Принципами не торгую

Александр Щербаков 5
Не так давно я получил на сайте «Одноклассники» от незнакомой мне женщины разгневанное письмо, что я рвач, что наживаюсь на бедных земляках, продавая им свои книги.  Чтобы моим читателям, которые впервые зашли на мою страничку в литературном сайте, было ясно, сделаю небольшое отступление.

Я дальневосточник в третьем поколении, мой прадед был одним из первых переселенцев на берега нижнего Амура в XIX веке, стоял у истоков образования села Больше-Михайловское, которое было одним из самых крупных в тех местах, имелась даже церковь и церковно-приходская школа.  В настоящее время от села даже головешек не осталось.  Мой дед, будучи в 1931 году засольщиком рыбы и икры, а это престижная в те годы профессия, жил со своей большой семьей (шестеро детей) весьма справно, в домашнем хозяйстве была даже лошадь.  И это очень не нравилось местным пьяницам, которые писали на деда доносы в ОГПУ, и последовала расплата – деда раскулачили, семью лишили всего нажитого имущества и сослали на спецпоселение  еще дальше на север, где все пришлось начинать сначала. Слава Богу, деда не расстреляли, как его брата.

В 1940 году во времена первой «бериевской» амнистии разобрались, что раскулачили незаслуженно, и реабилитировали, и мой отец уже не стал числиться сыном «врага народа», и смог поступить в Николаевское-на-Амуре педагогическое училище. Но тяжелое материальное положение семьи позволило очно учиться лишь один год, затем отец перешел на заочную форму обучения, работая учителем начальных классов в школе в одном из приисков на нижнем Амуре.  После получения диплома его отправили учительствовать в другую школу. Потом последовал призыв в Красную армию, участие в войне с Японией, демобилизация и снова распределение на работу в школу на прииск Херпучи. Там он встретил учительницу немецкого языка, они понравились друг другу, составили семейную пару и в ней родился я в 1947 году.

Отец был очень ответственным человеком и учителем, поэтому его сделали завучем в Херпучинской средней школе, приняли в ряды КПСС, а потом перевели на работу в соседний, за 7 км от Херпучей, поселок Оглонги, где назначили директором школы-семилетки, там он проработал 15 лет. Потом в качестве партийного поручения его, не имеющего высшего педагогического образования, сделали директором средней школы в Херпучах. И до своего ухода на пенсию в 55 лет, как проработавший на севере 25 лет, он был директором этой школы. У всех своих учеников, их родителей, коллективах учителей обоих школ он пользовался уважением как умелый учитель и руководитель, хороший воспитатель молодого поколения.

Не подвели своего отца и мы с моим младшим братом. Я больше десяти лет был заместителем руководителя штаба здравоохранения Хабаровского края, за годы моей работы сменившего несколько названий – отдел здравоохранения крайисполкома, управление здравоохранения администрации края, департамент здравоохранения и министерство здравоохранения Хабаровского края. А брат долгие годы работал на Дальневосточной железной дороге и ушел на пенсию с должности заместителя начальника ДВЖД.

Мне пришлось по ряду причин покинуть Дальний Восток и переехать в Сибирь, где я продолжал работать директором многопрофильной городской больницы в городе Нефтеюганске.  После ухода на пенсию долгие годы живу в Подмосковье. С появлением сайта «Одноклассники» я стал в нем активным членом, и нашел много своих земляков и коллег по работе и жизни на дальнем Востоке.

Один из учеников моего отца Александр Урванцев стал известным в Хабаровском крае поэтом, членом Союза писателей СССР. Он издал несколько томиков со своими стихами и задумал издать альманах с воспоминаниями  земляков о жизни в наших родных местах к 150-летию образования поселков Херпучи и Оглонги, на базе которых функционировал самый крупный в крае Херпучинский прииск.  Он попросил меня написать два материала – об истории прииска и о своем отце, а также помочь уговорить земляков написать свои воспоминания. Я это сделал, но болезнь помешала Александру осуществить свою мечту. И тогда я, обладая копиями всех собранных материалов и еще добавив несколько новых, решил довести начатое дело до конца. Так появился альманах «По волнам нашей памяти». Кстати, название предложила наша землячка.

Нашел издательство, которое согласилось за умеренную плату издать книгу в твердом переплете с многочисленными фотографиями, мне помогли с деньгами две землячки, и книга была издана в количестве 200 экземпляров. Небольшой тираж, поэтому стоимость 1 книги на 220 страниц была несколько выше, чем при большем тираже.

Я связался со своими землячками, которые согласились распространить книги среди желающих, а таких было весьма много.  Еще бы, это такая память, не всякий большой город имеет книгу о себе, а тут два северных поселка.  Так что две большие посылки с книгами ушли:  одна в Хабаровск, вторая в Херпучи.  Всем другим желающим я посылал книги бандеролью, и они разошлись по всей России, от Камчатки до Калининграда, куда разбросала судьба моих земляков.

Так одна из книг попала в руки нянечки детского сада в Херпучах. За неё ей пришлось заплатить 800 рублей с учетом себестоимости книги и почтовых расходов.  Для всех желающих это была  вполне разумная стоимость, тем более что никто не заставлял покупать альманах. Но приехавшая в гости к этой нянечке родственница, не зная ни меня, ни моего отца, ни всех других авторов альманаха, услыхав от нянечки, что можно было бы книги и подарить, написала мне это разгневанное письмо.

Пришлось дать этой даме пояснения, откуда взялось стоимость книги, из каких расходов и откуда деньги (своим землячкам, давших деньги на издание, я вернул долг до копейки), и что любой труд должен быть оплачен, поэтому все книги для авторов альманаха  были бесплатны, и никто не заставлял эту нянечку покупать книгу, тем более что я послал альманах и в местную поселковую и в школьную библиотеки. А вот сельсовет отказался купить и подарить ветеранам нашу книгу, мол, нет таких средств в смете расходов. Между нами завязалась короткая переписка, в завершении которой дама не только извинилась за свою бестактность, но и поблагодарила за работу. Книга ей самой понравилась.  Она из неё узнала жизнь сельчан с начала 30-х годов прошлого века, когда на месте старательских артелей появился государственный прииск, добывающий несколько тонн золота в год.

Я мог ничего этого не делать, согласитесь? Кто я?  Врач и организатор здравоохранения на пенсии, переживший обширный инфаркт миокарда и сложную операцию на сердце, передвигающийся на костылях, инвалид,  которому пришлось каждый день  ходить на почту отправлять посылки и бандероли, выстаивать там очереди.  Зачем мне эти лишние хлопоты? Но мне хотелось оставить память у потомков о моих земляках, простых тружениках, ковавших богатство Родины, оказавшихся в конце жизни выброшенных на обочину истории. Поселки, в которых еще до войны жило и трудилось  по 1,5-2 тысячи жителей, где жизнь била ключом, в том числе в школах, выпускники которых стали  офицерами, врачами, учителями, один даже  заведующим отделом ЦК КПСС, а второй губернатором Еврейской автономной области, сейчас  на грани исчезновения, население сократилось в 3 раза, остались только старики да малые дети.

Мой отец был членом КПСС, и несчастный случай с ним произошел, когда она в выходной день, в субботу, спешил на заседание парткома объединения «Дальгеология»,  членом которого он был, став пенсионером и работая в геологическом музее рабочим. Приняли во время службы на подводной лодке в партию и меня. Я не считал себя достойным, равным своему отцу, членом партии, но комсомольцы экипажа, которые выбрали меня своим секретарем, замполит и командир БЧ-1, давшие мне рекомендации, считали иначе, и я стал кандидатом в члены КПСС. А уж полноправным членом партии меня  избрали коммунисты первичной партийной организации городской больницы в Хабаровске. Они  же через 2 года выбрали меня своим секретарем, и я десять лет был парторгом на общественных началах.

Да, компартия в СССР за последние годы разбухла до 17 миллионов человек, и далеко не все её члены были образцом выполнения общественного и партийного долга, многие пошли туда ради карьеры. Самый яркий пример этому Михаил Горбачев.  За какие трудовые заслуги могли присвоить орден помощнику комбайнера  в 15 лет? Для многих это загадка. Как может стать комсомольским вожаком выпускник МГУ, лишь несколько дней проработавший в прокуратуре?  И потом пошел по накатанной стезе, вся работа заключалась в говорильне, только аудитории становились все больше и больше. Почему лишь после развала СССР стали известна кличка Горбачева в Ставропольском крае, где он долгие годы работал, - «Миша  конвертик»?  Где была доблестная КГБ? Значит, кому-то из власть предержащих надо было, чтобы Горбачев поднимался все выше и выше. А может, радетели были за рубежом? Ведь известно же высказывание премьер-министра Великобритании  Маргарет Тетчер. Не на ухо же она шептала королеве Елизавете? А историк Андрей Фурсов вообще высказал предположение, что Горбачева завербовали немцы, которые оккупировали его родную столицу. Не зря Горбачев пошел на объединение Германии, несмотря на то, что президент США Буш-старший был против этого.  И поэтому американцы поставили на Ельцина.

Принцип демократического централизма сыграл злую шутку с коммунистами. Я помню районные и городские партийные конференции.  Все голосовали за регламент, докладчику столько-то минут, выступающим в прениях – не более 10 минут.  И все придерживались регламента. Все, но не представители вышестоящих партийных органов. Им в прениях позволялось говорить больше часа, и никто из присутствующих не возмущался. Признаюсь, не был смельчаком и я. Вот и промолчали коммунисты, когда Хрущев в трибуны ХХ партсъезда врал о «культе личности Сталина», ибо многих из них, сидевших в зале съезда партчиновников,  купил Хрущев еще в 1953 году деньгами в конвертах, с которых они даже партвзносы не платили.  Не хотелось им терять такой халявный навар.

Только не надо бросать в мой адрес упреки – сам тоже был парторгом, значит, партноменклатура. Ошибаетесь, уважаемые. Я был номенклатурой на общественных началах,  ни копейки за свою работу не получал. И партсобрания, заседания партбюро проводились в те годы во внерабочее время. Оттого и случилась трагедия с моим отцом в субботу.

Единственное поощрение за 10 лет работы парторгом – талон на приобретение за свои личные деньги сборника сочинений Константина Симонова. И то, за организацию подписки в больнице партийной литературы сверх плана.  И единственная путевка на турбазу под Владивостоком от крайкома профсоюзов медработников как капитану волейбольной команды медиков, выигравшем краевой чемпионат ДСО «Спартак». Сами понимаете, путевка тоже за свои деньги, правда, со скидкой как члену профсоюза.

В годы работы парторгом у меня укрепилось твердое мнение, что партийных руководителей можно разделить на две категории.  Одних выдвинули на партийные должности как ответственных работников на производстве, и сразу в заведующие отделом или заместители секретаря райкома партии. А вторые пришли через комсомол, став уже тогда освобожденными от другой работы болтунами. Потом их брали инструкторами в райком, бумаги перекладывать со стола в шкаф и обратно. И лишь потом наиболее усердных назначали заведующими отделами райкомов партии.  Только первым секретарям  райкомов ВЛКСМ светила лучшая карьера, но пример Горбачева все же единичен.

Я писал, что Советский Союз сдала продажная партийная номенклатура и генералы КГБ, которым стало западло скрывать нажитые ими миллионы. В годы горбачевской «перестройки» стали копить свои первые миллионы ушлые комсомольские работники типа Миши Ходорковского и предприимчивые Береговские и Абрамовичи. А вот настоящие коммунисты типа Воротникова, члена политбюро, с авоськой ходившего в магазин по московским улицам, не запятнавшие своего имени продажей страны, как были бессеребряниками, так и остались. Правда, в партийных рядах Прибалтийских, Закавказских и Среднеазиатских республик таких днем с огнем не сыщешь. Там уже давно в партию принимали по блату или за большие деньги.

А рядовые коммунисты были аморфной массой, и я в том числе. Правда, в последние 5 лет советской власти я был рядовым членом партии, ходил лишь на партсобрания, не имел никаких партийных поручений. Зато сейчас я это партийное поручение дал себе сам. И оно заключается в том, чтобы рассказывать своим читателям правду о том, как мы жили при советской власти, и тем самым бороться с тем негативом, той чернухой, которая льется на советское прошлое из газетных статей, передач по телевидению, из выступлений даже наших государственных лидеров, за исключением Зюганова и Платошкина.

О советском прошлом тепло вспоминают те, кто, как сейчас модно говорить, высоко поднялся по социальному лифту. И я из таких.  Я не делал карьеры. В комсомол вступил только в 11 классе, когда меня предупредили, что у меня могут возникнуть проблемы с поступлением в институт. Активность я проявлял разве что в спортивной жизни школы.  Так же проявил себя как спортсмен, а не как комсомольский или профсоюзный активист, и в институте.  Поэтому и получил распределение ни в аспирантуру или какой-нибудь крупный город, а на флот. И хотя мог «отмазаться» от службы (был ребенок и жена беременна вторым), но не стал этого делать, и теперь я могу смотреть в глаза любому.

И на подводной лодке, куда я попросился сам, считая это передним краем защиты Родины в годы «холодной войны» и «горячей» вьетнамской, особенно на Тихом океане, я лишь честно исполнял служебные обязанности и охотно откликался на просьбы замполита лодки Кудлаева, который стал одни из первых моих учителей в самостоятельной жизни. Не мог я отказать ему, когда он сделал меня пропагандистом и я стал вести политзанятия среди матросов.  Не смог отказаться, когда комсомольцы экипажа выбрали меня своим комсоргом.  Не захотел подводить Кудлаева, когда ему говорили в политотделе: «Не дело, что пропагандист и комсорг не член партии», и подал заявление о приеме в КПСС.

Я уже написал, что после увольнения в запас работал врачом-рентгенологом в городской больнице, очень крупной по меркам столицы Хабаровского края. Неплохо зарекомендовал себя как врач, как молодой коммунист, и само собой получилось, что я стал заведовать отделением, а потом и парторгом. Вернее, это произошло в обратном порядке. Меня заметили на уровне города и края. Отделение, которым я руководил, стало победителем социалистического соревнования среди больниц края, меня сделали главным внештатным (!) рентгенологом города, а затем предложили уже штатную должность главного рентгено-радиолога края. Меня узнали в республике, я стал членом республиканского научного общества рентгено-радиологов.  Высоко оценил мою работу и проверяющий наш край главный рентгенолог РСФСР профессор П.В.Власов. Именно после его отъезда меня пригласили на работу в отдел здравоохранения крайисполкома на должность заместителя заведующего.  Будь я карьеристом, ухватился бы за  возможность такого карьерного скачка. Но нет, меня долго уговаривали, прежде чем я дал согласие.  Со временем я стал втором человеком в краевом здравоохранении.  Согласитесь, неплохой карьерный рост в мирное время, в сорок один год – первый замзавотделом крайисполкома.

Но все эти годы я пахал как проклятый. Когда служил, был одним из самых плавающих докторов, за плечами одна боевая служба, или автономка, моряки знают, что это такое. В больнице работал на 2,5 ставки плюс общественная работа парторга, которая высоко оценивалась в райкоме и горкоме партии. Иначе бы не последовало предложение рядовому врачу стал главным врачом крупной городской больницы. И снова, будь я карьеристом, с радостью бы согласился, ведь квартиру дать обещали. Но нет, не уговорили меня, я считал, что не обладаю ни опытом, ни знаниями для того, чтобы руководить коллективом в 2 тысячи медицинских работников.

И лишь пройдя все ступени карьерной лестницы, я согласился на уговоры занять второй по важности пост в здравоохранении края, где работало свыше 9 тысяч врачей, 19 тысяч средних медицинских работников и около 9 тысяч младших.  И меня, прошедшего хорошую школу первичного здравоохранения, на мякине не проведешь, поэтому и высокого отзываются о моей работе мои бывшие коллеги.

Нашему поколению пришлось трудно работать на изломе общественного строя. Но удалось не развались отрасль здравоохранения, сохранить и кадры, и медицинские учреждения, несмотря на нехватку финансирования, медицинского оборудования и лекарственных средств. Но ушло наше поколение, пришли новые «реформаторы» с учеными степенями, но без опыта практической работы, а то и вовсе с финансовым образованием, как Зурабов, Голикова, и отрасль стали «оптимизировать». И теперь к врачу не попадешь, а у нас на Дальнем Востоке выпускников лучшего в регионе  Хабаровского медицинского института стали заменять выходцы из Средней Азии с незнанием не то, что медицины, а русского языка.  И об этом я не могу молчать.

«Не могу; поступа;ться при;нципами» — опубликованное 13 марта 1988 года в газете «Советская Россия» письмо преподавателя Ленинградского технологического института Нины Андреевой.

В письме, выражавшем опасения Андреевой насчёт проводимого Горбачёвым курса, осуждались появившиеся в прессе после объявления перестройки материалы, критикующие социализм, и в частности политику И. В. Сталина. По настоянию редактора газеты для возможности опубликования письма Нине Андреевой пришлось вставить пассаж: «Вместе со всеми советскими людьми я разделяю гнев и негодование по поводу массовых репрессий, имевших место в 1930—1940-х годах по вине партийно-государственного руководства. Но здравый смысл решительно протестует против одноцветной окраски противоречивых событий, начавшей ныне преобладать в некоторых органах печати». Также редакцией была смягчена концовка статьи. Письмо даёт позитивную оценку личности Сталина и, среди прочих аргументов, цитирует длинный текст, приписываемый Черчиллю, который является фальшивкой.

Высказывались требования вернуться к оценке событий с партийно-классовых позиций. Утверждалось, что «именно сторонники „леволиберального социализма“ формируют тенденцию фальсифицирования истории социализма». Их автор упрекала в западничестве и космополитизме. Также в письме подвергались критике сторонники «крестьянского социализма».

В качестве заголовка использовалась цитата из речи Горбачёва на февральском (1988) пленуме ЦК КПСС: «мы должны и в духовной сфере, а может быть, именно здесь в первую очередь, действовать, руководствуясь нашими, марксистско-ленинскими принципами. Принципами, товарищи, мы не должны поступаться ни под какими предлогами».

23 и 24 марта Политбюро по настоянию М. С. Горбачёва обсудило письмо Нины Андреевой. «В течение полутора часов мы выслушивали монолог генсека. Основной упор Горбачёв сосредотачивал на Сталине. Репрессии, репрессии, а что касается Победы в Великой Отечественной войне, то так затушевывал великий подвиг советского народа, что вроде бы она — эта Победа, пришла сама собой», — вспоминал много позже бывший тогда министром обороны Дмитрий Язов о заседании в первый день. Результатом обсуждения стала подготовленная А. Н. Яковлевым статья «Принципы перестройки, революционность мышления и действий», опубликованная в «Правде» 5 апреля 1988 года. В этой статье письмо было названо «манифестом антиперестроечных сил».

Многие исследователи находят появление статьи и последовавшую из-за неё дискуссию ключевым моментом перестройки. Как вспоминала спустя годы сама Н. А. Андреева, её письмо выросло в ответ на работы тех лет Александра Проханова, в которых тот высказывал «завиральные идеи» на основе «аморфного бесклассового подхода» к истории общества.

Несмотря на широкий резонанс в обществе, статья Нины Андреевой не повлияла на ход перестройки и не смогла предотвратить распад СССР в 1991 году. Напротив, по мнению С. Г. Кара-Мурзы письмо Нины Андреевой намеренно было использовано для разрушения Советского Союза:
«А иные предупреждали вроде бы верно, но в такой нарочито нелепой форме, что, похоже, их предупреждения писались в ведомстве А. Н. Яковлева. Вспомним хоть письмо Нины Андреевой. Конечно, писала она сама и искренне, ведомство А. Н. Яковлева только подбирало такие перлы и „по оплошности“ пускало в печать».

Я не расцениваю свой материал как нечто похожее на статью Нины Андреевой в газете «Советская Россия» более 30 лет назад.  Адекватных людей, знающих историю своей страны, уговаривать не надо, они прекрасно знают, что было в Советском Союзе хорошо, а что плохо. Знают, сколько наломали дров руководители страны после Сталина. А те, у кого сложилось к солидному возрасту мнение, что в СССР все было плохо, а при Сталине одни репрессии, уже не переубедить, для них я и не пишу. Но если кто-то с еще неустоявшимся взглядом на прошлое прочитает, и  ему станет понятным много, в буду свою миссию считать выполненной.

Вспомните анекдот про армянское радио, которое  спросили: «Когда будет коммунизм?». Армянское радио ответило: «Уже был».

Да, нашему послевоенному поколению повезло. У нас было счастливое детство, были мы октябрятами, пионерами, комсомольцами, выполняли полезные для общества поручения, дружили и враждовали, но не до такой степени, чтобы убивать из ружья.  Двоечников оставляли на второй год, и никакие деньги родителей не помогали.  Молодежь ездила за романтикой, а не за длинным рублем, возводились новые города в тайге и гидроэлектростанции на реках.  Дети мечтали стать космонавтами, а не олигархами.  Радовались каждой новой интересной прочитанной книге, а не более крутому смартфону.  Много времени проводили на улице, росли крепкими, здоровыми, с розовыми щеками, а не сгорбленные от долгого сидения за гаджетами. Смотрели интересные фильмы о простых тружениках, а не про убийц и насильниках.  А какие красивые песни были в советское время, душевные, действительно, нам «песня строить и жить помогала».

Потом все это куда-то уходило, все стали делать не от души, а для галочки, стало много формализма.  Появились другие ценности – заграничные шмотки, записи иностранной какофонии в музыке, пресловутая попса, и молодежь стала гнаться за длинным рублем, но не заработанным, а полученным нахаляву. Желание Хрущева сделать из советского народа не созидателя, а потребителя, постепенно реализовалось, что видно по нынешним митингам Навального.

Так что я скажу, что принципами не торгую. А вот многие деятели искусства, которые в советское время были, как говорится, в шоколаде, имели все мыслимые и немыслимые блага и регалии, как говорится, переобулись на лету.  Они в угоду и думаю, не без материального стимула, начали хулить советскую власть, рассказывать, как им мешали творить, и сейчас без цензуры у них будут одни шедевры.  Самые знаменитые из них – Леонид Броневой, Олег Басилашвили, Ада Роговцева. И таких можно назвать очень много.

Но я хочу сказать еще од одном таком перерожденце.  Он, как представитель своей национальности, всегда держал нос по ветру. Его романами и рассказами зачитывались в Советском Союзе и, думаю, за границей, по крайней мере, в странах Восточной Европы, так называемых, странах народной демократии.  В закрытом для других СССР он ездил в творческие командировки по всему миру, получал награды и миллионные гонорары за изданные в огромных тиражах книги.

Но во времена горбачевской перестройки и критики всего советского он тоже перелицевался. И написал такой роман, от чтения которого мне сразу расхотелось его уважать, а хотелось только плеваться. Я имею в виду писателя Юлиана Семенова, в миру Ляндрес, который в конце 80-х годов в угоду Горбачеву и Яковлеву написал роман «Отчаяние», как КГБ в 1948 году вывезло героического советского разведчика Штирлица в трюме какого-то сухогруза в СССР и бросила в застенки Лубянки, имея на него виды в готовящемся покушении ни Сталина.  Во главе этой провокации стоял Берия, который, как известно, в это время уже отошел от спецорганов и занимался созданием атомной бомбы в СССР.  В общем, в своем последнем романе, который, кстати, не приняли читатели, Семенов наплел столько небылиц  про КГБ, награды и знаки отличия которого он получил, что мне было даже неловко за уважаемого ранее мной писателя.  Видимо, он решил отомстить за своего отца, который был арестован за якобы контрреволюционную деятельность как сторонник Бухарина, но после смерти Сталина выпущен на свободу.

Как видите, я тоже их тех, чьи потомки сидели в лагерях в 30-е годы, причем и мой дедушка по линии мамы тоже был на спецпоселении.  Но у меня нет ненависти к советской власти, хотя после войны жизнь и в нашем поселке была тяжелой. Мне объяснили родители, почему она такая – война, разруха, восстановление страны требовали много денег, и на некоторые бытовые удобства их не хватало. Радиола, стиральная машинка, холодильник, даже приличная мебель у нас появилась, когда я заканчивал школу. И ничего, жили и не тужили.

И я очень уважаю своих сверстников, которые по мере сил стараются поведать молодому поколению, что в истории нашей страны был светлый период, когда мы строили социализм, который так упорно хотят очернить наши власти. Мы своими принципами не торгуем.