Я ждала 42

Щавелев Иван
* * *

- Даже удивительно, что ты испытываешь те же самые чувства, что и я! – громогласно разразился Миша в пустой квартире.
Его родители тактично, под явно выдуманным предлогом, поспешили покинуть жилое помещение, когда узнали, что их сын решил пригласить в гости Стасю. Если отцы семейств, что Мишиного, что Стасиного, пока ещё ничего не понимали и, говоря откровенно, особо не присматривались к жизни детей именно в этом ракурсе, то их мамы, совершенно не сговариваясь, думали совершенно одинаково.
Да, что мама Миши, что мама Стаси представляли и очень ярко рисовали себе картины, как их дети постепенно влюбятся друг в друга и создадут семью. Стася этого пока не понимала, но её уже оценивали, как потенциальную невесту, будущую мать внуков. Конечно, пока в этом не было ничего такого, пока это не уходило за рамки каких-либо мечтаний и предположений. Мамы не собирались давить на своих детей, не собирались подталкивать их к «правильному» выбору, а просто… создавали условия. Мишина мама, выдумывая повод, чтобы оставить сына наедине с девушкой в их квартире, прекрасно понимала, что с большой долей вероятности ничего не будет, что молодые люди будут вести разговоры совершенно невинные, приятельские, которые ни коим бы образом не смутили взрослых, но… а вдруг. Вдруг детям нужно это одиночество? Вдруг это их раскрепостит?
Стася, придя в гости, и обнаружив, что Миша в квартире совершенно один, нимало удивилась, наверное, даже в некой степени расстроилась. Нет, не из-за того, что ей, пока и в мечтах уготована роль невестки (откровенно говоря, она тоже об этом мечтала и в иных обстоятельствах была бы рада, что они оказались в пустой квартире!), просто она тоже очень давно не видела и не болтала с его родителями. И, конечно же, идя к нему домой, она думала о том, как они все вместе обнимутся, обрадуются этой встрече, как они будут вместе пить чай на кухне и уже потом они с Мишей пойдут гулять. Но случилось так, как случилось – Стасе только и оставалось, что пожать плечиками и на мгновение разочароваться, когда она увидела, что в коридоре её встречает один лишь друг.
- Да, Миша, - продолжала мысль Стася, - я люблю наш город, я рада, что мы здесь, вместе, но… ещё больше я думаю о том, как мы вернёмся в Москву. Здесь тихо, хорошо, спокойно, но…. Там я как будто в нужном месте.
- Да, уж…. Но тут у тебя хотя бы Оля есть. Мне же, кроме тебя, здесь вообще не с кем гулять.
- Оля… да, как тебе сказать…. Это теперь не та девочка-зажигалка, которую мы с тобой знали…
- Ну, я видел, что она, - Миша не знал, какое слово лучше подобрать, - стала чуть побольше….
- Да, нет, дело даже не в её лишнем весе…. Просто она… задолбана жизнью и всем произошедшим с ней.
- Да, я помню твой рассказ. После него ещё больше укрепился во мнении, что сюда после Москвы возвращаться нельзя.
- Миша, неужели ты думаешь, что всё дело в городе?  В конце концов, измена отца, парень, которому совершенно плевать на свою девушку, могли случиться и в Москве, и вообще где угодно!
- Это да…. Но в Москве возможности, перспективы. А здесь? Что ей теперь здесь делать?
- Всё просто, Миша. Жить. Просто жить. У неё теперь есть самое важное в жизни – собственный опыт. Может, она и не добьётся тех высот, которые могли бы ей покориться, окажись она с нами в Москве, но теперь у неё в голове есть ответы на многие вопросы. С большой долей вероятности даже на те, к решению которых мы с тобой даже и не приступали…
- Ну, знаешь ли… не хотел бы я оказаться в шкуре Оли!
- Мы с тобой, наверное, многого не понимаем, но не удивлюсь, что это и не проклятие вовсе, а, наоборот. И через несколько лет мы, может быть, будем ей завидовать.
- Эх, Стася, я иногда удивляюсь, как у тебя складно и красиво всё получается!
- А ты со мной не согласен?
- Почему же? Я допускаю такой вариант. Но так же допускаю и совершенно иной, более тривиальный сценарий. Оля всю жизнь проживёт здесь. Может, наконец, закончит университет, из которого её выгнали, и станет самой обыкновенной работницей, без амбиций и карьерных перспектив.
- Миша, я понимаю, о чём ты. Не думай, что я не исключаю и такой вариант. Наверное, он даже более вероятен, чем мой, но…
- Она твой подруга, - продолжил Миша, - И тебе хочется, чтобы у неё всё было хорошо, и жизнь сложилась достойно.
- Именно так!
- Это правильные мысли. Я бы даже сказал, что они больше характеризуют тебя, чем её.
- Может быть…. Ладно, в любом случае, если ей понадобится помощь, то я первой приду на выручку. Так что давай верить в лучшее и, пожалуй, закроем пока тему Оли.
- Как скажешь. Тем более, мне больше нечего сказать.
Стася сидела напротив Миши, совсем рядом, могла видеть в мельчайших подробностях каждый сантиметр его повзрослевшего, ещё более мужественного лица, нежели раньше, когда они учились в старшей школе. И вот теперь на этой самой кухне, на которой они бывали вместе бесчисленное количество раз, она не только любовалась им, но и ещё больше убеждалась в том, что Миша нравится ей, что парни, которых она видела и знала раньше, не производили на неё такого впечатления. И всё это происходило так естественно, так обыденно, что даже и не верилось, что такое в принципе возможно. Миша не делал ничего особенного: просто сидел рядом, просто говорил, иногда невпопад, иногда выдавал такие тирады, которые, ну, совсем никак не соотносились с её внутренними убеждениями и теми самыми принципами, которые позволяют Стасе не затеряться среди людского многообразия, среди разнообразия пороков и страстей. Но даже эти противоречия эти жизненные установки, которые пока пусть и немного, но в некоторых вопросах разнились, всё-таки не могли ни коим образом умалить её чувств к нему.
Что же делать? Пока она так и не могла найти ответ на этот вопрос. В этом отношении в её голове ничего не изменилось со школьной скамьи – она по-прежнему считала, что нужно просто быть рядом, во всех смыслах, и точно так же, как они сейчас находятся на кухне, и быть тем самым человеком, который всегда придёт на выручку, который всегда поддержит и поможет.
Когда Стася задумывалась о признании, то по спине бежали мурашки, размер которых ничуть не уступал тому, когда она, тоже внезапно, вспоминала о том, как стала жертвой изнасилования. Конечно, девушка понимала, что это несопоставимые вещи. Более того, доподлинно знала, что даже, если она найдёт в себе силы, если, наконец, признается Мише, что он ей нравится и, если он ей откажет… нет, мир не рухнет, более того, они смогут вернуться к жизни «как раньше», смогут также доверительно общаться. Стася это знала, она понимала, что это возможно, но всё равно пока не могла найти в себе силы, чтобы завести разговор в это русло.
Кто-то, может, сравнит это с банальной боязнью отказа или с боязнью разрушения того образа, который возник в голове. Стася думала и об этом. И ни разу, сколько бы не прогоняла этот сценарий в голове, не могла вообразить, что природа её страха так проста, так поверхностна.
А если он её не поймёт? Если воспримет её чувства, как нечто такое… ну, подумает, что она придумала это всё, что она признаётся ему только потому, что у неё никогда не было парня, что она не столько любит его, сколько хочет отношений, хочет быть, как все, а Миша… просто удобный вариант. Мол, они друг друга давно знают, хорошо общаются, что это не столько чувства, сколько «достойный выбор». Наверное, такой расклад, такие мысли, которые мог ей выдать Миша после признания, пугали Стасю больше. Согласитесь, услышать «я к тебе пока ничего не чувствую, кроме дружбы» не так страшно и больно, как нежели «да, ты себе что-то навоображала, это, наверное, и не настоящая любовь, а нечто другое».
Так что, нет, пока признаваться рано, да, и просто не стоит. Может, это даже в некой степени и неприлично. Всё-таки всегда и во все времена именно мужчины делали первые шаги, именно они искали благосклонности у понравившейся дамы. А Мише пока Стася, если и нравится, то только как подруга, поэтому она должна вести себя так, чтобы рано или поздно разжечь в груди его настоящее пламя…
Мише было хорошо. Ему импонировало, что Стася могла поддержать любую тему, которую он вкидывал в их диалог. С Ксюшей, например, такое не всегда проходило. Нет, она не была хуже, глупее, просто она была другой, но со своими неповторимыми достоинствами. Как бы сильно Мише не хотелось вернуться в Москву, но здесь, в родном городе, он совершенно забыл о том, что надо что-то решать со своей личной жизнью, и в частности с Ксюшей. Тишина, спокойствие, неспешные разговоры со Стасей благотворнейшим образом сказывались на нём.  Он успокоился, а в наше время это очень важно. Он понимал, что в таком состоянии он сможет не только разрешить возникшую дилемму, но, что не менее важно, разрешить её правильно.