Большой омут

Николай Васильевич Нестеров
   Осенний день  стоял  погожий, но  не  жаркий,
светило  неярко солнце, дул   лёгкий  ветерок и  это  ощущалось  по  трепету  листьев  осин.
Вокруг  деревни  Ильинки  лес  стоял   гордый  и
какой – то   таинственный.  До  краёв  заполненный  глубокой  гулкой тишины.
Тропинка  наискось  режет  лесную  опушку.
Спускаюсь в  сыроватую низину. Вот  уже  пошли
папоротники. Невидимый  тетерев  бормотал
где – то  за  просекой, трещали  без  устали  сороки. Голенастый  лось, отфыркиваясь и  чихая
выбежал из  заросшего ивняком  левого
берега  речушки  Липенки, остановился,
прислушался и  побежал в сторону сосняка.
   Я стал пробираться  через  ольховник к  большому  омуту – там  ещё  водятся, попадаются  щуки.
Вот и  большой  овальный  омут. На   берегу,
в  сосняке  рябчик – самец, перекликался со
своей  подругой, пел  песенку более протяжную,
чем  подруга. С  ёлки  на ёлку, как  солнца 
пятно – скакала  белка.
Задорный  переплеск переката с каждым шагом
усиливался. Тугая  струя воды слетала с  вершины и  разбивалась  об  камушки  мелкие.
Она  была  хрустальной, но  за   свой  короткий
полёт успевала  уловить  и  отразить  густоту
папоротников, зелёный свет  листвы, маковки
желтеющих  берёз  медленно  раскачивались,
как  паруса.
Плеснулась  мелкая  рыбёшка в камышах и по
глади  большого  омута, пошла  рябь, колыхнулось  отражение  ольхи. 
Сижу  на  берёзовом  пеньке, на  берегу, в кустах и  с интересом  наблюдаю за рыбёшкой. Ах, как
много  малька: этакие  серебристые  стрелочки
снуют  по  воде  туда – сюда.
Рывок. И вот в  моей  руке  серебристо – чёрная
щука. Всё  честь по чести  рыба, да ещё какая. Щука поняла,  что  поймана, резко  плеснулась,
вылетела из  ладони и -  опять в  воду. Вильнув
на  прощанье  хвостом. От чего – то  мне  стало
жарко, весь  лоб  покрыла испарина.
За  щукою пошли окуни, окуней  было  десяток
в моём  сочке.
Начинался реденький  мелкий дождь. Дождь тихо- тихо  шуршал в траве, в листве, словно  мыши в  стоге  сена, и ещё  глубже  углублял
лесную  тишину  первоначальной  осени. В  небе
гуськом  стояли  тучки, розовые с одного  края
и  густо – синие  с другого.
Пора возвращаться в  деревню. Раздвигая ветки
ивняков, ольховника, кусты  малины и смородины я вдруг остановился в изумлении-
бобровое  поселение. Справа и слева  ниже  омута, русло  речушки  Липенки  перегородили
бобры, выбрав  место  для  плотины.
Зубы у  бобров, как  долото – острые, крепкие,
мощные и  деревья грызут, как репу. Вон сколько
осин береговых  повалили, запасая себе корм  на
зиму. Наступит зима, а  бобрам всё  нипочём:
берут из  своего склада понемногу, так и  питается  бобровая  семья.
Плывут, плывут по  речушке  Липенки  листья –
флотилии  осени. Их  время  сейчас  настало.