В августе-сентябре 1830 года декабристы по «кандальному тракту» совершили пеший переход из Читинского острога в «новую тюрьму» под названием Петровский завод. Расстояние между двумя географическими точками, расположенными в Восточной Сибири (в Бурятском улусе), составляло приблизительно шестьсот семьдесят километров. Вот что по поводу этого мероприятия сообщается в мемуарах Николая Васильевича Басаргина:
«Поход наш в Петровский завод, продолжавшийся более месяца в самую прекрасную осеннюю погоду, был для нас скорее приятною прогулкой, нежели утомительным путешествием. Я вспоминаю о нем с удовольствием.
Мы помирали со смеху, глядя на костюмы наши и на наше комическое шествие. Оно открывалось почти всегда Завалишиным в круглой шляпе с величайшими полями и в каком-то платье черного цвета своего собственного изобретения, похожем на квакерский кафтан. Будучи маленького роста, он держал в одной руке палку гораздо выше себя, а в другой – книгу, которую читал. За ним Якушкин в ребячьей курточке, Волконский в женской кацавейке; некоторые в долгополых пономарских сюртуках, другие в испанских мантиях, иные в блузах; одним словом, такое разнообразие комического, что если бы мы встретили какого-нибудь европейца, выехавшего только что из столицы, то он непременно подумал бы, что тут есть большое заведение для сумасшедших и их вывели погулять.
Выходя с места очень рано, часа в три утра, мы к восьми или девяти часам оканчивали переход наш и располагались на отдых. Останавливались не в деревнях, которых в бурятской степи очень мало, а в поле, где заранее приготовлялись юрты. Место выбирали около речки или источника на лугу и всегда почти с живописными окрестностями и местоположением.
В Восточной Сибири, за Байкалом, природа великолепна и изумительно красива, так богата флорой и приятными для глаз ландшафтами, что, бывало, невольно с восторженным удивлением постоишь, глядя на окружающие предметы и окрестности. Воздух же так благотворен и так напитан ароматами душистых трав, что, дыша им, чувствуешь какое-то особое наслаждение.
При каждой партии находился избранный нами из товарищей человек, который отправлялся со служителями вперед на место отдыха и к приходу партии приготовлял самовары и обед. По прибытии на место мы выбирали себе юрты и располагались в них, по четыре или пять человек в каждой.
Употребив с полчаса времени на приведение в порядок необходимых вещей и постелей наших, садились или, лучше сказать, ложились пить чай и беседовали таким образом до обеда.
Ивашев, Муханов, двое братьев Беляевых и я располагались всегда вместе в одной юрте. К нам обыкновенно собирались многие товарищи из других юрт. Один из пятерых обыкновенно дежурил по очереди, то есть разливал чай, приносил обед, приготовлял и убирал посуду.
После обеда часа два-три отдыхали, а с уменьшением жары выходили гулять и любоваться природой. Потом пили чай, купались и опять беседовали до вечера. Вечером маленький лагерь наш представлял прекрасную для глаз картину, достойную кисти художника-живописца. Вокруг становилась цепь часовых, которые беспрестанно перекликались между собой; в разных местах зажигались костры, около которых сидели в разнообразных положениях проводники наши буряты, между ними были и женщины со своими азиатскими лицами и странными костюмами… Большая часть из нас ходили кучками около костров, толковали с бурятами и между собой. Вид всего этого был бесподобный…
Лишь только начинало светать, нас будили, и в полчаса мы были уже готовы к походу. Пройдя верст двенадцать или пятнадцать, мы на час останавливались у какого-нибудь источника и завтракали. Рюмка водки, кусок холодной телятины или жареной курицы всегда был в запасе у кого-либо из женатых и радушно предлагался всем. Во время похода многие отходили на некоторое расстояние в сторону и занимались исследованием тамошней флоры или сбором коллекции насекомых. Последним предметом любили заниматься братья Беляевы. Они составили за Байкалом и в Сибири огромную и очень любопытную коллекцию насекомых, которую послали, кажется, знаменитому московскому профессору Фишеру. Ботаником нашим был Якушкин».
Думаю, что Басаргин не писал эти строки под нажимом «душителя свободы» Бенкендорфа. Думаю, что он изображал «мучения ссыльной знати» вполне реалистично. Так постепенно из «глубины сибирских руд» либеральная Россия-матушка перекочевывала в «сталинский архипелаг Гулаг». Недовольство текущим, истерия жалобщиков никого и никогда до добра не доведут.
А вот на ту же тему стихотворение Александра Одоевского:
Что за кочевья чернеются
Средь пылающих огней?
Идут под затворы молодцы
За святую Русь.
За святую Русь неволя и казни –
Радость и слава!
Весело ляжем живыми в могилы
За святую Русь.
Дикие кони стреножены
Дремлет дикий их пастух;
В юртах, засыпая, узники
Видят Русь во сне.
За святую Русь неволя и казни –
Радость и слава!
Весело ляжем живыми в могилы
За святую Русь.
Шепчут деревья над юртами,
Стража окликает страж.
Вещий голос сонным слышится
С родины святой.
За святую Русь неволя и казни –
Радость и слава!
Весело ляжем живыми в могилы
За святую Русь.
Революционный эпос – особый жанр. Какая-то правда в нем, безусловно, есть. «Весело ложиться в могилы» – не худшая из стратегий.
06.09.2021