Признаюсь, что Люба, пардон, Любовь Михайловна, моя сокурсница, узнал только через пару лет нашего знакомства. И этому есть несколько причин. Во-первых, у нас на курсе было свыше полутысячи человек, всех не упомнишь, тем более я учился на лечебном факультете (250 студентов), а Люба – на педиатрическом (150 человек). Был в те годы еще фармацевтический факультет, но они учились 5 лет вместо 6 на лечебном и педиатрическом. Во-вторых, я после окончания института три года служил на флоте и потом работал в Хабаровске, а Любу распределили в район имени Лазо. Из педиатров я знал только несколько парней и девчонок, которые занимались спортом, и еще несколько девчонок, которые, повзрослев, стали руководить поликлиниками или больницами.
В ноябре 1988 года я после долгих уговоров заведующего отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома Анатолия Ивановича Вялкова, с которым был знаком с институтской поры (мы с ним тренировались в одной секции легкой атлетике и таскали друг друга на спине, потому что были в одной росто-весовой категории), я приступил к своим новым обязанностям, заместителя заведующего отделом по организации оказания медицинской помощи взрослому населению края. Роженицами и детьми занимался другой заместитель, многоопытная Нина Петровна Овчинникова.
Времена были суровые, тогда партия еще была при власти и строго спрашивала с нерадивых чиновников. А узнавали партийные органы о недостатках из писем и жалоб населения, на которые требовался ответ. Причем эти жалобы никто специально не готовил, писалось обо всем, что творилось в городах и поселках края. Был заведен строгий порядок. Если жалоба поступила на имя первого секретаря крайкома партии и потом с его резолюцией попадала в отдел здравоохранения крайисполкома, разбор жалобы должен был проведен на самом высоком уровне, с привлечением лучших специалистов и под руководством соответствующего заместителя заведующего.
Уж не помню, о чем была жалоба из района имени Лазо, но для её разбора я во главе небольшой, но компетентной комиссии из главных специалистов края выехал в район. Перед этим я созвонился с главным врачом центральной районной больницы и сообщил о нашем приезде, попросил присутствовать при разборе жалобы. Приятный женский голос главного врача мне пообещал, что будет на месте, что предупредит жалобщицу, чтобы ждала высоких гостей.
Это был далеко не первый мой выезд в район. До этого я полтора года был главным рентгенологом края и несколько раз выезжал в район, был знаком с рентгенологами и главным врачом двух районных больниц. Но в те мои приезды главным врачом центральной районной больницы был мужчина. Конечно, я вычитал в телефонном справочнике ФИО нового главного врача, написанного от руки (телефонный справочник готовился к переизданию в связи с большими кадровыми изменениями в медицинских учреждениях края). Для меня Останина Любовь Михайловна ничего не говорила.
На машине мы поехали в районный центр, село Переяславка, расположенное всего в каких-то 50 км от краевого центра. Это был самый близко расположенный районный центр. Приезжаем, заходим в кабинет главного врача ЦРБ, а нас встречает не сама Останина, а её начмед, который сообщает, что главный врач выехала по заданию первого секретаря райкома партии куда-то в район. Но начмед была в курсе нашего приезда, организовала встречу специалистов из края с автором жалобы. Ту посмотрели, разъяснили, что и как с её лечением, рекомендовали ЦРБ направить на лечение в краевую больницу, и жалобщица ушла довольная.
Но я был очень недоволен тем, что, несмотря на мою просьбу, главного врача ЦРБ на месте не было. И по приезду в Хабаровск рассказал об этом Вялкову, спросив, что делать с недисциплинированным главным врачом. На что Анатолий Иванович, много лет до своего назначения в крайздравотдел проработавший в крайкоме партии, резонно ответил: «Ничего не делать. Комиссия выполнила свою работу? Выполнила. ЦРБ организовала работу комиссии с автором жалобы? Организовала. Какие могут быть претензии и к кому? К главному врачу их точно не предъявишь. Указание райкома партии должны выполняться в первую очередь». И я все понял.
Здесь я хочу сделать небольшое отступление. Еще в пору моей работы в городской больнице в должности врача-рентгенолога, а потом заведующего отделением я был избран парторгом больницы. Больница была большая, одна из трех самых крупных в городе. Однажды на день медицинского работника, который, как известно, отмечается в третье воскресенье июня, для сотрудников больницы был заказан теплоход, который должен вывезти их на «Зеленый остров» (так называлось любимое место отдыха хабаровчан на левом берегу Амура). Рентген-лаборантом в моем отделении работала Эля Трофимовна Газина, обрусевшая кореянка. Муж её был Рашид Газин, татарин, возглавлял крупную торговую организацию в системе потребкооперации. Эля Трофимовна подошла ко мне и спросила, могут ли они с мужем (а мы приглашали сотрудников поехать с мужьями и детьми) пригласить своих друзей. Я согласился, и на теплоходе познакомился с примерно моим ровесником Эдуардом Слипченко и его женой, яркой блондинкой, с Рашидом Газиным, и мы отлично провели день медработника. Эдуард оказался помощником первого секретаря крайкома партии Алексея Клементьевича Черного.
Эта поездка была в начале 80-х годов. С тех пор много воды утекло. Я успел поработать главным рентгенологом края и стал краевым чиновником, а Эдуард тоже пошел на повышение, и был избран первым секретарем райкома партии имени Лазо. Кстати, в свое время еще молодой Черный был в этом районе первым секретарем крайкома КПСС. И вот этот Эдуард Слипченко отправляет куда-то главного врача ЦРБ, которая должна была встретить комиссию из вышестоящего органа здравоохранения. Но тогда интересы партии были на первом месте.
Через несколько дней в мой кабинет в краевом отделе здравоохранения входит высокая, весьма стройная, с высоком грудью, с несколько удлиненным лицом, черноволосая женщина, и представляется: «Будем знакомы. Останина Любовь Михайловна. Я хочу извиниться, что не дождалась вас в Переяславке. Начальство отправило в район». У меня к этому времени весь запал пропал, я весьма радушно встретил гостью, и мы плодотворно поговорили о районе и проблемах здравоохранения. К этому времени секретарша Вялкова Эльза Викторовна принесла нам чай, и мы, прихлебывая его, долго поговорили. На прощанье я попросил Любовь Михайловну передать привет первому секретарю райкома Эдуарду Васильевичу Слипченко, с которым мы в той поездке сыграли несколько партий в шахматы, и он должен был помнить парторга больницы.
Так произошло наше знакомство с Любой Останиной. Тогда у меня ни одна мысль не шевельнулась, что мы с ней однокурсники. Не знаю, узнала ли она меня в своем сокурснике, мы на эту тему не говорили. Вообще мне об этом сказал кто-то из наших сотрудников, точно не помню, но, видимо, Шубина Галина Алексеева, которая отвечала за кадры.
Район имени Лазо в Хабаровском крае считается сельскохозяйственным. В нем много совхозов, которые поставляют населению края и мясо-молочную продукцию, и овощи. Второй основной отраслью народного хозяйства района является лесная, в нем несколько леспромхозов, а в район поселка городского типа Хор есть переработка и химический комбинат, выпускавший в свое время топливо для ракет. По численности населения немного больше районного центра Переяславки, там есть своя больница. Есть еще один крупный населенный пункт, поселок Мухен, в котором есть еще одна районная больница. А еще дальше, в отрогах Сихотэ-Алиня, еще один поселок с экзотическим названием Сукпай.
В 1987 году я, будучи главным рентгено-радиологом края, поехал со своим дозиметристом на открытие рентгеновского отделения в участковой больнице поселка. Сам поселок существовал много лет, все дома его были построены из бруса, но рядом с ним, чуть выше в горах, появился второй Сукпай, построенный из силикатного кирпича. Вот на строительство этих домов и приезжал стройотряд из Харькова, который возглавлял мой двоюродный дядя, работавший в автодорожном техникуме. В старой части поселка стояло деревянное здание участковой больницы и в нем решили открыть рентгеновский кабинет. На открытие его и поехали мы с дозиметристом, а также двое сотрудников краевой санэпидстанции во главе с заведующей отделом радиационного контроля Енисейской Александрой Петровной. Из больницы за нами прислали ГАЗик с матерчатым тентом. И рано утром мы выехали из Хабаровска.
Сукпай расположен южнее Хабаровска, в районе имени Лазо, но на периферии района, почти на границе с Ванинским районом, в глубине красивых сопок хребта Сихотэ-Алинь. В эту сторону проще добраться по дороге, идущей параллельно основной автомагистрали Хабаровск-Владивосток. По слухам, она строилась до порта Находки на побережье Японского моря и имела стратегическое значение. Вот по ней и поехал присланный за нами ГАЗик, выжимая все что мог. Старенький автомобиль, привыкший ездить по бездорожью, едва достигал скорости в 80 км/час. Небыстро по нынешним временам. Но мы были рады и такому транспорту. В краевой больнице и в крайСЭС автомобили были дефицитом, правда, еще большим они были в медицинских учреждениях первичного звена. Присланный за нами автомобиль был из леспромхоза, который работал на базе этого поселка.
Но ехать по хорошему асфальту за городом было неплохо. Одно довольно скоро стало неприятным. Был июль, жара, солнце припекало и брезентовый тент нагрелся. В машине стало очень жарко, тем более что у старенького ГАЗика окна не опускались. Была небольшая игловая форточка на передних дверях, которые открыли таким образом, чтобы в салон поступал свежий воздух. Но он очень мало охлаждал всех сидящих в автомобиле. Особенно на заднем сиденье, где уместились три человека – я с дозиметристом и сотрудница СЭС, а Енисейская сидела рядом с водителем. Но пока мы ехали на довольно высокой скорости и в утренние часы, было терпимо.
Проехав около сотни километров по шоссе, мы свернули в сторону Мухена, крупного поселка, больница в котором для этого отдаленного куста выполняла функции второй районной больницы. Т.е. там было больше специалистов разного профиля, чем бывает в обычной участковой больнице. Свернув с асфальтированной дороги, мы оказались на обычной лесовозной, покрытой слоем пыли. Она в таком огромном количестве образуется от колес большегрузных лесовозов. За нашим автомобилей появился шлейф пыли, а пыль из-под передних колес стала попадать в салон. Пришлось закрыть форточки в передних дверях, и температура в салоне стала повышаться. Хорошо, что мы скоро приехали в Мухен, где встретились с главным врачом.
Обсудив с ним предстоящие перед нами задачи и получив пожелание удачной поездки, мы тронулись в сторону Сукпая. Мухен располагался у подножья отрогов Сихотэ-Алиня, поэтому очень скоро впереди показались сопки, густо покрытые темно-зеленой растительностью, какая чаще встречается в Приморье. Не удивительно, на той стороне этой горной системы, тянущейся от Амура на севере и до Приморья на юге, был Татарский пролив. Растительность действительно была не очень характерной для большинства районов Хабаровского края.
Но очень скоро любоваться этой растительностью стала мешать пыль из-под колес идущих на встречу лесовозов с прицепами, которые везли длинные хвосты спиленных деревьев. 10-14 колес поднимали такую пыль, что из-за неё в 10 метрах впереди ничего не было видно, и водитель снижал скорость. Эта пыль попадала в салон автомобиля, потому что с герметичностью на наших ГАЗиках всегда было плохо. Даже с металлическим верхом, а тут брезентовый тент. Так что, когда мы подъехали к поселку с интригующим названием Золотой, мы были покрыты изрядным слоем пыли. Наша одежда, обувь и лица стали серого цвета. Водитель предложил в этом поселке сделать два дела – купить по буханке хлеба, который в местной пекарне был очень вкусным, и пообедать в столовой, где вкусно готовят. Так мы и сделали.
Когда вышли из машины, постарались стряхнуть пыль со своей одежды и вымыли лица и руки под рукомойником в столовой. Я увидел напротив столовой общественный туалет из недавно разделанных досок, и решил посетить его. Но когда встал на пол туалета, это сооружение так закачалось подо мной, что мне стало страшно – не упаду ли я вместе с ним на бок, да еще со спущенными штанами. Но все обошлось. После вкусного обеда мы продолжили свой путь. И если бы не тучи пыли от встречных машин, ничего особенного вспомнить бы не удалось. Все деревья и кусты, которые мы видели из окна автомобиля, были такими серыми, какими стали и мы, подъехав к больнице в Сукпае.
Старая часть поселка была в долине, по которой мы долго ехали, пока впереди не показались однотипные дома из бруса, с огородами и придворными постройками около них. Дома были двухквартирные, очень знакомые мне по детству и школьным годам в поселке Херпучи. Только там север Хабаровского края, и все росло не так буйно, как в горах Сихотэ-Алиня. Проехав по такой же пыльной дороге, водитель привез нас к деревянному длинному зданию.
Мы вышли из машины на свежий воздух. Он действительно был свежий, а не удушливый воздух салона автомобиля с витающей в нем пылью, которая скрипела даже на зубах. Поэтому первое, что мы сделали, подышали полной грудью и постарались по мере возможности выбить пыль из нашей верхней одежды. И только потом появилось желание посмотреть на красоты сопок, окружающих поселок, лежащий в ложбине. Ярко-голубое небо и темно-зеленая окраска деревьев и кустов очень хорошо гармонировали. Да, действительно, здесь очень красиво. Я выросший на севере края в более суровых климатических условиях, привык к более светлой окраске лиственных деревьев. Разве что лиственницы с их зеленными иголками были такими же по колориту цвета. Наш водитель, справившийся, когда мы поедем обратно, сказал, что ему надо что-то «подшаманить» с автомобилем, проехавшего большое расстояние, не характерное для него, уехал. Мы наказали ему, чтобы он лучше протер салон от пыли, чтобы хоть какое-то время на обратном пути было не так пыльно ехать.
Рентгенкабинет в местной участковой больнице был очень неплохо сделан и укомплектован. Врача-рентгенолога по штату в неё не было, один рентгенлаборант. Эта довольно бойкая молодая женщина недавно проходила первичную специализацию, несколько занятий с ними проводил и я. Так что она очень внятно и доходчиво поясняла, что входит в её обязанности, и мы с Енисейской порадовались, что в Сукпае будет толковый помощник врачам. Все показатели дозиметрического контроля были в пределах допустимых, документация на кабинет была в полном порядке. Так что мы с чистой совестью поставили свои подписи под документом, разрешающим эксплуатацию кабинета.
Главный врач больницы, которая присутствовала при нашей проверке, предложила выпить чаю по такому поводу. Это был период строго соблюдения тех мер, которые начал Горбачев, стараясь отучить россиян употреблять алкоголь. За столом, организованном тут же в кабинете, мы разговорились о жизни в поселке. Главному врачу здесь нравилось жить. Поселок компактный, леспромхоз выполнят планы и, имея хорошие деньги, оказывает посильную помощь больнице. Обе женщины жили не в старом поселке, состоящем сплошь из деревянных, высушенных за много лет палящим солнцем в этой долине, где почти не бывало ветров, а в кирпичных трехэтажных домах в новом микрорайоне Сукпая. Этот поселок заготовителей был конечной станцией Оборской железнодорожной ветки, по которой вывозили заготовленный лес на Хорский лесокомбинат, на другие склады с деловой древесиной. И они ответили на мой вопрос, который мучил меня: «Почему в той части поселка, что мы проехали, были видны огороды, но не было домов, что в общем не характерно для сельской местности?» И мне пояснили, что эти деревянные дома при пожарах, которые бывают по разным причинам, сгорают в пределах 10-15 минут и бороться с огнем бесполезно. Люди просто выносят ценные вещи и борются лишь с тем, чтобы огонь не перекинулся на другие строения. Потом получают страховку и квартиры в кирпичных домах, для этих целей леспромхоз и сельсовет имеют несколько резервных квартир. На мой резонных вопрос, не поджигает ли кто свой деревянный дом, чтобы получить квартиру с удобствами, мне ответили, что этого до сих пор не наблюдалось.
Через несколько лет судьба снова забросила меня на Сукпай.
В это время я стал чиновником краевого уровня, первым заместителем заведующего отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома. А на Сукпае по договору между СССР и Кубой стали заготавливать лес для своей страны кубинцы. С целью координации взаимодействия по оказанию медицинской помощи между местными лечебно-профилактическими учреждениями и кубинскими врачами я выехал в командировку в этот населенный пункт. Помня о той пыли, которая сопровождала меня в предыдущую поездку в этот поселок, постарался, чтобы машина была не такой, как был тот ГАЗик из леспромхоза. В автохозяйстве Хабаровского горздравотдела мне выделили санитарную Волгу, и мы с главным терапевтом края выехали в Сукпай. Дело опять было летом, но белый кузов санитарного автомобиля не так сильно нагревался, да и погода была облачной. Так что наша поездка была более-менее комфортной, да и я уже кое-что знал о дороге, по которой нам предстояло ехать. Водитель нашей Волги ни разу не был в этих местах, так что я по старой памяти выполнял и роль штурмана. И память меня не подвела. Мы побывали и в Мухене, и в поселке Золотой купили по-прежнему вкусного хлеба, я купил даже 2 буханки. Там же мы и пообедали, так как в первую поездку качество блюд в этой поселковой столовой меня вполне удовлетворило. И пыль в салоне нам не досаждала, хотя все наши машины тех лет можно было назвать пылесосами – через уплотнения в дверях и окнах пыль в небольшом количестве все же попадала в салон. Так что мы без особых проблем добрались до Сукпая и подъехали к зданию участковой больницы.
Главный врач, предупрежденная о нашем приезде, встречала нас у входа в больницу. Мы недолго пообщались у неё в кабинете и вместе, на нашей машине, поехали на встречу с кубинцами. Для них было выделено здание в той части поселка, где стояли кирпичные дома. Часть комнат в этом здании занимали служебные помещения, часть лазарет и амбулатория, в остальные были выделены для проживания кубинцев. Запомнилось, что когда мы подъехали к этому зданию, несколько кубинцев вешали на стену транспарант, написанный на испанском языке и призывающий к ударному труду. Вешали его человек пять. Двое держали лестницы, по которым поднимались два других кубинца, а еще один, видно старший, полулежал на земле и командовал: «Правее, левее, выше, ниже». А еще несколько кубинцев наблюдали за этим процессом. Мы прошли в офис к руководству этой кубинской колонии, куда был приглашен и старший врач их медицинского подразделения. Через переводчика мы обсудили все вопросы по дальнейшему взаимодействию в случае нужды как с участковой больницей, так и с районной и с краевой. Потом осмотрели помещения лазарета и амбулатории. Нам все понравилось. Медицинское оборудование было современным, санитарно-гигиеническое состояние было хорошим. Чувствовалось умелое руководство старшего врача, который был и терапевтом, и хирургом в одном лице. И даже стоматологом, если это требовалось. Примерно такие же функции выполнял я во время службы на подводной лодке.
Примерно через пару часов, уже после того, как нас напоили настоящим кофе в офисе руководителя колонии, мы вышли из здания. И увидели все туже картину вешающих транспарант кубинцев. У меня мелькнула мысль: «Если они так работают и на делянах в лесу, то свой эшелон с лесом они очень долго будут заготавливать». Увидели напротив здания, из которого вышли, магазин. Типичное здание совдеповского магазина, которое можно было увидеть в городах, здесь, в отдаленном поселке, смотрелось как инородное тело. Обычно в таких поселках, а их проехал очень много, практически все крупные населенные пункты в крае, были деревянные здания сельмагов, где можно было купить весь ассортимент промышленных и продуктовых товаров. А здесь хорошее панельное здание с огромными окнами. Мы решили посмотреть, что здесь продают. В холодильнике-витрине я увидел бухту сыра, который всегда был дефицитом в Хабаровске в те годы. Но мой вопрос, сколько можно купить сыра, продавец ответила: «Сколько хотите!» Мне было это удивительным, но зная, что дома меня ждет уже немалая семья в составе трех детей, невестки и внука, я решил купить целую бухту, которую мне и вынесли из подсобного помещения. Купила сыр и главный терапевт края. «Затарившись» таким дефицитом, мы тронулись в обратный путь.
Потом я не раз встречался со знакомыми кубинцами в Хабаровске, решая кое-какие вопросы оказания медицинской помощи. Однажды даже пришлось высылать на Сукпай вертолет с бригадой врачей-травматологов после получения одним из кубинцев тяжелой производственной травмы. Врач-кубинец раз в квартал приезжал за получением медикаментов, которыми по межправительственному соглашению снабжал наш край. Забавно было видеть черные физиономии кубинцев в зимних шапках-ушанках с завязанными под подбородками тесемочками. Для них суровых климат Дальнего Востока ну уж никак не подходил.
Через некоторое время на Сукпае стали рождаться метисы – негритята. Оказалось, что кубинцы, пользуясь тем, что на них «сухой» закон СССР не распространяется, получаемым с Кубы ромом склоняли наших девушек к интиму. Да и вообще, в большинстве своем крепкие, рослые кубинцы выгодно смотрелись, как настоящие мачо. Через несколько лет кубинцы заготовили свой эшелон отборного леса на делянах леспромхоза и вместе с ним отправились на свою Родину – Кубу. А Сукпайский леспромхоз еще несколько лет радовал перевыполнением плана заготовки деловой древесины, но потом лихие 90-е поставили крест на добыче леса в горах Сихотэ-Алиня.
Вот в таком большом, по площади почти равным Швейцарии, но намного менее населенном (тогда, в конце 80-х и начале 90-х, в районе проживало от 64 до 58 тысяч жителей, сейчас чуть больше 39 тысяч), с плохими дорогами и весьма суровым климатом занималась организацией медицинской помощи населению Любовь Михайловна Останина. Это у неё получалось весьма неплохо, по показателям медицинской помощи и основным демографическим показателям район был в «золотой» середине. Пройдя нелегкий путь в так называемом первичном звене здравоохранения, поработав участковым педиатром, потом заведующей поликлиникой, она научилась правильно организовывать оказание медицинской помощи и взрослому, и детскому населению района. Поэтому ничего удивительного не было в том, что Вялков включил Останину в состав небольшой делегации медицинских работников края, направленных по приглашению губернатора японской префектуры Аомори с дружеским визитом в эту префектуру. Нас было 6 человек. Возглавить делегацию поручили мне. В её составе были две женщины – заместитель главного врача краевой больницы № 1 Татьяна Ивановна Полякова, главный врач центральной районной больницы района имени Лазо Любовь Михайловна Останина. Остальные члены делегации - профессор Хабаровского медицинского института Анатолий Борисович Островский, врач-хирург больницы аэропорта Владимир Кондрашин, врач Хабаровской скорой помощи Александр Бир, хорошо владеющий японским языком.
Мы были в этой префектуре первыми врачами из России за всю её историю. Поэтому наш визит был очень торжественно обставлен. Нас принимал сам губернатор префектуры. Учитывая субординацию в азиатских странах вообще и в Японию в частности, это очень большая честь. Я, как руководитель делегации, выступил с ответной речью на японском языке, которую мне написал русскими буквами наш переводчик, тоже врач по профессии. И это было отмечено в японских газетах, которые вышли с большими заголовками об этом приеме губернатора. Были еще приемы у нескольких руководителей департаментов и министерств правительства префектуры.
Нашу делегацию в количестве 6 человек свозили в большой соседний город Хиросаки, где находится медицинский институт, познакомили с его клиниками. Потом наша делегация была разделена на 2 группы. Одна из них отправилась в Хиросаки, где более подробно знакомилась с организацией медицинского образования в институте, а вторая поехала знакомиться с организацией медицинской помощи в сельской местности и небольших городках префектуры на самой северной оконечности острова Хонсю. Мы с Любовь Михайловной и Сашей Бир оказались во второй группе, потому что нам как организаторам здравоохранения это было полезно знать. Фотография на заставке сделана в это время. Видно, как Бир переводит нам пояснения японского сопровождающего, кстати, заместителя директора департамента здравоохранения префектуры.
Я не буду об этом рассказывать, это интересно только специалистам. Скажу лишь, что принцип организации медицинской помощи в Японии очень отличается от её организации в Европе и США. В Японии очень специализированная медицинская помощь. Как и в Токио, меня поражала обустроенность и чистота во всех японских городах и маленьких деревушках, мимо которых мы проезжали. На автотрассах возле населенных пунктов стояли высокие шумозащитные экраны, на закрытых перекрестках установлены большие зеркала, на которых видно, что творится за углом. Все очень продумано. Дороги все так же отличные, даже в глубине территории. В начале 90-х годов Япония была вторым государством в мире по объему выпускаемой продукции и имела очень высокий уровень жизни. Запомнилась одна встреча в одном из городков на берегу моря. Обратили на себя внимание несколько необычные лица многих людей, с которыми мы встречались здесь. Оказалось, что еще в конце 19-го века недалеко от этого городка потерпело крушение русское судно. Моряков выбросило на берег, и местные жители оказывали им помощь. Многие моряки остались на постоянное местожительство, крепкие мужчины понравились местным женщинам, появились смешанные семьи, и дали жизнь японцам, отличающимися большими глазами и почти европейскими чертами лица.
После объединения двух групп наша делегация работала уже в городе Аомори, столице префектуры. Мы посетили много различных медицинских учреждений, министерство здравоохранения префектуры, фонд медицинского страхования и ассоциацию врачей префектуры. Из-за моего знакомства еще по Хабаровску с президентом «Мичиноку Банка» господином Дайдодзи (кстати, ставшему впоследствии почетным гражданином города Хабаровска), нас пригласили в офис этого банка. По нашей просьбе сотрудники банка помогли нам купить подержанные автомобили и доставить их в Хабаровск. Там, в Аомори мы побывали в гостях у врача-онколога, родители которого были плантаторами и имели огромный сад с вкуснейшими яблоками, которые славятся по всей Японии. По вкусу эти сочные яблоки напоминают гибрид яблока и груши. Мы были в этом саду, где каждое яблоко очень большой величины завернуто в красную бумажку, чтобы не подточил червяк, так как каждое яблоко очень дорого стоит.
Вечерами в Аомори нам не давали скучать. Свозили в океанариум, где представлены практически все виды рыб мирового океана. Разнообразные ванны с большими и маленькими рыбами, акулами, дельфинами были и вокруг, и над нами. Протекали какие-то ручейки, где тоже плавали и ползали какие-то морские обитатели. Японцы, живущие на острове, очень почтительно относятся к обитателям океана, поэтому таких океанариумов в японских городах много. Водили нас и в комплекс, где разнообразные развлекательные устройства, сауны финская, русская парная, бассейны и кафе. Можно голышом выйти на свежий воздух и посидеть на стульях, что мы и сделали после сауны. Кстати, в самой сауне за толстым стеклом стоит огромный телевизор, который можно смотреть, поддавая жару и обмахиваясь веником. Впрочем, веник лишь в русской парной, но и там есть подобные телевизоры.
Но больше всего мне запомнились два эпизода, которые позволили мне еще больше гордиться нашими русскими женщинами. Расскажу о них чуть поподробнее.
В выходной день, а у нас за две недели он был лишь один, нас повезли на экскурсию на озеро в жерле потухшего вулкана. Красивое озеро с высокими берегами. Чем-то напоминает озеро Байкал, где я был в 1990 году. Там такая же чистая вода. По озеру ходит большой экскурсионный корабль, на котором было не так-то много людей. Впрочем, первая половина октября на этой широте если и не морозная, но, по крайней мере, и не жаркая, градусов 10-12 тепла, не больше. Полюбовавшись на красоты озера и берегов, мы поехали обратно. По пути мы останавливались на специально оборудованных смотровых площадках около многочисленных водопадов, стекающих с гор, окружающих бывший вулкан.
А потом нас привезли на минеральный источник, воду которого не пьют, а принимают ванны. Источнику много веков, и здания с ваннами тоже имеют историю давнишнюю. По крайней мере, внешний вид зданий был довольно старый. Минеральные ванны принимались в больших неглубоких бассейнах. Было 3 или 4 таких бассейна в одном большом помещении, которые различались лишь температурой воды. Наша делегация состояла из 4-х мужчин и 2-х женщин и 3-х сопровождающих нас японцев. Мы зашли в мужскую и женскую раздевалки, а потом, прикрывшись небольшим полотенцем, прошли в помещение, где расположены бассейны. В самом помещении было не очень светло, а над водой стоял туман. Присмотревшись, я с удивлением узнал, что мужчины и женщины принимают ванны в одних и тех же бассейнах.
С другой стороны в помещение вошли наши дамы. Нужно сказать, что обе они имели достаточно пышный бюст, 4 или 5 номер лифчика. На фоне плоскогрудых японских женщин они выглядели очень роскошно. Поэтому все сидящие в бассейнах люди, и мужчины и женщины, сразу повернулись к ним. Если мы, мужчины, могли прикрыть свои интимные места маленьким полотенцем, то для женщин этого было мало. Но они смело, прикрыв лишь нижнюю часть туловища, прошли в один из бассейнов и погрузились в воду. Нужно сказать, что не только наши сопровождающие японцы-мужчины, но, по-моему, и все принимавшие минеральные ванны японцы постарались перебраться в этот бассейн. Для них такая красота большая редкость. Ведь мы были на периферии острова Хонсю, и там лица европейской расы, да с такими пышными формами, очень редко бывают. Знай наших! Потом наши сопровождающие японцы, чуть смутившись, поглядывали на женщин. Все же в одежде не всегда можно оценить фигуру и формы, как у обнаженной женщины.
Второй эпизод произошел дня на два позже. Мы в течение дня весьма плотно работали, и вечером решили пройти погулять по центральной улице этого города. Нужно сказать, что она выглядела очень необычно. Не очень широкая проезжая часть, а по обеим сторонам улицы невысокие дома, примерно 2-3 и очень редко 4 этажа. И над широкими тротуарами вдоль всей центральной части города стационарные навесы на всю ширину тротуара. Когда мы спросили, зачем навесы, нам пояснили, что в этих местах обычно выпадает много осадков, а так как все первые этажи зданий занимают различные магазины, кафе и другие места, то людям более удобно ходить под навесом, чем под зонтиками. А зимой выпадает и много снега, и если проезжую часть расчищают машины, то тротуары и чистить не надо, на них не бывает снега. Какие предусмотрительные японцы!
И вот вечером мы решили пройтись по городу. Обычно с нами до сна оставался один сопровождающий из японцев, мало ли что нам может понадобиться. Поэтому все вечерние прогулки мы совершали с людьми из местного департамента здравоохранения. Наш Саша Бут прекрасно знал японский язык, и через него мы спрашивали сопровождающих лиц о местных достопримечательностях. От них мы узнали еще одну японскую особенность. Оказывается, в Японии не принято, чтобы замужние женщины работали. Но обычно японцы после работы не очень спешат домой, хотя рабочий день у них всех заканчивается строго в определенный час, и сотрудников на работе не должно быть. Они небольшими группами по 3-4 человека идут в сторону своих жилищ, по пути заглядывая в небольшие кафе-караоке. Кафе представляет из себя небольшую комнату, с одной стороны расположена барная стойка, над которой огромный экран караоке. Напротив 2-3 невысоких столика, возле которых с одной стороны диваны, а вокруг стулья. Остается небольшое пространство для желающих потанцевать под караоке. Но так как кампании чисто мужские, они проводят время, выпивая немного виски, и поют под караоке. Хозяек этих кафе обычно все называют японским словом МАМА. Покинув одно кафе, компания так же дружно шла другое, потом в третье. Так что обычно к концу улицы не очень крепкие к приему алкоголя японцы бывают изрядно подшофе.
Нагулявшись, мы решили зайти в одно их таких кафе-караоке, с желанием посидеть, попеть, поесть мороженного. Мы уже бывали в этом кафе, расположенного недалеко от гостиницы, где мы жили. Сидим, разговариваем, играет красивая японская музыка. Кстати, в то время в Японии была очень популярной песня «Миллион алых роз», но японцы пели её на своем языке. В это время в кафе заходит группа из 3 человек, один из которых отнюдь не в молодом возрасте. Наш сопровождающий мне через Сашу Бута говорит, что это господин Сасаки, глава местного департамента внешнеполитических связей. Вошедшие были уже выпившие, поэтому вели себя более развязно, чем обычно. Узкие глаза господина Сасаки ощупывали наших женщин с их выдающимися формами. Мне показалось, что они немало расширились от удивления. Наш сопровождающий сказал господину Сасаки, кто мы такие, и минут через 5 мы уже сидели за одним столиком, и весело что-то обсуждали. Нужно сказать, что общению немало поспособствовала доза алкоголя, которую щедро господин Сасаки заказал и на нас. Я помню такую картину, когда наш профессор Островский бил себя в грудь, и говорил: «Толян», а потом бил в грудь японца и говорил: «Сасаки». И все смеялись.
Заиграла танцевальная музыка, и высокопоставленный японец пригласил на танец Любовь Михайловну Останину, которая успела тоже неплохо выпить. Они танцевали, тесно прижавшись друг к другу, руки Сасаки шарили по телу женщины, включая её ягодицы. Кончилось это тем, что они споткнулись и оба упали на один из столиков, посуда полетела на пол, разбилась. Пришлось прервать эротический танец и наводить порядок. Видимо, Сасаки немного протрезвел, и постарался побыстрее с нами раскланяться, и в сопровождении двух клерков покинуть кафе. Да и нам было уже пора возвращаться в гостиницу, и мы шли по пустынной улице, обсуждая этот инцидент.
Но встреча с Сасаки в кафе не прошла бесследно. Но следующий день наше посещение очередного медицинского учреждения прервали сопровождающие нас сотрудники департамента здравоохранения. Они сказали, что нам надо ехать на аудиенцию с директором департамента префектуры по внешнеэкономическим связям господином Сасаки, очень важным в японской иерархии чиновником. Состоялась встреча, вполне официальная, которая закончилась тем, что нам господин Сасаки вручил подарки на память о нашей встрече. Мы сочли это компенсацией за неподобающее поведение японца, по крайней мере, к нашему коллеге Останиной. Но мы простили японца. Видимо, он никогда до этого не видел таких роскошных женщин, как наши русские красавицы.
Затем Любовь Михайловна перешла работать в детскую краевую больницу за должность заведующего организационно-методическим отделом. Большой опыт позволил ей наладить работу на должном уровне. Она, бывая по служебным делам в нашей конторе, которая за годы моей работы сменила несколько названий – отдел здравоохранения крайисполкома, управление здравоохранения администрации края, департамент здравоохранения и министерство здравоохранения края, частенько заглядывала в мой кабинет, и я обязательно угощал ей кофе или чаем. Кстати, это же самое делала и она, когда я приезжал по служебным делам в Переяславку, и мы общались с ней в её кабинете главного врача ЦРБ.
Последний раз мы виделись с Любой Останиной в 2001 году, когда отмечали 30-летие окончания Хабаровского медицинского института. Я в это время уже не работал в министерстве здравоохранения, был директором ООО «Дальхимстекло», а Люба продолжала работать в краевой больнице. Встреча была в небольшом кафе на улице Льва Толстого рядом с детским парком имени Гайдара. Там было караоке, мы пели, танцевали, вспоминали студенческие годы. Танцевали мы и с Любой, вспомнили поезду в Аомори и господина Сасаки, который уронил Любу.
Затем я переехал на ПМЖ в Сибирь, город Нефтеюганск, а через 5 лет перебрался в Тюмень. Но связь с Хабаровском поддерживал постоянно. От кого я узнал о смерти Любовь Михайловны Останиной, не вспомню. Мне сообщили, что она умерла от онкологического процесса. А три года назад по этой же причине умер и мой многолетний шеф Анатолий Иванович Вялков. Уходит наше поколения, увы, ничто не вечно под Луной.