Блокпост изнутри был достаточно просторным, чего не казалось со стороны. Внешне он напоминал крепость, высокий глиняный забор с амбразурами. По бокам стоят две спаренные зенитки, с другой стороны выглядывают пушки боевых машин пехоты. Изнутри - длинное одноэтажное строение, сделанное из той же глины. В нем расположилась казарма, столовая, оружейная.
Колодец стоит посередине двора, очень глубокий, вода в нем коричневая. Питьевая отстаивается в двух бочках, стоящих на разной высоте и соединенных шлангами, между которыми находится небольшой бачок. Это - фильтр. Когда вода в первой бочке отстаивается, верхняя часть ее сливается во вторую, через этот фильтр, состоящий из нескольких слоев парусины. Два больших бака, литров на пятьсот, может, меньше, используются для бани. Банька, кстати, настоящая, русская, выложена, правда, не из бревен, а из той же глины, перемешанной с сеном, оббитой изнутри несколькими слоями досок из-под ящиков с боеприпасами.
Напившись теплой воды из алюминиевого бака, спрятанного в тени, Валентин зашел в столовую и, немного постояв, пока не привыкли глаза к сумраку, прошел дальше, в небольшую комнатушку, где он с Димой Шевелевым расположился на ночлег.
Димка сидел на койке, рассматривал фотографии.
- А я тебе говорю, Стеклов, не бери все близко к сердцу, - сказал Дмитрий и, сощурившись, посмотрел на вошедшего. – Вот, посмотри, - подал одну из фотографий Валентину. - Это - мои - жена с дочкой. Вот, мне все говорили, что мне нельзя с Виткой жить, у меня четвертая группа крови, отрицательная, а у нее третья, положительная. Представляешь?
Все говорили, что мы не подходим друг другу, ребенок у нас при рождении может умереть или родиться инвалидом. А мы всем «да, да, понимаем». Потом по-тихому расписались с Виткой, и, вот, дочка родилась. Да, были проблемы, боялись, что она не выносит ребенка. Вита плюнула на институт, полгода из дома не выходила и из больницы, и родила. Смотри, какая у меня дочка красавица растет.
Ва-аль? А почему все так произошло, не с плохим, а с хорошим результатом? Да потому, что мы с Виткой к сердцу все проблемы, о которых нам говорили, не приближали. А сердце, душа, ну, что там еще, мозги, если их не напрягаешь своими проблемами, то они сами решают их внутри нас, если мы, конечно, им не мешаем в этом.
- Ну, может, и так, - уселся на кровать Валентин, - достал из бокового кармана фотографию своей жены с дочерью, стал их рассматривать.
- Вот, не может, а так оно и есть, - взяв у Стеклова фотографию, стал ее рассматривать. – Сколько ей?
- Кому, Кристинке, дочери? Пять месяцев. Я ее видел-то всего четыре дня, когда жена из роддома выписалась.
- А жена знала, что ты сюда отправляешься.
- Света? Ну, конечно, мы же жили в гарнизоне, а там каждый офицер минимум здесь, в Афгане, хоть раз побывал.
- А-а, - закивал головой Дмитрий. - А моя жена узнала об этом только через полгода. Ну, что я здесь служил, когда меня ранили, и я в отпуск после лечения домой, в Москву, приехал. А сейчас думает, что я в Иране работаю.
- Скрываешь?
- Так, у моей матери, когда узнала, что я ранен был, инфаркт произошел, поэтому теперь якобы в Ираке работаю, - похлопав по плечу Валентина, Дмитрий вернул ему фотографию.
- Погоди-ка, ты же сначала сказал, что в Иране? – вопросительно посмотрел на Дмитрия Валентин.
- Хм, - улыбнулся Дмитрий. – Поэтому у меня в блокноте написано, о чем можно жене с матерью говорить и как, чтобы не опарафиниться, как сейчас при тебе. Перед тем, как писать, я сначала смотрю в блокнот, где я нахожусь, о чем писал в прошлый раз, и тэ дэ, чтобы не ошибиться.
Ладно, пойдем ужинать, нас уже ждут, - сказал Шевелев и вышел из комнаты.
- 2 –
В помещении стоял сизый дым. Его волны были хорошо видны, по-своему напоминали стылую воду, которая, как жидкая смола от слабого сквозняка растягивалась, то в одну сторону, то в другую. Именно растягивалась, как резина, на своей поверхности, не поднимая волн. Но она при всем этом обтекала толстые свечи и спины мужчин, сидевших за ним.
- Да нет, все было по-другому.
Баритон старшего лейтенанта, взвод которого должен был завтра уехать с блокпоста в дивизию, Валентин узнал сразу. Его звали Иваном. На вид, ему около сорока лет, а на самом деле, он чуть-чуть старше Стеклова, на два года, значит, ему двадцать два плюс два, и будет двадцать четыре. Вот что сделал с ним год службы здесь – один к двадцати, а не как считает министерство обороны - год к трем, которые служащим здесь идут в зачет к пенсии.
- Мы на высотке остались, ночь через час, спуститься бы все равно не успели, - пепел съедал сигарету и уже подбирался к пальцам Ивана. – Я расставил ребят на часы, – в каждом слове его Валентин улавливал сглатывание слюны, - а прикорнуть даже на пять-десять минут не мог. Не знаю, трясло что-то внутри и снаружи, и все. Но никак не мог понять почему, шесть месяцев, как служил… - выдохнул он.
- А-а, у меня тоже всегда так, - приподняв перевязанную руку, прошептал прапорщик, - через три, нет, четыре месяца в Союз вернусь, год и восемь месяцев проползал здесь, семь раз под…
- Бойцы молчат, а у меня на душе неспокойно, - не обращая внимания на вступившего в разговор прапорщика, продолжил свой рассказ Иван. – Т-такое чувство, что-о, - вздохнул он, - все мы на прицеле фуу… - смотря на кончик свечи, шепчет старший лейтенант. И вдруг, резко дернув рукой, в которой держал плавящийся фильтр от сигареты, обжегся. – С-с-су-ка! А ведь не ошибся. Если бы кто-то из окружающих нас духов не столкнул камень, нас бы там и положили за пять секунд, всех! А так, мы сразу все и поняли.
Куда смотрел сейчас Иван, трудно сказать. В дым от свечи, в стену?
- …Мой медбрат первым заметил духа и дал по нему короткой очередью. Убил он его, не знаю, но было тихо, - и замолчал, щуря глаза, и, всматриваясь в дым. – И все. Не знаю, сколько вре-емени после этого прош-ш-шло, мож-жет, минута, может, и две. Вечность мгновения-я! - старший лейтенант раздавил пальцами бычок от сигареты и бросил его в свою тарелку. – И началось. У Пашкова голову разнесло, у Синего-та-ава - плечо. Били из ДШК по нам, сверху. Мы, как на блюдечке у них. А я живой осс-а-астался, - пальцы старшего лейтенанта вцепились в темно-зеленую кружку, и он с размаху стукнул ей по столу. – Один я остался, представляешь?!
- У тебя трое были раненными, - вставил свое слово прапорщик.
- С ДШК? Раненные? – старший лейтенант, сдавливая зубы, со злостью посмотрел на прапорщика. – Пуля руки отрывала у них, ноги, ребра вместе с костями и сердцем. Раненные, г-г-г-говаришь?
- Ваня. Ва-ня? Ваня! – бугай-прапорщик встал из-за стола и, обхватив своей огромной ладонью пластиковую флягу со спиртом, не закрывая пробкой, положил ее в свой карман. – Тебе хватит, Ваня. Завтра - домой, в дивизию вернешься, Стеклова в Мухамедмухсин проводишь, постоишь там немного, и когда они назад сюда пойдут, ты
- в Кабул. А я их здесь встречу, накормлю.
- Братан! – обняв громилу, старший лейтенант ростом по грудь прапорщику, тут же осунулся, скукожился и стал оседать на стул.
Прапорщик, поддерживая его со Стекловым под плечи, повели офицера в соседнюю комнатушку, положили на кровать. И, что отметил Валентин, Иван шел, уже спя.
- Удивительный человек, - ухмыльнулся прапорщик. - Ну, и хорошо! - посмотрев на Валентина, прошептал громила, протянув ему руку, прошептал. – Я Леня Капля.
- Валя Стеклов, - представился ему в ответ лейтенант.
- Пойдем, Валя, перекусим и спать. Своих-то смотрел?
- Уже все спят, - улыбнулся Валентин. – Может, кого-то в караул поставить?
- Хм, жалельщик нашелся. Служба здесь идет или как?
- А о чем Иван вам рассказывал? – поинтересовался Валентин.
- Он? А о группе своей. Четырех человек в течение минуты под Кундузом потерял. Когда его тащили вниз, он был уже седым, как белый лист. Теперь так и зовут его все между собой, Белый, а фамилия у парня, э-э-э, сейчас, как, как, - застучал своими пальцами по столу Капля.
- Чернов, - напомнил Валентин.
- Вот, а я о чем. Белый, а сам черный. То есть, ну ты понял...
- 3 –
В комнатушке было душно. Валентин, раздевшись, лег на кровать, которая под ним тут же протяжно заскрипела. Прикрыв глаза, он глубоко вздохнул и, ерзая всем телом, лег на бок, посчитав, что так ему лежать намного удобнее, чем на спине.
Что-то защекотало на шее. К счастью, это был мотылек или ночная бабочка. Отпустил, растер пальцами оставшуюся на их коже пыльцу. А бабочка не унималась, села ему на правую руку и, щекоча лапками и бьющимися крылышками о кожу, побежала в сторону ладони.
Стряхнув ее с себя, Валентин улыбнулся.
- Пах, пах, - кричал ему Витька Блохин, спрятавшийся в кустарнике сирени.
- А я - робот, - кричал ему в ответ Валька, - мне нужно в одно место сто раз попасть, тогда убьешь!
И Витька тут же подбежал к нему со спины и, сильно надавив своей палкой-винтовкой в его плечо, стал кричать:
- Та-та-та-та-та. Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант. Духи, духи.
«Какие еще духи?» - с нежеланием расставаться с Витькой, подумал Валентин и открыл глаза.
- Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант? – дергал его за плечо какой-то незнакомый солдат.
- Стеклов, подъем! – громко крикнул Димка Шевелев, - душманы нас окружают.
И сон тут же пропал. Хватаясь за одежду, Валентин попытался ее натянуть на плечи, но тут же догадался, что это штаны…
Во дворе было очень темно. Лишь звезды рассыпались своим серебряным и золотистым песком по небесному потолку. Люди, бренча оружием, затворами автоматов, с громким топотом бегали по двору, постоянно задевая Валентина.
Бу-бу-бу-бу, - заработали слева и справа зенитки, освещая яркими вспышками свое местонахождение. И им тут же начали вторить короткие очереди автоматов.
Стеклов, нащупав ступеньки, полез вверх, на крышу дома, и, расталкивая чьи-то ноги, пролез к свободной амбразуре и стал всматриваться в темноту, в которой исчезали короткие и длинные змейки трассирующих пуль.
Выставив вперед свой автомат, Валентин передернул затвор и стал всматриваться вдаль. Ничего кроме ночи и трассеров не было видно. Через некоторое время унялись и автоматы бойцов блокпоста, и все успокоилось. Тишина.
Валентин, толкнув справа лежавшего солдата, спросил:
- Боец, что там было?
- А-а, - солдат, на секунду замолчав, пытался разобраться, кто его сейчас спрашивает.
- Лейтенант я, из агитотряда.
- А-а, понятно. Так, я и сам не знаю, что было. Все побежали, и я. Зенитка как начала долбить в ту сторону…
- Понятно, понятно, - с трудом глотнув в пересохшее горло слюну, стал, молча наблюдать за ночью Стеклов.
Что-то затрещало впереди, и ракетница в метрах ста, а, может, и дальше, взлетела с земли в звездное небо, за ней с того же места – вторая и третья. И в ту же секунду затрещали слева и справа от Валентина автоматные очереди, посылая в поле новые сотни трассирующих пуль. А им в ответ заработали и зенитки: бу-бу-бу-бу-бу.
- Прекратить огонь! – Валентин по голосу узнал того самого старшего лейтенанта, что вчера рассказывал ему с прапорщиком и Димкой Шевляковым о погибших солдатах на какой-то высотке Кундуза. – Похоже, это был тушканчик, может, лиса, собака, - размышлял старший лейтенант вслух.
Валентин молчал, вдыхая в себя запах сгоревшего пороха, положив свой подбородок на ребро приклада автомата.
- Бойцам агитотряда спать, - приказал тот же голос.
- Товарищ старший лейтенант, а можно я останусь? – неожиданно для себя громко спросил Стеклов.
- Кто ты? – приблизился к нему командир блокпоста.
- Лейтенант из отряда, Стеклов, - снизив голос, сказал Валентин.
- А-а, извини, что-то я вчера рановато, - пожевывая губу, прошептал командир.
- Так мы тоже, устали.
И тут же Валентин почувствовал, как холодная ладонь уперлась на несколько секунд ему в затылок. Валентин, тут же перехватив автомат левой рукой, протянул вверх свою ладонь. Поздоровались.
Старший лейтенант присел:
- Вот так каждую ночь по несколько раз все срабатывает. Но по-другому нельзя, это ведь могут быть и духи. Восемнадцатый блокпост неделю назад обстреляли из миномета. К счастью, все мины легли перед стенами блокпоста. Никто не пострадал. Никто! Но в прошлом году духи вырезали почти весь отряд на афганском блокпосте. А мы, лейтенант, здесь тоже не в степи никому ненужной сидим. Здесь - пересечение дорог…
И снова сработала серия сигнальных мин, теперь чуть правее, метрах в ста от их крепости.
И снова все ожило.
Горячие пустые гильзы падали и на руку, и на голову Валентина. Отмахиваясь от них, Стеклов, молча, следил за происходящим, ожидая, что сейчас всполохнется ответным огнем и та сторона степи. Но через некоторое время все успокоилось, и Валентин, поняв, что оставаться ему здесь больше незачем, крадучись, нащупывая ногой ступеньки вниз, стал спускаться.
Через какое-то время их крепость снова проснулась огнем. Валентин с Дмитрием выскочили во двор, забрались на стену и умостились у свободных амбразур. Когда огонь прекратился, кто-то из сидящих рядом с ними солдат, дал Валентину ночной бинокль, и он долго всматривался в зеленую картинку. Ничто в ней не двигалось, все спало.