Очаровать ревизора

Валентин Баранов
                valentin_baranov74@mail.ru
                Очаровать ревизора!
                (Комедия отчаяния)
                Действующие лица:
1. Ревизор. Степан Ильич Фигин, 61 год.
2. Бухгалтер.  Анна Фёдоровна, 54 года.
3. Главный бухгалтер.  Василий Иванович Смазников, 50 лет.
4. Жанна, заведущая архивом, 27 лет.
5. Лев Валерьянович, заведующий земельным отделом, 34 года.
6. Подруга Жанны, Ирина 28 лет.
7. Елена Владимировна, мама Жанны, 52 года.

                Картина первая.
(одна из комнат в администрации города Зазнайска; за столом Смазников,  Анна Фёдоровна, Лев Валерьянович. По началу едёт, едва уловимая ироничность обращения
на «вы»)
Смазников.  Принимая во внимание наш, абсолютно творческий подход к делам, нас

может спасти только очарование. Анна Фёдоровна, вы намекали:  знаете, что к нам

прикатит тот же самый ловелас, Серафимов. Ох,  мы с ним почудили! Так и  хотел

забрать Лисичкину: собственная жена помешала, примчалась, почуяв неладное.

Анна. Ф.  Да, разумеется, интересовалась, -- у меня же подруга в ведомстве, -- к

 нам прибудет необыкновенно симпатичное создание мужского рода, тот самый

 Серафимов. На наше счастье, как говорит подруга, он по-прежнему любит всё!

 Главное, думаю, помнит нашу доброту. Поди, не забыл за пять лет.

Смазников. Забыл, не забыл, а надо повторить впечатление. А насколько точны

сведения?

Анна Фёдоровна.  Подруга понимает ответственность: сама бухгалтер. Думаю, в

министерстве не менее творческие люди. Ко всему, вы же, Василий Иванович,
               
знаете, что ревизоры целенаправленно находят наши, так сказать,  ошибки, только

когда у них есть наводка.

Смазников. В таком случае, не было наверх какой кляузы?

Анна Фёдоровна. В таком случае, меня бы предупредили.
               
Смазников.   Ах, Анна Фёдоровна, что бы я без вас…
               
Анна Фёдоровна.   Мы все в одной лодке.
   
Смазников.   Я бы хотел вернуть ваше внимание к серьёзности вопроса. Будем

откровенны: каждый из нас  хапнул, сколько мог. И не всегда в умеренных, то есть,

 в разумных дозах. Мы слишком жадные, господа!    И наш ум почти всегда ослеплён.

 Все ли согласны  с этим? А, Лев Валерьянович?

Лев Валерьянович. Да. Ум ослеплён.

Смазников. Ну, да, ваш особняк в Лондоне.

Лев Валерьянович. Но у вас же, тоже…

Смазников. Но значительно скромней.  Скромность и скромность! Вот что должно быть

 главным у коррупционера!

Лев Валерьянович. Ну.

Смазников. Нам снова  нужна красотка  Лисичкина, это, Лев Валерьянович, по вашей

 части.

Анна Фёдоровна. Помилуйте, она третий год в Эмиратах.  С такой-то фигурой! Увы,

Василий Иванович, у нас нет больше таких фигур. Я сразу предсказала, что её

влагалище – это окно в Европу.
               
Смазников. Тогда приступим к размышлению! Как говорится, всё решают кадры: кого

 назначить встречающим, то есть, встречающей? Лев Валерьянович, самые смачные

девочки у вас, так предлагайте. Да, вы и ближе нас к теме.

Лев Валерьянович.   Ахметову.

Анна. Фёдоровна. Зинку? Нет, она сразу набросится на красивого  мужика, как

голодная, и всё испортит. Испугает человека.  А нам нужно, чтобы он проникся и

воспылал.

Лев Валерьянович. Так, а чего требуется?
               
Анна Фёдоровна.  Ну, Лев Валерьянович, вы там у себя привыкли к развязности, а

приедет человек из министерства. Хоть и тоже кобель, а всё-таки,  будет, как

минимум, по началу, чего-нибудь  из себя строить. Нет, Зинка не подойдёт: у неё

нет элементарного такта, не говоря уже о тонкости искушения.

Лев Валерьянович. Зато у неё есть фигура. Когда смотришь на эту фигуру, такое

слово, как «тонкость» даже не приходит на ум!

Анна  Фёдоровна. Лев Валерьянович, не надо рассказывать про себя: мы про вас всё

 знаем. Приедет интеллигент, не при вас будет сказано, прости Господи.
               
Лев Валерьянович. А я не обижаюсь: да, я живой человек!

Смазиков.  Ну, в учреждении, начальнику надо немного сдерживать свою живость. Вы

же, недавно получали от одного из мужей, надо полагать, за живость.

Лев Валерьянович.  Ревнивое животное!

Смазников.    Как, вы против ревности?  По-моему это самое настоящее мужское

чувство.

Лев Валерьянович.  Ну, чего свирепеть по мелкому поводу. У нас демократия.
               
Смазников.    Ах, вот что такое – демократия! Глубоко!

Лев Валерьянович.  Василий Иванович, вы же тоже были молодыми.

Смазников.    Понимаю, вы мне уже отказываете в демократии.

Анна Фёдоровна. Мальчики, вы уезжаете не туда.
               
Лев Валерьянович.  Тогда Иванову. Ей за тридцать, но она умна.
               
Анна Фёдоровна.   Она, безусловно, умна и обходительна, но как далеко она может

зайти? Ведь она замужем.

Лев Валерьянович. Это важное поручение: причём тут муж?

Смазников. Ну,  не ужесточайте задание, дело деликатное.

Лев Валерьянович.  Тогда не знаю. Сидельникову?  Она готова на всё, но не

пикантна! Не знаю…

Смазников. Нам надо наверняка. Повторяю: мы украли всё: мы даже ничего не

 оставили украсть следующему поколению! Я о серьёзности момента.  Лев

Валерьянович, почему вы ограничиваетесь только вашим отделом, ведь ваши
               
интересы и, главное, познания, намного шире – полагаю, весь комплекс

администрации.

Анна  Фдоровна.  Сам-то ведь,  крутишь с Жанкой.

Лев Валерьянович.  Вам и это известно!

Анна Фёдоровна.  Боже мой, я почему-то думала: ты умнее! Не смешите нас

секретами. Но судя по Жанке, у тебя, всё-таки, есть вкус. Василий Иванович,

 думаю, Жанна – самое то.

Лев Валерьянович.  Жанну не дам!

Смазников.    А кто, только что осуждал ревность?  Расширял понятие о демократии?
               
Анна Фёдоровна.  Послушай, Казанова, а что, если я позвоню твоей жене, благодаря

папе которой, ты заведуешь отделом?  Кстати твоё смазливое рыльце достаточно

подзамарано.

Смазников.  Граждане, не переходите на склоку, у нас у всех сокровенные тайны от

 государства. Всё серьёзнее, чем областные проверки. Хотя и они влетают в

 копеечку.

Анна Фёдоровна.   Ну, за всё надо платить.  Замкнутый круг.  Я настаиваю на

 Жанне. Она оптимальный вариант. И лучшего нет.
               
Лев Валерьянович.  (задумчиво и печально)  Ну, да: она-то сможет.
               
Смазников. В таком случае, тебе и поговорить.  Так что, спасай себя сам!
               
Анна Фёдоровна. Учти, на тебе согласие девушки!  Твой долг – умаслить! Не теряй

времени. Потом, пойми, в тюрьме у тебя, всё равно, не будет Жанны.

Смазников. Действуй сегодня; завтра Жанну приглашаем сюда. Времени нет.

Ревизора надо любить!               
                Картина вторая.               
          (та же комната; к компании добавилась Жанна)
Смазников. Жанночка, в связи с серьёзностью момента, сразу обещаю, что твоё

участие   будет оплачено отдельно и достойно.      
               
Анна Фёдоровнв.   Достаточно ли глубоко Лев Валерьянович посвятил тебя в суть

задания?

Жанна.  Я поняла, что ревизору надо максимально вскружить голову.

Анеа Фёдоровна. Умница. Но тут много значит настроение. Кстати, у нас есть

фотография красавца, приглядись.
 
Смазников. Да, нужен энтузиазм. Как с этим?

Жанна.  Передо мной впервые поставлена такая заманчивая, я бы сказала,

 чрезвычайно театральная, задача.

Лев Валерьянович. (недовольно насторожился) Смотри, не переборщи! Разгорелась!

Анна Фёдоровна. Не мешай вжиться в роль. Только относясь к делу с душой, можно

надеяться на успех.  Главное здесь  – искренность действий. Мне кажется, Лев

Валерьянович против искренности. (строго) Смотри, позвоню!   
               
Смазников.  Жанна, чтобы нам меньше сомневаться, надо прорепетировать. Как бы

скорректировать  начальную стадию. Допустим ревизор, Лев Валерьянович.

Анна Фёдоровна. Ни в коем случае, лучше вы, Василий Иванович.

Смазников. Хорошо. Давненько меня не встречали молодые девушки. Поскольку, о

 прибытии проверяющего нам, как теперь положено, сообщат, договоримся, что он

найдёт вас в зале ожидания, -- так удобнее. Вот, вы стоите с нашим символом, он

подходит. (создают сценку).

Жанна.  Я улыбаюсь, делая полушаг навстречу.
               
Анна Фёдоровна. Стоп! Репетируем улыбку.  Улыбнись.  О, нет, намекать на что-то

 улыбкой, преждевременно. Ты улыбнись, например, -- ну, кому бы ты улыбнулась в

администрации?  (Жанна пожимает плечами) Понятно – некому.

Жанна. Котёнку.

Анна Фёдоровна. Покажи. ( Жанна улыбнулась)  Это очаровательно. Запомни –

котёнку.    Замечательно. Дальше.
               
Жанна.  Я делаю шаг навстречу. Здороваемся.  Я восхищённо  роняю, что

необыкновенно приятно встречать такого элегантного мужчину. Смеясь, скажу, что

 готовилась увидеть степенного старичка.  Мы, скорее всего, посмеёмся.
               
Анна  Фёдоровна. Думаю: так и будет.
               
Жанна.  Я поведу его в гостиницу.  Не теряя времени, говорю: вы знаете, это

 невероятно и необъяснимо, но у вас какая-то восхитительная, очевидно столичная
 
аура.  Я это почувствовала, как только вы  подошли. Здесь нет таких мужчин!

Лев Валерьянович. ( возмущённо) Что ты несёшь?

Анна Фёдоровна.  (спокойно) Лев Валерьянович – позвоню!

Смазников.  Действительно, не мешай творить. 
               
Анна Фёдоровна.  Жанночка, вилять задом  надо не так: это вульгарно – надо чуть

шевельнуть… Да, немного приподнять юбочку: ведь есть, что ненавязчиво показать.

Лев Валерьянович. (нервно) Вы делаете из неё шлюху!
               
Анна Фёдоровна. Это говорит твоя ревность, а я добиваюсь неотразимости.  А у

Жанны тело --источник изящества! (Жанна приподнимает юбку) Да, да, приблизительно

 так.
Смазников. Мы остановились на том очевидном факте, что здесь нет таких мужчин.

Лев Валерьянович. Что это ещё за очевидность?

Смазников.  Не мешай!  Ты говоришь: здесь нет таких мужчин! И теперь как-то

логично удивиться мне.  Да, мы упустили, что уже представились друг другу. Я

говорю: Жанна, но я уже вижу много мужчин в вашем городе.

Жанна. Ну, что вы, разве это мужчины! Провинциальные индюки!

Смазников. Неужели, индюки?
               
Жанна.   Да, если представить, что они о себе думают! Провинция.  Конкуренции-то

 нет.

(Лев Валерьянович  вскакивает с места, но  под взглядом Анны Фёдоровны, садится)

 
Смазников.  Жанна, я не понимаю, что такого особенного в нас, москвичах? 
               
Жанна.   Трудно объяснить, но у вас, какая-то иная, аура.  Это так  пронзает!

Даже, с непривычки, перехватывает дыхание.

Анна Фёдоровна. После таких слов надо дружески посмеяться, смягчить.   
               
Лев Валерьянович. (вдруг) Значит, по московской версии, я индюк!

Жанна. Да, причём тут версия. Ой, прости, я не то хотела сказать.

Анна Фёдоровна. Не отвлекаем!

Смазников.  Но, собираясь сюда, я посмотрел статистику вашего города: процент

разводов значительно меньше московского.
               
Жанна.  Потому что, нет смысла одного козла менять на другого.

Смазников. Вы говорили – индюка.

Жанна.  Но это у нас холостые – индюки, а женатые, те, вообще, -- козлы.  Даже

нет желания здесь выходить замуж.   (Лев Валерьянович передёргивается в позе)

Лев Велерьяновичь. Так я -- Козёл?!

Анна  Фёдоровна. Не мешай! 
               
Смазников. Так вы, абсолютно свободная девушка?

Жанна. Абсолютно!

Смазников. Невероятно!

Жанна.   А чего невероятного: если вы замечали, мужики в мелких городах бояться

красивых женщин.
               
Смазников. Но это не лишено инстинкта самосохранения.  Красивые женщины –

роковые.

Жанна.  Думаю, не все: умная женщина не хочет быть роковой, она желает простого

 человеческого счастья.

Смазников.  Ну, счастье, вообще, редкая штука.

Анна Фёдоровна. Василий Иванович, не надо утяжелять философией.

Смазников. Забылся. Посочувствовал себя  козлом. Почему-то устал быть москвичом:

 не знаю, что говорить дальше.  Видимо, быть москвичом непросто.

Жанна.  Казаться всегда труднее, чем быть.

Анна Фёдоровна. Вот это мысль.  Жанна, я не ожидала.
               
Смазников. Жанна, вообще, умница. Я уже мечтаю переманить её к нам.

Анна Фёдоровна.  Несправедливо, что ей не везёт в семейной жизни.

Жанна. А кому везёт? Приведите пример.
               
Анна Фёдоровна.  Ну…
               
Смазников.   Что ж, разрабатываем дальнейшую стратегию. Конечно, если Жанна не

 против, хорошо бы завести его  к ней. Жанна ты живёшь с мамой?
               
Жанна. Да.

Анна Фёдоровна. Хорошая идея.  Как?

Смазников.  Надо расхаять местную казённую пищу. И предложить домашнюю

альтернативу. Прикормить.

Лев Валерьянович. (ему стало «наплевать»)  И припоить!
               
Анна Фёдоровна. Лев Валерьянович, что с вами? 
               
Лев Валерьянович.  А с вами?

Анна Фёдоровна.  Вы против проекта? У вас есть более радикальные предложения?

Лев Валерьянович. Да.  Я предлагаю плюнуть на всё!  Будь, что будет.
               
Анна Фёдоровна.  Я уже сейчас могу сказать, что будет – тебя посадят!

Лев Валерьянович.   Намекаете на парк, который я пустил под застройку? Так это –

 звонок (жест) оттуда.

Смазников. Звонок – это воздух.  Нет ничего важнее бумаги! Не так всё в рифму!

Так что, раздели, пожалуйста, с нами шанс выкрутиться.
               
Лев Валерьянович.  Я просто не верю, что столь блистательного москвича, можно

ошеломить Жанной. Тоже мне, фейерверк!

Жанна.  Это ты, мне!

Анна Фёдоровна. Лев Валерьянович, угомонись, или я приму меры. Мы понимаем

сложность:  Всё-таки, москвич из министерства, его на мякине…   Нам, хотя бы,

как-то смягчить. Правда, есть практическая надежда, что умные мужики,  бывают,

 ещё такими сказочными дураками, но надо вместо мозга им включить гормоны.
               
                Картина третья.
( помещение архива; Жанна с Ириной общаются через перегородку) 
               
Ирина. Представляешь, он говорит: я человек деловой, во всём люблю ясность, и

предлагаю расставить все точки над «и».  А я говорю: ну и? А он: видишь ли, мы с

 женой вместе восемь лет, даже ребёнок, скорее всего, мой…
               
(входит Лев Валерьянович)
               
Лев Валерьянович. (удивлён и недоволен присутствием подруги; нарочито ей в лицо,

 с иронией) Здравствуйте! Вы тоже за документами, тогда я за вами.

Ирина.  Да, ладно, ухожу.

Лев Валерьянович. Умница, с меня пирожок.  (подруга выходит)

Жанна.  Чего это ты такой весёлый?

Лев Валерьянович. От встречи с тобой!
               
Жанна. Тоже мне, повод. 
               
Лев Валерьянович. То есть, мне уже нет смысла радоваться?

Жанна.  (хмуро) Угадал.

Лев Валерьянович. Я ещё вчера заметил, что ты меня избегаешь. Хоть объясни.
               
Жанна.  Избегаю. Объяснять-то зачем?
               
Лев Валерьянович.  Всё-таки, неожиданность.

Жанна.   А чего ты ожидал, безумной любви?  Я завязала с безумием. 
               
Лев Валерьянович. Должен же, быть повод.  Неужели – репетиция? 
               
Жанна. Ну, если только назвать репетицией наши с тобой отношения. Видишь ли, я не

 понимаю теперь, почему пустилась в этот роман, наверное,  дуре хотелось любви, а

 ты, всё же, довольно симпатичен.

Лев Валерьянович. А разве я…

Жанна.  Не смеши меня. Помнишь, ты завёз меня в загородный ресторан: через столик

 сидела парочка. Он – мой одноклассник, мы целовались всю ночь выпускного бала. Я

 его, что говорить, любила с седьмого класса.  Он женился, и перестал обращать на

 меня внимание при случайных встречах.  Я позавидовала его жене, – какой верный!

 И вот он увидел меня  с  женатым.  И вчера подкараулил  у моего дома.   Ты не

представляешь, как мне стало противно!
               
Лев  Валерьянович. Но я же не могу бросить жену с ребёнком!

Жанна. Ты даже ничего не понял.  Все ваши чувства – как раз, фейерверк. А мне

двадцать семь.

(заглядывает подруга)
               
Ирина. А, вы ещё не взяли документ?
               
Жанна. Заходи, он уходит. (Л.В. молча, удаляется)

Ирина. Ну, так вот, он говорит: надо составить план… ты плачешь? Он тебя обидел?

Лев Валерьянович. Нет, не он.

Ирина.  А кто?

Жанна.  Я, сама себя.
 
Ирина. Сочувствую.

Жанна. А я тебе.

Ирина. Мне?

Жанна. Но ведь ты тоже крутишь с женатиком. 
 
Ирина. Мне так забавней.               
                Картина четвёртая.               
( вокзал; ближе ко входу в зал ожидания стоит Жанна, в руке держит плакатик со

словом «администрация»; входит Фигин, он выглядит усталым, разбитым дорогой,

 стариком, неуверенно подходит к Жанне) 
               
Фигин. (пытаясь спросить)  Прошу извинить…   
               
Жанна.   Простите, гражданин, вы мне мешаете, загораживаете меня, а я встречаю…
               
Фигин.  (слегка отступил) А так, не загораживаю?

Жанна.  Так, спасибо, нет.  (Фигин стоит в наблюдательном ожидании; проходит

 минута- другая)

Фигтн. Простите ещё раз…  Но как долго мне вас не загораживать?

Жанна. Не надо меня загораживать: меня надо видеть.

Фигин. Да, вас приятно видеть, а мы, старики, уже только загораживаем видение.

Представляете, какая отвратительная функция!

Жанна. Вы, простите, мешаете.

Фигин. Увы. Но позвольте мне хоть издали наблюдать вашу необыкновенность. Я про

 красоту.
               
Жанна. Я, пожалуйста, ещё раз прошу не мешать!   
               
Фигин. Чему? Да, я как-то меньше мешал, когда был моложе.  А теперь – все ждут

 принца на белой кобыле, а не меня, в мыле!
               
Жанна. Не надо  мне говорить в рифму: я  отвлекаюсь… надо говорить, на белом

коне.

Финин.  На белом коне, не выпало мне.

Жанна. А если без рифм?

Фигин. Но это, смотря, какой принц.  Если он, к примеру, бухгалтер, как я…

( Жанна замерла в догадке, но засомневалась)

Жанна.  (холодно) Вы?  Но вы не походите под описание…
               
Фигин. Ах, описание! Ну, по описанию,  я прелесть:  молодой и красивый, а в

жизни, уж какой есть.

Жанна. Так вы…

Фигин.  Прошу прощения за то, что не так сладко выгляжу, по сравнению с тем, на

которого рассчитывалось ваше изящество.  Но, кажется, увы, вам придётся встречать

 именно меня.  Я к вам с инспекцией…  Ну, конечно, тот красив и молод…  мне так

 не восхитить... Ох, куда мне!

Жанна.  (она, поняв, улыбнулась) Тогда другое дело.

Фигин.  Вы так удивительно улыбнулись, неужели это мне?   
               
Жанна.  Вы не поверите, но эту улыбку я репетировала, улыбаясь котёнку. Однако

 мне приятней встречать вас, чем вычурного красавца. Не так смертельно напрягает.
 
Фигин. Как!  Вы улыбались котёнку! Тренингом! Какая прелесть! Рад, что уже никого

 не напрягаю красотой. (хохочет)
               
Жанна.  (улыбаясь) Но вы приятны без излишеств.

Фигин.  Как сказано! Я эти слова буду писать в анкетах. Услышав такое, можно ни о

 чём не жалеть. Вы словно рады встрече.

Жанна. Почему словно, я рада, безусловно: вы симпатичный человек.

Фигин. Не знаю почему, но предисловие мне нравится: я предчувствую человеческую

откровенность.  Ведь вас, судя по  изяществу, выбрали для миссии.   
               
Старо, как мир. (она расхохоталась; он, глядя на неё; на них стали оглядываться).

 Жигин.  Степан Ильич Фигин.

 Жанна.  Жанна.
               
Фигин. Давно я так по-человечески не хохотал.  Вы просто милы. Жаль, конечно, что

 пропали, наверняка заготовленные, комплименты.  Надо же, улыбались котёнку!

    Это серьёзно, это говорит о том, как грешен мир.
               
Жанна.  Да, я намеривалась сказать, что от вас исходят необыкновенные столичные

флюиды.

Фигин. Как? Флюиды?  (они снова зашлись смехом)  Фу, пока ничего не говорите,

 дайте  дойти до места.   Конечно, обидно, что от меня уже никаких флюидов. С

другой стороны, ну и что я бы делал с этими флюидами? (смеются)    А впрочем,

 жаль: сейчас бы хоть немного этих флюид.
               
Жанна.  Но, какие-то, есть. Я же чувствую.

Фигин. Какие? Есть? Вы не утешаете? (заразительно смеётся, заражает смехом Жанну)

 А я уж, думал…  Всё, молчим. 
               
Жанна.   Тогда молчим до гостиницы.

Фигин.   Но там поговорим.  А до встречи с вами, я мечтал только отдохнуть от

дороги. Вы меня просто реанимировали.
               
Жанна. Не расслабляйтесь – начальство мне запланировало ещё кормить вас домашней

 пищей, предварительно максимально запугав казённой едой.  Стойте! 
               
Фигин. Стою! Какое наслаждение подчиняться вашей команде. Хотя лучше присядем,

 подумаем… вот на скамеечку. (присаживаются)

Жанна.  Нет, стойте, не в смысле, стоять.  Мне кажется, вы тот человек, с которым

 завтра можно сходить в цирк. Гастролирует московский. Моя главная задача: вас

 очаровать.

Фигин. Вау! Вы не путаете? Очаровать?  А я, дурень, ещё не хотел ехать!

Жанна. Всё! Я серьёзно.  Как вы относитесь к цирку?

Фигин. (успокаивая смех) Серьёзный вопрос требует  серьёзного ответа. Как я

отношусь к цирку?  Риторический вопрос.         
               
Жанна. Не виляйте перед девушкой.

Фигин.  Ну, если вы запрещаете мне вилять, то в  цирке был как-то раз, тоже в

командировке. Я почему-то никогда не смеюсь над клоунами – я за них переживаю.

Самая опасная профессия. Чуть что не так – и зал не засмеётся! Всё прочее –

ловкость, а клоуны – дар свыше.  Там можно сломаться внутри. Миг непредсказуем.

Жанна.  Ради таких слов хочется родиться клоуном.
               
Фигин. Я бы не хотел – это было бы чересчурной смелостью, а я трус.

Жанна. Трус?  Серьёзно?

Фигтн. Но вы же, запретили мне вилять.  Я впервые вынужден говорить правду.

Жанна. Но вы же, не боитесь быть ревизором.

Фигин. Боюсь.  Но что делать? Вы,  Жанночка, не представляете, как воруют! 
               
Жанна. Догадываюсь.  Ведь кругом строят такие дворцы и замки, где одной охраны не

 сосчитать.

Фигин. Вот и ответ. Однако чую, у вас подробная инструкция.  Давайте разыграем

 все пункты.
 
Жанна.  Давайте, я-то, всего лишь заведую архивом. 
               
Фигин. Играем?

Жанна. Играем!
               
Фигин. А почему мы всё ещё на вы?

Жанна. Но вы же, такая  важная персона.
   
Фигин.  Ну, да помню, я -- аналог котёнка. Ещё никогда я не был так близок к

кошачим.   А что, я бы с наслаждением пожил котёнком: такая к ним любовь, не то,

 что к ревизорам.

Жанна. Вот бы слышало начальство, какие у нас слова – любовь.

Фигин. Не представляете, как давно такого не случалось на языке.

Жанна. Вы же, предлагали – на  «ты».

Фигин. Да, прости меня девочка Жанна. Такое впечатление, что я уже всё знаю об

этом городе.
               
                Картина пятая.
               
( Фигин сидит на скамейке с Жанной в парке перед рекой)
Фигин. Какая прелестная тишина.  Это от плавной воды.  От сосен. От вас.

Жанна. Я вырабатываю тишину?

Фигин.  Вы вырабатываете очарование, согласно начальством поставленной задачи. Вы

 же, обязаны  придерживаться инструкции? И это вам удаётся.

Жанна.  Не знала, что бывают такие приятные обязанности. А чему придерживаетесь

 вы? 
               
Фигин. Ох! Я старости.

Жанна. Ну, что вы такое говорите!

Фигин.  Правду. Последнее время я говорю правду.  Это верный  признак старости.

  Терять-то нечего.
               
Жанна.  А раньше, врали? 
               
Фигтн.  Врал. Ещё как!  Карьера обязывает.  Как  теперь говорится, фильтровал

базар. Карьера, Жанночка, это цепь. Зато теперь я не сосредоточен. Обретаю

счастье быть собой.  Так что, старость – это подарок, хоть и последний. Это

независимость от инструкций. И прочее. Ведь практически, уже всё…

Жанна. Вы так соблазнительно о старости, что хочется постареть.

( они хохочут)
               
Фигин. Зато быть независимей в суждениях в молодости, это, как говорится, круто.

То есть, круче и восхитительней, но трудней. Впрочем, быть личностью неплохо бы

 всегда.               
Жанна. Значит врали?

Фигин. Ох, врал! То есть, привирал. Как  было без этого перед красотками с моей

 фигурой.  Это сейчас в этом, наконец, отпала необходимость.
               
Жанна.  Мне непонятно, как выглядел обман.
               
Фигин.  Нет, я обманывал не фактами, а тем, что пытался выглядеть умнее, смелее,

 остроумней, и даже намного выше ростом.

Жанна. Так это не ложь.

Фигин. Ложь, ложь,  раз ты не такой.    
                15.               
Жанна. Жену вы тоже взяли обманом?

Фигин. Жену я взял плохим знанием английского: она мне помогла кое-что перевести.

 А я решил, что чем мучиться с английским, лучше жениться. То есть, я поступил

относительно честно.  Обрати внимание, как на нас смотрят? Вот что значит

маленький город. В их глазах – красавица и старик.

Жанна. Не такая уж, я красавица, и не такой уж, вы старик.

Фигин. Нет, это факт.  Я нагрузка к твоей молодости. Но меня это уже не морочит.
               
Жанна. Уж,  такая работа?( смеются)

Фигин. А вы не боитесь сплетен?

Жанна.  Нет, здесь сплетни, как воздух: без них никак.  Это форма провинциальной

жизни. 
               
Фигин. Не поверите, но меня интригует такая форма существования. Очевидно,

 сплетни здесь заменяет театр.

Жанна. В основном, это источник информации: ведь газеты врут.

Фигин. Да, газетам, нынче, далеко  до истины, то есть, до сплетен.   Я смотрю:

край парка вырубают под стройку.

Жанна. И дальше, где замкообразные  коттеджи, тоже был парк.

Фигин. Печально, горько, необратимо. Даже мне больно, постороннему.
               
Жанна. А каково нам, но бандиты были сильнее, да и теперь…   

Фигин. Самое страшное: так не только у вас, с девяностых.
               
Жанна.  А долго так  будет?

Фигин.  Пока не придут настоящие люди.

Жанна. Пенсионеры, которым нечего терять?

Фигин.  Как язва, ты тоже прелесть. 
               
Жанна. Я же обязана вскружить вам хоть чем-то голову.
               
Фигтн.  Мне? Вскружить голову! (хохочет) А что? Было бы здорово!

Жанна. (играя обиду) Так, значит, вы не видите во мне…

Фигин. Нет, нет: я не вижу в себе… Что печальней.

Жанна. А вот, влюблю вас в себя, и начну вами крутить!
               
Фигин. (хохочет) Пощади, уморишь! Или это план «Б»?

Жанна. Какой ещё план «Б»?

Фигин. Уморить до инфаркта.

Жанна. Значит, смеяться больше не будем, и в цирк не идём? И что мне прикажите с

 вами делать?

Фигин. Вот, так,  пожалуйста, поофициальней! (закатывается в смехе)
               
                Картина пятая.
(квартира Жанны; за обеденным столом сидят Фигин, Жанна, Елена Владимировна)

Фигин. Как же, Елена Владимировна мне потом отвыкать от вашей кулинарии. Лет

несколько пища не приносила мне такого удовольствия. 
               
Елена.  Но в Москве же, рестораны.

Фигин. Никогда не чувствовал себя уютно в ресторанах: лучше уж чего-нибудь


сварганю сам. Но, конечно, простое, примитивное. У вас-то не блюда – шедевры.

Елена Вл.  Как обычно. Вот, ушла по выслуге на пенсию, так надо чем-то себя

занять, так сказать, совершенствуюсь.

Фигин.  А почему по выслуге?
               
Елена В. Тяжело стало: не школа, а рассадник криминала. Всем заправляют сыночки

 бандитов. Сладу нет. Плюнула.
               
Фигин. Следы девяностых.   А городок прелесть: река, церковь, сосновый бор, и –

 тишина. После Москвы, я словно расстегнул тесные одежды.
   
Елена Влад. А ещё у нас был бор огромных голубых елей.  Теперь там коттеджи

бандитов.

Фигин. Горько.
               
Жанна.  А народ в Москву рвётся.
               
Фигин. А вы?
               
Жанна. Я, нет, устала я там за неделю, отдыхая в отпуске. Там какая-то

заведённость: все будто под допингом. Нет, не тянет. 
               
Елена В. А чему вы ржали, как помешанные, когда я была на кухне?
               
Фигин.  Жанна рассказывала, как они режиссировали встречу со мной.

Елена В. А-а.  Она мне говорила. Надо же, чего надумали! Боюсь спросить, а почему

 вы готовите себе сами?
               
Фигин. Овдовел  четыре года назад.

Елена В. Соболезную. А дети?

Фигин. Дочь, на червонец старше вашей Жанны. В Америке. Выдал замуж, как отрезал.

Елена В. Что значит, отрезал?

Фигин. Зять не по мне. Он хороший муж, отец внукам, но он, как робот с правильной

 программой. А я люблю всё настоящее, с задоринкой.  Как-то на выставке купил

картину: васильки.  Девочка- инвалид рисовала лёжа. А посмотришь – хочется

жить.  Гениальность.
                Так вот однажды прилетела дочь; её соседка вызвала, когда меня скорая увезла. И

всего-то аппендицит.  Так, вот, взглянула она на картину и заплакала.   А я всё

понял. И она поняла, что живёт с роботом. Ну, что теперь.

Елена В. Ой, я вас на грусть повернула. 
               
Фигин.  Грусть тоже необходима для полноты ощущений.

Елена В. Да, а как вы с Жанной сходили в цирк?

Фигин. Великолепно: там всё  весело. Люблю энергетику.

Жанна. Но, мам, представляешь: Степана Ильича веселит всё, кроме клоунов.

Фигин.  Да, мне смешны все участники цирка: это прелесть, как они себя подают,

что о себе думают. А за клоунов я сильно переживаю: они, как разведчики чувств.
               
Елена В.  Надо же, я никогда так не думала про клоунов: они же валяют дурака.
               
Фигин.  Не простое занятие: делать других как бы дураками. Ведь им, в тот момент,

 надо добиться именно этого.

Елена В.  Нас власть делает дураками, и совсем не грустит.

Фигин.   Зачем им грусть. Грусть – это понимание!

Елена В.  Интересно, как они там москвичам глядят в глаза? 
               
Фигин.    Всё просто: они не глядят.  Консервируются в дорогих лимузинах.
               
Елена В.  Ну их, вот попробуйте эти пирожки – черника с клюковкой.
               
Фигин. (пробует) Есть опасение, что мне нынче не подняться из-за стола.
               
Елена В.  И подниматься не надо: сегодня у меня новая программа десерта, а

завтра, по случаю пятницы, вообще, программирую алкоголь. Настойки.

Фигин.  Хочется посмотреть насколько я буйный при опьянении?

Елена В. Не верю: Кто пьяный дурак, тот и трезвый не настолько умён. У меня муж

был умница,  Жанкин отец.  Юрист. Водку пил как воду, как большинство коллег.  Но

 я ни разу не наблюдала в нём умственных замутнений. Всегда понимал, что его

 убьют.  У нас и сейчас рай для бандитов, а уж что при Ельцине было…

Фигин. В Москве получше стало:  везде камеры, но бывает… 
               
Жанна. А знаете, Степан Ильич, да бросьте вы эту Москву, переезжайте сюда. В
 
гости к нам будете ходить.
               
Фигин. А что, заманчивая мысль; вот ещё немного поработаю, да и подумаю.

Елена В. И подумайте! А я ещё не такие пироги заверну: я этих рецептов

навыдумывала.   А как приятно блеснуть перед понимающим человеком!

 Фигин. Что ж, буду думать, думать, думать… 
               
Елена Владимировна. Приезжайте хоть в гости; хорошо с вами: и весело, и как-то

 просто. А ведь хочется человеческого общения.

Фигин.  Спасибо, девочки, спасибо.  Я словно опять пожил семьёй: уравновесил

 душу.

Жанна. Степан Ильич, вот вы сказали: хочется настоящего, а что значит настоящее в

 человеке?
               
Фигин. Ну, подловила! Придётся отвечать. (думает) А знаешь, вот мы с тобой сидели

 у реки. Как тихо, прелестно она текла: рядом с настоящим человеком -- также.

    Хотя, не знаю: то ли я хотел сказать; наверное, должно быть что-то ещё:

какая-то непредсказуемость мгновенья.  Фу, запутался!  Знаешь, у меня раньше был

 друг, его не стало,  я всегда ощущал его, как самую верную опору. Он, чуть что,

 крыл меня отборным матом. Других слов он в таких, сложных для меня случаях,

 почти не употреблял.      
               
Жанна. И долго он вас так материл?

Фигин. Пока у меня  не прояснялась в голове.
               
Ж. (лукаво) Это пример настоящего?

Фигин.  Стопроцентно! ( оба смются)

Жанна.Стало быть, надо учить мат.

Фигин. Вообще –то, Елена Владимировна, хочу пожаловаться: Жанна никак не хочет

обращаться ко мне на «ты». А я в уме принимаю её за дочь: у неё точно такая же

 смелая хитринка. Я их почти путаю.

Жанна. Тогда, Степан Ильич, ты должен быть также на «ты» с моей мамой.

Фигин. Это я машинально. Девчонки, это что у вас за гитара. Висит.

Жанна. Папина.

Фигин. А дайте, спою. Даже, не знаю:  чего это я.

Елена. В. О, пожалуйста! (снимает гитару, подаёт)

Финин. (потрогав струны)
               
Я хотел высоко смотреть,
Я куда-то хотел лететь.
Меня птичья манила даль,
Мы же все, ей приносим дань.

Мы мечтой озаряем лбы,
Чтоб внутри нас таился свет.
Но вокруг небольшая быль,
Где свободного места нет.

Я бы жизнь сократил на треть,
Чтобы чувствовать жизни зной.
Чтобы море перелететь,
И остаться самим собой.

                20.               
Всё случилось,  как я хотел,               
Значит, всё-таки, счастье есть.
Вот я море перелетел.
Но какая-то в этом месть.

Елена.  Как трогательно!

Жанна. Как просто!  Чудесно.  Но немного печально.

                Картина шестая.

(архив; Жанна перебирает какие-то документы; с внешней стороны перегородки
               
стоит Лев Валерьянович)
               
Лев.Валерьянович.   Но выслушать-то меня можно! 
               
Жанна.      Слышу.
Лев В.   Значит, я тебя перестал устраивать?

Жанна.    А с чего ты решил, что устраивал меня раньше?   
               
Лев В.  Как?  Мы же…

Жанна.    И что?
               
Лев В.  А если я разведусь?! 

Жанна.    Зачем?   Тебе придётся искать другую работу, а что ты можешь делать?

Мне даже интересно, кем ты себя можешь представить? Мне кажется, ты – никто.
               
Лев В. Не делай из меня клоуна!

Жанна.   Клоуном ты не потянешь, клоуну надо иметь талант. Так что, не льсти

себе.

Лев В. А тебя теперь не узнать.  Это влияние старикана? Тебя видели с ним весело

 гуляющими по берегу!
 
Жанна. Надо же, какая новость!
               
Лев В. Жанник, но прости меня, но я извёлся. Я готов на всё!

Жанна.     Как звучит!
               
Лев В.  Значит, издеваешься.  Под старикашку легла!      
               
Ж.   (тихо) А, ну, пошёл вон.

Лев В. Ещё пожалеешь.  (вышел, появилась подруга)
               
Ирина.  Поругались?

Жанна.  Да нет.  Не о чем ругаться.

Ирина.   То есть, ты с ним завязала?

Жанна.  Допустим.
               
Ирина.   Слухи, что ты теперь с приезжим…. Но я только то, что слышу…
               
Жанна.   Знаешь, а он настоящий.

Ирина. Понятно.
               
Жанна.  Скажи, что тебе понятно? Его дочь старше меня на десять лет.

Ирина. Ну, мало ли.
               
Жанна. Ирин, не своди меня с ума.   Но я бы была рада, называть его отчимом. И

маме он нравится.
               
Ирина.  Ну, и?

Жанна.  Что, и?  Ничего не и.  Просто приятно общаться с таким человеком. Возле

 него, словно другой воздух.
               
Ирина.   Какой воздух?

Жанна.  Боже мой, -- атмосферный!
               
                Картина седьмая.

(тоже помещение, что и в первой картине; в сборе все, кроме Жанны; на главном 
               
месте сидит Фигин;  он, молча, пристально смотрит на всех; молчание затягивается)

Фигин. Скажите, господа: что вы поняли из того, о чём я не говорю?

( все продолжают молчать) Ответить крайне важно для вас.

Лев Валерьянович. Мы больше так не будем.

Фигин. Будете. Но, может быть, в пределах нравственных ограничений. Вы такие же

чиновники, как  в других, оставленных Богом, городах. Важно, изменится ли степень

 надменного безразличия к будущему родных мест. А какие здесь места,
               
этот воздух тихой реки хочется вдыхать. Это уже редкость. В Москве, для примера,

 не хочется ничего вдыхать. Эх, Господа, вы же почти всё понимаете…

но вам наплевать на будущее своих детей, на вечную их душу. Свою-то вы уже

продали, тому, кому продают душу. Я понимаю: бандиты надавили деньгами, да и

припугнули в случае сопротивления. И вам не вспомнилось, что вы, всё-таки,

власть. То есть надежда тех, кто вас выбрал. Вы поддались. У вас не было чувств.

 Это нередкое свойство чиновников. Как можно отдать прибрежный парк под

уничтожение? А ещё говорят, были голубые ели, посаженные десятки лет назад. Вы

пусты господа, вы никто. Докажите, что я неправ – остановите вырубку парка! Или

вам не больно?

Смазников. Больно. Но девяностые…

Фигин. Это я понимаю. Но теперь-то, можно и что-то проявить, как власть.

На вас возлагалось усилие, так проявите характер. Да, если бы пять лет назад,

сюда приехал я, а не тот, кого вы нынче радостно ждали. Ели бы ещё росли.

Лев Валерьянович. Голубые ели -- это до нас.

Анна Фёдоровна. Не вертись, как уж на сковородке! Лучше сознаться по-человечески.

Финин. У меня, господа, одно условие.

Лев Валеоьянович. (подобострастно) Мы слушаем!

Фигин. Вы немедленно прекращаете строить и губить парк.  Немедленно! А я за это

закрываю глаза, на ваши более мелкие, как бы ошибки. Да вот ещё что: я не должен

 этого говорить, но за оказанный приём, скажу. Недели через три-четыре сюда, по

 материалам доноса, выезжает федеральная прокуратура. Мои-то полномочия

ограничены. Так что поторопитесь всё исправить. Прощайте, господа.

Смазников. Мы  исправим свои ошибки. Спасибо  Вам за шанс.

Фигин.  Вы считаете это ошибками?  Продуманными…. Прощайте, но помните, что

 за перед вами народ.               
               
                Картина восьмая.
(вокзал, в зале ожидания Степан Ильич, Жанна, Елена Владимировна)

Елена В. Пирожки ешьте сразу, они ещё горячие. (подаёт пакет)
               
Степ. И.  Ну, куда столько. Тут за неделю не осилить.
   
               
Елена В.  Горячие только пирожки, а курицу скушаете дома: я её коптила по особому

 рецепту, для длительного хранения.

Степ. И. Спасибо. То, что не сумею съесть, буду хранить, как память о вас. У нас

 ещё есть время, посидим.

Жанна.  Вы из-за меня так мягко обошлись с чиновниками? 
               
Степ. И. (задумавшись) Знаешь, что обидно: всероссийский шаблон мышления. Схема

 нечестного лукавого поведения. Захотелось мне, старому дураку, пробудить их

совесть. Впрочем, не совесть, но хоть какую-нибудь тревогу за будущее. Но вряд ли

 пробудил.  Так стало обидно за парк, за гибель вашего папы, что решил шевельнуть

 их прокурорами. Пугнуть визитом.

Жанна. Раскрыли секрет.

Степан. И. Никто не приедет. Но как мгновенно сжались их лица! Пожалуй, это мой

 единственный результат. Это сомнение в прежней безнаказанности? Впрочем, в

прежней ли?

Жанна. Так будет, пока не придут настоящие?
               
Степан Ильич. Пока….  А что если вам, Елена Владимировна, прокатиться со мной. Я

 вам Москву покажу, по-человечески, а не как экскурсоводы. Соглашайтесь! У меня
               
квартира трёхкомнатная: есть, где пожить.  Конечно бы, и с Жанночкой, если  её

отпустят.  Я бы был очень рад. И почему мы раньше это не обсудили?
               
Жанна. А что – соблазнительно. А в квартире есть гитара?
               
Степан И.  Разумеется. А если я сейчас позвоню, попрошу, чтобы тебе оформили

отпуск? Чего нам стоит?
               
Жанна. Даже не знаю.
 
(он достаёт мобильник, звонит)

Степан Иьич. Василий Иванович, дорогой, нельзя ли  Жанне немедленно оформить отпуск.

 Да, я прошу. Премного благодарен.

Жанна. Отпустили? 
               
Степан Иьич. Да. Так, этот поезд пропускаем. Сколько нужно на сборы? До

следующего целых четыре часа.
               
Елена Владимировна. Вы меня ошеломили. Всё так внезапно.
               
Степан И. Внезапность – мой принцип, я же, всё-таки ревизор.

Елена В. Вы, всё-таки, опасный мужчина: так мгновенно всё повернуть! Представляю,

 каким внезапным вы были в молодости.
               
Степан Ильич. В молодости я себя сдерживал изо всех сил. А вот, теперь, могу себе

 позволить!

Жанна. По-моему, тебя тянет этим похвастать.

Степан Иьич. Наконец-то, обратилась ко мне на «ты»! Дорогие, мама и дочка,

девочки, не представляете, как мне сейчас приятно.
               
                Конец.