Глава 3.
Поезд Санкт-Петербург - Вильно.
7 февраля 1905 года.
- Пять минут десятого, - обеспокоено проговорил доктор, глядя на циферблат своего брегета. – Где же Владимир? Пыталово через несколько минут!
Аполлон Иванович заметно нервничал. Он нетерпеливо ерзал на диване, поминутно посматривал на часы, несколько раз выходил в коридор, но вскоре возвращался обратно.
А Леночка почему-то была спокойна. Она была уверена в том, что в расчетах Владимира ошибки быть не может.
- Четырнадцать минут… - начал доктор, но не договорил. Поезд рвануло так, что Леночка не удержалась на диване и упала на пол. И уже там она услышала ужасающий скрежет тормозов.
– Ты не ушиблась? - бормотал доктор, помогая Леночке подняться.
- Нет-нет, - она покачала головой, - все в порядке. Что могло случиться, Аполлон Иванович?
В коридоре послышался шорох. Что-то шуршало или скреблось, Леночка попыталась открыть дверь, но не смогла. С той стороны что-то мешало. Она с трудом толкнула дверь и высунула голову. На полу у двери лежал человек. Это был Владимир.
- Аполлон Иванович!! - яростно зашептала она. - Сюда, скорее!! Тут Владимир!
Вдвоем они втащили полубесчувственного Владимира в купе. И вовремя. В вагоне начали хлопать двери, в коридоре раздавались встревоженные голоса.
- Господа, что произошло?
- Свет, почему нет света?! И где проводник?
- Какой еще проводник?! Я требую начальника поезда! Я – статский советник! Это неслыханно!
- Анархисты рельсы взорвали. Сейчас ворвутся и будут расстреливать.
- Как! Всех?
- Нет, не ниже статского советника.
- Вы издеваетесь?!
Вдвоем они кое-как уложили Владимира на диван. Он только стонал и пытался стереть кровь со лба. А крови было немало. Она текла из рассеченного лба, заливая лицо и пачкая одежду.
Аполлон Иванович провел рукой по лбу Владимира, и когда его рука окрасилась красным, вымазал кровью край столика.
- Зачем? – Леночка ничего не понимала.
- Как зачем?! Пыталово рядом. Через четверть часа здесь будет полно полиции. И эту рану придется объяснять. Скажем, что упал во время толчка и расшибся лбом о край стола. Не самая удачная версия, но другую сейчас придумывать некогда.
Он достал свой маленький саквояж, вынул оттуда йод, бинты, нашатырь. Потом ловко стал обрабатывать рану. Закончив бинтовать, он сунул флакон с нашатырем под нос Владимиру. Тот помотал головой, встряхнулся и открыл глаза.
- Володя, Володенька, что произошло? - доктор с Леночкой наклонились к раненому. – Что случилось? Кто тебя ударил?
- Не знаю, - прошептал Владимир. - Не видел. Не успел…
- А где остальные? Что произошло?
- Сейчас, Аполлон Иванович, сейчас, - бормотал Владимир, пытаясь сесть. – Мы все сделали. Все прошло по плану. Почти по плану. Саквояж с деньгами … Четыреста семьдесят две тысячи ….
- Бредит, - уверенно сказала Леночка.
- Он еще не совсем пришел в себя, - доктор извлек откуда-то плоскую флягу и поднес ее к губам Владимира. Тот сделал большой глоток и закашлялся. Дождавшись, пока он откашляется, доктор снова сунул ему фляжку. Тот уже увереннее сделал несколько глотков и замотал головой. Взгляд его прояснился.
В нескольких словах он рассказал об операции, вплоть до того момента, когда его подстерегли у двери вагона.
- Бандиты. Больше некому. Этот Шпон наверняка сообщил своим друзьям. И они устроили мне засаду. Ведь как точно все рассчитали, мерзавцы! – Владимир ощерился. – Ну, ничего! Вот только вернемся в Петербург, я их найду! Они мне за это ответят!
* * * * *
Обратный путь в Петербург проходил в мрачном молчании. В Пыталово к ним в купе пришла полиция. Пожилой усатый фельдфебель с усталым обветренным лицом уже собрался было устроить им допрос. Но тут Леночка, сверкая глазами, устроила такой скандал из-за безобразий на железной дороге, в результате которых ее друг (при этих словах фельдфебель хотел было усмехнуться, но взглянув на разъяренную Леночку, прикрыл усы рукой, сделав вид, что кашляет), да-да, именно друг, получил ранение. Что творится на этой железной дороге?! И куда только смотрит полиция!
В общем, все обошлось. В Даугавпилсе они сошли с поезда. Билеты на Петербург у них были на руках, поезда ждать почти не пришлось. Была уже глухая ночь, но спать они долго не ложились. Только Митя сразу забрался на верхнюю полку и захрапел. Он был единственный, кто воспринял случившееся без особого волнения.
- Ничего, - жизнерадостно он, услышав рассказ Владимира. - Не получилось. Не зря говорят, первый блин – комом. Владимир еще что-нибудь придумает.
Леночка забилась в угол и сидела там мрачная и обиженная. Владимир, напряженный, как струна, прищурившись, смотрел в одну точку, и иногда что-то шептал. Повязка на его голове мало-помалу пропитывалась кровью, а для повторной перевязки у доктора бинтов больше не было. Аполлон Иванович пил третий стакан чая, кряхтя и покачивая головой.
Восьмого утром приехали в Петербург. Опять был Варшавский вокзал, толпы пассажиров, цепи городовых, жандармские посты. На запачканную кровью повязку, красовавшуюся на голове Владимира, косились подозрительно, но останавливать не стали. Неужели прошли только сутки? Леночке казалось, что уезжали они отсюда когда-то давным-давно, в другой жизни.
- Так, - Владимир был вновь целеустремлен и уверен в себе. – Если кто-нибудь узнает что-то об Игнате, Тихоне или этом Шпоне, немедленно телефонируйте мне домой. Вечером встречаемся у Аполлона Ивановича.
Шапку Владимир держал в руках, несмотря на мороз. И Леночка решила, внимательно посмотрев на него, что белая повязка на голове с расплывшимся красным пятном, очень идет ему. Особенно в сочетании с бледным лицом. Красное и белое. Изящно. Она вдруг вспомнила о кровавых пятнах на белом снегу в тот день и ее опять затрясло. Чтобы прийти в себя, она несколько раз глубоко вздохнула, украдкой взглянув, не заметили ли что-нибудь ее спутники. Но те слишком были заняты другими проблемами. И хорошо.
- Ты в Лихачевку или со мной? – спросил Аполлон Иванович.
- С вами, конечно, с вами. Что мне делать в этой Лихачевке сейчас?
- Хорошо, тогда сейчас возьмем лихача.
Извозчики, лихачи стояли тут же у вокзала.
- Куды везти, ваше степенство?
- А что, Леночка, может, махнем в ресторан? – спросил Аполлон Иванович, поудобнее устраиваясь в возке. - Устал я от всех этих волнений, да и есть хочу. Поедем в «Мало-Ярославец». А? Там всегда омары свежие,
Леночка молча посмотрела на него и отвернулась.
- А впрочем что я, старый дурак, говорю? Какие там омары-лангусты, тебе ж поскорее ЕГО увидеть хочется. Ладно, ладно, не сердись. Эй, - крикнул он ямщику, - гони на Васильевский! Да побыстрее!
Возок сорвался с места и полетел по набережной. Когда они повернули на Забалканский, доктору показалось, что едут они слишком медленно.
- Эй, давай-ка поживее, а то еле плетемся. Да обгони ты эту телегу! Что ты на нее смотришь!
- Нет, барин, никак не могу. На прошпектах обгонять не можно. Так вот я в запрошлом месяце еду по прошпекту по Невскому, а седок тоже говорит: Обгоняй! Я только извозчика одного обогнал – тут как тут городовой. Свистит, что твой соловей, останавливает. Ты это что, говорит, лапоть рязанский, движение нарушашь?! Ты по ранжиру ехай, как положено. Ну и записал номер. А потом меня вызывают в участок. Ну и штраф содрали, аспиды – пять целковых! Это в ум не взять – чуть не так проехал, а пять целковых отдай! Так что уж извиняйте, барин, а по ранжиру поедем, без обгонов.
- Ладно, ладно, - махнул на него рукой доктор, - бог с тобой, езжай, как знаешь.
По мере приближения к Васильевскому острову, сердце у Леночки билось все сильней.
- Да не беспокойся ты, - проворчал доктор, верно почувствовав настроение Леночки - Ничего с твоим знакомым за сутки не случилось.
- И совсем он не мой! С чего это вы взяли? – смутилась Леночка.
- Да ты не стесняйся, парень он стоящий, уж ты мне поверь.
И вовсе она не стесняется. Леночка бросила на Аполлона Ивановича суровый взгляд. Что он выдумывает? А все же, как он там один. Он же с кровати встать еще не может! Аполлон Иванович договорился со своей кухаркой, что приходит к нему три раза в неделю. Но что такое кухарка? Разве ей можно доверять больного?!
Погода была мрачная, под стать настроению. Низкие тучи лежали, казалось, на самых крышах домов. Ветра не было, но мелкий плотный снежок сыпался, не переставая: медленно, настойчиво. И Леночке стало казаться, что это снег будет идти безостановочно, всегда, вечно. И никогда уже не будет весны, тепла, лета. Это было странно. Да ну ее, эту погоду. Через полчаса она снова увидит его. Хотя нет. Что это она? Прямо с поезда, платье мятое, прическа …Что же у нее с прической?
- Аполлон Иванович, я сначала все-таки к себе в Лихачевку, вы остановите на Среднем, я выйду.
- Хорошо, деточка! А к нам когда?
- Часа через два, я думаю. Аполлон Иванович, - Леночка немного помолчала, - а он вам что-нибудь еще о себе рассказывал?
- Говорили мы с ним несколько раз, - доктор снова искоса посмотрел на Леночку – Интересный он человек, только немного странный. Даже не странный, - доктор задумался. - Странный – это не то слово. Скорее, ситуация в жизни у него странная. Он недавно приехал из-за границы. И еще он как-то проговорился, что в январе только что вышел из тюрьмы.
- Из тюрьмы? – Леночка была поражена. – За что же его посадили? Ведь с революционными партиями он не был связан. Он говорил, я помню.
- Не знаю, Леночка, не знаю. На уголовного преступника он никак не похож.
- Где остановить-то, барин? Васильевский уж.
- На Среднем проспекте, на углу Шестой. Понял?
- Угол Шестой, чего не понять?
Оказывается, за разговорами, они уже приехали. Леночка выскочила из возка и помахала рукой Аполлону Ивановичу.
- Через два часа! – крикнула она.
На пятый этаж Лихачевки она взбежала легко, почти не запыхавшись. К ее удивлению, в своей комнате она обнаружила Фаю Геллер, которую не видела уже больше недели. Да и вообще Геллер, которая привела Леночку в эту эсеровскую группу, сама в последнее время редко появлялась на их собраниях. То ли ей просто наскучило, то ли появился очередной кавалер.
- Звонцова! Наконец-то! Куда ты пропала? А я сижу тут жду, жду тебя. С твоей стороны это просто гадко!
- Геллер, ты что? С чего ты вообще взяла, что я утром приду сюда?
- Горничная сказала, - отрезала Геллер. - Ладно, это все ерундистика. Что я тебе расскажу! – оживилась она.
- Подожди, - попыталась становить ее Леночка. - Дай мне хотя бы раздеться.
- Я не могу ждать, - Геллер была так переполнена новостями, что они уже просто не удерживались в ней. - Ты переодевайся, а я пока буду тебе рассказывать.
Спорить было бесполезно, и Леночка, махнув рукой на подругу, стала снимать одежду.
- Вчера в «Медведе» был костюмированный бал. Я туда пошла.
- Одна? – не удержалась Леночка, расстегивая крючки на платье.
- Не одна, конечно. Его зовут Людвиг. А билеты туда стоили не меньше пяти рублей, а в кабинеты – так все пятнадцать! – она сделала большие глаза.
- Сначала там было не очень интересно. Декламировали какие-то стихи. Символисты, кажется, или декаденты, я в этом плохо разбираюсь. А потом, - она сделала паузу, - потом вышла танцовщица. А на ней одно розовое трико! И больше ничего!! Представляешь?!
- В одном трико? - Леночка недоверчиво посмотрела на подругу.
- Да-да, вот именно! Кстати, танцевала она хорошо. И на нее так смотрели! Особенно мужчины…Ты помнишь, недели две назад закончился скандальный процесс об убиении купца Коновалова?
Леночка кивнула. Процесс действительно был скандальный. Этот довольно богатый купец воспылал страстью к певице, исполнявшей по трактирам модные цыганские романсы. Да так, что женился на ней. А через три месяца два ее любовника (два, о боже!) этого купца убили. Самым пикантным было то, что и сама певица присутствовала при сцене удушения собственного мужа. И не просто присутствовала, а расшнуровала свой корсет и передала шнуровку любовникам, которые и использовали ее в процессе удушения. Кончилось же все тем, что после шумного процесса, о котором не писал только ленивый журналист, присяжные обоих любовников осудили на Сахалин в бессрочную каторгу, а певицу вчистую оправдали!
- Когда ушла эта в розовом трико, тут на сцену выходит госпожа Коновалова, та самая! И начинает петь свой романс. Скандал, скандал! И ведь ей хлопали! Ты представляешь?!
Слушая трескотню подруги, Леночка удивлялась себе. Еще месяц назад она жадно слушала бы эти новости, ахала, всплескивала бы руками, делала большие глаза. А сейчас, после девятого января, после напряженного вчерашнего дня, все это не то чтобы совсем не интересовало ее, нет. Просто все эти столичные сплетни стали чем-то далеким, нереальным.
Выпалив все новости, Геллер упорхнула, удивленная вялой реакцией Леночки.
Приведя себя в порядок (веки – помассировать, губы – подкрасить, щеки – слегка напудрить), Леночка надела свежее платье, чуть подушилась. Теперь осталась прическа, которой требовался парикмахер, но это она решила оставить на следующий день.
Забежав в находившуюся напротив Лихачевки булочную Максимова и по привычке купив там свежих саек (неудобно идти с пустыми руками!), она пошла по Среднему проспекту. Брать извозчика – слишком большая роскошь.
Оттянув старинное медное полушарие, которое заменяло звонок в квартире Аполлона Ильича, Леночка резко отпустила его. Раздался звонкий щелчок. Это было очень забавно и мило, гораздо элегантнее тупого электрического звонка, раздражающе громкого и назойливого. Через некоторое время дверь открылась, и Леночка даже рот открыла от неожиданности. Он стоял на пороге бледный, но улыбающийся. И Леночка поняла, что совершенно непроизвольно улыбается в ответ.
- Здравствуйте, Леночка! Проходите, проходите, - он шагнул вглубь коридора, но видимо, неловко, так что лицо его на мгновение скривилось от боли.
- Здравствуйте! А доктор разрешил вам вставать?
- Да я у него не спрашивал, - улыбнулся он, помогая ей снять пальто. И так уж получилось, что его руки легли на ее плечи и остановились Прерывисто вздохнув, Леночка замерла. А потом осторожно, чтобы не задеть рану, прижалась к его груди, успев подумать, какие у него большие и сильные руки.
А он, обнимая Леночку, думал о ней, вдруг за эти несколько недель ставшей для него самым близким человеком. И одновременно думал совсем о другом. И это странным образом сочеталось в одно целое. Он был здесь в этой полутемной прихожей и одновременно стоял на берегу Невы, а сильный пронизывающий ветер рывками гнал по воде короткие серо-стальные волны.