Крещенные пятью львами Глава 3. Кишлак Карез-Ахунд

      
Пыль, поднимающуюся гусеницами впереди идущими боевыми машинами пехоты (БМП), ветер на дороге не задерживал, сдувал тут же. Валентин, сидевший над механиком-водителем бронетранспортера, осматривал поля. Местами они напоминали сухую крымскую степь, уходящую в далекий горизонт, границы которого размывались маревом от жарящих землю горячих лучей солнца.

Лейтенант Дмитрий Шевелев сидел на месте радиста внутри БТР. Валентин, глядя на него, удивлялся смелости переводчика, который не боялся того, что БТР может наехать на мину, подорваться, и тогда уж ему будет не сдобровать...

Пулеметчик Константин Каплин сидел над рыжим офицером и, упершись подбородком в ручку своего пулемета, смотрел на идущие впереди колонны боевые машины пехоты, на которых сидели солдаты разведвзвода полка.

Посмотрев на часы, Валентин вздохнул, было всего-то десять часов утра, но живот стягивало от голода. Зря он утром, перед выездом из дивизии, отказался от предложенной ему солдатами консервы с рисовой кашей. Что говорить, есть он тогда не хотел. Хотя, может, у него и было тогда какое-то легкое желание перекусить, но свой страх первого выезда в кишлаки, который он, как мог, прятал от подчиненных, отвлекал его и от голода.

А, вот, сейчас, когда их колонна вышла из Кабула на трассу, потом через несколько километров сошла с нее и пошла по полевой дороге, Валентин успокоился. Душманы, если и могли устроить на их колонну засаду, то не в открытом поле, так как даже в коротком столкновении они не останутся живыми. Боевые машины пехоты, бронетранспортеры из своих крупнокалиберных пулеметов вокруг себя и травы не оставят на сотни метров в радиусе. Это - раз. А, во-вторых, душманы никак не могли узнать о намеченном агитрейде в сторону уезда Баграми – в кишлаки Карез-Ахундай, Мухамедмухсин, Карамухамед-Алихан. Наверху шел разговор о выезде в уездный центр Дех Сабс, и только сегодня утром ему точно сказали куда выдвигаются.

 Эта информация была секретной, как и решение командования произвести раньше на несколько дней смену взвода охраны с заставы номер семнадцать, расположенной у развилки дорог, идущих из горного кишлака в уездный центр Баграми и Кабул.
На горизонте справа просматривались строения кишлака. В знойном мареве трудно было рассмотреть неровные геометрические линии домов, но это были, именно, они, строения.

Через какое-то время боевые машины свернули направо и пошли к туманному горизонту гор. Туман  кипящим маревом застилал горизонт, упершийся в темно-серую стену гор.
Абдулла, представитель администрации Баграмиского уезда, сидевший на переднем БТРе с переводчиком их отряда старшим лейтенантом Маликом Туротуробовым, несколько раз оглядывался и махал рукой Валентину. Стеклов в ответ поднял руку и помахал ему.

О чем тот афганец говорил с Маликом, догадаться не сложно, Стеклов только прибыл в Афганистан, новый человек, и Абдулле хочется больше узнать о нем. А почему он такое внимание уделял Стеклову, еще с ним толком и не познакомившись? Ну, может, потому что Валентин служил в дивизии, дислоцировавшейся в Литве. Навряд ли Абдулла там был, хотя, кто его знает, в прибалтийских столицах - Вильнюсе, Риге или Талине, тоже есть высшие учебные заведения, в которых могли также учиться иностранные студенты, из того же Афганистана. И Абдулла был одним из них. А то, что он был студентом и учился в Советском Союзе, об этом ему сказал Туротуробов, знакомя лейтенанта с афганцем. Хотя, может Абдулла учился и во Львове, где Валентин получил образование в высшем военно-политическом училище по военной журналистике и политработе.

Идущая первой боевая машина пехоты у широкого арыка остановилась. Несколько солдат спрыгнули из нее и начали осматривать дорогу. Их Валентин хорошо видел, так как дорога, на которой остановилась первая БМП, уходила влево.

- Малик, что там? – громко спросил у Туротуробова Валентин.

- Скорее всего, мины, - предположил Малик. – С машины не слезайте, опасно.

- Хорошо, - кивнул Стеклов и, обернувшись к БРДМу (бронированная разведывательно-дозорной машине), стоявшей сзади, передал солдатам, сидевшим на нем эти же слова.

– Лобетов, и передайте это другим по колонне, - попросил он механика-водителя.

Солдат вылез из люка на броню и громко передал слова Стеклова другим солдатам.

- Товарищ лейтенант, - обратился к лейтенанту сидевший рядом с ним пулеметчик ефрейтор Константин Каплин. – Мин, может, и нет, но место впереди опасное. Если продолжать ехать по этой дороге, то там, вон, видите, зеленка.

- Зеленка?

- Ну, лесополоса, сад, короче, заросли.

- А, - закивал головой Валентин.

- В этих местах душманы любят устраивать засады. Тем более, дальше идет овраг. Он очень длинный, уходит в скалы Гиндукуша. В этих местах душманы чувствуют себя спокойно, защищенными.

- Откуда ты все это знаешь, Костя?

- А мы здесь уже бывали не раз с нашим отрядом, - улыбнулся Каплин. - Кишлаки здесь постоянно бомбят душманы, а мы только и занимаемся тем, что возим сюда еду афганцам, керосин, одежду, оказываем им медпомощь. А когда уезжаем, душманы тут, как тут, опять нападают.

- Их кормим, получается, - вздохнул Валентин.

- Душманов? Да, в принципе, все не так, - замотал головой Каплин. - Здесь в
кишлаках люди продвинутые. Они поддерживают апрельскую революцию, в здешних кишлаках у них есть школы, где учат детей. А защищают их отряды самообороны – дехкане с оружием. Они душман в кишлаки не пускают.

- Молодцы.

БТР резко дернулся и продолжил движение за удаляющимися от него машинами. Колонна переехала неширокий, метров около десяти, бурлящий арык и повернула влево, в сторону степей, уходя подальше от зеленки.

Ветер подхватывал поднимавшуюся пыль и уносил ее с собой, в сторону бегущего слева от колонны, в метрах ста, арыка.

Броня, раскаленная от солнечных лучей, обжигала руки, которыми опирался на нее Валентин, и поэтому он старался удерживаться за скобы на броне. Они были менее горячими.

В скором времени колонна снова вышла на дорогу, вымощенную из камня, и направилась к горам, которые, сколько не смотрел на них Валентин, так, казалось, и не приближались к ним.

И, наконец, появились люди. Это была группа заготовщиков дров. Валили старые сухие тополя, полоса которых в пять шесть рядов тянулась вдоль дороги. Не все деревья были старыми, на что невольно обратил внимание Стеклов.

Что говорить? Афганцы, живущие здесь, были рассудительными людьми, высаживали лесополосы из быстро растущих деревьев – тополей, которые через десять лет можно было спиливать, и из его ствола быстро рос новый, на старом корневище. Тополь здесь хорошо приживался. Причина простая, его корни очень глубоко уходят в землю, находят влагу и перекачивают ее вверх, питая все дерево. С сосной, елью  это дерево не сравнить…

Следующее, что отвлекло внимание от людей, заготавливающих дрова, были глиномесы. Небольшие участки степи были оголены прямоугольными линиями от растительности. Люди, стоявшие в них по пояс, по плечи, выкидывали из этих котлованов землю. Люди, стоявшие наверху, размешивали ее с водой и сеном и укладывали в формы из досок. Там эта глина с сеном просушивалась под палящими лучами солнца и превращалась в кирпичи, из которых люди потом строят дома, заборы.

Так делал и его дед на Кубани, когда строил птичник, потом – кухню.

Несколько афганских мужчин, бросившихся к колонне боевой техники, что-то кричали, улыбаясь, и, махая руками. Солдаты в ответ им тоже что-то кричали и бросили несколько консервных банок.

- Бакшиш просят, - махая руками афганцам, сказал Каплин.

- Бакшиш? – переспросил у солдата Валентин.

- Это значит, подарки просят у нас. У них так принято, товарищ лейтенант. И при этом они не жадные люди, последним поделятся.

- Вот, как?!

Передние машины, сбавив ход, повернули вправо, и направились в степь. Пыль, поднятая их гусеницами, плотной желто-серой стеной закрыла длинные штабеля кирпича с людьми, стоявшими рядом с ними. Механик-водитель Александр Лукьянцев, чтобы пыль не закрывала ему обзора, принял чуть-чуть вправо.  Идущая за ними БРДМ тоже отошла чуть в сторону, как и другая техника: БМП, бронетранспортеры, ГАЗ-66.
Отметив это, Валентин присвистнул от удивления: колонна начала выстраиваться в цепь, поднимая за собой широкое облако пыли, которое ветер, теперь гнал им в спину. Валентин достал из сумки блокнот и прочитал название кишлака, в который они сейчас ехали - Карез-Ахундай. Завтра они должны посетить кишлак Мухамедмухсин, послезавтра – Карамухамед-Алихан и вернуться домой, в дивизию.

Резкая остановка БТРа была такой неожиданной, что Валентин, если бы не ухватился рукой за поручень у пулеметной башни, то вылетел бы из машины.   

К ним шла небольшая группа вооруженных афганцев, неизвестно откуда появившихся на ровной местности.

- 2 –

С особым интересом Валентин рассматривал коробки серых домов, закрытых глиняными заборами - дувалами. Дети бежали за машинами, что-то крича солдатам, размахивая руками. Женщины, пряча свои лица в паранджу, стояли у дувалов со стариками и, наверное, с таким же любопытством рассматривали русских солдат, въехавших на бронетехнике в их кишлак.

Боевые машины пехоты разведвзвода остановились по бокам на широком участке улицы кишлака, скорее всего, служившем для проведения каких-то общих мероприятий дехкан, молитв. БТР Валентина Туротуробова встал справа от бронетранспортера Валентина, два грузовых ГАЗ-66 с БРДМками - в центре.

Афганская колонна автотехники вместе с десантным взводом, который завтра должен заступить на свою боевую вахту на блокпосте номер семнадцать, ушла на ту сторону кишлака.

Валентин остался на бронетранспортере и наблюдал за офицерами - переводчиками Дмитрием с Маликом, что-то обсуждавшими с собравшимися вокруг них афганцами.   
Ефрейтор Самид Сайдудулаев с легкостью залез на БТР и сел рядом со Стекловым.

- Можно? – спросил он.

- Конечно, - улыбнулся Валентин. – Самид, о чем они говорят?

- Три дня назад, ночью, через кяриз сюда зашла банда душманов. Это были наемники из Пакистана или Ирана.  Взорвали несколько домов, расстреляли муллу и четырех стариков.

- Это ж мусульмане? – сорвалось с губ Стеклова.

- Вера вроде бы и одна, а вот каждый ее понимает по-разному, товарищ лейтенант. У нас бы в Таджикистане такого не сделали бы, а здесь все наоборот. И все почему, да лезут сюда все со своим… - не досказав до конца свою мысль, ефрейтор спрыгнул с брони и, кланяясь, и, прикладывая ладони к подбородку, сказал одному из афганцев, - Собх бахайр, бача!

Вслушиваться в их разговор Валентин не стал, так как не понимал языка, а следил только за тем, как они, улыбаясь друг другу, что-то быстро говорили, постоянно жестикулируя руками.

- Валентин! – окликнул Стеклова Малик. – Работаем?

- Малик, - слез с бронетранспортера Стеклов, - сам же знаешь, что я ничего не знаю, чем нужно заниматься. Так что…

- Здесь сейчас организуем оказание медицинской помощи, а чуть дальше начнем раздавать людям еду, одежду. Аксакал Файзуллох будет там старшим со своими людьми, а от нас Дима Шевелев шим. Ему поможет Сайдудулаев. Ты не против, Валентин?

- Малик, - Валентин приложил ладонь к сердцу, - я не против.

- Ну, и хорошо. Будешь со мною?

- Да, да, - закивал головой Стеклов.

- Ну, хорошо, - Малик пожал руку Валентину. – Хороший ты парень.

- Спасибо, - смутился Валентин.

- Селезнев, Огурцов, Сайдудулаев и Козьмин, - Туротуробов в отряде имел авторитет. Это Валентин отмечал уже не в первый раз. И сейчас солдаты не сводили с него глаз и всегда готовы были выполнить его приказ без промедления, даже дембеля. - Все здесь? – окликнул Малик. - Помогайте лейтенанту Шевелеву раздавать еду. Каимов? Ко мне. Каплин, Лобетов и Лукьянцев, будьте на броне, а то мало ли что, чтобы ножом просто так не пырнули, да, и внимания не теряйте, обеспечьте охрану врачам.

Валентин тоже остался на броне и с особым интересом наблюдал за толпами афганцев, собравшихся у грузовых машин, наполненных доверху мешками с мукой, рисом, сахаром, солью…

Разыгравшийся «афганец», дующий с гор, поднимал пыль в выгоревшей от жары степи и гнал ее в сторону кишлака, проносясь по улицам, поднимая песок, и с силой бросая его в лица людей. Но на площади ветер терял силу, пыль оседала по краям площади. Удивительно, словно он (ветер) с любопытством наблюдал за Дмитрием Шевелевым, державшем в руках список и окликавшем людей, которые тут же выбегали к нему из собравшейся толпы. В основном это были женщины с детьми. Они подходили к машине и подавали солдатам, стоявшим на кузове ГАЗ-66, свои мешки, которые они с помощью пластмассовых ковшиков заполняли сахаром, мукой, рисом...

У второй машины людей было также много, и руководил разливом керосина здесь Валентинов однокурсник, только с факультета культпросветработы лейтенант Александр Кобзарь. Люди подавали ему канистры, все громко галдели.
Валентин посмотрел в бок, туда, где обслуживали больных врачи Наталья  Мишина и Жанна Николаевна. Владиславская была взрослой женщиной, около сорока лет, и поэтому все ее называли по имени отчеству. Она приехала сюда работать из Киева, а Наталья, женщина лет тридцати - из какого-то северного города. С их стороны резко пахло медикаментозными запахами: нашатыря, камфары, спирта, аммиака, чего-то еще.
Валентин спрыгнул с машины и направился к врачам. То, что он увидел, сразу же вызвало тошноту. У юного мальчишки, на вид пятнадцати-шестнадцати лет, не было ноги. На культе под коленом рана гноилась, и Наталья, вскрыв рубец, обрабатывала его перекисью водорода. Пена, поднимавшаяся из рубца, закрывала  всю рану, и врач постоянно высушивал ее тампонами из марли.

А мальчишка не сводил глаз с Валентина и улыбался ему, как будто ему не было больно.

- Герой, - сглотнув слюну, сказал Валентин стоявшему рядом с ним ефрейтору Сайдудулаеву. – Что с ним произошло, не знаешь?

- Мина или пуля оторвала ногу. Их в каждом кишлаке, что в Кабуле, очень много. Душманы все дороги минами обкладывают, вот, люди и подрываются на них. Этот бача, может, сам бывший душман.

- Правда? – удивился Валентин.

- Товарищ лейтенант, здесь же идет гражданская война. Здесь воюют не белые и красные, как у нас в гражданскую войну, а каких только цветов нет, и зеленые, и серобуромалиновые. Все зависит от их веры. Аллах один, а каждый понимает Коран по-своему. Вон, посмотрите по сторонам, некоторые женщины стоят без паранджи. Это по Корану запрещено, но они, хоть и мусульманки, а по- своему принимают эту веру, они поддерживают нынешнюю в Афганистане власть.

- И не боятся стариков.

- У нас в Таджикистане тоже не все женщины ходят с открытыми лицами, в дальних кишлаках, они ходят в парандже, потому что там чтут законы. А это новое поколение, учились где-нибудь в Европе, может, в Советском Союзе, и здесь работают учителями, может, служащими какими-то почтовыми, партийными, не знаю.

- А поговорить об этом с ними не хочешь? – улыбнулся Валентин.

- Нет, это опасно. Я хоть и живу в Советском Таджикистане, а чту мусульманские законы. Я не должен общаться с незнакомыми мне женщинами. У себя дома могу, но не в Афганистане. Вот, если она сама ко мне подойдет. Но лучше, чтобы это было не здесь.

- Получается, что эти женщины вызывают гнев у душманов.

- Товарищ лейтенант, душманы, это или дехкане, ну бедные крестьяне, которые чтут свою веру, подчиняются своему хозяину, или наемники. За время моей службы кого только здесь не видел у душманов. И лаосцы, и китайцы. А это буддисты, а не мусульмане. Ну, может, кто-то из них и верит в Аллаха, но на допросах, когда просишь его помолиться, он не знает, как это делается по-мусульмански.

Европейцы, американцы, которые прикидываются здесь мусульманами, видны сразу, не знают ни одной суры. А, вот, те, кто воюет здесь из Пакистана, Ирака, Ирана, они - мусульмане и наказывают таких вот людей, которые не чтут своей веры, вырезают их семьи, вешают.

Позапозавчера этот кишлак был обстрелян из миномета. Посмотрите на их хана, на дувалы. Половина домов по той стороне кишлака разрушены. Я здесь впервые, но дрожь берет, чувствуется, что бомбили совсем недавно. Тот афганец, что с уездной администрации, говорит, что здесь погибло около тридцати человек. Их позавчера и похоронили, вот, они к нам и обратились, чтобы мы хоть какую-то помощь им оказали. А марды, ну, мужчины, там стоят с оружием, создали отряд самообороны и не пускают сюда душманов. Им сейчас в помощь пришел взвод царандоя.

- Да, да, - и Валентин, почувствовав, что его кто-то ухватил за мизинец, посмотрел вниз.

Это был маленький мальчишка. Его огромные глаза умоляюще смотрели на Валентина, словно о чем-то ему говорили, но только Стеклов никак не мог понять, о чем они просили. А, вот, когда он потянул на себя его мизинец и пошел в сторону разрушенного дувала, Валентин понял, что мальчик его куда-то зовет.

- Самид, этот мальчишка меня тянет за собой. Спроси у него, куда.

Сайдудулаев, ухватив мальчишку под локоть, что-то у него спросил. Но тот тут же вывернулся и снова потянул лейтенанта за собой.

- Стой, бача, стой, - удержал мальчишку Валентин и, достав из кармана два брикета с сахаром, протянул их ему.

Тот, не сводя с них глаз, сглотнул слюну, но брать сахара не стал, а снова потянул Стеклова за собой. И только сейчас Валентин заметил на его лице темные полоски от слез. А это уже не требовало у мальчишки новых расспрашиваний. Слезы говорили о том, что он кого-то из близких потерял здесь и просит шурави ему помочь найти их, а, может, уже и похоронить, если они мертвы.

- Вы куда? - окрикнул его спрыгнувший с брони БМП прапорщик. Этот парень был высоченного роста, как говорят, с косой саженью в плечах.

- Да, вот, пацаненок тащит меня за собой. Видно, что-то там произошло, и нужна моя помощь.

- Э, стой, стой, - и, догнав Валентина, пошел за ним.

Мальчишка пролез в дыру дувала, через которую за ним с трудом пробрались лейтенант, прапорщик и ефрейтор. Посередине небольшого двора стоял колодец. Но малец, снова ухватив за палец офицера, потащил его за собой в полуразвалившуюся мазанку. В ней было темно и скулила, скорее всего, от боли, лежавшая в дальнем углу собака. Ее Валентин с трудом рассмотрел. Мальчик к ней не пускал его, а стоял и чего-то ждал. Скорее всего, когда глаза у шурави привыкнут к сумраку в доме. И он не ошибся, так и было.

Буквально через минуту бача заново потащил Валентина за собой в сторону прохода в другое помещение ханы. Здесь крыша мазанки была обвалена, глина, лежащая грудой на полу, была частично разобрана и раскидана в стороны. И только теперь Валентин увидел человеческую босую ногу под обломками глины и досок.

Прапорщик с ефрейтором начали помогать Валентину убирать  с человека огромный валуны. Пострадавшей была женщина. Скорее всего, она уже была мертвой. Приподняв ее, прапорщик перевернул тело женщины на спину. Лицо ее было разбито, кровь почернела, глаз выкатился из глазницы и лежал на  скуле.

Увидев это, Валентин сразу же отвернулся от мертвой женщины, пытаясь удержаться, чтобы из-за тошноты не вырвать.

Что-то пискнуло. Вроде человеческий голос, детский.

Когда начали разбирать большие куски глины, обнаружили под ней ящик или тумбочку, а в ней двух малышей.

- Бачата! – вскрикнул от удивления прапорщик.

А они, не подавая голоса, смотрели на него своими большими глазками-виноградинками.

- Живы, ты смотри! - и грубый голос у прапорщика резко сменился на мягкий шепот.
– Мальчишки, вы живы? У меня двое таких, - вздохнул он, - тоже близняшки. Один другого старше на двадцать семь минут, вот так.

Мальчонка, приведший нас сюда, выхватил из рук прапорщика малыша, другой рукой ухватил за пояс второго, и потащил их из дома во двор.

- Не торопись, лейтенант, - остановил порыв Стеклова прапорщик. – Это не они кричали, а кто-то там, - и указал рукой в сторону следующей двери, наполовину заваленной кусками глины. – Это мне мальчишка показал тут искать его братиков. А стон был оттуда. Пошли, посмотрим.

Пролезть в открытый проем было нелегко. В комнате было темно.

- Кто здесь? – громко спросил прапорщик. – Э, люди. Бача!

Теперь Валентин хорошо уловил раздавшийся стон. Он, скорее всего, был человеческим.

 - Самид! – Валентин окликнул ефрейтора Сайдудулаева, но тот не откликнулся.
Оглянулся, его в помещении не было.

- Видно, твой боец пошел за мальцом, - предположил прапорщик, и глубоко вздохнул.
– Ну, что, вроде стон шел оттуда, - и указал рукой в сторону левого угла. – Только бы крыша на нас не обвалилась. Давай, лейтенант, осторожнее будь. Держи и туда выкидывай, - и протянул Валентину кусок глины.

Через десять минут им удалось очистить угол комнаты, и по тому, что прапорщик громко присвистнул, скорее всего, от удивления, Валентин сразу же кинулся к нему, чтобы посмотреть, кто там. Но прапорщик не сдвинулся с места, а громко со стоном прошептал:

- Ты чего, лейтёха, - и в эту же секунду его огромное тело, откинув от себя Валентина, стало падать на кирпичи.

Что произошло, Валентин так и не успел понять.

Через какое время он пришел в себя. Ощущение тяжести, больно давившей на спину, а снизу – грудную клетку, говорило о том, что на него обвалился потолок. Дышать было очень тяжело, тем более пылью, заполнившей воздух, глотку.

- Кха, кха, - пытался откашляться Валентин. – Открыв глаза, тут же зажмурился. Но было уже поздно, пыль, попавшая в глаза, требовала быстрее устранить собравшуюся в них грязь. Но сделать это было практически невозможно. Руки были скованы тяжестью упавшего на Валентина потолка.

- О-ой, - чей-то вскрик Валентин расслышал хорошо. – Давай сюда БТР, и пару тросов, попробуем обвязать ими стену и приподнять ее…

- 3 –

 Любая попытка даже вздохнуть через открытый рот, не давала возможности наполнить его воздухом. А как его сейчас не хватает всему организму. Может нужно дышать через кислородную подушку?

Валентин, морщась, открыл глаза. Врачей рядом не было, только солдаты и тот самый прапорщик, лежит на броне. Голова его и лицо забинтованы. Но то, что это лежит именно тот бугай прапорщик, можно догадаться по его огромной фигуре.

- Что с ним? – с трудом выдавил из себя Валентин.

- Ваш спаситель, товарищ лейтенант, - прошептал Лукьянцев. – На него обвалился потолок, прапор, то есть прапорщик удержал его, да слишком был он тяжелый для него. Так что, на вас тот потолок не упал, а просто придавил немножко. Лобетов с Топалевым его обвязали тросом, а Козьмин, на всякий случай, когда ту стену начали поднимать, бревна под нее выставил, если назад обрушится стена, чтобы не на вас упала, а на бревна.

- Не упала?

- Нет, товарищ лейтенант.

- Она взорвалась или что? – спросил Стеклов.

- Она была треснута, и в тот момент, когда вы в ту комнату зашли, обвалилась.

- А кто в ней стонал?

- Не понял? – приблизил свое лицо Лукьянцев. – Кто стонал?

- В той комнате, где стена на нас обвалилась, кто-то стонал, мы туда и зашли, - сказал Стеклов.

- Никого мы там не нашли! – удивился механик-водитель. – Может, сама стена начала проседать с шумом и вам показалось, что там кто-то есть?

- Как прапорщик?

- Да вроде ничего. Взял у врачицы спирту и с горла его в себя влил, и только после этого разрешил себя перебинтовать.

- Сильно его?

- Та, так, лицо порезал немножко. Говорит, если бы не было у него бронежилета, то позвонок бы точно сломал. А, когда шел, его еще сильно качало, как пьяного, врачица сказала, что он контужен.

- Он? – кивнув подбородком в сторону прапорщика, улыбнулся Валентин. – Саша, дай воды, если можно, холодной. 

В салон бронированной разведдозорной машины (БРДМ) Валентин лезть, чтобы отдохнуть, отказался. Легкий ветерок, пусть и очень теплый, но он лучше, чем горячая, раскаленная баня в машине.

Спина быстро привыкла к горячей броне, Валентин прикрыл глаза, повернул лицо в сторону ветра и положил на лицо панаму, пряча глаза от ярких лучей солнца.

…Отец с матерью налили в чашку Валентина чай, от него шел пар, он был сильно горячим. Он попросил у них холодной воды, но они были против этого, говорили, что в жару лучше пить горячий зеленый чай. Именно он снимет…

Что он снимет, Валентин не расслышал. Хотел переспросить, но мать с отцом вышли из комнаты, оставив его наедине с чашкой чая на столе. Когда он к ней потянулся, она почему-то оказалась пустой, без чаю.

- Мама! – закричал Валентин и пошел за родителями…

- Товарищ лейтенант бредит, - услышал он чей-то знакомый голос.

- Ничего страшного, это просто он говорит во сне, - сказал женский голос. – А если аксакалы предлагают вам зеленый чай, разбудите его и напоите, это лучшее для него лекарство.

А, это говорила не мать с отцом, а Жанна Николаевна, врач.

Заметив, что Валентин подняв голову, смотрит на нее, она по скобам взобралась на броню БРДМа и приложила руку к его лбу, потом, пальцами, шире раскрыв одно из его век, посмотрела ему в глаза, и спросила:

- Валентин, как чувствуете себя?

- Отпустило вроде, Жанна Николаевна. Дышать легче, и лоб не давит, - приложив ладонь к губам, с трудом откашлялся.

- Валентин, там старики приходили, приглашают тебя на чай. Не отказывайтесь, он зеленый и полезен Вам. И от сахару не отказывайтесь.

- Жалеют меня, - улыбнувшись, сказал Стеклов.

- Вы с прапорщиком спасли детей. Герои!

- Кто? – не понял Валентин.

- Ну, как хотите, а от чая не отказывайтесь. У нас еще много здесь работы, так что, подумайте.

- А вы не будете пить с нами чай, Жанна Николаевна? – прищурился Стеклов.

- Мы же не в России, а в Афганистане, а здесь у женщин нет таких прав, как у нас, мужчины с чужими женщинами не имеют права сидеть и разговаривать.

- Ну, и законы здесь, - жмурясь от солнечных лучей, прошептал Валентин.

Самид Сайдудулаев, помогая Стеклову спуститься с БРДМа, подхватил его под плечо.

- Стой, стой, Самид, - отстранил солдата от себя Стеклов. – Я сам, все нормально.
Шел он спокойно, ноги, руки не болели, дыхание восстановилось, тиски отпустили виски.

Старики, подошедшие к нему, улыбались, пожимали ему руки.

- Салам, салам, - прошептал каждому из них Валентин.

Они расселись на корточки под дувалом, вокруг ящика. Мальчик принес черные от копоти два чайника и граненые стаканы. Старик, сидевший напротив Валентина, насыпал ему полстакана сахару из миски и стал заполнять его кипятком. Он был зеленоватого цвета и прозрачным. Запах, шедший от него, был приятным, кажется жасминовым.

Разговор сначала не вязался. Говорили о погоде, о нападениях душманов на кишлак.

- А почему душманы на вас нападают? Вы же афганцы? – спросил Валентин.

- Аллах Акбар! – приложил обе ладони к своей бородке старик, сидевший напротив лейтенанта. – Нам дали землю. Мы стали на ней работать, - переводил Сайдудулаев.

– Наконец-то, мы получили свою землю! Мои сыновья Аллах-дад, Иззатулла и Хайрулла в Кабуле взяли деньги, купили трактор, семена, посеяли рожь. И не только они в кишлаке это сделали, а многие, - старик опустил глаза и, поглаживая бородку, продолжил. – Урожай был хорошим, продали зерно. А в прошлом году душманы сожгли все: и трактора, и рожь. Иззатуллу и его семью весной убили. Его жена была учительницей.

- Извините, - глубоко вздохнул Валентин.

- Мебахшед, - приложив руку к сердцу, сказал Самид.

- А отряд самообороны у вас состоит из жителей кишлака? – спросил Валентин.

- Бали, бали, - ответил старик. – Я их не знаю, в смысле, душманов, - откашлялся переводчик Сайдудулаев, - они пришли из Пакистана, им разрешило правительство вернуться в свои дома. Но они не наши, все они не из нашего кишлака, они начали убивать тех, кто хочет жить по-новому. Мы их выгнали. Теперь идет война.

- А у вас пустые поля, теперь вы ничего не выращиваете? – спросил Валентин.

- Пейте чай, - напомнил Валентину ефрейтор. – Я этого вопроса им задавать не буду, товарищ лейтенант. Они же Вам на него уже ответили. Душманы, война, делают
кирпич, строят дома в разных кишлаках и все такое.

- Ладно, - опустил глаза Валентин и сделал несколько глотков горячего чая. – Извини, Самид, я пойду. Мне как-то неудобно, у них горя и так хватает, а здесь я еще со своими глупыми вопросами пристаю, будоражу их воспоминания.
Спасибо Вам большое за гостеприимство, - приложив руку к сердцу, сказал Валентин.

- Хода хафез! (До свидания), у меня много работы, мебахшед (извините), хода хафез, - и, еще раз поклонившись аксакалам, пошел в сторону площади.