Все трое писнули в трусы продолжение

Анатолий Озеров
   Первым от оцепенения пришел в себя Мамон. В броске, как волк метнулся из сарая. По старому маршруту пробегая, пред сливой оступился и упал. Рыча и поднимаясь, все ниже пригибаясь, ускорил шаг. А сердце, в иглах кровоточит…трепещет, корвалола просит. Ведь здесь не карнавал… он лоб себе сучком   содрал, и слава богу… не выколол себе подслеповатый глаз. От злобы бабий «кочет», распушивши хвост, в одно мгновенье ... скользнуть в темь «джунглей», в волчью, свою падь. 
Заначка в лопухах, от сюда не видать. Лопух -  российский истинный терновник.  /Россия вся в репьях, притихла как покойник. /

Там спрятана,- бутыль,- его заначка, от туалета ходу семь секунд…   семь сажень вправо вглубь, где курицы несушки   кудахчут и живут.  Схватив бутыль, как черт в репьях вернулся к вешним бабам. Впопыхах забыл пред дверью поклонится… весь лоб себе расшиб… но это не досада. Ведь здесь не до парада… опохмелить бы всех.
А бабы на паях, покойника целуют… славят «Ах» …  не широту его души, а денежный размах. Щипают за щеку, на маковку плюют, вальяжно и суетно обнимают, и понуждая срамоты неймут…  сосками ему слезы вытирают. грудями тесно жмут.
- Освободите! Я ведь задыхаюсь!  Любви не надо…я ведь жить хочу…  меж вами я помру!   
 - Андрюшенька, живой! А мы …гадали, - живой наш депутат, или прибрал его господь. Погодь, ты был ведь мертв… свечу уже искали.
Пятровна под занавесь словес, трибун высоких не искала-, добавила: -Мы думали ты сдох! И подморгнув Мамону, провещала:
- Мамон, соперник наш ведь жив, еще не сдох.
- А я вам не перечу. Горемиха, беги в мой дом, стаканы принеси. Живем ведь раз… несносны в этой жизни. Гулять, так уж гулять! - на это есть причина… ум вновь на раскорячку, в сетях сплошная тина.  Нюру позови, пущай сварганит закусон для кандидата, /не обессудь Иваныч, икры сегодня нет. / И не забудет пусть для барича шмат сала, лежит он, где загнеть.

 Увидев бутыль в руках Мамона, и клич: - неси стаканы. Горемиха от радости его расцеловала. Пятровна выразилась кратко: - молодес!
Не прошло и минуты, в сарае пир горой, дым коромыслом и пироги с картошкой под горчицу. Наполнены стаканы, алмазный блеск на гранях, блеск оживил враз всех.
 
Первый тост произнесла Мамонова жена,- Нюра. Которая, была не дура выпить за дарма…как ей казалось все сошли с ума. В сарае все перемешалось. Здесь все на ниточке держалось, кое- как она пришли в себя.
Не пена на пеньках, а злато на словах … в окошко солнышко взглянуло…всем подмигнула… все рассмеялись. Блаженных слышен смех.

Нюра в общину закусь принесла, вся   в паранойе тоста. В руке держала мухинский стакан, наполненный как видим не по госту …в размере православного глотка.
Соизмеряя помыслы и чувства, сочувственно   почесывала зад.  От скорби сторонясь…от зла не отрекаясь, приняла событие как факт.  Глуму   в нирване созерцая… смотря на местных неказистых Мах.

Голос её дрожал… глаза свет божий   отражали… соринка от репья в глазу, сужала мысль, смотреть на обновленного «сенатора» мешала.  Опять перечеркнут его и выкинут за кадр… а он ведь кадр достоин быть у власти.  Песочные часы текут, песок шуршит … слезинка прокатилась по губе и каплей одиноко звонкой, скатилась по Иваныча ноге…как капля средь песков сухой Сахары… ему была, несметно дорога.      

«-Андрей Иваныч! Милый друг,- друг детства! Мы раньше жили по соседству. Лепили гениталии в песке. Теперь мы взрослые…и видимо в борьбе за суть народа, мы потеряли нить…а кто стоит у брода. конечно враг, верней вражина,- капиталист!  Верней скотина!  Нам надо бы…общинно   здесь сплотиться, клином стать, и расчленив судьбу, как Невский разгромить, и утопить их дурь. Пущай идет…- идут ко дну… там им и место. Пощады нет, во всем лишь их виню. Тебя же, как осадок детства, как избиратель искренно люблю. Будь здоров. крепись как Зю не грешный. За партию, тебя я поднимаю тост, сегодня пью до дна!» Целую! «Ай лав ю!»
 

 Каждый местный «Изид», держал в руке стакан, по этой ли причине… фонтан оваций приостыл в камине…не было счастливого лица у тех, кто так влюблен был в горе мертвеца. Никто хорошего не ждал…что ум у Нюры…правильно - на месте. Разноголосые согласны.  Бройлерные куры в общении тихи, лемуру не подвластны. напрасно требовать от них «кукареку».  В них совесть уж угасла. Притворно вскинув руки, выдали со скрипом на-гора: - «Ура! Виват! - Ура!!»

 Андрей Иванович принимал дары словес и пробовал на вкус, в противовес, сам был на небесах…сочувствовал, сочувствия искал не стоя. плашмя лежа.  Пока Нюра фильтровала средь чуждых партий речь… он не преминул, осилил в два глотка стакан…откинулся в улыбке.
Пятровне хотелось выпить, вылить содержимое стакана в зевотный бабий рот. Вдруг шилом кто ширнул, она остепенилась, замерла… взяв жопу   в горсть, прошамкала,- немного отступило. Имениннику «чая» подлила… жалеючи до края. Все выпили не чокаясь,- ведь пили за покойника пока. За возвращенье в Мамоновы пенаты.  Пятровна приготовила свой тост. и про себя гламурно выражаясь, слушая длиннющий Нюры тост…  многократно повторяя: - «Влагалище всегда его найдет! Приятно слушать дифирамбы негодяю!»

Второй, тост её. Он был чуть- чуть поинтересней, в нем пафоса уж нет… он весь в картинках.  Став над «лордом» в позу «Зю» …вернее полу-раком. Пятровна задрала подол...- Андрюша, что ты видишь голубь милый там?  Будущий депутат, а возможно будущий сенатор- лорд… уже был там… черт ему голову морочил… помешивая медленно в котле «нектар». Андрей Иванович в годину, истину искал … и обратился к богу. Манна небес ведь сыплется в лицо… два ангела блаженных от Ватто…вдруг   приоткрыли черное окно…, и он увидел свет, и пьяно вкось перекрестился…как «Ангел» наш.  Временно католиком нервозным   опустился, перекрестился славя бога мать. Под речь земных, земной и рай…музыка- суетна, бьет с конца фонтан, стекает по штанине в глубь земли. Свободной и неведомой страны. Ура! Ура! -Ура! Мы звери не одни. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!»
         
 Ангел Иванычу глаз крылом протер. Что видит он? -  ночной шатер, расщелины, каналы и пуп земли… и моль грызет куст славы… как ему цыганка предрекла… «Ты в руку пуп возьми!».  Пятровна самочинно вертя задом, подыскивала энные слова. Закуску, ломтик сала меж зубов зажала…грех,-  он весь в меня.  Андрюша, внушаемый цыганкой, руку приподнял, схватился за узду и притянув к себе. Пятровна, нежданно с перепуга, аж писнула слегка. «Сенатор» ждал небесного дождя…воскресно улыбался.   Геральдика в душе вождя, он в капельках нуждался,- смягчился как свеча ... от сена оторвался… чуть приподнялся… Пятровна аж снесла яйцо, и с ним же села на лицо. Вся, трепеща от страха. вскочив, добавила изюминку для тоста. «Ты нос туда не суй, - там не сорочьи   гнезда. Там родины священный метроном…- болезней грозди.»

«Сородичи» тост поддержали и выпив самогона, долго ржали… когда салют, как будто из ружья в трусах у Нюры, не убедил хозяина жучка - про слушки…в селе. где нет и воробья… идет война, вернее случка. Узнать ему приказом ведь дано…  Иван Иванович Иванов, майор «Небесной» службы.  Гуденье, ржание на слух воспринимал, а звон стаканов душу ему рвал…и отвлекал внимание от цели главной…- где опохмелиться? - в горле ненасытный окаянный.
Он как и все, России глашатай, в неведомом хмелю убрал присоски. Майор, ругая бога и судью… искоса смотрел на образ в зеркалах опухший и в «обносках». Припрятав в рукаве крапленого туза. Туз бьет как старший даже короля.  Расстаться не хотел с мечтой порожней.  Он в этом мире поводырь ничтожный. Лишь исполняет верхнего приказ.    

Иван Иванович решил, самолично, не доверяя никому, выехать на место. И посему, в настрое был не нежен …событий неизвестных происходит много… звон стаканов… последствие –тягчайший криминал, тут разобраться надо… естественно меж злата ищи хлам.      

 Что происходит с мелочным жучком. Контакт намок? – он почему так бешено стреляет, шипит, в эфире слышен благо один мат. Надеяться на пьяницу Мамона он не может.  А на мне ведь миссия такая...- охрана избирателя от хама. Приказано, в обиду не давать…дебилов-кандидатов выявлять, вычеркивать из списка… а баб красивых плутовать, с согласий можно и пленить… снедать ... под камеру ей чувства изливать и фильмом наслаждаться. /Этот маленький клубочек, узелок, распутывать не станем. / Майор сегодня занемог. Вчера он на приеме был. В жаровне на костре все черти собрались. Решали: быть беде, коль пьяный протрезвеет, а трезвый, он ведь всех не пожалеет, и поимеет…- устроит чехарду.
 Майор приоделся молча под бомжа.   Поверх брюк английского покроя, натянул спортивные, трехцветные штаны.  Неловко влез как искорка в плащи. Взяв щит и меч, на босу ногу приобщил к политике колоши, понемногу, стал к ним и привыкать, колоши приминая… «о боже мать!»  в пяте дыра большая.  К исходу часа, вышел в свет не скоро… попахивая фтором- требухой, газуя без причинено задним паром… все за успех. Пред выбором, живым быть на параше, или стелиться траурно кишкой.

Сел сам за руль в синь неба москвича.  Мотор взревел, он будто бы на ралли. И с места в три секунды сто метровку пролетел… но житель, избиратель понимали, что под капотом мерседес, с чужим литьем,- чужими клапанами. До села от Гостищево моста верст пять. На верстовых столбах вестимо альманах… надписей, порочащих так много.  Ведь весь народ сошел с ума… и пишет маты понемногу. И посылают избранных туда… они летят, и слава богу, им помогает прессы саранча.  Сороки в центре жития. судачат о любви и братстве, и какают, - скворчат сороки разно. Иные и с креста, могильник общий рядом. И не напрасно…- такие времена. Где вороны, там и могильный холм. на нем не крест, а государев столб.

Два брата - «самурая», с жезлами на перевес мотают срок свой в сроке, машину отогнали в лес. Припрятав поодаль дороги.  Кичливы, пьяны под отвес. Вчерась, двояко были на пиру, а ноне, как в миру по воробьям стреляют.  Стреляют, ржут… все пули в рикошет. И ищут «самостийно» жертву…- счастливый денежный билет. Травку вислоухо приминая… наручниками черными звеня. попердывали дивно - пивно временами….  смотрели в даль, на пыльный амулет. Вне разума, с шипами ленту развернули, вопреки и поперек дороги протянули. А почему не вдоль? здесь ясность не нужна. В них как всегда вселился сатана. Это он в мозгу закручивает гайки … и ставит им в колеса шпильку- палки. Два брата бугая, стояли потирая руки, с надеждой ждали дурака.  А вот и он, спешит сюда…аванс ему зачтется.  Опохмелиться надо бы с утра… а на часах почти к одиннадцати бьется.
 
 Иван Иванович Иванов мчался, мощь запада совсем не понимая, выжал из дури мощи той, что мог. Вот вам задирам и невежам истинный урок. Не твое,-не хапай!
На иглы наскочил наш «паренёк», в кювете оказался. и пьяный вылезти из москвича не мог. А кто ему помог? Тот зверем оказался.
И выражаясь языком плаката, Иван Иваныч обгадил то, что мог. Сам выразился так: - Я с ними просто зае…я, что один, и что второй дурак. Но перед ними оказавшись, он понял: - не они, а он дурак. Забыл он документы впопыхах…когда на случку собирался, оставил в сейфе деньги, документы. И пьян он к общему стыду.

 Как он в кювете оказался… он сразу догадался… но это лишь пустяк.  Рыгнув на руль, привстать только хотел, рылом принял увесистый кулак, воистину на сдачу. Обшаривая мнимого карманы… два брата-акробата, склонились враз над ним. Сегодня повстречался он не с тем.
-Негодник пьян. И документов нет!
-И денег тоже.
-Тащи его сюда, нам бог его послал…а мы ему поможем. Сунь его руку в дверь и телом дверцу придави, Дай телефон, пусть он пищит, зазнобе звонит. Не забывает о мошне, у нас он на крючке. не скоро соскользнет… прости братан, кулак удара просит.    Агония придвинулась к амбалам.  Что началось? - погода устоялась… Майора били рьяно с «утреца». Он ощутил, капель течет с конца и бабьи слезы.     Его раздели прямо до гола. Как принято при этом…, как кони помочились. Потряхивая капельки с конца… «Ух, как мы в свете дня повеселились!»  Пущай бежит теперь, на все три стороны. село то не далече. там хмыри живут одни и голого полечат.
  Майор пришел в себя и тихо ждал, когда амбалы отвернутся, иль кто-то их от мысли отвернет.  Два молодца присев у старой ивы, поодаль москвича, представив небу пламенный послед… в дуплете Битструпа шедевр ваяли… на нюх воспринимали. Вприсядку танцевали гопака… меж древ лопух   искали. Тем и воспользовался энных служб майор. Какой позор. Он гол, кругом простор… в посадках он успел блеснуть, мотнуть яйцом пред молодцами.  и пасть, вскочить как рысь, опрометью бежать между кустами.  Майор метнулся, меж листвы, стремился до оврага. К оврагу два прыжка, до смерти два вершка.   а вдруг дурь выстрелит в него…, и он под топляками.

Два брата постовых, раскрывши рты на беглого, двуногого смотрели, … на удивленье, бег-это полет, вращенье в карусели. 
Майор с разбегу не искал уж брод, не глядя влет летел в овраг глубокий. Гришин ров, он так глубок… не глубина,- бездонная дырище. / «Неандертальцев» в низ свалилось …тыщи/ Пока летел, скользил, слетела шелуха …  он как змея почти омолодился. По днищу рва змеюкой заскользил… за что-то зацепился.  Упал, ушиб колено… безвинно тело бренно. Что за дела? - мысль в голове вертелась.
Порточки необычной «новизны» заилены, вестимо не мои… за них он зацепился. Они ему не по уму здесь явно пригодились. Песочек, глину отряхнув, промерил джинсовую рвань, рвань   бабьего размера. / XXXL. / Примерил.  потрогал голый зад, он испещрен, изрезан, чем? -не понял.   В поясе озерной ширины он утонул…  как кот в мешке случайно оказался. Рвань явная, ничтожество внутри и не в строке…  Где найти ему ремень или шнурок и бабьих рук застежку?  И пуговиц ведь нет. Что за херня,- российская манера. На клочья все безумно рвать, чтоб людям не досталась. Придется лыко отыскать и драть…
 Два выстрела в дуплет. Он кинулся к селу. Минуя ямы и ухабы. Полотнище над ним затрепетало, он голый гну, штаны в руке зажаты …женские штаны все в дырах, на бегу, все в солнечных каратах.

 Добравшись до села, в уме прикинул, они, наверное, уже бегут, летят сюда. Перебежав дорогу, побежал в левады, тут только понял он … какие люди гады. Как все имеет родственную связь… допустим куманика так переплелась… что стал он красный, словно рак… себя из плена игл шипов освобождая, он вспомнил краги Блохина… и кожаный кровавый фартук.  Припомнил свою сеть… она ведь впрямь из нитей зла… игривая такая… как Эрнестов Мач…Такая игл игра, у нас она большая. Имеет смысл.
А здесь природа мне за подлость возмещает. Безвинен я, зачем она терзает?  Зачем терзаем я? Штанами куманики нити рвал, низ тела прикрывая, вырвался на волю наконец… припомнил латыша… известного всем Магго. Еще того не зная, острей осоки трав в помине нет. От лезвий сволочной листвы – беда большая.
Изрезан вдоль и поперек, он боже помолился и изрек. Я не убивец –душегуб Исай. За что невинного калечишь? Я невиновен, бог свидетель. Ты яйца режешь как серпом. а я причем? Я простой раб, с ярмом, - звезда при нем едина на погонах. На смерть сам обречен…ведь я живой уж помер…

Меж кочек пел как прежде коростель… в болоте квакала лягушка… и с выси голос ветерок принес. «Тебе и невдомек, кому ты служишь. за кем идешь. и с кем ты дружишь»


 Когда-то в детстве приезжал он к деду.   Припомнил, что тропинка здесь была, да видно заросла… недалеко река холодная бежала… прислушался, она журчит теперь поодаль от него, подле куста. Штабной осоку штаниной приминая, как сумасшедший выскочил к реке… увидел стрекозу на ветхости бревне. Ветхие, неровные перила… от радости решил по бревнышку пройти… осилив два шага. перила вдруг прогнулись, бревно гнилое рухнула в реку, а с нею и майор… пошел на глубину. От страха- холода. все тело судорожно билось. Боюсь, не мышцы ли свело, и помощи не жди ... куда ж тебя безумец занесло?
                ------------
Квит от людей устал, и тишины искал.  Бутылочку он где-то отыскал, с собой принес … на закусь не овес, три огурца соленых, хлеба шмат, и много лука.  Курил он самосад… и брезговал курить опилки и кору, которую нам продают в ларьках в дыру.

 Бревнышко лежало в берегах, здесь он когда-то мылил в речке баб… а время то ушло. быльем все поросло. Присев на ветви крепкого куста, газетку расстелил на кочке… достал стакан, продул, махорка на донышко прилипла. Закуску разложил, бутылку откупорил не спеша, налил, посмаковал глоток во рту для пробы, лихо залпом выпил.  закусил.  Припомнил детство, мать, отца и деда… и первое падение с коня, и первый поцелуй… все помнил поминутно. Блаженства миг. а что теперь? - вериги для меня. Ткнул, вынул и забыл. Душа уж не на месте… она былинка, а я как самурай… боялся прикоснутся к ней… любил её и знал. она моей останется на вечно.
В армию ушел, три года от мутузил. Пришел, а здесь она желанная, но с пузом. Снасильничал Каптелова сынок. И я дурак… простить её не смог… зачем и почему? Живу с чужой женой. Досталась мне бабенка по «наследству». А разницы не вижу я. В соитии… ведь я у ней не первый…  видимо десятый. Детишек нет, отсюда и рогат. Жаль, вернуть бы времечко назад. Носил бы её нежно на руках. детишек бы растили…Каптелова как таракана раздавил…взыграла кровь… но видимо уж поздно. Головой мотнул… налил и выпил.
А что за шум там за рекой … мышиная возня. Неведомо кто прет и материт себя… укроюсь я за куст. и осмотрюсь …возможно это «черт». Я черту пригожусь.

 Напротив, бабки –Гречанки, был раньше переход через реку. Здесь был всегда покос. Стога стояли. Мальчишки в лошадках копенки волокли. Стога росли. а с ними мы. Теперь здесь топь, никто траву не косит. А это кто? и, кто безумца просит, брести по грязи на меня.  Квит видит голодранца. По виду, норову не наш... и дури видно много. и лезет на бревно. О боже… твою мать, бревну уж сколько лет? Ему несдобровать…спасут его лишь боги.
 - Мне не было пяти, когда бревно то положили. Оно давно уж сгнило. А вот и результат. Мир происшествием богат…  упал с бревном в реку мой чуждый голодранец. Пошел ко дну. Квит понял…ошибку надо исправлять, слепому помогать, потом уж пояснять, зачем за волосы тащил его, мать с матом поминая. А он продрог… скрутило холодом беднягу… ведь речка холодна. купаться здесь нельзя.  За волосы мартышку поднимая, на травку посадил, рубашку снял, отер его, стакан к нему придвинул.  Глотни глоток… тебе теперь урок… ключи здесь бьют холодные повсюду.

Майор дрожал, подарок принимая. Сделал глоток, и меры уж не зная, все вылил в рот. Майор, он мер не знает.  На ляжке хлопнул комара,- вернул стакан. 
Тело от порезов изнывает, а этот тип вопросы задает, не понимает… все задом наперед.
-Откуда путь ведешь? и что в уме несешь? Не нашенских кровей от корня до бровей Кто ты?
-Я…я в соитии в капкан попал… верней   попался.  Муж любовницы в меня стрелял. Я чудом жив остался. Вот так я в этом месте оказался. Спасибо, ты меня от смерти спас. зимою в проруби купался. в купели водица потеплей.
-Я слыхивал, стреляли много раз. Не можно в голого средь бела дня … в такую жопу не попасть…поверь, я влет не промахнулся. Ты че- то врешь.
-Вот крест … не вру. У молодухи за рекою я ночевал. А муж её был пьян… в дугу, от сюда видно промах.
- Не ври! На той стороне реки, живут недружно двое. Одна старуха, соседей поминает всех. Она безнога. Вторая, зло вне памяти скребет, а потому безрука.  Безрука…и слепа на правый глаз… видимо ты с нею развлекался? Игрище предсмертное устроил. Как она? В постели хороша?  Ты дурня, меж двух льдин не заморозил?  В городе таких уж не найдешь. В городе галдёж, пердеж … а молодые видимо не телки … вертухаям   не дают…, и вы как на иголках. А тем, кто носят щит и меч … они  вестимо в пасти волка.
- Нет, нет!  Я видимо соврал… все расскажу вам по порядку. С чего все началось, в овраге закрутилось, не срослось.  и почему я голый. Он умолчал о службе, звании и чести. И истинной причине… быть на месте…поздравить необычное село. Недалеко Лески. Избранникам места эти знакомы. Рыжков любил Лески, Ильф   Восюки..., а я конечно выселки свои. Три ивы возле дома. Он Беликова пропащий младший сын.
     Квит долго жил, совал и вынимал… и по тому все знал.
- Вы серафим небесный, а не местный?
-Так точно
- И служите?
-Так точно.
-В ФСБ
- Служу куратором, сейчас болею за Мамона../ откуда пес этот знает, что я служу в спец органах… ведь я же гол?.
-Ваше умозаключение мне издавна знакомо.  Вы сомневающийся, от сюда и укор. Ищете вне света тень… как Петр сомнением пропитан. Истина, она блажит от ран. К спец службам я претензий не имею.  -Руку подними, наколка дивная , знакомая под мышкой…
-А,-это.
-Да,-это.
-Ошибка молодости.
-А почему доллар вместо С… ФSБ.
Инициалы…- Фролов Семен Борисович, Доллар для куража.

 Мамон в стакан налил, стакан пошел по кругу. беседа продолжалась бы еще. Но комары ведь верили в победу… едино призираемы в быту.  набросились клубком, и поедом бы голодранца съели. … Не местный выпил, посмотрел на комариный рой. - А мне совсем не больно. Пусть кровь сосу достойно, а мне совсем не больно… как в кино. Плечами белыми вращая… он попросил, на гонор намекая… начертать простецкими словами… кротчайший путь от комаров до пьяницы в селе… Мамона, кандидата и гондона… который не в себе.
- Слышишь? у Мамона круговерть. Они не пьют, они гуляют. Квита на гульбу не приглашают. Я кровный его враг.  Пойдешь сюда, держись протоптанного следа, выйдешь, три раза свистни… моей рубашкой стыд прикрой.   По стёжке вверх иди, там голоса услышишь… у них сейчас пропой.
Майор, сверкая задом постарался пройти осоку порезвей, не быстро….  изрезался, но пьяный всему рад. Он вышел в белый свет и свету помолился. три раза свистнул.  На бедрах завязав рубашки рукава, прикрыл вершину, комель   дурака.

    Мамон как прежде банковал, в стаканы «чаю» разливая. Наполнил всем,- последнюю до края наливая.  Бабенки возлежавши на Андрее…слюнявили, лобзали «Гименея». Андрей хоть пьяный, пьяный, но прозрел. И видит он себя на троне, а в зеркалах средь бабьих «Ах!» и «Ох!» он в золотой короне. Мамон, как тамада, спросил навязчиво невнятно.  Налил я всем.  Непьющих нет! - державные согласны? Согласны. наравне, или они как в божьем сне, мои труды напрасны?
- А мне! негромко просипел майор. Никто к нему не повернулся…
                ----------------------------------

Квит себе налил, - блаженство ведь какое… с аллеей груш и слив он с детства породнился.  Но он забыл, до той поры далече. все заросло и грешным поросло. Болото оказалось в междуречье.  Травы хоть жопой ешь. но адовой так много… коровку не прокормишь осокой. Немного отдышавшись прикинул хрен свой к носу. примерил без размерность общий благ. Долги веригами весели на плечах… а в кадрах только ланч и марш.

 Штаны поправил, дыр, пробелов много, а главное с колена до мотни… уж отцвели сады… а сзади посмотреть …кто яду в душу мне накапал, поверг во тьму судьбу.   Вся ягодица блещет новизной. И я как сельдь един и сед в соленой тухлой бочке…
чем я не блудный сын. Вернусь, покаюсь. перед ней.
 Подпоясался по крепче, тем, чем мог.  Штаны в воде спадут... а это неуместно… ведь я предстану голым перед ней.
С лозины лыку отодрав, как смог за лямки привязал.  Не преминув, помянуть лишь бога … пустился в путь …  счет дня, на той ведь стороне, там жила когда-то его небесная подруга. От горя померла. какие муки вынес я тогда…как и она… чуть не сошел с ума… веревки не отыскал я подходящей. 
Пройду и я же тем путем, которым брел не здешний голодранец. Засранец жил ведь в нем…покаялся, и человеком стал, как жаль, что ненадолго.  Он человек! Грехи его, бог с миром отпускает. Мы все грешны, от сюда и смешны… куражимся пред богом.

 Речушку быстро переплыл, и через топь, кустищи разгибая, он торопился в видимый им срок. Увяз, опутан нитями судьбы …он в иглах куманики исцеляясь. терзал себя за прежние грехи. Суть истины искал, игл в степени касаясь. И не напрасно, исколотый шипами, он повторял: что сделали они вражины с нами. В системе нашей… жить уже устал. Метаюсь как шакал   и нет покоя … в покое только детство. Подобнее понять он не успел, ум враз похолодел. Быстрей, быстрей по топи пробираясь. достиг осоки… а ты читатель знаешь, как бритва режет… раны глубоки…- зачем? Чтоб знали дураки, что ждет их.  Господи прости…коль ты свободу обретаешь…растешь и ирода в груди. Родные корни отметаешь. А родина твоя- где матери следы…
ты там не наследи, преумно выражаясь.
 А голос свыше: «Вот так невинные, в ежовщину стонали.» 
- Мы помним все… от них мы переняли. что человек без совести не враг. А с совестью вражина.и дурак.  и это «божий» тавр, свободный тавр   России.  Избавится? - нам видно не дано. Годков не хватит в силе. Как жили, так живем. средь иродов помрем… с мечтою детства.
Услышав повторно голос свыше. Квит, лишившись разума, метнулся меж кустов и вылетел на старый, дряхлый дом. Вот здесь она жила… под ивою они в ночи встречались. Под ивой приняла и смерть. Он самолично снял её, вынул из петли… видимо судьба у нас такая. Мы все в петле.
Превозмогая боль у сердца, побрел поникшим - нищий на погост. Там за оградой общей, грешной, лежит она, - его любви цветок.