Ох, уж эти девяностые! Настолько странные, что их можно охарактеризовать как угодно – бесшабашными, непредсказуемыми, апокалиптическими, милыми, динамичными, временем надежд и чаяний… А все потому, что в те годы подул ветер перемен и в нашем обществе наметились грандиозные сдвиги, с которыми миллионы связывали большие надежды. Естественно, это вдохновляло, стимулировало каждого человека к росту и самосовершенствованию. Люди до пятидесяти в основной своей массе были готовы принять предложенные нам либеральные ценности. В них они видели свободу, духовную и идеологическую, возможность вырваться из общей массы, реализоваться как личность, разрушить некоторые табу, насладиться жизнью… Боже, какая это была утопия?! Мы даже представления не имели, что эти иллюзорные процессы обновления маскировали под собой гораздо более фундаментальные перемены, которые станут истинной трагедией в судьбах сотен миллионов людей.
Хотя, пару слов в защиту либеральных ценностей я бы замолвил. Именно в те годы я успел пожить в дальнем зарубежье и могу подтвердить, что эти ценности – не фикция. Под ними точно существовал определенный морально-нравственный фундамент, тесно связанный с христианским консерватизмом. Казавшиеся незыблемыми, они странным образом мутировали на наших глазах и в течение последних двадцати лет явно деградировали. Думаю, что в этом опять-таки повинен распад СССР. Либеральные ценности, избавившись от своего коммунистического конкурента, возвели себя в ранг идеала с правом абсолютного доминирования. Думаю, именно с этого момента и начался процесс их деградации. Иначе и быть не могло. Махатме Ганди принадлежит весьма интересное выражение, точно характеризующее обсуждаемую ситуацию: «Как только поверишь в то, что достиг идеала, дальнейшее развитие приостанавливается и начинается движение вспять».
Итак, 1994 год, если не ошибаюсь. Очень тяжелое время. Прошло три года с распада СССР, мы с нетерпением ждали света в конце тоннеля, что правители обещали денно и нощно. Единственно осязаемое воплощение моих либеральных надежд – ваучер, растаял, как дым, как сладкий сон вместе с той фирмой, которой я его доверил. То же самое происходило с миллионами. Бардак, рэкет, разбой средь бела дня, мизерные зарплаты, катастрофически быстрое обнищание населения и, наоборот, немыслимый взлет наиболее нахрапистых и наглых – вот картина тех лет.
Мы, трое молодых врачей, - я, Коля и Хвича, жили тогда в ведомственной трехкомнатной квартире от клиники Илизарова по улице Климова, 43. Грек, осетин и грузин. Жили, я бы сказал, по тем временам сносно. Ну, как могут жить три холостяка, которым только перевалило за тридцать? Вот так и жили. Естественно, в нашем образе жизни возраст и статус холостяков были определяющими. Поэтому вечеринки, гулянки, посиделки и прочие мероприятия, зачастую до самого утра, на седьмом этаже, в квартире номер сто, были обычным явлением. Понятно, что мы досаждали соседям, особенно этажом ниже, где жила весьма экстравагантная дама, которая часто поднималась для разборок. Некоторые с нами уютно уживались. Со второго этажа часто заходили составить нам компанию, заодно и попросить бутылку в долг. Когда этот долг перевалил за ящик, мы уже перестали вести счет. Заглядывали в гости с третьего, четвертого, восьмого и девятого этажей, а также из других подъездов.
Жили, как я уже сказал, неплохо, несмотря на тяжелые времена. Потому, что не были обременены семьями. А тем, конечно, приходилось несладко. Да и у нас из-за нестабильного образа жизни часто бывали периоды безденежья. Выходили из ситуации как могли. У каждого были свои секреты. Коля, например, каким-то образом готовил великолепный по вкусу сок. Пять минут и трехлитровая банка готова. Говорил, что обходится в десять рублей. Правда, рецепт его так никому и не раскрыл. Хвича, который в те времена был худым, как хронический глистоносец, садился в позе лотоса и медитировал, пытаясь убедить себя самого, что ему еда не нужна. По-моему врал, ни хрена он в йоге не разбирался.
У меня же в такие периоды был свой спасательный круг – я шел в гости к тете Лилле с тетей Галей. А там… пельмени, котлеты, беляши, пирожки, соленья, варенья, компоты… Возвращался как Винни Пух после похода к Кролику.
В один из таких периодов безрыбья приходит Коля и говорит:
- Берите сумку, пошли! Я такое нашел, вы с ума сойдете!
Возбужденный такой, светится радостью, маниакальный блеск в глазах, улыбка загадочная. Наши с Хвичей попытки утолить свое любопытство он оставил без внимания. Мы догадывались, что Коля где-то нашел качественные и дешевые продукты питания, но даже представить не могли, что нас ожидает. На «залежи» неплохих по качеству и дешевых продуктов мы натыкались периодически. В этом деле самым крутым был Хвича. В отличие от нас, он свой ваучер продал, а не продул, и на вырученные деньги купил себе джинсовые брюки. Он как-то нашел свиную тушенку по смехотворной цене, такой, будто ее продавцы понятия не имели, что творится в стране. Покупали – ели, покупали – ели… Пока не съели все, что имелось в том магазине. Не исключено, что это была не свинина, а черт те что, но нам было плевать, главное - наличие там протеинов. Потом он же нашел дешевую стручковую фасоль в трехлитровых банках, чуть позже маринованный перец, тоже в аналогичной таре. За более чем приемлемую цену. Тоже брали-ели, пока и эти запасы не истощились. Сам я однажды наткнулся на дешевые пельмени и взял аж коробку в пятнадцать килограммов. Это было перед самым новым годом. Поставил их на балкон в надежде, что до конца зимы хватит. Но первого января случилась оттепель и два дня температура стояла выше ноля. Мои пельмени поплыли и превратились в густую жижу. Затем вновь ударили морозы и эта жижа застыла в виде бесформенного конгломерата. Но это нас нисколько не огорчило. Мы отрубали от него куски, бросали в кипящую воду, туда же добавляли лук, лавровый лист, перец и минут через десять ужин был готов.
Идем, значит, втроем, но не знаем куда. Коля спереди, я с Хвичей сзади. В руках огромная сумка, которая очень скоро будет заполнена ценной едой. Прошли мимо ЦУМа, филармонии, следуем дальше. «Неужели на рынок?» - промелькнуло в голове. Оказалось, что именно туда. Что было странным, поскольку центральный рынок в те времена кишмя кишел народом, шныряющим туда-сюда в поисках съедобного и доступного. В основном ходили как в музей, посмотреть. Найти там что-нибудь залежавшееся и дешевое было крайне сложно. Заходим в здание рынка, спускаемся в цокольный этаж, идем в его самый отдаленный угол. Короче, привел нас Коля к магазину «Субпродукты». Смотрим, а там бабульки с собачками в очереди стоят. На витрине – какие-то аморфные косточки, с которых содрано все, что было возможно, непрезентабельные хрящики, трахеи, вымена, куски кожи…
- Ты куда нас привел? – спрашиваем.
- Вот! – и указывает пальцем на стоящую в стороне, еле заметную, большую железную корзину, в которой лежали бычьи копыта, вернее, голени с копытами. Огромные такие, грязные, с шерстью, все в навозе.
- Боже! – воскликнул Хвича, - Я не верю глазам своим!
Мы были шокированы находкой: «Ай да Коля, ай да молодец!». Думаю, не все читатели поймут причину нашего восторга. Дело в том, что на Кавказе очень популярен хаш – суп из говяжьих ног и требухи, который там считается деликатесом. Армяне считают его своим изобретением, грузины – своим, нет-нет, да и азербайджанцы вступят в эту полемику. Есть его принято с чесноком и специями, вместо завтрака, обязательно с водкой и свежим лавашем. На столе еще очень желательны разная зелень-мелень и соленья – джонджоли, перец, чеснок. Блюдо очень вкусное и сытное, содержит рекордное количество холестерина – факт, на который ни один сердечник-кавказец даже не обратит внимания. Потому, что там оно считается культовым, его едят только с друзьями.
В глубокие советские времена в России о хаше мало что знали. Но говяжьи ноги в субпродуктовых магазинах продавались. А на Кавказе они стоили очень дорого. Этим моментом воспользовался один наш земляк из Тбилиси, который прилетал в Курган на самолете, битком забивал чемоданы копытами и увозил к себе на родину, на продажу. И неплохо на этом зарабатывал.
Короче, на глазах изумленных бабулек и не менее удивленных собачек мы до отказа забили нашу сумку копытами, каждое из которых весило не менее двух килограммов. Тяжелая такая вышла, поэтому несли вдвоем, меняясь. Идем довольные, счастливые, с мыслями о наваристом и вкуснейшем хаше. По дороге прикупились водкой.
Приходим домой, распаковываем товар и… по квартире тут же разносится насыщенный, режущий нос, аммиачный запах навоза. Чего в магазине мы не почувствовали. И тут мы зачесали репу. Ноги были с шерстью, ужасно негигиеничные, между копытами утрамбован навоз вперемешку с грязью. Мы понятия не имели, что с ними делать в условиях городской квартиры, на седьмом этаже многоэтажного дома. А ведь их надо было как-то почистить, обпалить, затем соскребать гарь, помыть. Я тут же приуныл. Хвича тоже выглядел озадаченным. Нет, он уж точно мечтал покушать хаш, но, будучи чистоплюем, не хотел ввязываться в действия, которые обещали нам бардак и антисанитарию. А вот Коля был настроен более чем решительно. Надо отметить, что среди нас он был самым старшим, поэтому и предоставлял себе право принимать решения. Да и по характеру был очень упёртым. Поэтому перечить ему мы с Хвичей не могли.
Короче, Коля тут же взялся за дело. Перво-наперво высыпал копыта в ванну и постирал. Нет, не вымыл, а именно постирал. Прополоскал, намылил хозяйственным мылом, продраил их щеткой и смыл. Затем то же самое повторил еще два раза. Запах навоза вроде исчез, но в расщелинах между копытами он все еще присутствовал. Далее он перешел к решающей фазе – надо было их обпалить. У нас была электрическая плита, поэтому Коля решил это делать газетами, коих у него на балконе были целые штабеля – он много читал, следил за новостями в ожидании света в конце тоннеля. Мы с Хвичей пришли в ужас. Как ни пытались его остановить, все было тщетно. Открыли все форточки, чтобы квартиру продувало насквозь. Затем, дабы разогнать потоки воздуха, взяли в руки полотенца и, бегая туда-сюда, стали размахивать ими. Не помогло. С первых же минут квартира наполнилась такой вонью, что дышать было трудно. А Коля невозмутимо продолжал…
Минут через сорок к нам позвонили. Даже сомнений не было, кто и по какому поводу. Мы не открыли. Позвонили еще и еще. Мы продолжали изображать отсутствие. Затем стали стучать кулаками в дверь, за которой слышались возбужденные голоса. Прятаться дальше не имело смысла, да и по понятным причинам было бы уже опасно. Поэтому решили открыть.
Снаружи стояла возбужденная толпа – профессор Макушин, Эмилия Сергеевна, Наталья Виловна, флегматичный Максимыч, соседи сверху, снизу, сбоку… Открытый в дверях проем мы попытались заполнить своими телами, чтобы не было видно, что творится внутри. Увы, наши добродушные улыбки отвлечь внимание толпы не смогли. Их заинтересовали шлейфы едкого и ужасно вонючего дыма, которые устремились на выход через наши головы.
- Уважаемые доктора! Вы можете объяснить, что происходит? Весь подъезд в дыму! - поинтересовался брюхасто-губастый профессор в полосатой пижаме.
- Да ничего особенного, - отвечаю я, и мы с Хвичей широко улыбаемся в надежде отвлечь их внимание.
- Что значит ничего? Такое ощущение, что здесь крематорий, а не жилой дом!
- Да мы это, как его… - Хвича мялся, не решаясь произнести.
- Вы можете внятно сказать, что происходит? – решительно вмешалась Наталья Виловна, - Да и где Николай Дианозович?
- Занят он…, - смущенно ответил Хвича.
- Чем занят? Можете его предъявить? – поинтересовалась Эмилия Сергеевна.
- Готовит…
- Вы издеваетесь над нами? – громко крикнул профессор, - Весь подъезд в дыму, причем это явно дым органического происхождения! Что вы там сжигаете? Сейчас же предъявите Николая Дианозовича!
- Неужели вы о нас такого мнения…? – огорчился я.
Коля все слышал и сам вышел к нам. Лучше бы он этого не делал. С голым волосатым торсом, весь в саже, чёрный-пречерный, особенно лицо, держа в руке обугленное копыто, напоминающее какой-то дьявольский атрибут, он выглядел в буквальном смысле как чёрт из ада, который занимался утилизацией душ грешников. Рогов только не хватало.
- Здравствуйте. Извиняемся за доставленный вам дискомфорт, - Коля начал дипломатично, что вдохновляло.
- Что это у Вас в руке? – поинтересовалась Эмилия Сергеевна, на лице которой читался ужас.
- Да бычья нога это, - флегматично произнес Коля и протянул ее копытами вперед прямо ей под нос.
- Боже, я так и знала, они здесь занимаются черной магией! – она побледнела, стала часто-часто дышать. Со словами «Совсем озверели!» Наталья Виловна взяла ее под мышки и отвела в сторону.
- Да нет же, мы из них хаш будем варить! Приходите попозже, угостим!
- Боже, они это еще едят! – еле успела выговорить Эмилия Сергеевна и упала в обморок.
- Вот что, молодые люди?! – профессор был настроен решительно, - Кончайте этот бардак, не то придется поговорить в другом месте!
- Да уже закончили, - произнес Коля, огорченно опустив руку с копытом.
Толпа кое-как рассосалась и мы закрылись.
Кухонный стол был заставлен обугленными копытами. Вокруг творилось что-то невообразимое – все, буквально все, было в саже и копоти. Особенно потолок, на котором имелись какие-то рельефные нашлёпки. Припорошенные гарью, они смотрелись весьма живописно. Это были яйца, оставшиеся от Гусейна, который тоже когда–то проживал в этой квартире. Да нет же, вы не так поняли, уважаемый читатель. Речь идет о куриных яйцах. Короче, поставил он их варить и заснул. Варились часов шесть, вода выкипела, кастрюля обуглилась, а яйца почернели, взорвались и прилили к потолку. Вот так они там и оказались.
Взяв в охапку копыта, Коля вновь направился в ванную. Опять постирал. Возился там не менее часа, после чего принес и вывалил их на стол. Они стали значительно белее, но тщательность их обработки все еще вызывала сомнения, особенно в расщелинах между копытами.
Следующим этапом копыта надо было разрубить на куски и поставить вариться. Однако инструмента, способного справиться с этой задачей, у нас не было. А целиком они даже в самую большую кастрюлю не помещались – как минимум треть их длины торчала снаружи. И я предложил сначала сварить одну сторону, затем перевернуть и вторую. Так и сделали. Варили долго, очень долго. Где-то за полночь мягкие ткани стали отходить от костей, что свидетельствовало об их готовности. Однако бульон получился подозрительного, буро-зеленого цвета, что говорило в пользу гипотезы о присутствии в нем навоза.
Я не смог есть. И тому причиной не навоз, как раз-таки на него можно было и закрыть глаза – времена заставляли. Я люблю хаш, но, как положено, чтобы в нем и требуха была, ее даже люблю больше ног. С мелко нарезанными кусочками, чтобы ничего, даже мало-мальски, не напоминало о копытах, об этих гелеобразно дрожащих кусках, иначе меня сразу начинает тошнить. А Коля с Хвичей в ту ночь все-таки навернули по большой тарелке и обглодали одно копыто на двоих. Как и положено, с чесноком, перцем и водкой.
И у нас началась эпопея поедания хаша, которая длилась около двух недель. Варили – ели, варили – ели… Благо, копыт, которые мы хранили на балконе, было достаточно. Коля ел его утром, после работы, вечером. Ел-спал, ел-спал. При этом рядом с кроватью на табуретке всегда стояла тарелка с отваренным копытом. А спал он в двух позах – «солдатиком» и «тетанической». Представьте себе, что солдата, застывшего по команде «смирно!», взяли и аккуратно уложили на спину. Вот так и спал Коля. А теперь тому же солдату скажите «рав-няйсь!», отведите его руки немного назад, будто он собрался взлететь, и аккуратно уложите на живот. Это его тетаническая поза, она еще характерна для столбняка. А вот в ней он спал, когда ему снились эротические сны.
На следующий день к нам в гости зашел Шаламов Игорь, наш коллега с соседнего подъезда. Сразу с входа:
- Ого, у вас чем-то вкусным пахнет! Что это?
- Хаш.
- Угостите?
- Раздевайся, проходи.
Игорь навернул тарелку хаша, как и положено, с чесноком и специями. Съел на одном дыхании. Отдышавшись, спрашивает:
- Оччччень вкусно! А почему он зеленоватого цвета?
- Что значит, почему? – объясняет Коля, - Скажи, коровы к каким животным относятся?
- К травоядным…
- А трава какого цвета?
- Зеленого…
- Какие еще вопросы?
- Еще хочу!
Съел еще одну тарелку и, очень довольный, ушел домой.
Варили-ели, варили-ели, варили-ели… Целых две недели. Вся квартира пропиталась запахом хаша и чеснока – стены, потолки, постель, одежда, трусы в шкафу… По всей видимости, мы и сам пропитались этими запахами. Когда шел по улице, за мной увязывались собачки, чуя во мне сахарную косточку. И бесполезно было мыться, потому, что, выйдя из ванной, тут же вновь пропитывался этим запахом…
Недели через две все копыта были сварены и съедены, и потихоньку мы вернулись к привычному ритму жизни. Привели квартиру в более или менее приличное состояние, успокоились и зажили сладко-сладко.
Дорого нам тот хаш обошелся, очень дорого…