В пасмурный день сентября

Николай Васильевич Нестеров
   В   пасмурный  день  сентября. Солнце  даже
не  показалось, по  небосводу  плыли, как  медведи серые и неуклюжие  тучи. 
   На развилке  двух  деревень все   проходы  забиты  сухим  Иван – чаем, над  тропинкой,
в  двух  местах  багряные  плети  дикого  хмеля,
перешёптываются  бородавчатые   берёзы,
следы  коров  на глине. На  луговине  речной,
у тропинки  целый  выводок  одуванчиков –
второй  раз  зацвели!
Уже  пуржит  листопад. Колкий  холодный  ветер
гонит,  подкидывает  на  дорогу  палые  листья. 
Речушка  Липенка  освещается  ивовым  светом.
Как-  то  неожиданно, внезапно  открылся
Барский  лес.  Я спросил  у   подросших  берёзок
на  опушке: - Пропустите без  пропуска?
Шевельнулись  желтеющие  листья:  -  Проходи.
   Тропинка  вела  через  ольховые  кусты, петляла  между  разлапистыми  соснами, словно
медной  корой, которые, как  дозорные  охраняли  покой  опушки.
Рослые  бородавчатые  берёзы, дерзко, одним
порывом,  взлетели над  опушкой. На  тропинке
просыпаны жёлтые, тёплые  листья, как  медные
монеты. А  вот  выстроились хороводом стройные  осины, и  их  не  признать, будто  на
ветки  сели  заморские  жар – птицы, волнуются,
хотят  улететь и не  могут.
Глаза  сами  поднимаются к  кострам  рябин,
ищут  это  зыбкое, но  захватывающее  сияние.
Моргаешь, жмуришься, себе  не веришь: там, где
были  рябины, взметнулись  алые  костры до
самых  небес. Как  славно  сразу  выкрасили
осенний  лес!
На  кусте  рябины  лакомился  ягодами – щур,
выглядел  важным и  неторопливым  посетителем  лесной  столовой, к тому же
распевающий весёлую  песенку:» Влю – влю – влю».
В  широком  берёзовом  закройке наткнулся на  подберёзовики, словно  серые  зайчата  таились
в траве. Десятка два  подберёзовиков упруго
стукнули в  корзине.
В  самом  устье  речушки  Липенки  доносился
шум,  стрекот  дроздов, облепивших  рябины.
В  кустах  ивняковых звонко щёлкала  синица,
по  мокрому  песочку  что – то  весело  насвистывая,  бродили  корольки. 
Вот  опять  оттуда, из  середины  болота  раздалось:» Ы – ы – ы».
И  я  не  знаю,  почему  пошёл  туда, наверное
 стало  любопытно узнать что  там?
На  подходе к торфяной  ямине, отчётливо  увидел  лося, нервно  ворочающегося в  трясине.
Сохатый,  увидев  меня, резко  дёрнулся и  выскочил на  волю.
Цокнула  сорока резко и от  неожиданности я
вздрогнул, напугала  вертихвостка.
Нога  тонула в  мягком  мху. В  воздухе  держался
стойкий  запах  багульника. Глаза  не  отвести от
красно -  бардовых  россыпей  на  зелёном мху клюквы. Трудно по  болоту  ходить, но  берётся
ягода  быстро наполняется  корзина. Захочешь
потянуть зелёную  ниточку, а вытянешь  целое
бардовое  ожерелье, нанизанное, на ниточку
кислую ягоду.
  В мою  корзину  сыпались и  сыпались  россыпи
отборных  ягод.
Едва заметная тропинка терялась во  мху,
в  корявых, низкорослых  берёзках. От болота шёл  сырой прохладный  воздух, пахнущий
торфом, багульником, водой. Барский  лес  жил
своей, потаённой  жизнью. Глухомань  хранила
свои  заветные  тайны.