вот и обсудили Устав Клуба. Что будет дальше? А такие интересные замыслы, с подачи Руслана, стали осуществляться… Так нет, надо же иметь такой скверный характер, чтобы развалить с самого начала интереснейшее дело. Мало того, что друг Руслан отказался от участия в деятельности Клуба, так ещё и Горобца потеряли сегодня. И из-за чего, спрашивается? Из-за пустяка, который не стоит и ломаного гроша, а не то, что три сотни. Подумаешь джинсы! Как по мне, то они мне и бесплатно не нужны! Хотя и Охрима понять можно. Чего вдруг он будет свой товар бесплатно раздавать? Что он меценат? Или олигарх миллиардер? Жаль всё-таки, что с Клубом ничего не получается».
- Шо голову повесил, друг мой, Толяныч? Не грусти. И не у таких переплётах бували, мать-перемать! Ничого, только закалились, наче сталь у советского поэта. Як його Чайковский, шо ли? Ось спробуем мой новый рецепт. – Семён, ставя на стол графин с необычной, коричневого цвета самогонкой, присел рядом с Петром и приобнял его за плечи.
- Семён, Чайковский – это российский композитор. А книгу «Как закалялась сталь» написал советский писатель Николай Островский.
- Та и хрен с ними! Усе воны большевицки москали. Из-за них я отсидел срок у Сибири. Давай краще выпьемо за нас, та нашого Клуба, - хозяин налил в оба стакана коричневой самогонки и, не дожидаясь Петра, выпил.
- Семён, ну какой Клуб, если нас только двое осталось? – Пётр, держа в руках стакан, грустно рассматривал его новое содержимое.
- Не сумуй, Толяныч, новых байкарей наберемо. Он у нас сусед – Бам. Один он шо стоит. Очень он складно рассказует байки, как строил БАМ. Хоча сам далее областного городу не выезжал за усю свою жизть. БАМ он строил! Ой, не можу, держи меня крепше, Толяныч, бо с табуретовки свалюся! Ха-ха-ха! – Семён затрясся всем телом от неудержимого смеха.
– А шо, ты думаешь, он бывал в сибирской тайге, чи морозил сопли в заполярной тундре, мать-перемать! Та он бы от сибирских морозов у один момент усе свои члены отморозил! Ты видал, шо БАМ энтот, даже у летню жару, кальсоны не снимает? Ха-ха-ха! Видали мы таких ударников комуняцких строек! Но ты, Толяныч не горюй, байки энтот Бам рассказувать умеет. Хоча, есть у меня подозрения, шо окромя баек он и про меня трепет, шо я сидел. Энто, ясен перец – минус. Зато, як и я варит «борща». А энто уже есть плюс! Так шо заагитируем его до нашого Клубу.
Семён взял с тарелки луковицу, оторвал зелёное пёрышко и стал старательно пережёвывать. Увидев, что Пётр всё ещё держит в руке стакан, удивился.
- Толяныч, та наплювай ты на энтого Страуса! Шо ты по нём загрустил, шо ли? Будуть у нас новые байкари! Давай выпивай, не то гарячий «борщ» хуже идёть. Он, як видишь, новый. До Нового году ставил. Та видать с такой жизтью не достоить до праздников.
Пётр одним глотком отправил напиток в направлении желудка и, поморщившись, потянулся к кусочку сала. Самогонка слегка горчила но, в то же время, напоминала то ли коньяк, то ли лёгкий коньячный напиток. Пытаясь понять остаточный вкус, Пётр водил языком во рту и слегка причмокивал. Затем наложил сало на чёрный ломтик хлеба и принялся с наслаждением жевать.
Семён, внимательно наблюдавший за реакцией друга на новый рецепт «борща», с нетерпением ожидал оценки его стараниям. Но, к удивлению, сосед молчал и только слегка улыбаясь, пережёвывал хлеб с салом.
- Ну, шо скажешь? Як тоби мой коняк? Шо ничего не рассказуешь?
- Ты знаешь – мне понравилось. Хоть и слегка горчит, но, в то же время, пьётся мягче. Сам придумал? Молодец! Настоящий полковник!
- Оце - дело! Я настоял свого «борща» на дубовых щепочках. Так шо усё будет добряче! А то, расплакався, «шо теперь будем делать, як будем жить?» Як жили, так и будемо, а то и ще лучшее! Так шо кушай мого «борща», заедай сальцом, та радуйся жизне. От ты, Толяныч, знаешь, шо такое лайно? Так воно по сравнению с моей жизтью – повидло!
А шо до новых байкарей, так от, например, Вовик – внук Бама. На компьютериста учится, чи уже выучился? Но это не головное. Сам Бам рассказувал, шо его внучек полюбляет пыво и всегда привозит из городу. А пыво из суседней Белоруссии, России, та закардонное, на пример того, шо Левый Страус приносил. И Бам сказувал, шо Вовик его знает истории об пыве и шо оно очень пользительно, мать-перемать! От мы Вовика до нашого Клубу и заагитируем. Будемо с пывом заморским, та з байками про энто самое пыво. Так, шо не горюй, дружбан!
Семён взял в руки стакан, понюхал дух пустоты и грустно констатировал:
- Эх, мать-перемать, а пыво на запивон хорошо пошло бы! Жаль, шо Страус мало прынис. То давай ще мого «борщечка» тяпнем!
- Семён, не гони коней! У меня уже и так в голове шумит. Давай сделаем небольшой перерыв.
- Ну, ладныть, согласен, делаем перерывчик небольшой между первой и второй. А пока скажу нехай Оленка сбигае до сильмагу за пывом. «Борщ» лучшее, та вкуснее, кады его пивом запивать.
Семён, покачиваясь, выбрался из-за стола и направился в дом ставить задачу жене. Спустя минуту, Алёна вышла из дверей с пакетом в руке и направилась в магазин.
- Счас, усё будеть, - не удержавшись на ногах и наваливаясь на Петра, заверил Семён. – Так от, я не довёл до тебя инхвормацию про кандидатов до нашого Клубу. От, возьмём суседа Бама. Так он…
- Семён, ты про Бама уже рассказывал. И про внука его тоже рассказывал, - обхватив голову двумя руками, Пётр прервал соседа.
- А, ну шо? Так есть ще Серый, якого Сержантом усе звуть. Он, як и Бам варить, но не «борща», а бурячиху. Толяныч, ты пил кады-нибудь бурячиху? З моим «борщем» никакого сравнения. Волосы дыбом от неё у всех местах стають. А дух от неё цельные сутки не выветрюется, мать-перемать! Энто он на сахаре бабки экономить, жлоб несчастный! Хоча сам Серёга, любитель выпить. Баек он, наверное, не знает, но стремится всюду принимать участие. От и нехай принимаеть участие со своею бурячихой.
- Семён, но ты же сам говоришь, что от его бурячихи волосы во всех местах дыбом встают. Ты что хочешь, чтобы мы после его пойла выглядели как ежики или кактусы?
- Ой, не можу! Ну, насмешил, так насмешил, Толяныч. Я представил, як Страус облеплен колючками, як кактус. И увесь такой синий у своей жинсе!
- А Охрим тут при чём? Он же послал нас с Клубом подальше!
- Так энто я его специально представил у колючках, шобы смешнее выглядел! Ха-ха-ха!
Кого ще можна до нас? О, як я забув! Можна взять до Клубу бизнесмена Перебийноса. От него и гроши для Клубу будем получать, як спонсырску помощь. Не боись, прорвёмся!
- Семён, ты сейчас много видел бизнесменов, которые вот так просто отдают свои капиталы?
- Так энто же не за так просто. Мы его до Клуба записываем. А гроши его будуть як взносы.
- Что по 20 гривен? А вообще, ты сам подумай, зачем Перебийносу наш байкарский Клуб? Это мы пенсионеры ищем себе занятие, а у него и без нас дел хватает.
- Дык, шо, думаешь не пойдеть?
- Думаю, что нет ему никакого интереса до нашего Клуба.
- Ну, тады запросим Качку.
- Какую ещё качку, утку что-ли?
- Да не-е-е, яку утку, то Ваську все зовуть Качкой, за то, шо ходить переваливаясь с боку на бок. Но не сумливайся, он такой байкарь, мать-перемать, шо усем байкарям хвору дасть. Як энто я за него забул? Васька служил у роте охраны, ще у Союзе. Он сторожил на ерадроме ерапланы. Так энтот Качка стольки может накрякать, шо тольки записуй на диктохвона. От он давеча, проезжал на своему лисапете, а я сидел на лавочке. Так он сел и начал мне рассказувать, як они у армии спирта с ерапланов сливали. От послухай…