"Никогда не возвращайтесь туда, где вы были счастливы.
Пока вы не делаете этого, все остается живым в вашей памяти"
(Агата Кристи. Биография)
Часть 1. АВАНГАРД
Ноги сами несут туда, где прошли лучшие денёчки моей жизни, к острову нашего детского счастья – водно-спортивной станции «Авангард». Главное, не забыть по дороге сорвать пару сочных шелковиц.
Во время войны здесь стоял фашистский склад боеприпасов. После удачного налёта нашей авиации, он взлетел на воздух, обильно уснастив всё вокруг содержимым гильз и снарядов.
Сидя на деревьях, мы пожирали шелковицу и спускались вниз, чтобы сменить дерево или поискать порох в песке. Маленькие желтые квадратики – патронный, «колбаски» - артиллерийский.
Асфальт заканчивается и я иду в направлении деревьев. Сейчас сорву парочку шелковиц и пойду дальше. Но разве можно удержаться, когда все ветки усыпаны сладкими и сочными чёрными «гусеницами»?...
***
Оторваться от них было невозможно, объедались до тошноты, пока рот и руки не становились фиолетовыми. Со стороны могло показаться, что сумасшедшие дети, по ошибке, выпили чернила. Когда надоедало лопать шелковицу, бежали к речке за белым каменным забором с железными воротами и родной табличкой «ВОДНО-СПОРТИВНАЯ СТАНЦИЯ «АВАНГАРД». Дальше – прямо, мимо гипсовых истуканов на пьедесталах: с веслом, с мячом, с диском... Они стояли на длинной клумбе среди красных и розовых мальв. По дороге мы успевали вставить цветок в каждую гипсовую промежность. Между двумя лестничными маршами, спускающимися на пляж, была широкая и длинная площадка с раздевалками, туалетом и странным бревенчатым строением. В этом высоком, напоминающем барак, доме, в годы оккупации располагался немецкий госпиталь. Потом он был переделан под базу команды «Судостроитель» и, пробегая, мы часто могли лицезреть не гипсовых, а живых футбольных кумиров...
***
Сердце радостно затрепетало. Забор ничуть не изменился, даже ворота остались прежние. Вход преградили два нетрезвых мужика, на рукаве одного красовалась повязка «ЧЕРГОВЫЙ».
- И куды цэ в таку рань? - спросил тот, что с повязкой дежурного.
- Так это ж мой родной «Авангард»! Пропадали здесь пацанами, а взрослым – работал целое лето.
- Давненько цэ було?
- Полвека уже пролетело.
- Так ты Степаныча должен помнить? – оживился второй мужик.
- Со Степанычем мы делили смены: он дежурил днём, а я по ночам.
- Ну, ты даёшь, дядя! А я – сын Степаныча, батяня он мой, царствие небесное.
- Оцэ так раз, якорный бабай! – обрадовался дежурный. - Так вы, шановный*, наш – авангардовскый! - Лица обоих расплылись характерными улыбками, которые в этих местах всегда называли «щирымы»*
Было чуточку непривычно слышать чистую украинскую речь, в пору моего детства и юности улица разговаривала на смеси русского с украинским, его иронично называли «суржиком» Помню наша учительница украинского языка и литературы выговорила кому-то: «Нэ соромно, що батькы звильнылы тэбэ вид вывчання риднои мовы? Ось, подывысь! Ця дытына (училка показывала на меня) вильно розмовляе, а ты соромышся своеи мови».
- А Яцынэнка Евгений Александровыча памъятаетэ? Столярка в нёго була на бэрэзи?
- Как же не помнить? Конечно, помню. Где он, кстати?
- Помэр Евгэний Александровыч, всим мистом ёго поховалы. Можэ и вы булы?
- Я уже двадцать лет, как живу в краях далёких.
- И дэ ж цэ самэ, якщо нэ сэкрэт?
- Да какой тут секрет? В Израиле.
Мой собеседник понимающе кивнул. - Писля того, як рухнув Союз, розкыдало людэй по билу свиту. Скучилы за ридным мистом?
- Есть немного.
- А, может, это? – предложил второй мужик и красноречиво провел тыльной стороной ладони под небритым подбородком.
Не говоря ни слова, я вытащил из кармана и протянул триста гривен.
Мужик встрепенулся, подхватил деньги и уже на ходу бросил: «Ты тута пока поброди, может, чо вспомнишь или вон с Петром покалякай, а я шмелём в магазин»...
***
В конце шестидесятых я поступил на вечерний в кораблестроительный, утром - на завод, вечером – учёба. Зарплата слесаря-сборщика первого разряда не бог весть какая, вот и решил подработать за лето, устроился ночным сторожем. Речка, «прокат лодок», «боцманская» с комплектами вёсел, спасжилетами и якорями. Целая флотилия лодок, привязанных к железным буям – в полном моём распоряжении. Лафа одним словом.
Дневной дежурный суёт связку ключей, не забыв отстегнуть один. Этот ритуал повторяется каждую пересменку и на вопрос «что за ключик такой секретный» – хитрое подмигивание, дескать, не положено тебе знать, молокосос. Беру ключи и, первым делом, пересчитываю лодки. Если кто-то ещё не вернул, моя задача: принять по возвращении, проверить всё ли на месте и отдать паспорт. На столе в боцманской стоял фанерный ящик с ячейками для паспортов, их оставляли в залог, а деньги брали по возвращению. Уже и не вспомню, кажется, тридцать копеек за час. Бывает, правда, начальство просит подновить краской номера, так я – за милу душу. Мне-то что? Один хрен ночью нечем себя занять, а так, глядишь, время пролетит незаметно. Или нагрянет Петрович – батя здешнего тренера по байдаркам. Рыбак каких мало, а по части всяких баек – нет ему равных. Иногда, такое расскажет про войнуху – начинаешь верить, что он сам всю её и выиграл. Ну и, как обычно, притащит с собой шкалик самогона вместо платы. Посидим, покалякаем, расскажет пару своих военных баек, возьмёт лодочку и тю-тю. На рассвете вернётся с полным ведёрком бычков, отсчитает десяток самых крупных и выложит на стол в боцманской. Кричу ему: «Что же ты делаешь, Петрович? Весь стол пропах бычками. Сменщик уже ругался»
«Пусть завидует старый хрыч! – смеётся Петрович, подхватывает остальной улов и ковыляет к себе домой.
В общем, не работа – «лафа»!...
***
Пока один метнулся в магазин, а дежурного отвлекла пышная дама с метлой, иду знакомой дорогой. Ни мальв, ни гипсовых истуканов; на старых заброшенных спортивных площадках – свалка раскуроченной техники и куча строительного мусора. Справа от входа знакомая двухэтажная гостиница для спортсменов. Когда мы бегали сюда пацанами, её ещё не было, она появилась позже. Спускаюсь к речке по растрескавшимся ступеням. Всё в полном упадке, только бывший госпиталь стоит, как прежде. С лестничной высоты бросаю взгляд на речку и сразу перехватывает горло. Нет ни скрепленных цепями брёвен, ограничивающих зону купания, откуда мы ныряли и сталкивали друг друга, а потом, обессиленные висели сардельками до зубной дроби. Это был сигнал «пора на берег». Но самое главное, не вижу лодок! Ни буйков с номерами, ни лодок....
*ШАНОВНЫЙ - уважаемый (укр.)
*ЩИРЫМЫ - сердечными, искренними, задушевными...(южн. зап.)
ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://proza.ru/2021/10/07/707